Исторически народы возникают значительно раньше, чем государства. И, собственно говоря, они создали те формы организации социально-территориальных пространств¹, которые привели к возникновению института государства. По мере усложнения социального мира форма государства неоднократно изменялась, как и само понимание государства и его функций. Для понимания психологии стратегии самоопределяющихся социальных групп – народов важно понимание государственной иден­тичности как таковой и истории ее возникновения и эволюции.

Проблема на сегодняшний день видится в том, что, значительное число (или большинство?) государств мира по-прежнему рассматривают государство в традиционном для него сакральном статусе. Одновременно их монополия на власть и истину демонстрируют неспособность обеспечить безопасность народов и ответить на вызовы и угрозы новых тенденций эволюции или предложить нечто альтернативное на перспективу.

Безусловно, большинство государств выступали, выступают и будут выступать против каких-либо угроз своей территориальной целостности. Таким образом, выстраивается неизбежная иерархия понятий «территориальная целостность государства» и «самоопределение народов». Государства отдают приоритет первому понятию, считая его основным условием внутренней социальной (в том числе удержания власти как таковой) и международной стабильности. Но при всем этом во всем мире постоянно происходят изменения, связанные с распадом полиэтнических государств и возникновением новых. Осуществляются попытки любыми способами отстоять территориальную целостность государства или во что бы то ни стало какого-то народа выйти из этого государства и создать свое собственное. Соответственно, возникают конфликты вооруженного характера с большими человеческими жертвами с обеих сторон. Все это требует объяснения и поиска способов обеспечения безопасности людей. В этом контексте следует не то, чтобы однозначно пересмотреть отношение к правовым понятиям «право народов на самоопределение» и «территориальная целостность государства», а к практике их реализации в условиях трансформирующегося мира.

Правовые подходы к решению вопроса о самоопределении народов и возможности создания ими новых государств разрабатывались на основе обобщения международного опыта, развития политической мысли, также интересов геополитики. Как минимум, существуют различные интерпретации понятия «самоопределение народа» даже у строгих юристов².

Так, по мнению ряда юристов-международников, «самоопределение народа» включает в себя следующие основные элементы:

а) все народы и нации имеют право на самоопределение;

б) все участники международного общения обязаны уважать это право;

в) оно реализуется путем свободного волеизъявления данного народа или нации;

г) его реализация исключает какое-либо давление, принуждение или вмешательство извне;

д) оно означает возможность выбора между государственным отделением данного народа или нации и вхождением на тех или иных условиях в другое государство, то есть свободный выбор политического статуса;

е) оно означает также возможность выбора формы государства (т.е. формы правления, государственного устройства, политического режима);

ж) оно, наконец, означает возможность выбора социально-экономического строя и путей своего развития³.

Очевидно, что в подходе к решению вопроса в пользу сохранения территориальной целостности государства или возможности предоставить народу реализовать право на самоопределение необходимо принимать во внимание, что это не только тот или иной прецедент сецессии как результат амбиций и действий этнических элит, но и естественный процесс развития того или иного народа. Более того, самоопределение народов как явление объективное является частью мировых процессов вне зависимости от того, кто инициирует это самоопределение. Причем этот процесс в разных формах и степени интенсивности имеет место на протяжении всей истории человечества. Осуществляется он и в настоящее время. В этом плане подход к решению конфликта подходов к оппозиции «самоопределение народа - территориальная целостность государства» следует рассматривать в контексте социальной эволюции в целом.

Самоопределение народов является тем изначальным источником изменений внутриполитических и международных, социально-экономических и культурных. Сознание народа не может быть определено раз и навсегда - ни в политическом, ни в социально-экономическом, ни в культурном и психологическом отношении. Как можно наблюдать и тот факт, что не может быть неизменными государства и их число в мире, а также неизменными контур и статус государственных границ.

