И все-таки я не жалею…

 И все-таки я не жалею, что жизнь моя пришлась именно на эту эпоху. Ни грамма ностальгии не испытываю по поводу глубокого совка, который видится (да и виделся в прошлом) как через мутное, грязное стекло. Какие-тополучувства, полумысли, полуправда, которая воспринималась на ура всего лишь потому, что выглядела немного человечнее, чем полная бесчеловечная неправда прежних эпох. Не тешат мне душу и 90-е с их бурной суетливостью, с полосами страха и отчаяния, сменявшимися полосами ничем не обоснованных радужных надежд.

То ли дело сейчас, когда вся муть промылась, и перед глазами выступили четкие контуры настоящего, неподдельного мира во всей его благородной густой черноте. Теперь уже можно не завидовать любимым романтическим авторам, Ремарку, Хемингуэю, Беллю, вместе с их романтичными героями, завидовать лишь за то, что все они были погружены в подлинную жизнь и могли ее пощупать на зуб со всем ее ужасом и ее красотой. Теперь и нам дано видеть, где зло, а где добро – и это без всяких намеков и недомолвок.

Вот, вспомнил ранние рассказы Белля, те, которые о последних предвоенных годах, и никак не могу стряхнуть это впечатление. Юный, прекраснодушный герой оглядывается вокруг себя и видит, что все (ну, может за очень редким исключением) – все, и друзья, и соседи, и даже близкие родственники – все в одночасье приняли, как говорит Белль, причастие буйвола. И нет уже спасения, некуда бежать... Вам это ничего не напоминает?

 

 

Гимн маргиналу

 

Евреи, говорите... А ничего получше не придумали? Эти алчные, высокомерные, коварные людишки с длинными кривыми носами? Да и чесноком от них разит просто невыносимо...

Ну, тогда что, может русские? Вот еще! Вы про этих сашек-наташек, которые своим ором и руганью держат в страхе курортную обслугу по всему миру? Эти ничтожные личности, не знающие, что такое честь и ответственность? И запах от них, вонь парфюма, лука и перегара — ничуть не лучше, чем у первых...

Так что тогда, итальянцы, что ли? Крикливые, вертлявые, руками машут, слюнями брызжут, хуже цыган...

Таааак. О цыганах тоже сказали, только что...

Предложите немцев? Эти зануды, шестеренки, рабы порядка, не способные и шагу сделать по собственному разумению? Нет уж, увольте, с ними от скуки сдохнешь...

Или китайцы? Да, как же! Поулыбаются тебе, головой покивают, а потом вырежут тебе ножичком печень и съедят у тебя на глазах прямо тепленькой, объясняйся с ними после этого...

Ну, не нравятся тебе люди. Понятно. Тогда, может дельфины? Говорят, они умницы. И добрые... Как же! Мокрые, скользкие... А вы им в глаза заглядывали? Ничего человеческого! А нюхали выхлоп из их затылочной ноздри? Нет? Лучше и не пробуйте...

Если, может, только тараканы... Эти такие скромные, опрятные, ненавязчивые, глазки умненькие, усы выразительные. И на стол без нужды не лезут, и ногами громко не топают, и умирают тихо и тактично, оставляя после себя сухие и стерильные мумии, корпуса своих организмов, аккуратно сложенные в темных углах системного блока...

 

* * *

 

Ну ладно, хватит ерничать. Ведь у тебя куча друзей евреев, и вроде никаких претензий? Ну, это другие, неправильные евреи. И еврейского в них – только, может, интеллект, образованность да грустный юмор. Эти не в счет.

А русские? Ты же вроде и сам из них? Ну, тут тем более! Да ты разве видел рядом со мной хоть одного настоящего русского? Который зарабатывает на жизнь, гордо стоя на дороге в фуражке и с полосатой палкой? Который достойно представляет наш великий народ в великой народной думе? Который вместе со всей нацией буйно празднует день стукача, день оккупанта, день вертухая? Неееет, вокруг меня только какие-то отсевки нации, что о них говорить? Мозглявые умники, давно предавшие наши посконные идеалы. В общем, еще хуже евреев.

А немцы? Помнишь электричку в Шварцвальде? Как там было весело, с тамошними фермерами, и дым коромыслом, и пыль столбом – кто пиво пьет из горла, кто на гармошке играет, а кто Гейне читает, развернув на коленке. Нуууу, это совсем другое, это ж глухая провинция, немецкие горцы, так сказать. Нееет, это не характерно.

 

* * *

 

Да и вообще, хороший человек – это как-то не характерно, не типично. И, похоже, в тягость он – для любого народа, для любого сообщества, для любого клана.

