Значение «Континента» для Советского Союза и Восточной Европы, конечно, огромно. Я бы хотел сказать несколько слов о важности этого журнала для Западного мира.

Сам факт его существования является, — и это, очевидно, самое главное, — веским напоминанием, что в четко прочерченных линиях географической карты, в гигантских извивах колючей проволоки и минных полей, физически разделяющих Европу, не следует видеть нечто постоянное и непреложное. Признание сфер влияния, механизмов детанта без взаимопонимания и обоюдного обмена в конечном счете обречено на провал. […]

Главное заключается в том, что сейчас, когда впервые за 50 лет русская поэзия и проза, общественная и политическая мысль представлены в эмиграции столь же интенсивно, как и в самой метрополии, Россию уже невозможно безапелляционно считать территорией добровольно принятого на себя духовного карантина. Поток идей и страстей сметает теперь эти искусственные барьеры.

Более того, в новой ситуации творчество русских и восточноевропейских писателей снова становится органической частью мировой литературы. Это вовсе не означает, что идеи Запада просто-напросто внедряются в подобного рода творчество. Не менее очевидно (и «Континент» является наиболее ярким подтверждением этого), что горький жизненный опыт и идеи людей России и других восточноевропейских стран обретены ими в экстремальных условиях человеческого существования, с которыми Запад не сталкивался, и что этот опыт и эти идеи оказываются сейчас близкими некоммунистическому миру и сами внедряются в его целое.

Как отмечал Солженицын и другие русские авторы, весьма значительная часть западного общественного мнения, включая влиятельные политические и интеллектуальные круги, отличается полным непониманием современного положения в мире. И происходит это именно потому, что эти круги не имеют представления об условиях существования в советском и подобных ему режимах. Чаще всего причина этому — невежество, но иногда за этим стоит также истерическое безрассудство, обусловленное фракционным расколом западного общества. Как говорил Альбер Камю, просоветские элементы во Франции на самом деле не столько любят жителей Москвы, сколько «бешено ненавидят определенную часть французов». Другой великий западный писатель — Джордж Оруэлл, прекрасно понимавший положение дел, отмечал, как трудно решить, что вызывает у нас большее презрение — их цинизм или их близорукость. Но по мере того как русские писатели и ученые, историки и поэты выступали свидетелями правды, позиции этих людей становились все менее прочными. Несомненно, что «Континент» сыграет огромную роль в прояснении положения дел для всех, за исключением наиболее ослоподобных в своем нежелании видеть. Я где-то сказал, что знание положения в России, знание других политических структур, для западного человека означает начало здравого подхода к проблемам всей мировой политики. […]

Кто же должен нести наказание за то, что факты советской истории недоступны для людей в Москве? Как только мы ставим перед собой этот вопрос, мы оказываемся лицом к лицу с самим существом позиции и внутренних побуждений советского руководства. Оно не способно говорить правду о своей собственной истории (а сейчас оно не способно измыслить даже последовательную ложь о ней: бóльшая часть ее событий все еще не описана вовсе). Здесь и находится главный дефект системы: «нечеловеческая власть лжи», как назвал это Пастернак, остается ее определяющей чертой. И все великое движение русской мысли и литературы, представляемое «Континентом», есть — в самой своей основе — требование правды и такой политической системы, которая была бы терпима к правде. Режим, признающий правду истории, закономерно оказался бы терпимым и к правде художественной. При отсутствии же такой терпимости едва ли что может измениться в не вызывающей доверия сути московского руководства — таков неизбежный вывод, к которому мы должны прийти. Чем больше люди на Западе понимают это, чем меньше остается возможностей для дезинформации, тем больше шансов на то, что Запад, найдя в себе наконец достаточную силу и зоркость, сможет противостоять международной ситуации, а Советский Союз, в свою очередь, встанет на путь развития к более открытому и достойному обществу.

1975, № 2