Тем более, что целый ряд народов не по своей воле или без учета их мнения оказались в том или ином государстве, а ряд государств были созданы внешними силами прежде всего с учетом своих геополитических интересов, но не интересов народов. Например, многонациональное и полирелигиозное югославское государство было создано западными державами как геополитический буфер на Балканах. Не без их прямого участия оно и исчезло. Но не каждое возникшее государство способно создать условия для самореализации и развития своих граждан и народов, тогда речь может пойти о революции и смене власти и социально-политического строя, а также о выходе той или иной этнической группы из этого государства и создании своего собственного.

Исторически сложилось так, что большинство государств в мире состоят из представителей разных народов. Более того, народы оказываются часто разделенными границами двух и более государств не по своей воле. Но отношения между народами в полиэтническом государстве и отношения того или иного народа и государства своего проживания могут складываться по-разному. И причин для этого много. Так, источником конфликта могут быть этнические стереотипы и мифы прошлого, которые актуализируются в силу дестабилизации положения внутри государства (кризис, распад и т.д.) или международной системы, а то и провоцируются внутренними и внешними политическими силами. В основе конфликтов могли быть и эгоистические интересы этнических элит. Имеют место и те случаи, когда государство не справлялось со своей интегративной функцией или защищало интересы преимущественно только одного народа и притесняло другой (попытки их ассимиляции и натурализации), тогда возникали межнациональные конфликты и центробежные тенденции.

Признание права народа на самоопределение и признание нового государства не исключает возможность обсуждения вопроса о границах нового образования. Например, после распада СССР Россия и Украина ведут переговоры на предмет установления государственной границы в акватории Азовского моря, ранее при наличии межреспубликанского размежевания являвшегося частью общего пространства двух союзных республик. А правительство Киргизии предлагает Узбекистану обсудить возможность обмена анклавами соответственно киргизского и узбекского населения⁴, чтобы упреждать возможные конфликты.

Дело в том, что границы территорий проживания тех или иных народов определились в условиях единого политического и общего экономического пространства или были навязаны по политическим соображениям. Кроме того, происходили естественные для единого государственного пространства миграции населения и образование разнообразных по этничности компактных групп.

В любом случае, как показывает практика, распад государства и сецессия, возникновение и становление новых государств (и даже автономий в существующем государстве) является сложным, болезненным политико-психологическим процессом и неоднозначным по своим последствиям.

Очевидно, в контексте выше изложенного необходимо высказать наше соображение в отношении грузино-абхазский и грузино-южноосетинский конфликтов. Они по своей природе во многом похожи на дру­гие межэтнические конфликты, воз­никшие в результате распада Советского Союза.

Эти конфликты имеют два среза. Один отражает сохраняющиеся исторические противоречия между этносами Кавказа и память о вхождении кавказских народов в состав Российской империи и положения в ней. Другой срез отражает настроения и противоречия, возникшие в процессе распада Российской империи и СССР, когда та или иная этническая группа отрицает возможность проживания в границах политических новообразований. В СССР при всей иерархии отношений «большая нация (этнос) – малая нация (этнос)», «центральная власть – республиканская власть» существовал этнополитический баланс и механизм сдержек и противовесов. При поддержке союзного центра создавались условия для развития «национальных меньшинств» и обеспечивалось представительство малого этноса в республиканских и союзных органах власти. Другое дело, что была еще и реальная практика и сложившаяся традиция отношений к тому или иному этносу. Например, на Кавказе это можно отнести к грузинской нации, которая со времени, когда во главе СССР стоял И.В.Сталин, пользовалась особым вниманием у союзного Центра.

На Кавказе конфликтующие стороны, провозглашая себя автохтонным (коренным) населени­ем территории современной Южной Осетии и Абхазии, выво­дят из этого свое право опреде­лять их международно-правовой статус, вну­тренние порядки и взаимоотношения с дру­гими народами. Притом, что такие советские издания, как многотомная Советская историческая энциклопедия фиксируют автохонность абхазского и осетинского населения, в период возникновения двух названных конфликтов стали подвергать сомнению этничность абхазов и осетин Южной Осетии и утверждать о наличии у них якобы грузинских корней. Соответственно, делался вывод, что территории Абхазия и Южной Осетии исторически являются грузинскими, то есть должны принадлежать грузинам и современному грузинскому государству.