Вот возьмем моего любимого Ли Бо. Для меня – гордость китайской нации. А у них? Ведь даже экзамен не смог сдать, чтобы потом служить чиновником в их тамошнем райисполкоме. Говорят, на сочинении срезался. Да и вообще ненадежный человек. В стихах писал, что сломает своему сыну руку, лишь бы не отдавать его в армию. Разве это гражданин? Белая ворона, а не верный сын нации.

А Хайям, который Омар? Как его терпели братья-мусульмане? Мало того, что бабник и алкоголик, так ведь еще и растлитель – своими провокационными стишками. А Насреддин Ходжа? Говорят теперь, суфийский учитель. Но только мы сейчас о нем это знаем, что учитель, а тогда, века назад – это же был подрыв устоев и коррозия скреп!

И мой любимый Франциск. Нынче он, видите ли, святой Франциск Ассизский, а тогда, при жизни? Ведь едва удержался на лезвии ножа между канонизацией и обвинением в ереси.

А про великого Франсуа Вийона рассказывать нужно? Или сами знаете?

А сколько хороших людей было в русской истории! И ведь почти ни один из них хорошо не кончил. Ни один почему-то не захотел, как нам советует авторитет, «труда со всеми сообща и заодно с правопорядком».

 

* * *

 

Ну, и что же у нас выходит? А выходит очень просто... и очень невесело. Даже стся охота пропала. Выходит, как бы ни было славно и доблестно то или иное сообщество, к которому причисляет себя человек, будь это церковь, партия, воинство, нация, все равно это всего лишь некий клан. Ну, пусть даже «мегаклан», «суперклан», «гиперклан» – но все равно это «гранфаллон» по терминологии Курта Воннегута. То есть объединение сугубо искусственное, не свободное и отнюдь не полезное человеческой душе. Все равно это всегда будет нечто, угрожающее безвозвратно поглотить хрупкую, беззащитную, одинокую личность.

А личностью, такой, какая должна предстать перед Господом, человек становится лишь в отчаянном и скорбном одиночестве. Сбросив защитный панцирь нации, класса, касты и вероисповедания (да-да,поверьте мне, с Господом лучше говорить без таких условностей). И даже если долг зовет тебя на войну – то иди лишь одиноким партизаном-стрелком, как требовал от интеллигента Альбер Камю. И вот тут те, которые остались маршировать в общем строю, награждают тебя такими обидными кличками, как, скажем «маргинал» или «диссидент». Но только не забывайте, что эти слова звучат ругательствами лишь в устах представителей «мейнстрима», гордящихся своейприобщенностью к толпе. А по смыслу – не будем забывать, что «маргинал» – это звучит гордо, это личность, которая смогла все-таки вырваться из общего людского потока и смотрит с любопытством на его течение, одиноко стоя на обочине. А диссидент – это не обязательно тот герой, кто готовил при совке какие-то подпольные издания. Это всего-навсего человек, осмелившийся иметь по главным жизненным вопросам свое особое мнение, отличающееся от мнения толпы и начальства.

Так что приветствую вас, мои читатели, в нашем узком и отнюдь не тесном кружке маргиналов и диссидентов.

 

 

 

Очередная реплика капитана Очевидность

 

Ну почему мы все время, описывая ныне происходящее, уклоняемся от того, чтобы назвать вещи своими именами? Вся эта кровавая и скандальная заваруха, которая развертывается перед нашими глазами, это ведь и не «украинская гражданская война» (ну, так, конечно же, никто и не думает), и не война России с Украиной (!), и не война России с Америкой (!!) Нет. Все проще. Это война конкретного КГБ, набравшего силы, откормившегося в России за последние десятилетия и возомнившего себя главным оплотом всего зла, всей подлости на планете, войнагебнявой дьявольщины с миром христианским, то есть с миром европейской цивилизации и нравственных, то есть либеральных ценностей. Тот мир, который не христианский, не либеральный, тот стоит пока еще в сторонке и либо помалкивает, либо вяло поддакивает сильной стороне (то есть, конечно же, не Путину). В тылах мира демократического, «на стороне белых» (в этой метафоре гебня – это, конечно, не «красные», а просто «черные фигуры») Путин активно ищет и подогревает пятую колонну – в основном откровенно фашистские, откровенно звериные силы, чем лишний раз разоблачает свои истинные цели. Ну, а такой актор, как «русский народ»? Так это просто толпа заложников, почти поголовно одержимая стокгольмским синдромом, причем в его самой классической форме. Точно, как стандартные жертвы стандартных террористов, они не имеют возможности разбежаться из захваченного помещения, им не позволено ничего вякать, иногда им подбрасывают снаружи немного хавчика, но благодарить за это они всегда будут того автоматчика, который в данный момент держит их на мушке.

