Журнальный клуб Интелрос » История философии » №6, 2000
К.Н.Леонтьев – оригинальный русский философ, публицист, культуролог, литератор, дипломат. Благодаря появившимся с конца 1980-х гг. массовым публикациям его работ и критических исследований, сегодня каждый имеет возможность познакомиться с творчеством и мировоззрением писателя. Леонтьев же, как человек необыкновенно насыщенной и трагичной судьбы, известен, пожалуй, только немногочисленным истинным его поклонникам. Между тем, система его взглядов, его представления и убеждения формировались в изменялись вместе с самим К.Н.Леонтьевым под влиянием различных факторов.
В связи с эволюцией мировоззрения К.Н.Леонтьева трудно переоценить значение так называемого «кудиновского» периода жизни писателя. Прежде всего потому, что в Кудинове (родовом имении его отца Н.Б.Леонтьева в Мещовском у-де Калужской губ.) прошло детство К.Н. – начальный этап формирования типа личности, определяющего основные направления последующего развития сознания человека, его эмоциональной и интеллектуальной сфер. Известно, что этот процесс не происходит сам по себе, а детерминирован той системой социальных отношений, стереотипов, норм, той вообще исторической действительностью, в которую включен ребенок. В детстве его ближайшим социальным окружением являются члены семьи, характер межличностных отношений которых (эмоционально-психологический фон, система ценностей и понятий, интеллектуальный уровень) создают условия для развития определенных задатков, складывания типа мышления и основных черт характера формирующейся индивидуальности.
Значимость семейного воспитания хорошо видна на примере детства К.Н.Леонтьева, прошедшего в обстановке замкнутого усадебного быта. На протяжении жизни он увлекается разными идеями, но все они были порождены, а некоторые впоследствии вытеснены, детерминантами его сознания: любовью к прекрасному в жизни, промонархически-патриотическими настроениями в политике и любовью к Богу. Воспитанные семейными преданиями, образом жизни, заведенным матерью в Кудинове, и обстановкой родительского дома в целом, они сосуществовали и ни одна из них не могла быть отторгнута Леонтьевым. Его жизнь – попытка примирить эти начала, вступавшие в противоборство под действием внешних обстоятельств (смена рода деятельности, социального окружения, изменения во внутренней политике России и в мире, борьба течений общественной мысли и т.п.). При этом необходимо подчеркнуть условность их противопоставления (точнее, обособления) применительно к обозначенному периоду, ибо в те годы, по словам самого К.Н., была заложена только основа будущей всепоглощающей глубокой веры – эстетическое отношение к христианскому культу, как синтез первых религиозных впечатлений и наследственного эстетизма.
Писатель не только провел в Кудинове почти безвыездно первые 10 лет; сюда он ненадолго возвращался в августе 1857 г., в 1861 г. и, наконец, поселился здесь после возвращения из Турции в 1874 г. и жил до 1880 г. Куда бы ни забрасывала его судьба, он всегда возвращался в родное Кудиново, на долгие годы ставшее его «целителем» и «убежищем». Исходя из вышесказанного, представляется очень важным обратиться к изучению истории родового имения К.Н.Леонтьева, теме, доселе не являвшейся объектом специального исследования, а также и прояснить взгляд на Леонтьева как на помещика, хозяина.
Сегодня это стало возможно благодаря обнаруженным уникальным документам, которые являются пока основными источниками сведений о положении дел в имении, состоянии хозяйства и его владельцах за период с сер. 18 в. до кон. 20-х годов нашего столетия. Среди них – уставная грамота на с-цо Кудиново, утвержденная на имя матери К.Н. Ф.П.Леонтьевой, в т.ч. написанная собственноручно Константином Николаевичем доверенность, предоставляющая М.В.Леонтьевой право от его имени осуществлять выкупную операцию; «Отчет о деятельности Калужского общественного банка братьев Малютиных за 1882 г.», прямо подтверждающий факт обращения К.Н. к услугам финансово-кредитных учреждений г.Калуги; материалы Калужского губернского и Мещовского уездного по крестьянским делам присутствий и др.
Как уже отмечалось, Кудиново было имением Николая Борисовича Леонтьева, не являвшегося, тем не менее, его первоначальным владельцем. На настоящий момент историю Кудинова удалось довести до 1763 года. Документы за июнь этого года называют собственником имения секунд-майора Афанасия Никитича Зыбина[1]. По данным на 1785 г., Кудиново представляло собой поселение в верховьях р.Выгорки из 35 дворов с населением в 364 крестьянина, отбывавших барщину. А.Н.Зыбину принадлежало 512 дес. 1851 саж. земли, из них – 38 дес. 1200 саж. под усадьбой и 401 дес. 2051 саж. пашни. На территории усадьбы находился деревянный господский дом с садом и два пруда[2].
