Это – вторая статья на исключительно острую тему в области нераспространения. В предыдущем номере журнала была сделана попытка посмотреть иранскую ядерную программу в ретроспективе. Сегодня мы продолжим исследования данной проблемы.

В исключительно академических и методологических целях (на практике отделить одно от другого уже не представляется возможным) разобьем сложившуюся ситуацию вокруг иранской ядерной программы на два раздела: технический, а именно, непосредственное расследование МАГАТЭ в Иране, и политический, т.е. тот международный переговорный процесс, который сложился вокруг этого расследования.

Как можно подорвать доверие к ядерной программе?

14 августа 2002 г. оппозиционный правящему режиму в Иране Совет национального сопротивления Ирана опубликовал имевшиеся в его распоряжении данные относительно местонахождения двух строящихся в Иране ядерных объектов, о которых не было известно МАГАТЭ: тяжеловодный исследовательский реактор в Араке и завод по обогащению урана в Натанзе. В сообщении была также названа компания «Кала Электрик», которая, как утверждалось, проводила разработки в интересах предприятия в Натанзе. Работа над строительством завода в Натанзе, по информации Совета, началась в 2000 г., а над реактором в Араке и тем ранее – в 1996 г. ¹

Хотя по Соглашению о гарантиях Иран не был обязан заявлять об этих объектах в МАГАТЭ, в Тегеране, видимо, решили подойти к урегулированию этой проблемы с другой стороны, проведя дипломатическую подготовку международного сообщества в два хода. В сентябре 2002 г. на сессии Генеральной конференции МАГАТЭ Глава ОАЭИ Р.Агазаде заявил о намерении Ирана создать полный ядерный топливный цикл, мотивируя это необходимостью обеспечения своих будущих АЭС топливом собственного производства. По обнародованным планам, Тегеран намеревался в течение двух десятилетий построить ядерные реакторы общей мощностью 6000 МВт, что
в целом представляется достаточно скромным по сравнению с проектами шахского периода.

Уже в феврале 2003 г. Тегеран признал существование объекта по обогащению урана в Натанзе, а также то, что компания «Кала Электрик» занималась производством компонентов и тестированием центрифуг, но без использования ядерного материала. Среди других признаний Ирана фигурировали также приобретение у Китая 1,8 т природного урана в различных формах (Пекин подтвердил, что такая поставка имела место), которые использовались Тегераном в экспериментах по конверсии, намерение построить в Араке тяжеловодный исследовательский реактор мощностью 40 МВт и предприятие по производству топлива в Исфахане. При этом закупленный у Китая природный уран хранился в ранее незадекларированной Многоцелевой Лаборатории им. Джабира Ибн Хайана, а 40 гр. от общего количества в форме тетрафторида урана (UF4) были переведены в металлический уран в рамках этой лаборатории. Тегеран заявил и о наличии тяжеловодной программы, которая состоит из строящегося реактора ИР-40 и предприятия по производству тяжелой воды в Араке, а также завода по производству топлива в Исфахане (на предприятии, согласно заявлениям, должны были размещаться и другие производственные линии).

Все эти признания Ирана были отражены в первом докладе Гендиректора МАГАТЭ, выпущенном в июне 2003 г.² Сопровождалось это широкой пропагандистской кампанией со стороны США и стран Западной Европы о том, что Тегеран находится на «пороге» создания ядерного оружия, и все имеющиеся факты указывают именно на военный характер его программы.

Не вдаваясь в технические подробности, важно отметить, что из всего, о чем Иран поставил в известность Агентство, нарушением его обязательств по Соглашению о гарантиях были незаявленный импорт ядерного материала, работы с ним, а также объекты, на которых эти работы проводились, и хранился материал. Речь идет о лаборатории им. Джабира Ибн Хайана, Тегеранском исследовательском реакторе, на котором проводилось облучение мишеней с использованием небольшого количества диоксида урана (U02), объекте по производству радиоизотопов, где также использовался U02, и объектах, на которых хранились отходы этих работ в Куме, Исфахане и Анараке. Хотя количество ядерного материала было незначительным с точки зрения потенциальных рисков распространения, поставленные вопросы требовали прояснения.

