Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » История философии » №10, 2003

Хлуднева С.В.
Артур Лавджой и «Великая Цепь Бытия»

В 1936 году вышла книга американского философа и историка идей Артура Лавджоя – «Великая цепь бытия: история идеи». Первоначально этот труд представлял собой цикл лекций, прочитанных Лавджоем[1] в Гарвардском университете для историков, философов и литераторов. Не получив желаемого отклика у гарвардской профессуры, лекции, тем не менее, были изданы. В опубликованном виде они вызвали интерес у широкой публики и впоследствии много раз переиздавались. Книга стала одной из классических работ и вошла в список наиболее значимых произведений, рекомендованных к изучению студентам. В 2001 году «Великая цепь бытия» была переведена на русский язык и вышла в издательстве «Дом интеллектуальной книги»[2]. Русскоязычный читатель получил возможность познакомиться с идеями талантливого американского философа, многие из которых не потеряли своей значимости и по сей день.
Ученик Джемса и Ройса, воспринявший многие идеи прагматизма и эволюционизма. Лавджой нашел для себя собственную нишу в философии. Его перу принадлежат книги «Восстание против дуализма» (1930), «Очерки по истории идей» (1948), «Примитивизм и связанные с ним идеи в античности» (1935) и др. Лавджой не ограничивал свою деятельность только философской работой. Он много сделал для реализации академических свобод в профессиональной жизни ученых; в 1915 году он и Джон Дьюи организовали Американскую Ассоциацию университетских профессоров; вместе с Дж.Боасом и Г.Чинардом создали «Клуб истории идей» (1922-23): основал и стал первым редактором «Журнала по истории идей» (1940) – теоретическою центра историков, работающих в разных областях культуры.
 