По завещанию А.Н.Зыбина, после его смерти имение было разделено между сыном Павлом Афанасьевичем и женой Катериной Петровной. В 1808 г. вторая часть Кудинова с 69 ревизскими душами также перешла по наследству губернскому секретарю П.А.Зыбину. А в 1809 г. он продал все свое «крепостное движимое и недвижимое с людьми и со крестьяны имение» коллежскому советнику Б.И.Леонтьеву, деду писателя, за 27 тыс. руб. государственными ассигнациями[3].
Родители К.Н.Леонтьева вместе со старшими детьми переехали в Кудиново между 1820–1822 гг. после смерти деда, скорее всего, завещавшего имение старшему сыну. Однако Николай Борисович вскоре отказывается от с-ца в пользу своей жены – Федосии Петровны. Дело в том, что среди материалов о внесении детей Н.Б.Леонтьева в родословную дворянскую книгу содержится представленная им лично в июле 1827 г. информация: «...Жительство я имею Мещовского у-да в с-це Кудинове, принадлежащем жене моей;...а имения недвижимого за мною нигде состоит»[4]. На отсутствие у него имения указывают данные «Переписи потомственных дворян по г.Мещовску и уезду» за апрель 1834 г., а в алфавите владельцев имений и крестьян Мещовского у-да за тот же год владелицей Кудинова записана Ф.П.Леонтьева[5]. Скорее всего, это было связано с его службой в качестве земского исправника Мещовского у-да (с 15 декабря 1826 г. по 12 декабря 1832 г.), а возможно, было следствием какой-то семейной драмы.
О детских годах, беззаботно проведенных в родительском доме, скрывавшемся в тени старинных лип, где воздух по весне струился от густого аромата цветущих яблонь, он не раз вспоминал в беседах с друзьями и мемуарах с нежной грустью. Эти воспоминания и письма, пожалуй, единственные источники, позволяющие восстановить по описанию внутреннее убранство и внешний вид усадьбы, дома. По словам К.Н., кудиновский дом был просторным, щеголеватым и чистым, благодаря заботам Федосии Петровны, у которой до крайности было развито чувство порядка и изящного. Писатель вспоминает «белую» гостиную, в которой проходили зимние всенощные, а стены украшали большие фамильные портреты, подробнее останавливаясь на описании кабинета матери. «Проходить в него нужно было длинным коридором, через уборную ее и спальню, и вся эта половина дома очень часто была заперта на ключ...». Эта комната была невелика, а стены и потолок декорированы темно-зеленой, ярко-розовой и белой бумажной материей[6]. В ней, как вероятно и во всем доме, было немного мебели, «но комната вовсе не казалась пустой, благодаря трехцветной драпировке и дивану за колонками в таинственной нише». В отличие от гостиной, стены кабинета украшали портреты только семерых детей и «трех посторонних лиц, которых она считала лучшими своими друзьями и даже благодетелями»[7]. Окна кабинета были обращены на запад и выходили в сад, окруженный липовыми и березовыми аллеями, о котором в октябре 1876 г. К.Н. писал: «Сад наш велик, тенист, живописен, хотя фруктов уже в нем нет, как было лет 10-20 тому назад...»[8].
Несмотря на поэтическую прелесть усадьбы, жизнь в ней вовсе не была безмятежной. Семья Леонтьевых страдала от хронического безденежья, вину за которое Константин Николаевич возлагал на «неумного и несерьезного отца». Он вспоминал: «Выросшая на 800 дедовских душах, мать вышла по воле родителей, – без всякой любви к жениху, и, почти не зная его, стала жить замужней женщиной и воспитывать детей на 70 душах запущенного мужем и вовсе недоходного Калужского имения»[9]. Однако, став его полноправной хозяйкой, Ф.П.Леонтьева не смогла исправить положение, и уже в 1829 г. Кудиново едва не было продано с публичного торга. Это не произошло только благодаря вмешательству В.Д.Дурново[10]. Еще при жизни Ф.П.Леонтьевой оно не раз закладывалось и находилось под запрещением. Так, 1 февраля 1852 г. из Московского Опекунского Совета была взята ссуда на 37 лет под залог 73 крепостных «со всею землею к тому селению» на сумму 3 410 руб. сереб., а в феврале 1854 г. имение вновь заложено в Московскую Сохранную казну за 5110 руб. На момент выкупной операции 1876 г. общая сумма долга Казне составила 3552 руб. 85 коп.[11].
