О волонтерстве как о распространенном феномене я впервые узнала из многочисленных американских романов, которые в 60-е годы поглощала ради погружения в стихию английского языка. А с настоящим волонтерством познакомилась тридцатью годами позже – и тоже не в родных пенатах.

В 1990-м я провела два месяца в качестве professor in residence в Колледже Святой Софии в Университете Сиднея в Австралии. Поскольку подобной практики научного и культурного взаимодействия у нас нет, поясню, что это значило в моем случае. Университет Сиднея устроен на английский манер – он состоит из независимых колледжей, принадлежность к которым не связана со специальностью студента. В колледже живут, общаются, участвуют в разного рода командах и объединениях – кто-то выпускает газету, кто-то отвечает за бейсбольную команду или команду студентов, соревнующихся в ораторском искусстве, кто-то возглавляет группу, которая помогает приюту для инвалидов, и т.д.

В результате выпускники колледжа вне зависимости от профессии (во всяком случае, те из них, кто живет в Сиднее или поблизости) сохраняют живую связь друг с другом и через десятилетия после окончания обучения.

«Проживающий профессор» приглашается именно для участия в общей жизни колледжа. Например, ко мне приходила консультироваться девушка-виолончелистка, желавшая учиться в Москве у Наталии Гутман, – и я везла в Москву ее рекомендательное письмо. Наша аспирантка Джейн занималась историей марксизма; другой аспирант, с которым мы потом много лет переписывались, интересовался семиотикой применительно к денежному обращению.

Колледж Святой Софии был католическим и женским – его возглавляла мать настоятельница д-р Мэри Шанахан, с которой мы подружились, так что потом она гостила у нас в Москве. Ей я обязана жизненным опытом, который в ином случае я едва ли сумела бы приобрести. В частности, именно Мэри познакомила меня с несколькими бывшими выпускницами и профессорами в отставке, которые бывали приглашены в колледж на ланч, на еженедельный торжественный обед или на послеобеденный чай.

Это были преимущественно дамы средних лет и постарше. Подтянутые и энергичные, скромно одетые; некоторые из них работали, иные уже были на пенсии, но при этом явно не бездельничали. Одна из давних выпускниц, Кэтрин, совершенно седая женщина с фигурой гимнастки, узнав, что у меня нет своей машины, спросила, что я успела повидать. Естественно, что я видела только ту часть города, которая для меня была в пределах досягаемости с помощью автобуса и отчасти парома.

Через два дня мы уже ехали в машине Кэтрин по живописным районам Северного Сиднея, о красотах которых я даже не подозревала. Замечу, что дело вовсе не в моем провинциализме – в отличие, например, от Лондона и тем более Парижа Сидней именно как город ближе к какому-нибудь Лос-Анджелесу – во-первых, в нем много улиц, не рассчитанных на пешеходов (у обычного обитателя Сиднея есть машина); во-вторых, именно как городской организм Сидней не отличается единством; скорее, это несколько разных и почти самодостаточных городов. Метро в 1990-м считалось не вполне безопасным местом для молодых женщин; такси было дешевым – но на нем ездили в знаменитый театр и из театра, а не на прогулки.

По дороге Кэтрин рассказала мне, что она хорошо знает весь город как волонтер организации «Meals on thе wheels», то есть «Еда на колесах». Задачи организации – не просто накормить пожилых и одиноких, потому что еда в Австралии – по крайней мере тогда – была откровенно дешева, но прежде всего поддержать контакт с теми, у кого нет близких. «Понимаете, – сказала Кэтрин, – нередко это единственный способ убедиться в том, что эти люди вообще живы».

Кэтрин остановила машину на берегу небольшого озера, вытащила из багажника корзинку для пикника, термос и все, что положено. Я достала из своего рюкзака сэндвичи, которыми меня заботливо снабдила наш повар Брукс, поскольку в столовой колледжа полагалось предупреждать,что я не вернусь на ланч. Пока мы ели, я думала о том, что внимание, оказанное мне Кэтрин, относится не столько ко мне персонально, сколько ко мне как к вообще человеку, оказавшемуся в чужой стране. Но ведь такая жизненная позиция имеет своей основой не просто доброту, а априорное приятие Другого! Волонтерство как готовность условно сильного (Кэтрин было, я думаю, под 70) помочь любому нуждающемуся – а значит, слабому, предполагает некое чувство своей общности с Другим как с Ты.

Разные варианты волонтерства я наблюдала в том же Сиднее, а позже в Лондоне, Эдинбурге, Копенгагене.

В Сиднее я случайно забрела в маленькую лавочку под вывеской «Saint Vincent de Paul». Это оказался один из многочисленных благотворительных секонд-хэндов. Обычно там работают пожилые улыбчивые дамы, которые поблагодарят вас за покупку не в соответствии с кодексом продавца, а искренне – согласно девизу общества Saint Vincent de Paul. Девиз этот стоит того, чтобы здесь его привести:

«Каждая семья и каждый человек заслуживают нашего уважения. Поэтому мы помогаем и поддерживаем всех – и семейство, пытающееся свести концы с концами, и одинокого пенсионера, и отчаявшуюся женщину, которая стремится избавиться от насилия в семье. Наша цель – не просто облегчить жизнь отдельного человека – мы хотим научить всех страждущих разным умениям и воспитать в них то самоуважение, которое ведет к успеху. Община Сен-Венсан де Поль помогает людям избавиться от отчаяния и обрести чувство собственного достоинства и надежду».

Saint Vincent de Paul – лишь одна из организаций, основанных на массовом волонтерстве. Волонтеров многих подобных организаций, собравшихся под одной крышей, мне довелось наблюдать в Эдинбурге, куда я попала в конце ноября, в период предрождественских благотворительных базаров.

Фонд «За здоровое сердце», «Поможем детям, больным раком», «За крепкую семью», «Боремся с лейкемией» и т. д. – эти и подобные организации были представлены в изысканном помещении, функционально эквивалентном нашему Колонному залу – так называемой «Ассамблее» – людьми всех возрастов и, видимо, разнообразных занятий.

Молодые веселые ребята продали мне за совершеннейшие гроши отличную, хоть и не новую посуду для микроволновки (десять лет назад в Москве этой посуды еще не было).

Старушки совершенно диккенсовского вида продавали домашние джемы в маленьких баночках, завязанных красно-зелеными шнурками, – и было понятно, что эти хрупкие дамы, скорее всего, стоят у своих столов с утра, а за огромными окнами уже было темно.

Рыжеволосая юная леди предлагала практически задаром приобрести футболки из чистого хлопка с надписью «Family care» – и я не устояла.

Если касательно старушек еще можно предположить, что у них не так много развлечений, то преобладание среди продавцов и покупателей лиц цветущего возраста говорит о том, что в той или иной форме волонтерство в данном социуме – просто часть повседневности.

В Эдинбурге пригласившая меня на конференцию кафедра за скромную сумму определила меня «на постой» к одной из сотрудниц, химику по образованию. Ее квартира располагалась в георгианской части города, в трехэтажном доме исторической застройки. Моя хозяйка была волонтером, ответственным за сохранность дома как памятника архитектуры. В частности, она потратила немало времени, чтобы получить необходимые справки из разных мест, позволяющие строительной организации привести в порядок крышу в соответствии с регламентом ремонта исторических зданий.

Разумеется, она пожаловалась мне на шотландскую бюрократию – но было совершенно ясно, что она вовсе не жаждет передоверить эту утомительную работу третьим лицам.

Как вы думаете, почему?