В последние годы дискуссии о форматах демократии и методах ее становления – иначе говоря, некоем «демократическом транзите», если использовать устоявшуюся терминологию политической науки, – становятся все более и более острыми. Это связано с достаточно широким спектром причин объективного и субъективного характера, к числу которых относятся, например, как операционные риски выработки и реализации политического курса, так и общее усложнение государственных функций ввиду продолжающегося процесса глобализации и развития информационных технологий. Вместе с тем, общим местом политической науки считается проблема определения детерминант демократического транзита, то есть тех переменных, – институтов, социальных подсистем или конкретных методов и форм политического участия – динамика которых была бы критически важной для трансформации всей системы и режима как ее текущей конфигурации.

Поразительно, но при общем и вполне устоявшемся понимании важности подобной задачи и определенном, пусть и лишенном системного единства, методологическом пространстве политической науки современные исследователи так и не сошлись во мнениях относительно означенных выше детерминант. Р. Даль, например, полагал, что плюрализм и многовластие подкрепляются массовостью и «конкурентностью» политики, а следовательно, перечнем обстоятельств, подкрепляющих данные явления, Д. Норт считал, что важнейшую роль играют неформальные правила и практики, а современные институционалисты, такие, как В. Попов, полагают, напротив, что центральным звеном любого транзита, подобного демократическому, является готовность формальной институциональной среды адаптироваться к новым условиям. Полярность приведенных позиций, вместе с тем, наилучшим образом иллюстрируют различные реформистские усилия, предпринимаемые национальными правительствами для обновления и даже, можно сказать, «перезагрузки» своих политических систем во избежание трансформацией, стимулируемых извне. Зачастую они носит противоречивый и неоднозначный характер, который, вместе с тем подкрепляет ключевой тренд мирового развития: сегодня необходимость институтов представительства и участия отрицается лишь оттесняемыми на маргинальные позиции консерваторами-традиционалистами, продолжающими интерпретировать политический процесс в сакральном или агностическом ключе. К примеру, под влиянием событий, получивших название «арабской весны», в 2012 г. произошли политические реформы в таких странах, как Оман (децентрализация власти), Иордания (смена правительства) и Алжир (либерализация и отмена действовавшего почти 20 лет чрезвычайного положения) – мягко говоря, далеко не образцовых с точки зрения следования нормам западной либеральной демократии и склонных скорее к консерватизму «подданнической» или «приходской» политической культуры.