Имя Лавджоя у нас обычно ассоциируется с эпистемологическими дискуссиями «критических реалистов» с «неореалистами» (наряду с Дж.Сантаяной он входил в первую группу, отстаивая репрезентативистскую теорию познания). Между тем в США он известен также как теоретик истории идей, предложивший оригинальную трактовку проблем историографии. Появление на российском книжном рынке «Великой цепи бытия» позволяет познакомиться с этой стороной его творчества.
В первой лекции «Великой цени бытия», Лавджой дает краткую характеристику предмета, целей, задач и методов исследования истории идей. Суть его концепции можно изложить следующим образом. Интеллектуальную историю человечества традиционно рисуют в виде отдельных учений и систем, создававшихся в различных областях знания и культуры. Между тем – и это главный тезис Лавджоя – за системами и учениями, за любыми частными интеллектуальными и философскими представлениями скрывается феномен, или несколько феноменов, которые являются элементарными, базисными и более глубокими, нежели любое общее представление. Доктрина любого философа представляет собой нечто комплексное, хотя зачастую сам философ об этом и не подозревает, и именно разнообразные связи базисных элементов определяют оригинальность большинства философских систем. Каждое учение, писал Лавджой, «разложимо на ряд простых элементов, зачастую весьма причудливо сочетающихся и производных от множества несходных мотивов и исторических влияний» (с. 12). Общие тенденции и течения, объединенные суффиксом «изм», которые обычно принимаются за основной предмет исследования, не должны быть конечными объектами интереса историка идей. Они представляют собой исходный материал, который впоследствии используется для поиска и обнаружения идей-единиц (unit-ideas).
Что можно считать идеями-единицами? Лавджой избегает давать им формальную дефиницию, предпочитая методы описания и типологии. Он выделяет несколько типов таких идей. (1) Первый – «имплицитные или не полностью эксплицитные предпочтения (assumptions), более или менее бессознательные ментальные привычки, оказывающие воздействие на мысль индивида или поколения» (с. 12). Сюда относится, например, склонность мыслить в определенных категориях или и конкретных образах. (2) Второй тип идей включает так называемые диалектические мотивы (принятые привычки мышления, логические уловки, методологические предпочтения и т.д.), которые сводятся «к принципиальным, узловым и, возможно, очень спорным логическим или метафизическим предпосылкам» (с. 16). Примером диалектического мотива может служить органицизм – т.е. предположение, что ни один элемент системы не может быть понят вне целостного контекста. (3) Далее выделяются типы идей, выражающих чувствительность к различным видам метафизического пафоса (например, пафосу непостижимого, вечного, эзотеричности, монизма, пантеизма и т.д.). (4) Следующий тип идей-единиц выявляется при анализе философском семантики – сакраментальных категорий, высказываний и понятий определенного исторического периода или учения. С помощью прояснения двусмысленностей, перечисления различных оттенков значений выявляются идеи, оказавшие влияние на мышление людей и смыслы используемых ими понятий. (5) Следующий тип – идеи-единицы, которые состоят в единственном специфическом предположении, как правило, связанном с другими подобными предположениями – его следствиями. Лавджой не ограничивает количество типов идей-единиц вышеупомянутыми. Возможно выделение и других типов. Цель историка идей состоит в том, чтобы проникнуть за кажущуюся целостность и самотождественность систем к подлинному единству, за которым в каждом конкретном случае стоят реальные, глубинные, движущие силы.
Для анализа базисных элементарных идей традиционные методы Лавджой считает непригодными. Требуется системный, междисциплинарный подход, охватывающий все аспекты рефлексивной жизни человека. Идея-единица может мигрировать из одной сферы в другую, принимать совершенно неузнаваемый вид, и для ее распознания нужны усилия специалистов в тех областях, в которых она появилась. Идеи-единицы проникают в философские и религиозные системы, в литературные произведения, в работы ученых – физиков, биологов, астрономов, натурфилософов и многих других. Поэтому история идей должна создаваться на основе исследований специалистов различных отраслей знания, позволяющих проникать в глубинные механизмы интеллектуальной истории. Рассмотрев каждую по отдельности идею-единицу, вовлеченную в общие процессы истории, можно понять динамику исторических процессов.
Общую методологию изучения истории идей Лавджой рисовал следующим образом. Прослеживая движение идей-единиц в трудах философов, писателей, религиозных деятелей, политиков, ученых, фиксируя пересечения идей и наиболее важные их последствия в разные периоды и в различных областях (в метафизике, религии, науке, искусстве и т.д.), историк идей ставит перед собой задачи выявить. как последующие поколения извлекли из идей-единиц выводы, о которых мыслители, первоначально их выдвинувшие, не предполагай! и не могли вообразить. Зафиксировав воздействие идеи на ход интеллектуальной истории, историк в итоге должен сделать определенные выводы из истории данной идеи-единицы.
Особо отметим следующий факт. Зачастую философы, объясняя культурные явления, обращаются к методам экспериментальных наук, например, биологии, физики и т.п. Лавджой сравнивает предложенный им метод с методом аналитической химии – поиск идей-единиц есть одновременный анализ и синтез – идеи выделяются для детального изучения, в рамках синтеза многих областей знания, в которых данная идея фигурировала. Применение анализа и синтеза, считает он, помогает понять, как «рождаются и распространяются новые верования и интеллектуальные веяния. ...объяснить психологические аспекты трансформации и влияния популярных идей, пролить свет, если возможно, на то, почему учения, господствовавшие или широко распространенные водном поколении, в другом теряют власть над умами и сходят со сцены» (с. 25).
Лавджой предостерегает будущих историков от возможных ошибок. Во-первых, изучение, интерпретация и поиск взаимосвязей в интеллектуальной истории «легко может выродиться в надуманную генерализацию исторических фактов» (с. 26). Во-вторых, ввиду того, что историк идей занимается сбором материала в различных областях знания, он неизбежно, по крайней мере, в некоторых выводах подвержен ошибкам, характерным для неспециалистов. Тем не менее, поводов для оптимизма у историка идей гораздо больше – несмотря на возможность неточностей и ошибок, «дело представляется стоящим того» (с. 26).
Книга «Великая цепь бытия» Лавджоя содержит оригинальный подход к изучению истории идей-единиц. В то же время это произведение можно рассматривать как историю идей самого Лавджоя. Будучи сторонником теории эволюционной, плюралистической и темпоральной Вселенной, он развивает концепцию истории идей имении с этой точки зрения. Две основные посылки лежат в основании произведения «Великой цепи бытия»: глубокое убеждение автора в автономном существовании идей и их влиянии на развитие человеческой истории: вера в рациональное познание мира. В «Великой цепи бытия» он пытался ответить на вопрос, который постоянно возникал в истории философии и который теперь стоял перед ним: существуют ли рациональные и постижимые человеческим умом основания мира и в чем они заключаются?
 