Важная составляющая конфлик­тов подобных грузино-абхазскому и грузино-южноосетинскому, это уходя­щая корнями в историю обида малого этно­са, в данном случае абхазов и осетин, на свою быв­шую республиканскую метрополию — Грузию. Причем для этого имелись основания.

После распада СССР осетины и абхазы не то, чтобы не хотели жить вместе с грузинами, как они вместе проживали в Советском Союзе в Грузинской ССР, а не считали возможным своего проживания в самопровозглашенном грузинском государстве, опасаясь притеснений и потери своей идентичности. Во-первых, они ссылались на историю непростых отношений с Грузией после распада Российской империи и в период гражданской войны. То есть попытками насильственного включения территорий Абхазии и Южной Осетии в состав Грузии. В памяти сохранялся и тот факт, что в ходе образования СССР территории Абхазии и Южной Осетии без согласия их населения и вопреки их желанию не входить в состав самопровозглашенной Грузии, а остаться в составе РСФСР, были включены в состав Грузинской ССР. После чего началась фактически их культурная ассимиляция. Во-вторых, в силу того, что инициаторы распада СССР совершенно проигнорировали не только мнение народов автономий, но и не шли не на какие переговоры с их представителями. Фактически, можно так сказать, «антисоветская» элита пошла на раздел территорий между собой ради своего прихода к власти. Соответственно, и Тбилиси не интересовался мнением населения автономных республик при своем решении выйти из состава СССР. Более того, отменил их автономный статус. В силу отмеченного, Абхазия и Южная Осетия не считали возможным признать легитимность решения грузинских элит и границ Грузии.

Если говорить об Абхазии и Южной Осетии, то в прошлом территории проживания абхазов и осетин и других кавказских народов входили поочередно в состав различных политических образований – княжеств и империй. Перед вхождением в состав Российской империи Абхазия находилась под властью Турции. Абхазский народ неоднократно восставал (в 1725, 1728, 1733, 1771, 1806 и т.д.) против турецкого владычества.

17 февраля 1810 г. был издан манифест о присоединении Абхазии к России. Номинальным прави­телем Абхазии оставался ее феодальный владетель. В 1864 г. в Абхазии было введено российское военно-губернаторское управление. В ходе очередной русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Абхазия оказалась между двумя воюющими державами. Причем часть мусульманского населения вынужденно встала на сторону Турции. В ходе войны Абхазия обезлюдела. Кроме того, 200 тысяч абхазов вынужденно покинули свою землю (так называемое махаджирство, то есть изгнание) и переселились в различные провинции Османской империи. Таковы были результаты развязанной Османской империей войны, закончившейся ее поражением на Балканах и Кавказе.

В свою очередь, в окончательно перешедшие под власть России абхазские земли устремился поток переселенцев — прежде всего грузин (в основном мегрелов), а также русских, армян, греков, болгар, немцев, эстонцев и др. Абхазия быстро превратилась в полиэтнический регион, а доля коренного насе­ления стала быстро сокращаться. Так, по посемейной переписи 1886 г. абхазы сос­тавляли 85,7%, а грузины - 6% от всего населения Абхазии. По первой Всерос­сийской переписи 1897 г. абхазов было уже 55,3 %, а грузин -24,4 %.