Тегеран согласился сотрудничать с МАГАТЭ и предоставить всю необходимую информацию и возможность отбора проб для исправления всех нарушений. Иран даже пошел на добровольное применение дополнительных мер транспарентности, которые подразумевали заблаговременное предоставление информации о начале строительства или изменении конструкции ядерных объектов в момент, когда принимается соответствующее решение, а не за полгода до поставок ядерного материала на объект, как это требуется в соответствии с изначальным вариантом Соглашения о гарантиях. ³

Несмотря на это, вопросы МАГАТЭ к истории ядерной программы Ирана только увеличивались. При этом Иран в ходе предоставления в Агентство требуемой информации зачастую сообщал неверные сведения и затем неоднократно оказывался вынужден корректировать их или вообще приводить противоположную информацию. Как правило, Тегеран выдавал информацию под нажимом и «неполными порциями». Появились свидетельства исследовательских работ, проводившихся Тегераном с центрифугами нового поколения Р-2 (первоначально Тегеран заявил о приобретении у «сети» пакистанца А.К.Хана только центрифуг первого поколения Р-1). Возникли вопросы с обнаруженными загрязнениями высокообогащенным ураном на предприятиях «Калай Электрик» и в Натанзе, а также с проводившимися Ираном в 1989-93 гг. работами и экспериментами по получению полония-210, который помимо конвенционального применения может использоваться в системе инициации ядерной боеголовки.

Иран, хотя и не без проволочек, шел на сотрудничество с МАГАТЭ. 23 октября 2003 г. иранцы раскрыли всю информацию по прошлой деятельности в области обогащения урана, конверсии и выделения плутония, экспериментов с центрифугами с использованием ядерных материалов, программы лазерного обогащения также с применением ядерного материала и ряду других вопросов.

Кроме того, в декабре 2003 г. Иран подписал Дополнительный протокол к Соглашению с МАГАТЭ о гарантиях, который предоставлял больше возможностей Агентству для проверок иранской ядерной программы, и начал применять его положения в добровольном порядке до ратификации Доппротокола иранским парламентом. За месяц до этого Тегеран объявил о приостановке всех работ, связанных с обогащением урана и переработкой ОЯТ, к чему призывало МАГАТЭ в качестве меры доверия.

Эти шаги со стороны Ирана во многом стали результатом переговорных усилий т.н. «евротройки» (Франция, Великобритания, Германия) с Ираном (об этом речь ниже). Хотя вариант того, что такая приостановка была нужна Ирану для отработки определенных технологий перед запуском процесса промышленного обогащения урана, и Тегерану удалось удачно использовать ее в пропагандистских целях, исключать нельзя. Полностью требуемую МАГАТЭ приостановку ядерных работ Тегеран так и не осуществил, ссылаясь на обтекаемую формулировку «приостановки», которая использовалась в Тегеранском соглашении «евротройки» и Ирана от октября 2003 г. Тегеран продолжал производство компонентов центрифуг и самих центрифуг, а также производство гексафторида урана, который используется в процессе обогащения (к июню 2004 г. Тегеран произвел 40-45 кг. этого материала). Хотя на короткий период времени Иран все же пошел на комплексную приостановку ядерной программы (с ноября 2004 г.).

В январе 2006 г. Иран возобновил исследовательские и производственные работы в ядерной области, после того как
24 сентября 2005 г. Совет управляющих (СУ) МАГАТЭ принял резолюцию, констатирующую нарушение Ираном положений Соглашения о гарантиях, а также имевшие место сокрытия от Агентства иранских работ в ядерной области, что в совокупности привело к утрате доверия в их исключительно мирном характере. Следующая резолюция СУ МАГАТЭ от 4 февраля 2006 г. непосредственно санкционировала передачу иранского ядерного досье на рассмотрение в Совет Безопасности ООН. Иран же пошел по пути наращивания мощностей по обогащению урана и отказа от применения добровольных мер транспарентности, в частности Дополнительного протокола, ограничив взаимодействие с Агентством строго рамками Соглашения о гарантиях.

Существенным шагом вперед во взаимодействии Ирана с МАГАТЭ стало согласование в августе 2007 г. соответствующего плана действий, который предполагал пошаговый процесс прояснения остававшихся у Агентства вопросов по прошлой ядерной деятельности Ирана.