Материальное неблагополучие, сопряженное со страхом потерять «родовую святыню» в результате позорной публичной распродажи, очень тяготило Леонтьева, этого русского помещика, расположенного к сельской жизни, как характеризовал его К.Губастов[12]. В письме матери от января 1855 г. из Еникале Леонтьев писал: «...Приятно мечтаю о том времени, когда у меня будут средства хоть небольшие, да независимые, с которыми я мог бы хоть на несколько лет прижиться в милом Кудинове. Чем пустее и беднее становится оно, тем больше является у меня охоты поправить и оживить его своим присутствием...»[13].
В феврале 1871 г., 79 лет от роду, умирает мать К.Н. Похоронена она была рядом с церковью в с.Велине, расположенном в 12 верстах от Кудинова. К сожалению, ни могилы, ни даже точных сведений о месте захоронения не сохранилось. Задолго до смерти из-за плохого самочувствия она неоднократно была вынуждена обращаться к помощи доверенных лиц по вопросам управления имением. В 1862 г. это был барон И.Л. фон Шиллинг. Сохранилось письмо, отправленное Ф.П.Леонтьевой барону в январе этого года из Кудинова, с просьбой составить и подписать уставную грамоту с-ца и «вместо меня заняться моими хозяйственными делами, и всем, что касается до кудиновских крестьян»[14]. А по документам за 1868-1870 гг. управлял имением помещик соседнего с.Деревягино, коллежский ассесор И.С.Куборский[15]. Тем не менее, Ф.П.Леонтьева продолжала четко контролировать хозяйственную деятельность в имении. Читая точные распоряжения старосте, поражаешься ее оперативности и предусмотрительности, несмотря на столь преклонный возраст.
Согласно духовному завещанию Ф.П.Леонтьевой, утвержденному С.-Петербурским Окружным Судом 22 января 1874 г., имение наследовали Константин Николаевич и его племянница Мария Владимировна[16]. Однако М.В.Леонтьева в заявлении в Мещовское по крестьянским делам присутствие в качестве прежнего владельца «половинаго имения с-ца Кудинова» называет также своего отца В.Н.Леонтьева, с которым она приехала в имение после смерти бабушки только в мае 1872 г.[17]. Вероятно, Ф.П.Леонтьева завещала имение сыновьям Владимиру и Константину в пожизненное владение с последующим переходом прав на Кудиново внучке, что и произошло после смерти в 1873 г. Владимира Николаевича.
Что же представляло собой это наследство? Судя по уставной грамоте за 1862 г., население Кудинова состояло из 71 души мужеского пола, в т.ч. 63 временно обязанных крестьянина. При селении было 508 дес. 2239 саж. земли, из которой 204 дес. 1800 саж. – полевые наделы крестьян, подлежащие выкупу в соответствии с Местными Положениями 1861 г. До выкупа наделов они должны были платить оброк общей суммой 567 руб. сереб. в год плюс ежегодно 157 руб. за пользование усадебной оседлостью. Кроме того, крестьяне отрабатывали барщину – всего 4410 рабочих дней в году. Рыбная ловля из пруда также принадлежала помещикам[18]. По другим документам, крестьяне также ежегодно платили 450 руб. аренды[19].
Однако безденежье вынудило Ф.П.Леонтьеву продать старый дом[20]. Поэтому-то в последние годы жизни на осень-зиму она уезжала из имения, скорее всего, в Петербург к сыну Владимиру. Сохранился адрес петербургской квартиры: Баскаков переулок, дом № 25, кв. 11[21]. Не случайно и Константин Николаевич в письмах упоминает только о «трех маленьких флигелях особо, один – мой, другой – для девиц, третий – столовая...»[22].