Задавшись этим вопросом, Лавджой представил интеллектуальную историю в контексте развития трех принципов – принципа изобилия (plenitude), принципа непрерывности (continuity) и принципа линейной градации (unilinear gradation). Впервые они были обозначены в философии Платона и Аристотеля. Лавджой считал, что Платон стоит у истоков двух противоположных тенденций. Для первой характерно стремление к потустороннему (otherworldliness), веры в то, что «подлинная «реальность» и истинное благо полностью противоположны по своей сути всему, что составляет обычную человеческую жизнь и повседневный человеческий опыт» (с. 30). Для второй тенденции характерен интерес к посюстороннему (this-worldliness). Он включает веру в существование обыденного мира: несмотря на неполноценность и неудовлетворительность нашего знания о нем. это мир, «которого по-видимому быть не должно, но который все же несомненно есть»(с. 35). По Лавджою эти две тенденции послужили причиной возникновения теологического дуализма и внутренних конфликтов в истории религиозной мысли Запада. Они имели и другое важное следствие: платонизм ввел в теологию понятие Двух-Богов-в-Одном. Теологический дуализм повлек за собой дуализм ценностей: благо потустороннее противостоит благу посюстороннему. С одной стороны, в традиции потустороннего Бог мыслится как благость, как самодовлеющая, самодостаточная сущность, не нуждающаяся в сотворении воспринимаемого и темпорального мира, ибо его сотворение ничего не добавляет к совершенству Бога, в котором полнота блага уже достигнута. С другой стороны, в силу благодати Бога, он не может вечно пребывать в себе самом. Следовательно, его атрибутом является внутренняя необходимость порождения конечных типов бытия – распространения себя во все возможные типы темпорального и несовершенного бытия. По Лавджою. в рамках традиции посюстороннего бытия был сформулирован необычный и плодотворный принцип, названный им принципом изобилия – теорема «полноты» реализации в актуальности того, что мыслится как возможное (с. 55).
Принцип изобилия гармонично переплетается с двумя другими – «принципом непрерывности» и «принципом линейной градации», в которых Лавджой видит логические следствия принципа изобилия. (Их основания он находит в философии Аристотеля – в учении о иерархии живых существ). Суть принципов состоит в следующем: все существующее выстраивается в виде некоторой линейной последовательности классов, где свойства одного класса незаметно переходят в свойства другого. Кроме того, все сводится в «упорядоченную по единому принципу scala naturae согласно степени [своего]  «совершенства»» (с. 61). Лавджой полагает, что в результате взаимодействия и взаимовлияния данных принципов в истории западной мысли появилось представление о замысле и структуре мира, которое в Средние века и Новое время вплоть до конца XVIII века безоговорочно принималось за правдоподобное многими философами, учеными и образованными людьми. Согласно этому представлению Вселенная понималась как «Великая цепь», звенья которой соединяют все ступени бытия в иерархическом порядке от самых низших существ, находящихся на грани несуществования, до высших из возможных типов сотворенного. Так, «в европейскую философию и теологию была введена комбинация идей, которая на протяжении столетий выступала основанием множества наиболее характерных внутренних конфликтов, логически и эмоционально контрастирующих течений, сопровождавших эту философию и теологию» (с. 52). История принципа изобилия и его следствий, образующих вкупе «Великую цепь бытия», стала историей попыток представить мир, в котором обитает человек, рационально постижимым.