Согласно этой договоренности, Тегеран должен был последовательно внести ясность в такие вопросы как эксперименты с плутонием, урановое загрязнение в хранилище отходов в Карадже и в Техническом университете Тегерана, приобретение технологии центрифуг П-1 и П-2, наличие документа по полусферам из металлического урана, эксперименты с полонием-210, деятельность на руднике в Гчин. Отдельным разделом в плане действия значились вопросы по т.н. "предполагаемым исследованиям" ("alleged studies"), которые могли осуществляться в Иране и иметь военную направленность. Информацию по ним в МАГАТЭ предоставили Соединенные Штаты на основе данных своей разведки.

Точка (хотя некоторые страны рассматривают это как многоточие) в реализации плана действий была поставлена в феврале 2008 г., когда в своем очередном докладе Гендиректор Агентства объявил о закрытии всех вопросов по прошлой ядерной деятельности Ирана, кроме относящихся к "предполагаемым исследованиям".

При этом Гендиректор констатировал, что Иран обеспечил «необходимый уровень сотрудничества» с МАГАТЭ, открыл доступ в лаборатории, где осуществляются работы по усовершенствованию центрифуг и эксперименты с лазерным обогащением, а также направил Агентству информацию о конструкции пилотной установки по обогащению, где проводятся эксперименты с новыми центрифугами.⁴ Все это, надо подчеркнуть, выходит за пределы обязательств Тегерана по Соглашению о гарантиях.

Что касается вопроса по «предполагаемым исследованиям», которые остаются незакрытыми до сих пор, то Иран всегда отрицал наличие военной составляющей в своей ядерной программе. Начало предметного разговора по документам, касающимся «предполагаемых исследований» Тегеран обусловил предоставлением ему их оригиналов.

Таким образом, на сегодняшний день открытыми для МАГАТЭ остаются только вопросы по «предполагаемым исследованиям», которые требуют прояснения. Весь заявленный Ираном ядерный материал контролируется Агентством, переключения его на незаявленные цели не фиксируется.

Однако, учитывая серьезные нарушения Ираном Соглашения о гарантиях, имевшие место в прошлом, МАГАТЭ необходимо, чтобы Тегеран применял нормы Дополнительного протокола и заблаговременно информировал Агентство о начале строительства или изменении конструкции ядерных объектов. Только так Агентство сможет гарантировать отсутствие там незаявленной ядерной деятельности.

Однако у всей этой истории появился и другой уровень - политический. Теоретически изначально предполагалось, что переговорный процесс с Ираном группой стран международных посредников должен был проходить параллельно с расследованием МАГАТЭ и способствовать его скорейшему завершению. На практике же это не всегда оказывалось так. Зачастую эти два процесса переплетались между собой, запутывались и, что самое опасное, иногда подменяли друг друга. Какие результаты дал такой подход, рассмотрим ниже.

Зачем нужны посредники?

Неформальные контакты трех европейских стран Великобритании, Франции и Германии с Ираном были установлены фактически одновременно с расследованием МАГАТЭ. Начиная такой диалог, «евротройка», видимо, руководствовалась целым рядом мотивов: от геополитических до чисто экономических интересов.⁵

Однако, похоже, что уже с самого начала три страны взяли неверный старт, что и определило затяжной характер переговоров без видимых перспектив на их успешное завершение. В первом письме министров иностранных дел трех стран на имя иранского коллеги Камаля Харрази, «евротройка» призвала Иран обеспечить все необходимое сотрудничество с МАГАТЭ, начав применять Дополнительный протокол и приостановив обогатительные работы в рамках его ядерной программы.

Помимо этого, «евротройка» достаточно неосторожно (а может, и вполне целенаправленно) упомянула о необходимости начать переговоры с Ираном о полном и окончательном прекращении Тегераном программы по развитию ядерного топливного цикла в обмен на увеличение объемов технического сотрудничества.

Обнажив изначально основную цель своих переговоров с Ираном, которая, видимо, формировалась с оглядкой на позицию США в этом вопросе, «евротройка» не могла рассчитывать на их успех. Навсегда прекратить работы по развитию ядерного топливного цикла (ЯТЦ) означало отречься от своего неотъемлемого и по существу единственного права на мирное использование атомной энергии, которое Иран получил, подписав в 1968 г. ДНЯО и тем самым, отказался от создания ядерного оружия. Это было предложение о капитуляции, которое Тегеран не мог принять, а значит должен был готовиться к широкомасштабному дипломатическому наступлению.