 

 

Взгляд с запада

 

Всю жизнь прожил в надежде, что вот, еще немножко, и «взойдет она, звезда пленительного счастья", что "Россия вспрянет ото сна" и что «свобода нас встретит радостно у входа». И не очень-то задумывался, кто нам все это обеспечит. Нет, конечно же, я и сам был бы готов положить все, что надо, на алтарь и т.п. Ну вот, как только труба позовет...

Разумеется, я понимал, а уж тем более, поумнев на горьком опыте перестройки, что без массовой люстрации, без жесточайшей денацификации не будет у нас никаких шансов на человеческую жизнь. Ведь как подумаешь, сколько мерзавцев последние десятилетия сосало нашу кровь, начинаешь с ужасом понимать, что тут дело пахнет буквально массовыми репрессиями. А кто будет их проводить? Ну, уж не я. Какие-то дяди «в пробковых шлемах», как это было в 45-м?

Ладно, так уж и быть, позовем варягов. Но каковы будут их моральные полномочия, если, как мы сейчас видим, все население этой страшной земли, как один, встало плечом к плечу со своей преступной властью. И не то, чтобы какие-то высокие материи, нарушение каких-то священных принципов, но даже элементарное воровство, простая коррупция, вопиющее беззаконие – все это наш народ уже давно не смущает (а может, и никогда не смущало). И ведь тяжелая это будет работа – из болота тащить бегемота. Особенно, если ему там хорошо и он упирается изо всех сил.

Так кого спасать и вообще кому это надо? Кто возьмется – без расчета хотя бы на благодарность освобожденных народов? И, встав на место наших западных соседей, я не держу на них никакой обиды за то, что они не горят желанием выручить нашу порочную цивилизацию. Да гори она огнем, если она не нужна и нам самим. Вот и понятно, что перед Западом, да и вообще перед всем миром стоит всего одна конкретная задача – выдернуть как-нибудь аккуратно у этого зверя его ядовитые когти, а по возможности еще и переломать лапы, чтоб не лез к соседям. Огородить колючей проволокой и смотреть издалека, как подыхающая страна, агонизирующая «великая цивилизация» будет внутри себя сводить счеты... сама с собой. И тут никому мало не покажется, и будет это, видимо, пострашнее любых люстраций, денацификаций и репрессий. И никто не уйдет от возмездия. А чтобы по справедливости, то огр все, и правые, и виноватые. Только много ли там осталось правых?

 

 

Такое вот уравнение

 

Я уже не один год, пугая и смущая друзей и френдов, твержу то, что мне открылось давным-давно – поздно пить боржоми и ставить свечечки за выздоровление. Россия, как государство, как цивилизация, как культура уже обречена. Однозначно. В определенном смысле можно даже сказать, что она уже мертва. И если осталось, о чем молить Господа, то всего лишь о том, чтобы память об этой по-своему великой стране была не слишком опорочена за грядущий год (может быть, год-другой, но вряд ли), чтобы соседи и потомки вспоминали о нас (да-да, о нас, ибо что такое Россия, как не мы), чтобы о нас вспоминали хотя бы с состраданием, а не с ужасом и омерзением.

Смысл этой заупокойной молитвы укладывается в довольно простенькое дифференциальное уравнение — состязание двух функций. Одна – это просто движение страны к экономическому и политическому краху. Вторая страшнее – это сползание и даже обрушение к неслыханной духовной деградации, ко всеобщему озверению, к предательству последних остатков нравственности, к демонстративной, наглой, самодовольной измене перед лицом Господа, к откровенной присяге диаволу.

И получается, что у нас осталась всего одна ставка – на то, что первый процесс реализуется и завершится быстрее, чем второй, что страна развалится в пыль, на разрозненные атомы, когда-то составлявшие нацию, самоуничтожится еще до наступления того момента, когда вторая тенденция наберет сил, дабы реализоваться в грандиозном и зловонном взрыве.

Простенькое уравнение, только отнюдь не все его параметры и граничные условия открыты нашему пониманию. Вот и остается лишь молитва. «Упокой, Господи, родину нашу, и поскорей пожалуйста -- прежде, чем она успеет натворить всяких делов».

 

 

*

 

Меня тут осенило – ведь сам факт существования ВВП являет собой еще одно доказательство бытия Бога. Как бы от противного. Вот есть откровенные служители зла – еще недавно они казались всего-навсего носителями человеческих слабостей, пусть даже весьма тяжких, отвратительных слабостей типа алчности, трусости, властолюбия, гордыни, но все-таки лишь слабостей. И их воплощения в некотором смысле виделись всего лишь как убогие, изувеченные личности, не представляющие какой-то автономной силы. Но вот они набухают, встают с колен, распрямляют спины, расправляют плечи, и мы видим в их глазах уже не страх, не алчность, а полноценный демонический огонь, видим откровенное (и может быть, даже бескорыстное, может, даже жертвенное) служение злу как таковому. Их лица горят сектантским пафосом, они строятся в слаженные боевые колонны...