Далее Лавджой рассматривает эволюцию принципа изобилия в последующие эпохи. Внутренний конфликт, проистекавший из противостояния традиций потустороннего и посюстороннего, достиг своего апогея в средневековой мысли. Одним из основных в ней был догмат о свободе воли Бога: божественная воля «была причиною вещей, и ...Бог действует по воле, но не по необходимости природы» (с. 78). Принцип изобилия, как следствие тенденции посюстороннего, содержал в себе и другую посылку: Бог создал этот мир с присущей ему внутренней необходимостью. Это утверждение не могло не вызвать трудность согласования принципа изобилия с характерными для той эпохи учениями. С одной стороны, принцип изобилия исходил из существования мира, что является очевидностью, с другой стороны, он отрицал важные догматы средневековой теологии. Конфликт идей, показывает Лавджой, приводил к тому, что с одной стороны, апеллирование к принципу изобилия зачастую оборачивалось обвинениями в ереси (к примеру, многие теологи не принимали факт, что зло, как условие разнообразия мира, существует и, следовательно. Бог не может предотвратить его). С другой стороны, средневековые мыслители постоянно обращались к принципу изобилия в попытках объяснить многообразие этого мира и утвердить его существование как благо и высшее проявление божественного.
Указанный конфликт не был единственным. Гораздо большая трудность для средневековых мыслителей, по мнению Лавджоя. заключалось в логическом примирении противоречий между Богом как идеей блага и как идеей благости. Богом замкнутым в себе и Богом самоизливающимся. Это не было расхождением между двумя идеями говорит он, скорее – расхождением между двумя идеалами: устремляться ли к созерцанию божественной сущности или приобщаться к креативности Бога и участвовать в делах этого мира? Церковь выбирала первое, утверждая приоритетность идеала потустороннего. Тем не менее, посылки принципа изобилия как теории ценности тварного мира продолжали присутствовать в аргументах теологов. На страницах «Великой цепи бытия» Лавджой приводит множество цитат, свидетельствующих о действии принципа изобилия. Вообще, характерную особенность церковной философии Лавджой видел в совмещении двух противоречивых друг другу тезисов: первый тезис – этот «мир полон зла и от него (мира) необходимо отвратится. Второй тезис: существование этого мира со всем, что в нем содержится, является величайшим благом и творение мира было самым удивительным деянием Бога» (с. 101). Прийти к компромиссу так и не удалось – конфликт идей блага и зла лишь постарались затушевать и свести к минимуму.
В учениях Нового времени Лавджой обнаруживает совершенно иную картину работы принципа изобилия. Мыслители Нового времени рисуют панораму огромной, децентрализованной Вселенной со множественными мирами, каждый из которых заселен существами, гармонично составляющими все звенья цепи Бытия. Вывод о многообразии Вселенной, вытекающий из принципа изобилия, принимается безоговорочно. Осознание того факта, что творение бесконечного мира есть подлинное продолжение божественной мудрости и совершенства, бесконечных во времени и пространстве, становится основанием для оптимистического взгляда на мир. Принцип изобилия торжествует. Однако ирония нового мировоззрения заключалась в том, что гипотеза о бесконечности Вселенной и множественности обитаемых миров также приводила к неутешительным выводам. Поражавшая воображение картина безбрежности мира одновременно порождала чувство ничтожности человека и его устремлений. Средневековые мыслители, как бы низко не ставили человека в иерархии бытия, все же признавали уникальность планеты Земля и живущих на ней людей. Потеряв монопольное положение, осознав, что Земля представляет собой лишь песчинку в бесконечной пустыне Вселенной, а не ее центр, земные обитатели странным образом обратились к делам в этом мире, делая акцент «на действительных и потенциальных достижениях рода человеческого» (с. 128).