Оно не заставило себя долго ждать. Уже в сентябре 2003 г. на сессии СУ МАГАТЭ представитель США требовал передачи иранского досье в СБ ООН.⁶ Вместе с тем, многие страны в Совете, включая «евротройку», выступали против этого, по крайней мере, на данном этапе, когда у Ирана была возможность исправить ситуацию. СУ МАГАТЭ ограничился принятием резолюции, в которой содержались призывы применять Дополнительный протокол и приостановить ‑ на время прояснения МАГАТЭ всех остававшихся вопросов к иранской ядерной программе (подчеркнем ограниченный период приостановки) ‑ работы, связанные с обогащением урана и переработкой отработавшего ядерного топлива.

Оказавшись перед угрозой передачи вопроса в СБ ООН, Иран пошел на сотрудничество с «евротройкой». По итогам переговоров министров иностранных дел трех европейских стран в Тегеране
21 октября 2003 г. Тегеран объявил о готовности пойти на необходимую МАГАТЭ «приостановку», подписать и выполнять Дополнительный протокол, обеспечить «полное сотрудничество» с Агентством и исправить допущенные нарушения Соглашения о гарантиях.

В обмен на это «евротройка» пообещала выступить против передачи иранского досье в СБ ООН. Никаких прямых упоминаний об окончательной приостановке Ираном работ в рамках ЯТЦ не было. Хотя намеком этот вопрос все же был обозначен. Выполнение Ираном всех взятых на себя обязательств должно было, как отмечалось в совместном заявлении, открыть путь для диалога на основе долгосрочного сотрудничества, результатом которого стало бы «удовлетворительные» для всех сторон гарантии в отношении развития иранской ядерной программы⁷.

Очевидно, что каждая сторона вкладывала разный смысл в понятие «удовлетворительное». Кроме того, в тексте заявления также подчеркивалось, что, как только Иран даст ответы на все вопросы международного сообщества, включая вопросы «евротройки», Тегеран получит «более свободный» доступ к современным технологиям. Из этого вытекает, что у «евротройки» были какие-то другие либо дополнительные вопросы к тем, которые поставило МАГАТЭ.

Совет управляющих МАГАТЭ приветствовал это соглашение, одобрив консенсусом 26 ноября 2003 г. соответствующую резолюцию. Однако «камнем преткновения» стал вопрос о параметрах «приостановки». Тегеран попытался свести к минимуму объемы тех работ, на которые распространялась «приостановка», ссылаясь на то, что МАГАТЭ никогда не конкретизировало рамки требуемой «приостановки».

Этому вопросу были посвящены встречи иранских представителей с «евротройкой» в Брюсселе в феврале 2004 г. и в Париже в ноябре 2004 г. Вновь под угрозой передачи вопроса в СБ ООН Иран пошел на практически полную «приостановку», но в качестве меры доверия, а не как юридически обязательного требования.

Возникла проблема и со временными рамками «приостановки». Тегеран, конечно, не мог согласиться с бессрочной «приостановкой», на чем настаивала «евротройка». Поэтому была выработана компромиссная формулировка, в соответствии с которой «приостановка» работ должна была осуществляться Ираном в течение всего времени переговоров по долгосрочному урегулированию ситуации. Такие переговоры было решено начать в декабре 2004 г. со встречи руководящих комитетов, которые должны были сформировать три рабочие группы по политическим вопросам и вопросам безопасности, по технологиям и сотрудничеству, а также по ядерной проблематике. Все эти положения были зафиксированы в Соглашении Ирана и «евротройки» от 14 ноября 2004 г.⁸

Только начавшиеся переговоры завершились провалом и привели к передаче иранского вопроса в СБ ООН. «Евротройка» не отступилась от своего главного требования - полный отказ Ирана от создания и использования любых объектов, которые бы позволили ему получать расщепляющиеся материалы.

