Я думаю, это началось в начале XIX века. До этого культура в России существовала в основном в кругах, приближенных к трону, и существовала под покровительством короны. Но при Александре I, — быть может, под влиянием его же неосуществленных либеральных намерений, — какая-то часть талантливой и творчески настроенной публики отделила себя от покровительства трона и образовала еще не социальный слой, а лишь отдельные группы интеллектуалов, не только независимых от власти, но к этой власти настроенных более или менее оппозиционно. Это отделение происходило постепенно. Еще Пушкин, который известен своим свободолюбием и своей независимостью, продемонстрировал в конце жизни, что такой отрыв культурной публики от власти и от сконструированной властью иерархической структуры был странен, неестественен: мы помним полуготовность Пушкина примириться с императором. Но, хотя не все это тогда осознали, отрыв культуры от власти в России произошел.

Почему я начал так издалека? Потому что без понимания места интеллигенции в России, в российском обществе мы не поймем места Сахарова в теперешнем российском обществе. Сахаров — это не только героическая фигура, возбуждающая восхищение всего мира своим призывом к соблюдению прав человека и к свободе. Это также и трагическая фигура на фоне русской истории, на фоне истории русской интеллигенции.

Кто виноват в этом конфликте власти и культуры в России? Наверно, обе стороны. Конечно, власть, желавшая подчинить развитие культуры своим целям, желавшая видеть в интеллигентах в большей степени пропагандистов имперского величия, чем свободных художников и ученых, и в то же время сами интеллектуалы, которые, вступив не в однодневный, а в двухвековой конфликт с властью, оторвали себя от участия в позитивном политическом процессе в России, избрали в этом процессе исключительно негативную роль, роль критиков, и в результате, в конце прошлого века, роль разрушителей существовавшей системы. Образовался особый, ни с чем не сравнимый слой — русская интеллигенция. Я не вижу ничего подобного в западных странах. Здесь есть интеллектуалы, здесь есть деятели культуры, противопоставляющие себя власти, но, вообще говоря, нет слоя, который играл бы в обществе ту же роль, что и русская интеллигенция.

История развития этого слоя в России и трагична, и величественна. Этот слой содействовал разрушению вековой российской империи, но после революции, когда власть переменилась, этот слой остался в оппозиции к власти и сама власть стала в оппозицию к слою, ее породившему. Быть может, это потому, что по сути, по идеологии этого слоя он должен находиться в оппозиции к власти. Мы много знаем о кровавом преследовании интеллигенции во времена советской власти, мы знаем о том, что истребить интеллигенцию не удалось и что интеллигенция по-прежнему существует в России и вклад ее в мировую культуру продолжает быть заметным. Но трагедия этого слоя не только в том, что он преследуем, трагедия этого слоя для истории России, для судьбы народа этой страны в том, что этот слой исключил себя из политического процесса. Этот слой не просто по стечению обстоятельств, но принципиально по идеологии своей отказывается от всего, что приблизило бы его к принятию решений о судьбах страны. С точки зрения этики этого слоя, считается постыдным для человека, принятого в интеллигентных домах, занять какое бы то ни было положение, связанное с принятием государственных решений. Мало того, постыдным, с точки зрения этики этого слоя, является обычное, общечеловеческое стремление к успеху, к построению карьеры. Я вспоминаю своих друзей-интеллигентов в России, для них слово «карьера» — слово ругательное, постыдное. Главное, что ценится в этике этого слоя, — это более или менее беззаветное служение культуре, идеалам искусства и науки без явного стремления к признанию своих успехов обществом и властью.

С одной стороны, Сахаров по своему психическому складу, по своей этике, даже по характеру суждений, даже по убеждениям — это типичный представитель русской интеллигенции. С другой стороны, это человек, не только согласившийся на занятие государственных постов, но и достигший больших успехов в государственной иерархии и много сделавший для укрепления существующей в России власти. Всем известно, что он сделал большой вклад в разработку военного применения термоядерной реакции, что он много лет занимал руководящее положение в системе военно-промышленного комплекса и за успехи был удостоен высочайших правительственных наград. Такие случаи бывали. Интеллигенты, бывало, и раньше соглашались на занятие государственных постов и достигали успехов, но при этом они, как правило, переставали быть интеллигентами в специфически русском смысле этого слова, при этом интеллигенция уже не считала их своими.