В права наследника К.Н.Леонтьев смог вступить только в 1874 г., после возвращения с о.Халки. Но радость возвращения была омрачена, помимо вечной проблемы недостатка в средствах, «хлопотами по банкам, нотариусам, мировым судьям, расчетами с братьями...»[23]. Дело в том, что Ф.П. завещала также выдать двум старшим сыновьям Борису и Александру по 3 тыс. руб.[24]. Однако выплата не была произведена по причине отсутствия такой суммы. Далее события разворачивались так. Определением Калужского Окружного Суда от 5 ноября 1874 г. на имение наложено запрещение «в обеспечение выдачи» предназначавшихся братьям 6 тыс. руб.[25]. К.Н.Леонтьев вынужден обратиться в феврале 1875 г. в Калужский Малютинский банк за ссудой в 4,5 тыс. руб. на 12 лет под залог 304 дес. 439 саж. господской земли «с находящимися на ней постройками и растущим лесом», чтобы выплатить братьям по завещанию[26]. Однако в апреле 1875 г. братья начинают тяжбу по поводу кудиновского имения, которая закончилась, правда, в пользу К.Н. и М.В.Леонтьевых[27].
Для уменьшения общей суммы долга К.Н.Леонтьев перевел долг Сохранной Казне на крестьянские наделы, что позволило по просьбе кредитора начать в марте 1875 г. досрочную выкупную операцию. Из причитающейся Леонтьевым выкупной ссуды в 7560 руб. был вычтен долг Казне в 3552,85 руб. и казенные недоимки[28].
Этот водоворот сугубо мирских проблем на некоторое время отодвинул на задний план заботы более возвышенного характера. Известно, что в 1871 г., находясь на дипломатической службе в Турции, Леонтьев пережил серьезный кризис, ознаменовавший начало духовного переворота. В течение 20 лет он прошел путь от безверия к искренней, сердечной вере, в конце которого верующий христианин одержал окончательную победу над « воинствующим эстетиком-пантеистом». Дав обет постричься в монахи, К.Н. самозабвенно начал подготовку к иночеству под руководством сначала афонских старцев о.Иеронима и о.Макария, а затем – монахов Оптиной пустыни, о.Климента и о.Амвросия. Кудиново же и заботы о семье были одной из ниточек, прочно связывавших его с миром. Выкупная операция, вопреки ожиданиям, еще более осложнила ситуацию. Обитатели Кудинова лишились таких источников дохода, как плата за пользование усадебной оседлостью и полевыми наделами, а 450 руб. аренды уходили на погашение процентов по займу в Малютинский банк. Несмотря на жесткую экономию, денег катастрофически не хватало даже на нормальное питание. С декабря 1878 г. по май 1879 г. К.Н.Леонтьев жил сначала в Козельске, где снимал квартиру, а потом вынужден был переехать в Оптину, «в тесноту и на эту ужасную скитскую пищу», чтобы расплатиться за квартиру[29]. Отсюда в марте 1879 г. Он писал Н.Я.Соловьеву: «У меня же просто ни гроша нет теперь... Не имею средств даже что-нибудь рыбное купить себе в Козельске, ...или заказать себе какие-нибудь постные пирожки»[30]. А начиная с 1877 г. все чаще звучат в письмах К.Н. опасения, что Кудиново будет продано за бесценок с аукциона из-за долга. Но никакие унижения и лишения не могли заставить его отказаться от попыток спасти имение. К.Н.Леонтьев активно занимается литературной деятельностью ради получения гонораров, использует влиятельных знакомых для получения места, в т.ч. при МИД. Сначала это было важно лично для писателя, в мыслях которого усадьба непременно ассоциировалась с образом обожаемой матери, кроме того, он признавался, что даже в монастыре «так много и так спокойно писать не мог, как у себя в Кудинове», где усилиями домочадцев все располагало и к занятиям, и к отдыху, где он пользовался «независимостью, властью отчасти и простором...»[31]. Окружавшее К.Н. исполненное любви и самоотвержения кудиновское общество было немногочисленно: больная жена, племянница Мария Владимировна, прислуга, да изредка наведывавшиеся в имение гости; и обстановка, и образ жизни напоминали монашескую обитель: «Я не скучаю, молюсь Богу (...я учредил здесь совместные молитвы утром и вечером); я пишу», – писал К.Н. Е.А.Ону в июле 1875 г. Помимо этого, Леонтьев занялся врачебной практикой, бесплатно помогая нуждавшимся крестьянам окрестных деревень[32]. Мария Владимировна, страстная поклонница дяди и близкий друг, скрашивала его духовное одиночество, помогала присматривать за имением и ухаживать за больной женой. Нельзя не вспомнить и еще об одном факте из кудиновской жизни Леонтьева в 1870-е гг. В это время рядом с ним была женщина, с которой его связывали чувства более крепкие, чем дружба. Это Людмила Осиповна Раевская – Ласточка, как ласково называл ее Константин Николаевич. Она была родной сестрой Варвары Осиповны, жены Н.Я.Соловьева, дочерью помещика соседней деревни Карманово. Чтобы быть рядом с К.Н., двадцатичетырехлетняя молодая девушка ушла от родителей и поселилась в Кудинове. Миловидная, оригинальная, необыкновенно твердая и решительная и к тому же прекрасная хозяйка, Людмила всячески угождала писателю и была готова пожертвовать ради него личным счастьем. И действительно, когда Леонтьев покинул Кудиново, она вскоре уехала в Шамординскую женскую обитель.