Только это, по мысли европейцев, могло дать стопроцентную гарантию непереключения иранской ядерной программы на военные цели, что было бы невозможно даже при ее развитии под строгим международным контролем и с соответствующими политическими обязательствами Тегерана. Иран не согласился на это даже в обмен на представленный европейцами «пакет» предложений по сотрудничеству в области ядерной энергетики, по вопросам политики и безопасности, экономики, технологий в различных областях, включая гражданскую авиацию, нефтехимию, коммуникации. «Евротройка» также предлагала поддержать приобретение Ираном легководного исследовательского реактора в обмен на отказ от своего тяжеловодного проекта.⁹

Иран сделал ответный ход, выдвинув контрпредложение, первое и последнее, которое непосредственно касалось его ядерной программы и давало возможность для выхода на компромисс и окончательного урегулирования ситуации. Это была четырехэтапная схема, в соответствии с которой Иран должен был сохранить возможности по конверсии урана на предприятии в Исфахане и обогащению урана на объекте в Натанзе с ограниченным количеством центрифуг. При этом Тегеран обязался производить только низкообогащенный уран (с уровнем обогащения до 20% по урану-235) и незамедлительно использовать его в топливных сборках для реакторов, что существенно снижало потенциальную возможность его быстрого переключения на военные цели. При этом Иран был готов ратифицировать и применять Дополнительный протокол, обеспечить полный доступ инспекторов МАГАТЭ на ядерные объекты, а также взять обязательство не заниматься переработкой отработавшего ядерного топлива.

В качестве ответного шага со стороны «евротройки» Тегеран попросил поставить в страну легководные реакторы, нормализовать экспортно-контрольные механизмы «Группы восьми» в отношении Ирана, дать твердые гарантии обеспечения иранских АЭС топливом и вести диалог о создании на Ближнем Востоке зоны, свободной от ядерного оружия.

Предложение Ирана было вполне разумным и обоснованным. На тот момент оно являлось фактически единственным возможным компромиссом, который учитывал приоритеты обеих сторон. Иран оставлял за собой право на программу по развитию ядерного топливного цикла, но в ограниченных масштабах и при строгом международном контроле.

Однако «евротройка», а на тот момент к ней уже присоединились ранее выражавшие крайне скептическое отношение к усилиям европейцев США, не смогла пойти на компромисс в отношении своей базовой установки о полном отсутствии мощностей по производству расщепляющегося ядерного материала на территории Ирана. Предложение Тегерана было отвергнуто.

После того, как «евротройка» отвергла иранскую схему, Тегеран начал шантажировать ее возобновлением приостановленных работ в рамках ядерной программы. В июне 2005 г. на президентских выборах в Иране победил М.Ахмадинежад, который ужесточил переговорные позиции Тегерана по вопросам ядерной программы, но не сделал их бескомпромиссными.

Потом в августе 2005 г. появилось предложение «евротройки» по сотрудничеству с Ираном, которое Тегеран категорически отверг. Этот «пакет» постепенно обновлялся в 2006 и 2008 гг., превратившись в итоге в полноценную базу для сотрудничества по широкому спектру областей.

Иран предлагал «контрпакеты». Осенью 2005 г. Россия вышла с предложением по созданию на ее территории консорциума совместно с Ираном по обогащению урана, который бы использовал иранский материал. Тегеран согласился на это, но только в том случае, если консорциум будет находиться на его территории, что лишало эту инициативу какого-либо смысла.

В этом же году Совет управляющих МАГАТЭ принял резолюцию с признанием нарушений Ираном Соглашения с МАГАТЭ о гарантиях. В ответ Иран возобновил все работы в ядерной области. СУ МАГАТЭ принял решение о передаче иранского досье в СБ ООН, а Иран отказался от применения дополнительным мер транспарентности. «Евротройка» превратилась в «шестерку» с участием США, России и Китая.

СБ ООН принял шесть резолюций с требованием приостановки всех работ по обогащению урана, переработке отработавшего ядерного топлива и реализации тяжеловодного проекта. При этом четыре из шести резолюций СБ ООН вводили санкционные меры воздействия в отношении Ирана. За этот период состоялось 4 полноформатные встречи представителей «шестерки» и Ирана при посредничестве ЕС (в Женеве - в 2008, 2009, 2010 и в Стамбуле - в 2011 гг.). На свет появились такие продукты дипломатической мысли как формула «замораживание в обмен на замораживание» (Иран должен был «заморозить» работы по обогащению урана, а «шестерка» не должна была инициировать новые санкции в СБ ООН) и проект вывоза наработанного Ираном низкообогащенного урана в обмен на пополнение запасов топлива для поставленного США в далеком 1967 г. Тегеранского исследовательского реактора. Эти меры на том или ином этапе должны были, как заявлялось представителями «шестерки», создать необходимую атмосферу доверия в диалоге с Ираном для начала полноценного разговора по основному вопросу - иранской ядерной программе.

