В судьбе феноменологии в XX столетии есть нечто странное. Безусловно, ее серьезный успех был вначале неотделим от борьбы с метафизикой. Но может статься, что в конечном счете она окажется последним прибежищем для той самой метафизики, против которой выступала. Благодаря любопытному обмену свойствами она представала для аналитической философии, в которой все чаще видят сегодня ее сестру-близнеца, в образе то порицаемой метафизики, то метафизики, достойной внимания. В этом переплетении противоречивых значений и оценок, несомненно, кроется какая-то загадка.