 

Мы привели лишь несколько примеров из того материала, с помощью которого Лавджой рисует жизнь идей-единиц. В «Великой цепи бытия», он представил более масштабную картину. Принцип изобилия путешествует из одного учения в другое, меняет умонастроения различных эпох, вступает в конфликте характерными для той или иной системы установками и общепринятыми мнениями. Расследование его истории сродни чтению увлекательного детектива: принцип появляется и уходит в тень, иногда открыто, иногда подспудно влияет на развитие философских аргументов, видоизменяется, принимает новые обличья, каждый раз порождая новые логические следствия, порой неожиданные и противоречивые, и всегда интересные.
Выводы, которые делает Лавджой из нарисованной им панорамы идей, неутешительны. Принцип изобилия, вкупе с принципами непрерывности и линейной градации, изначально призванные найти рациональные основания Вселенной, сделать творение Бога умопостигаемым, заводит мыслителей в тупик. Итог вековых дискуссий таков: представление о мире как Великой цепи бытия не может дать человеку рациональных оснований, предопределяющих актуальность мира и то, какое богатство будет реализовано в нем из мира возможного. Создан ли мир по необходимости или по случайности? Было ли у мира начало, или он существует извечно? Актуален ли он или потенциален? Ответов на эти вопросы история принципа изобилия не дает. Однако, как считает Лавджой, сама идея цепи бытия, вместе «со своими предпосылками и следствиями, привела к множеству на удивление благотворных следствий в истории мысли Запада» (с. 340). Из концепции о ригидной и статичной цепи бытия возникло представление об эволюционирующей и разнообразной Вселенной. В идее эволюционизма и вселенского разнообразия Лавджой видит наиболее оптимальный ответ на вопросы, ставившиеся мыслителями со времен Платона.
Представленная вниманию российского читателя книга А.О.Лавджоя «Великая цепь бытия» – значительный труд в области истории идей, не потерявший своей актуальности и сегодня: эта область занимает значительное место в современной историографии. Неординарные идеи, содержащиеся в лекциях, тонко подмеченные детали, яркие примеры, логически выстроенные аргументы сделали эту работу классикой. На страницах книги можно найти большое количество цитат из философских, религиозных, научных трудов, литературных произведений великих и не очень, известных и забытых ныне авторов прошлых веков. Огромная эрудиция и глубокие знания автора не оставят равнодушным самого требовательного читателя.
 
В заключение мы хотели бы сказать несколько слов о русскоязычном издании «Великой цепи бытия». Книга вышла в хорошем оформлении, в твердой обложке. Перевод выполнен В.Софроновым-Антомони на очень хорошем профессиональном уровне. Русское издание снабжено приложением со статьей из философской энциклопедии «Артур Лавджой» и небольшим библиографическим списком. Издательство, однако, опустило указатель имен, который присутствует в англоязычном варианте, что затрудняет научную работу с текстом. Нам остается выразить надежду, что «Великая цепь бытия» найдет своего читателя в России и не останется единственным переводом произведений Артура Лавджоя.
 
Примечания
 
 

 


[1]Lovejoy A.O. The Great Chain of Being: A Study of the History of an Idea. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1936. Последующие издания - 1950, 1953, I960, 1961, 1964. 1965. 1972, 1976.
 
[2]Лавджой А.О., Великая цепь бытия: история идеи. М.: Дом интеллектуальной книги, 2001.
Архив журнала
№1, 2020№2, 2020№2, 2021№1, 2019№2, 2018№1, 2018№2, 2017№1, 2017№2, 2016№1, 2016т. 20, №2, 2015т. 20, №1, 2015№19, 2014№18, 2013№17, 2012№16, 2011№15, 2010№14, 2009№13, 2008№12, 2005№11, 2004№10, 2003№ 9, 2002№8, 2001№7, 2000№6, 2000№5, 2000№4, 1999№3, 1998№2, 1998№1, 1997
Поддержите нас
Журналы клуба