Складывается впечатление, что весь смысл этого переговорного марафона заключался как раз в том, чтобы обойти обсуждение главного вопроса. Ведь ни одна из сторон не давала четкого сигнала, что ее базовые подходы претерпели изменения, или хотя бы стали более гибкими. Иран неоднократно официально заявлял, что не собирается выполнять требования резолюций СБ ООН, поскольку передача его досье из МАГАТЭ в Совет Безопасности ООН, как полагает Тегеран, была незаконной. «Шестерка» же, хотя и подчеркивала во всех своих публичных выступлениях, что признает право Ирана на мирное использование атомной энергии в соответствии со статьей IV ДНЯО, никогда не конкретизировала, будет ли у Ирана возможность сохранить на своей территории чувствительные элементы ядерного топливного цикла хотя бы в ограниченных масштабах.

В этих условиях любой разговор, непосредственно касающийся иранской ядерной программы, грозил вылиться в очередной тупик. Это и произошло на встрече «шестерки» с Ираном в Стамбуле 21-22 января 2011 г. Как следует из заявления выступавшей на переговорах от имени «шестерки» Высокого представителя ЕС по иностранным делам и политике безопасности К.Эштон, в качестве предусловий для продолжения диалога Иран потребовал признание своего права на полный ядерный топливный цикл (включая его «чувствительные» стадии) и снятие санкций СБ ООН. Что касается позиции «шестерки», то как говорится в заявлении, эта группа стран предложила Ирану набор конкретных мер открытости, которые помогли бы МАГАТЭ более пристально отслеживать развитие его ядерной программы.¹⁰ Как видно, в заявлении нет ничего, что позволяло бы утверждать, что в ходе встречи «шестерка» конкретизировала перспективу того, что Иран сможет сохранить за собой право на обогащение урана и переработку отработавшего ядерного топлива. Ситуация фактически вернулась к той, которая сложилась на переговорах в 2004-2005 гг. Хотя есть одно существенное различие.

Еще в феврале 2007 г. в промежутке между первой и второй санкционными резолюциями Совета Безопасности в Иране на предприятии по обогащению урана в Натанзе было установлено два каскада по 164 центрифуги, которые работали в вакууме, т.е. без производства низкообогащенного урана. Гексафторид урана в незначительных количествах подавался только в отдельные центрифуги на экспериментальной установке по обогащению урана, где производилась отладка работы центрифуг, но не обогащение в промышленных масштабах. Работы по строительству тяжеловодного реактора IR-40 в Араке в тот момент находились в зачаточном состоянии.¹¹

На сегодняшний день общее количество полученного обогащенного урана на предприятии в Натанзе составляет 3606 кг (уровень обогащения - менее 5%). Материал обогащается на 5184 центрифугах, а всего на объекте размещено 8000 центрифуг. Кроме того, Тегерану удалось получить порядка 43,6 кг материала с обогащением до 20%, которые предполагается использовать для производства топлива для Тегеранского исследовательского реактора. Планируется расширение мощностей по обогащению урана до 20%. Строится еще один завод по обогащению в Куме. Одновременно ведутся НИОКР над центрифугами нового поколения, продолжается строительство реактора в Араке, там же функционирует завод по производству тяжелой воды. Иран заявил в МАГАТЭ о масштабных планах по расширению производства на предприятии по конверсии урана в Исфагане.

Что дальше...

Подключение к расследованию, проводившемуся МАГАТЭ в Иране, "евротройки", а затем "шестерки", безусловно, сыграло значительную роль. Насколько это влияние было конструктивным и оправданным, сказать сложно. Из вышеприведенного краткого экскурса видно, что Иран шел на значительные шаги в рамках сотрудничества с МАГАТЭ в основном в результате тех договоренностей, которые достигались в переговорах с "евротройкой".

В тоже время заинтересованное участие в этом процессе ключевых государств ЕС, естественно, позволяло Тегерану играть на их приоритетах и подходах, даже прибегая, в некоторой степени, где это было возможно, к тактике шантажа. Могли ли мы сегодня иметь другие результаты, если бы ситуация развивалась без политического влияния государств "евротройки" или "шестерки"? Вопрос риторический. Менее чем за год диалога с Ираном "евротройке" удалось добиться намного более существенных результатов, чем "шестерке" - за пять лет. Что это - более жесткая и принципиальная позиция президента М.Ахмадинежада по вопросам ядерной программы, попытка со стороны Тегерана что-то скрыть или стойкая неприязнь к формату "шестерки" и принципиальное нежелание выполнять резолюции СБ ООН?