По мере перемещения его жизненных интересов в область трансцендентного, когда в силу ряда причин Кудиново перестало быть для него «убежищем», писатель мечтал выкупить имение из банка ради племянницы Марии Владимировны и своей жены, «для которых хотелось бы что-нибудь сохранить». Наконец, он смиряется с необходимостью продажи родового владения, хотя и предпочитает употреблять другое выражение – «отречься от священных кудиновских воспоминаний», воспринимая происходящее как страдания во Христе[33]. Из средств от продажи имения он рассчитывал уплатить банковские долги, построить домик около Оптиной пустыни и материально обеспечить своих близких. Уже в марте 1879 г. К.Н.Леонтьев не только решается предложить своему другу Н.Я.Соловьеву кудиновскую усадьбу, за исключением земель и одного флигеля, «как дачу» на год или два на условии перевода в Малютинский банк хотя бы половины процентов (общей суммой 360 руб.), но и подумывает о продаже Кудинова ему же в будущем приблизительно за 1500 руб. наличными плюс перевод долга 4,5 тыс. руб. в банк[34]. Сделка не состоялась.
А в письме К.А.Губастову от 1 января 1883 г. мы читаем: «Я изнемог в борьбе с векселями – ...и Кудиново продал богатому мужику». Точную дату продажи имения «юхновскому крестьянину Ивану Климову» установить сложно. Вероятно, сделка состоялась в кон. 1881 – нач. 1882 г. В « Отчете о деятельности...» Малютинского банка за 1882 г. есть несколько записей от 3-4 и 8 февраля 1882 г. о поступлении от К.Н.Леонтьева 4856,73 руб. на погашение займа[35]. Возможно, определенную роль в принятии этого решения сыграло и его поступление на службу в Московский цензурный комитет в ноябре 1880 г. с жалованьем в 2,5, а затем – 3 тыс. руб.[36].
Потерю имения К.Н.Леонтьев переживал тяжело. А его двухэтажный дом в Оптиной удивительно напоминал кудиновский и видом из окна, и интерьером. Более того, К.Н.Леонтьев перевозит в него старую кудиновскую мебель – приданое матери 1812 г., книги, семейные портреты из кабинета Ф.Н.Леонтьевой. И даже слуги: горничная Варя и ее мать Агафья, бывшая крепостная кухарка Ф.П., – были вывезены им из имения.
К.Н.Леонтьеву не довелось стать помещиком-крепостником, подобно дедам: П.М.Карабанову, владевшему многочисленными поместьями в Вяземском у-де Смоленской губернии, и Б.И.Леонтьеву. Не хватило сил, чтобы поправить расстроившиеся дела в «родовом гнезде». Вот уж действительно: фатальная неспособность управлять событиями, влиять на их исход, несмотря на приложенные усилия. Имение было продано, но осталась память о пережитом и перечувствованном в нем, да и сам писатель был носителем нравов, духовных императивов его обитателей. И рефреном повторяются в его воспоминаниях и письмах слова о виде из окон кудиновского кабинета, «исполненном невыразимой, только близким людям вполне понятной поэзии...»[37].
А что же стало с Кудиновом? Согласно документам, хутор (бывшая усадьба Леонтьевых и господские земли) оставался и после революции 1917 г. за Климовыми. Потомки И.Климова – сыновья Иван и Филипп и внук Василий Филиппович – стали крупными землевладельцами и довольно успешно вели хозяйство. Например, на месте почти погибшего леонтьевского сада они посадили новый из 550 яблонь, находившийся в их пользовании еще в январе-октябре 1923 г.[38]. По данным за 1923 г., до общественного передела земли. И.И.Климову принадлежало 149 дес., Василию (наследнику Филиппа Ивановича) – 221 дес. земли, а 106,5 дес. – гражданам кудиновского общества (тогда население Кудинова состояло из 225 человек, включая семьи Климовых, проживавших в 40 домах)[39]. В этих же документах содержатся сведения о количестве живого и мертвого инвентаря в хозяйстве Климовых, о жилых и хозяйственных постройках, составе семьи И.И. и В.Ф.Климовых.