Сахаров не перестал быть интеллигентом, он не потерял способность мыслить независимо не только в области науки, но и в области общественной, там, где государственная иерархия не считает его вправе мыслить независимо. Он не потерял способности быть честным и не скрывать этого. После многих лет деятельности в государственной иерархии он в 1968 году с шокирующей прямотой высказал свои мысли о развитии российского общества и об опасностях, подстерегающих мир. Это было честное выступление, к которому властям следовало прислушаться. Но это было слишком непривычно — государственная иерархия исторгла Сахарова. Власть еще раз продемонстрировала симметрию в отношениях с интеллигенцией. Интеллигенция не приемлет власть всей своей этикой, фактом своего существования. Власть отвечает ей тем же. Симметрия, впрочем, неполная: власть сажает интеллигентов в тюрьмы или ссылает в места, подчас весьма отдаленные.

За годы своей общественной деятельности Сахаров стал символом свободы, символом неприятия тирании, за эти годы Сахаров сказал много разумного и хорошего. Но, когда я думаю о будущем, мне кажется, что в историю он войдет прежде всего тем, что он был одним из тех немногих смелых интеллигентов, которые пытались сломать барьер между властью и культурой, пренебрегая этическими запретами своего слоя и пренебрегая тем непониманием, которого он неминуемо должен был ожидать со стороны властей.

Такие попытки были и раньше, но власть и интеллигенция ни разу не пытались сблизиться одновременно: попытки одной стороны пойти навстречу разбивались о непонимание другой. Александр II проводил прекрасные реформы, которые должны были импонировать интеллигенции, но, увы, тогдашняя интеллигенция не хотела ждать постепенных сдвигов; тогда, во второй половине XIX века, она начала оттачивать топор, который рубил ее же головы после 1917 года.

История — насмешница. Упущен был момент, не пошли навстречу реформам Александра II и манифестам Николая II, и пришлось идти навстречу Брежневу — всё диссидентское движение началось с попытки диалога с властью. Но тут уж власть оказалась глуха и недальновидна — не отозвалась на этот шаг интеллигенции.

Я не хочу делать рискованных прогнозов, но я не исключаю, и даже надеюсь, что будущее мирное развитие ситуации в России приведет когда-нибудь к тому, что власть осознает необходимость сотрудничества с интеллигенцией без того, чтобы пытаться интеллигенцию переделывать и мешать ей оставаться честной. И, быть может, когда-нибудь ситуация в России изменится настолько, что, как и в других цивилизованных странах, интеллигенция перестанет считать зазорным для себя участие в политическом процессе, а следовательно — в процессе управления своей страной. Это звучит утопично, но Сахаров дал пример того, что это возможно, дал пример того, что можно быть причастным к процессу управления страной и в то же время остаться интеллигентом, остаться честным и искренним человеком. […]

Историческая трагедия личности Сахарова — в том, что он противопоставил себя двухвековому историческому заблуждению, противопоставил себя двухвековой розни между интеллигенцией, представляющей дух российского общества, и властью, представляющей его силу.

Я не пытаюсь какой-либо одной причиной объяснять многочисленные трагедии, постигшие Россию за эти два века, но эта рознь, это непонимание интеллигенции и власти — несомненно, одна из важных причин многих трагедий. Я не думаю, что гармоничное развитие российского общества в будущем возможно без преодоления этого двухвекового конфликта. Этот конфликт слишком глубок, ни одна сторона не сделает первого шага в ближайшем будущем. Преодоление этого конфликта зависит только от смелости людей в том, чтобы побороть существующее непонимание, и Сахаров в наше время был первым выдающимся смельчаком, который, будучи государственным человеком, не только не перестал быть интеллигентом, но и продемонстрировал это.

1981, № 28