В любом случае на сегодня реальная ситуация такова, что Тегеран обязан выполнить требования резолюций СБ ООН по приостановке обогатительных работ в рамках его ядерной программы, чтобы МАГАТЭ смогло подтвердить ее полностью мирный характер. Так говорят в столицах западных стран. По сути «приостановка» стала самоцелью работы этих государств с Ираном. Задача все та же – не допустить дальнейшего ядерного технологического развития Ирана.

Никто не отрицает, что в отношении иранской ядерной программы остаются вопросы, в прошлой деятельности Ирана в ядерной области по-прежнему сохраняются «белые» пятна. Но существо «приостановки», по крайней мере, как это зафиксировано во всех резолюциях СБ ООН и решениях Совета управляющих МАГАТЭ – мера доверия. Эта мера должна позволить внести окончательную ясность в прежнюю ядерную деятельность Ирана, создать спокойную предсказуемую работу инспекторам МАГАТЭ на иранских ядерных объектах и ускорить международное сообщество в отношении иранских ядерных устремлений.

Кроме того, учитывая существенные нарушения Соглашения о гарантиях, которые были допущены Ираном в прошлом, для Агентства важно, чтобы Тегеран применял дополнительные меры открытости, такие как Дополнительный протокол к Соглашению о гарантиях, а также внес ясность в те вопросы, которые вызывают обеспокоенность Агентства относительно возможности наличия в Иране в прошлом и в настоящем работ, которые могли иметь военное измерение. Наверное, международное сообщество, учитывая репутацию Ирана, вполне имеет право использовать более интрузивные меры контроля за его ядерной программой.

Тегеран жестко стоит на позиции того, что передача его ядерного «досье» из МАГАТЭ в СБ ООН была незаконной. В этой связи иранское правительство не собирается выполнять требования соответствующих резолюций (но ведь эти требования содержались и в решениях СУ МАГАТЭ).

При этом до сих пор Тегерану удавалось обеспечить хорошее дипломатическое прикрытие этого курса. Выставляя себя жертвой политики государств, обладающих ядерным оружием, Тегеран заявлял о притеснении его прав на мирное использование атомной энергии в соответствии с ДНЯО, пытаясь тем самым добиться поддержки государств, только вступающих на путь развития собственной атомной энергетики. Хотя вряд ли какое-либо из государств когда-либо публично заявляло, что Иран не обязан выполнять требования резолюций СБ ООН.

Одной из альтернатив решения проблемы некоторые государства по-прежнему рассматривают военный сценарий. Этот вариант настойчиво поддерживается на плаву в международном сознании, однако пока не находит поддержки большинства. Да и в целом вполне очевидно (наверняка, и для руководства тех стран, которые не исключают для себя эту альтернативу), что с помощью «точечных» ударов по ядерной инфраструктуре Ирана добиться реального решения проблемы (в смысле слова "урегулирования") не удастся. Это может задержать, но не остановить развитие иранской ядерной программы. При этом такой алгоритм «решения» проблем станет хорошим основанием для Ирана прекратить сотрудничество с МАГАТЭ, выйти из ДНЯО и переключить свою мирную ядерную инфраструктуру на военные цели.

Сложно до конца просчитать негативные последствия военного удара по Ирану и для стабильности режима ядерного нераспространения, а также дееспособности ДНЯО. Если говорить упрощенно, то получается, что государство подвергается военному удару за нарушения своего Соглашения с МАГАТЭ о гарантиях, которые на 90% оно исправило.

Если все участники процесса действительно заинтересованы в урегулировании ситуации, то здесь необходимы серьезные политические решения, как со стороны "шестерки", так и со стороны Ирана. Возможно, принципиальным является то, что Тегеран так и не увидел готовность западных стран "шестерки" отойти от своей базовой установки на полное сворачивание Ираном работ над «чувствительными» стадиями ядерного топливного цикла. Учитывая имеющийся у Тегерана опыт международного сотрудничества в этой сфере, сложно представить, что Иран согласиться выполнить требования соответствующих резолюций СБ ООН без гарантии того, что в конечном итоге за ним останется право на развитие полного ядерного топливного цикла. Право не на бумаге, а реализованное в конкретные проекты.