* * *
Как муравьи, внезапно облепили
развалины водонапорной башни
грачи и галки, что толпой бродили
еще недавно по окрестной пашне.

Какая-то неведомая сила
заставила залезть на верхотуру,
хотя меня от ужаса тошнило,
как то бывает спьяну или сдуру.

Открылся взору моему бескрайний,
как погорелец, черный лес ольховый,
как будто бы открылся смысл мне тайный,
неведомый дотоле, то есть — новый.
 

* * *
Голову стиснув ладонями, вдруг
я повалюсь на кровать,
и никогда, никому моих рук
больше уже не разъять.

Замкнутый круг образуют они.
Чтобы забраться не мог
в душу ко мне кто­нибудь из родни,
сцеплены руки в замок.


* * *
Не до чтения журналов и газет.
Сад во тьме похрустывает сучьями,
будто он не сад совсем, а старый дед,
и за ним явились черти с крючьями.

Краем глаза глядя на стакан пустой,
я себя веселой мыслью мучаю,
что еще не раз налить живой водой
доверху смогу его по случаю.


* * *
В увлекательное путешествие
на рассвете корабли отправятся.
Станут, отвечая на приветствие,
на лугу коровы низко кланяться.

В реку рыбаки забросят удочки
и в рядок усядутся на корточки,
издали не ясно, то ли курочки,
то ли это — петушки на жердочке.

Смотрит капитан в трубу подзорную,
но сказать не может утвердительно —
дым лиловый или тучу черную
ветер гонит по небу стремительно.
 

* * *
Терновый куст вонзит в меня шипы,
но Севастьян не станет Себастьяном,
над пошлостью и низостью толпы
не поднимусь прекрасным великаном.

Меня окатит с головы до ног
болотной жижей фура грузовая.
Меня толкнет локтем приятель в бок,
как это больно, не подозревая.

Из года в год со всеми наравне
несу невосполнимые утраты —
курю табак, тоску топлю в вине,
употребляю в пищу химикаты.

* * *
Я легко теряю равновесие,
словно под ногами почва зыбкая,
или стала русская поэзия
безнадежно хрупкая и хлипкая.

Словно ощущая неустойчивость,
как по шаткой палубе матросики,
проявив завидную находчивость,
широко шагают долгоносики.

Низко над водой шныряют ласточки.
В небе над землей порхают бабочки.
Старичок сидит в саду на лавочке
в мягкой и пушистой лыжной шапочке.
 

* * *
Каждое второе — инвалид.
Яблоки по большей части — битые.
Словно рать побитая лежит,
есть тут и бояре родовитые.

Экземпляры есть по полкило.
Тут не ополчение народное,
княжеское войско полегло,
воинство садово-огородное.
 

* * *
Ни выгоды, ни пользы никакой
тебе из этой глины не извлечь
при помощи лопаты штыковой.
Я все хочу тебя предостеречь!

А ты все ускользаешь от меня.
Как будто бы старинный менуэт
танцуем мы с тобой средь бела дня.
И в ужасе глядит на нас сосед.

В руках сжимая газовый баллон,
он молча оседает на траву.
Он думает, что это страшный сон,
но это происходит наяву.


* * *
Солнце давно закатилось, но я
долго еще просижу за столом,
так как от уличного фонаря
в комнату падает свет под углом.

Только заглавные буквы видны.
Только мелькают страниц номера.
Что они тайного смысла полны,
мне бы давно догадаться пора.

Словно кресты на воротах домов
кто­то железной рукой начертал,
кто­то на склонах пустынных холмов
горстку опасных смутьянов распял.

 
* * *
Или умерла внезапно кошка,
отчего пустились мыши в пляс,
или это лунная дорожка
на полу разостлана у нас.

В доме нашем каменные стены,
но сквозь них, как будто сквозь стекло,
кое в чем заметны перемены.
Пруд замерз. Лес снегом занесло.

 
* * *
Он еще до точки не дошел,
но до точки с запятой дошел, конечно,
и устало положил на стол,
снявши с пальца, обручальное колечко.

Пристально приемщик поглядел
на колечко это в лупу небольшую,
будто сквозь оптический прицел
снайпер в душу заглянуть решил чужую.

Но душа чужая — темный лес,
и от посторонних глаз во тьме сокрыта,
а сидящий в человеке бес
злобно корчит рожи и рычит сердито.

 
* * *
Кто сидит в саду на лавке старым чертом,
кто витает ангелочком в облаках
в небе синем над родным аэропортом.
Без сомненья — их судьба в твоих руках.

От тебя зависит будущее наше.
Несмотря на то, что утро раннее еще,
что настала осень, ты стоишь на пляже,
перекинув простыню через плечо.

 
* * *
Брешут те, которым делать нечего,
те, которым есть чего, — молчат.
Это было мной не раз отмечено
в час ночной, когда все в доме спят.

Нет луны там, где ей быть положено,
нету на привычном месте звезд,
но при этом — поле унавожено,
сад посажен, и построен мост.

 
* * *
Как будто здесь ночуют рыбаки.
Когда их нет, по дому рыщут звери,
обнюхивая злобно лежаки
и сапоги, стоящие у двери.

Похолодало быстро, прежде чем
я ощутил всю прелесть летной куртки.
В клубок сплелись замерзшие совсем,
как черви, в банке жестяной окурки.