А ведь воители зла не могут существовать, не могут даже зародиться без того Начала, которому они призваны противостоять, то есть без сил Добра, без Господа Бога. Да и сам диавол – даже он ведь не имеет существования помимо Бога. И помимо Божественного мира, который он пытается разрушить.

Такие вот дела. Покуда мы смотрим на наших врагов, как на уродцев, как на инвалидов, может даже как на заблуждающихся, это одно дело. Мир в наших глазах все еще не дуалистичен, все еще аморфен. Но когда они выступают организованной силой с четко поставленной и однозначно осмысленной целью, с целью попрания Добра, это служит хотя бы косвенным подтверждением тому факту, что наша сторона, что Добро, что Всеблагой Господь, что весь этот мир света все-таки существует.

Вы не смейтесь. Я совершенно всерьез.

 

 

«Я так давно родился, что помню иногда...»

 

Да, я и в самом деле помню знаменитый ХХ съезд и разговоры вокруг о том страшном «культе личности». Я и тогда был пытливым мальчонкой, что-то выспрашивал у старших, а что-то даже вычитывал из газет. И уже тогда мой наивный ребяческий умишко буксовал перед вот таким вопросом.

Ну, скажем, нам порассказали в начале 60-х достаточно много всякого-разного об ужасах массового террора, о неправедных судах и о бессудных казнях, еще обо многих страшных вещах и, наконец, об одной мааааленькой такой, почти что трогательной слабости – болезненном честолюбии нашего уже развенчанного вождя. Слабости, которая, будучи подхвачена толпами холуев, загадила всю страну разным монументальным хламом. Так вот. Тут даже два вопроса.

Первый – он на поверхности. Почему весь этот трагический отрезок истории был назван по чуть ли не самому невинному проявлению всего этого рокового механизма? Почему сталинскую эпоху назвали не «эпохой беззакония», даже не «отступлением от партийных норм», а всего лишь «культом»? Мелким пороком слабой личности, который, по сравнению с прочими ужасами, казалось бы, не страшнее привычки ковырять в носу.

Второй – он, в общем-то тоже на поверхности. Если считать Сталина все-таки неглупым человеком, будет ведь очевидно – он должен был бы сам понимать, как он смешон в окружении мраморных и гранитных памятников, в нимбе, халтурно сотканном откровенно подленькими людишками. Неужели это ему самому было не... (нет, не будем говорить о стыде) – ну хотя бы просто не смешно? Ведь мог бы он мановением руки прикрыть всю эту идиотскуюкампанию, и его бесчеловечный режим сразу же стал бы выглядеть намного благопристойнее.

С годами пришел сам собой ответ на первый вопрос. Даже во времена оттепели и разоблачения никто не собирался акцентировать внимание на самом важном и самом страшном. И никто не собирался болтать об этих страстях слишком уж долго. Так и задумано было – вести разговорчики о «некоторых отклонениях» и о «слабостях вождя». И когда «оттепель» наконец закрыли, все наговоренное за 60-е вполне можно было втиснуть в этот невинный «культ». Чтобы это понять, мне нужно было дожить до конца оттепели и до новых морозов.

А чтобы понять ответ на второй вопрос, мне пришлось дожить до нового культа. И только сейчас, глядя на новый русский фашизм, на его фюрера и на его новый культ, уже ни в чем не уступающий сталинскому, я понимаю, насколько все-таки эффективны самые примитивные и самые древние приемы насилия над человеческим сознанием. Вот лично я смотрю на Путина с амфорами, стерхами и тигрицами, то подавляя рвоту, то не подавляя хохота. Вот вы так смотрите. И вы тоже. И ведь всё, раз-два и обчелся! Ужас в том, что средние дядя Ваня и баба Маня – они же ведутся так же безотказно, как велись и во времена Сталина, и во времена Екатерины, и во времена Аменхотепа. За сотни и сотни лет хоть какой-то иммунитет против этой гадости если и образовался в России, то, как мы видим, лишь у жалкого процента-другого. А все остальные 85%, судя по всему, даже не морщатся, Хавают и чавкают. И не могутнажраться, ибо этой сладкой отравы им не хватало аж с 53 года, когда они в крови и соплях прощались со своим последним богом, с последним культом, с последней настоящей, достойной этой толпы религией. То есть, вернувшись к прозе, можно сказать, что и по сей день эта примитивная бесовщина остается самым безотказным способом, на который можно еще много чего накрутить.

Легко представить себе дискуссии среди руководителей путинского пиар-штаба. Кто-нибудь из молодых и честолюбивых предлагает новые схемы оболванивания нашего брата, а самый старый и маститый смотрит свысока на эту интеллектуальную суету и отвечает: «Против лома нет приема».