В числе других бывших помещиков Климовы 24 июня 1927 г. были выселены из своих бывших владений, когда самому старшему было 54 года, а младшему – 9 лет. А 4 сентября состоялись торги по продаже находившихся в имении построен и сельхозинвентаря[40].
Современное Кудиново можно отнести к разряду дачных деревень. Часть садово-паркового комплекса усадьбы Леонтьевых сохранилась, однако производит удручающее впечатление. Запущены липовые и березовые аллеи, помещичий пруд. На территории бывшей усадьбы сохранились две полуразрушенные постройки из розового кирпича, время сооружения и назначение которых точно пока не установлены. Есть основания полагать, что одна из них – флигель.
Помня о значительной роли кудиновского периода в жизни и творчестве К.Н.Леонтьева, нельзя допустить полной утраты этого культурно-исторического памятника.
Примечания
[1] ГАКО. Ф. 116, оп. 1, д. 309, л. 1.
[2] Алфавитное описание атласа Калужского наместничества. Ч. 2. СПб., 1785.
[3] РГАЛИ. Ф. 290, оп. 2, д. 69.
[4] ГАКО. Ф. 66, оп. 1, д. 804, л. 59.
[5] ГАКО. Ф. 66, оп. 3, д. 109, л. 48; Ф. 209, оп. 1, д. 23, л. 10.
[6] Леонтьев К.Н. Рассказ моей матери об императрице Марии Федоровне // Русский вестник. 1891. № 4. С. 79.
[7] Там же. С. 80.
[8] Леонтьев К.Н. Избранные письма. СПб., 1993.
[9] Леонтьев К.Н. Рассказ моей матери об императрице Марии Федоровне // Русский вестник. 1891. № 4. С. 81.
[10] Леонтьев К.Н. Рассказ моей матери об императрице Марии Федоровне // Русский вестник. 1891. № 4. С. 80.
[11] ГАКО. Ф. 30, оп. 6, д. 521, лл. 8–9.
[12] Леонтьев К.Н. Избранные письма. СПб., 1993. С. 51.
[13] Там же. С. 27.
[14] ГАКО. Ф. 30, оп. 1, д. 4072, л. 5.
[15] ГАКО. Ф. 673, оп. 1, д. 184, лл. 24, 26, 38–39.
[16] ГАКО. Ф. 30, оп. 6, д. 521, лл. 4–11.
[17] ГАКО. Ф. 673, оп. 1, д. 184, лл. 7–8.
[18] ГАКО. Ф. 30, оп. 1, д. 4072, лл. 3–4.
[19] ГАКО. Ф. 673, оп. 1, д. 184, лл. 25, 39.
[20] Леонтьев К.Н. Моя литературная судьба // Литературное наследство. Т. 22–24. М., 1935. С. 460–461.
[21] ГАКО. Ф. 673, оп. 1, д. 184, лл. 24, 39.
[22] Леонтьев К.Н. Избранные письма. С. 123–124.
[23] Там же. С. 106.
[24] ГАКО. Ф. 30, оп. 6, д. 521, лл. 7, 29.
[25] ГАКО. Ф. 30, оп. 6, д. 521, л. 7.
[26] ГАКО. Ф. 30, оп. 6, д. 521, лл. 29, 12, 56.
[27] Леонтьев К.Н. Избранные письма. С. 110, 123.
[28] ГАКО. Ф. 30, оп. 6, д. 521, лл. 3–4, 10.
[29] Леонтьев К.Н. Избранные письма. С. 224.
[30] ГЛМ. Ф. 196, оп. 1, д. 61, л. 77а.
[31] Леонтьев К.Н. Избранные письма. С. 227, 236.
[32] Там же. С. 113, 124.
[33] Там же. С. 169–170.
[34] ГЛМ. Ф. 196, оп. 1, д. 61, лл. 77, 81.
[35] ГАКО. Ф. 76, оп. 1, д. 13, лл. 56, 60, 63.
[36] Формулярный список о службе цензора Московского цензурного комитета статского советника Леонтьева // Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах 18–20 вв. Кн. 2–3. М., 1993.
[37] Леонтьев К.Н. Рассказ моей матери об императрице Марии Федоровне. С. 82.
[38] ГАКО. Р. 572, оп. 1, д. 592, лл. 24–25.
[39] ГАКО. Р. 572, оп. 1, д. 448, лл. 5, 11.
[40] ГАКО. Р. 572, оп. 2, д. 124, лл. 18, 72–73.