Революция 1917 года в России открыла новый этап в жизни кавказских народов. Так, в Абхазии была установлена власть местных органов власти. 26 мая 1918 г. была образована Грузинская Демократическая Республика. А в июне того же года под предлогом борьбы с большевистскими группами на территорию Абхазии были введены грузинские войска. В марте 1918 большевистские организации Абхазии подня­ли вооруженное восстание и провоз­гласили советскую власть. 10 мая 1918 меньшевистские войска Грузии начали наступление на Сухум, который был взят ими после упорных боев 17 мая. Командующий этими войсками генерал Мазниашвили стал генерал-губернатором. В Абхазии был установлен жестокий оккупационный режим. В августе и октябре 1918 г. грузинскими властями дважды разгонялся Абхазский Народный Совет, депутаты которого неоднократно подвергались политическому террору и репрессиям. Абхазское национальное движение было подавлено, а против мирного населения были брошены карательные экспедиции грузинского правительства. Вместе с тем политический представитель Грузии в Абхазии Исидор Рамишвили, выступая 19 марта 1919 г. на открытии третьего Абхазского Народного Совета, заявил: «Мы - не захватчики, и земля здешняя нам не нужна». В Абхазии Тбилиси проводилась открытая шовинистическая политика. В памяти абхазского народа - это время запомнилось, как один из тяжелых периодов во взаимоотношениях с Грузией.

В феврале 1921 большевики Абхазии подняли вооруженное вос­стание, поддержанное Красной Армией. В Абхазии был создан ревком, а 4 марта 1921 Абхазия была провозглашена Советской социалистической республикой.

Установление в марте 1921 г. Советской власти многими в Абхазии было воспринято как избавление от грузинских оккупантов и восстановление нормальной жизни. Действительно, сначала большевики предоставили Абхазии свободу политического выбора, который был реализован провозглашением суверенной Советской Социалистической Республики. Однако в декабре 1921 г. Абхазия под сильным нажимом Сталина, Орджоникидзе и др. была вынуждена заключить с Грузией договор, ратифицированный в феврале 1922 г., который конституировал между двумя республиками федеративные отношения. Характер межгосударственных отношений Абхазии и Грузии того периода запечатлен не только в заключенном договоре, но и в Конституции ССР Абхазия 1925 г., в Конституции Грузинской ССР 1927 г., в которой подчеркивается, что Грузинская ССР является государством, строящемся на федеративных началах (статья 2).

Однако «национал-коммунистическая» грузинская партийная элита продолжила «абхазскую политику» своих «национал-демократических» предшественников, направленную на захват Абхазии. Имея в Москве могущественных покровителей, грузинское руководство добилось того, что в 1931 г. ССР Абхазия была преобразована по воле Сталина в автономную республику (Абхазская АССР) и включена в состав Грузинской ССР. Попрание суверенных прав Абхазии оказалось наиболее тягостным для национального самосознания абхазов. Низведение ее статуса до уровня автономной республики в составе Грузии привело буквально через неделю к многодневному общенациональному сходу абхазов (18-26 февраля 1931 г.), выразившему недоверие правительству. Это было самое массовое выступление абхазского народа в защиту своей государственности и своих прав в условиях советской власти.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что, несмотря на понижение статуса Абхазии, даже после преобразования ССР Абхазия в Абхазскую АССР взаимоотношения последней с Грузинской ССР с правовой точки зрения носили межгосударственный, федеративный характер. Сильный руководитель Абхазии Нестор Лакоба еще мог сдерживать политический натиск Грузии, однако после его физического устранения в 1936 г. Абхазия осталась беззащитной. Начался самый мрачный период ее современной истории. В конце 1930 годов на Абхазию обрушился сталинский террор, приведший к полному уничтожению политической и интеллектуальной элиты абхазского народа. Усиленными темпами проводилась политика ассимиляции: школьное обучение детей было переведено с абхазского на грузинский язык, абхазской письменности была навязана грузинская графика, исконные абхазские топонимы заменялись грузинскими, социальное продвижение лиц абхазской национальности было затруднено. Целенаправленно проводилась переселенческая политика, направленная на изменение этнодемографического баланса населения не в пользу абхазов. За период 1937-1953 гг. из внутренних районов Грузии в Абхазию были переселены десятки тысяч грузин, что численно увеличило их долю в составе населения Абхазии (24 % - в 1897 г.: 5 в 1939 г.; 39,1 % - в 1959 г.). Идеологическим обеспечением грузинской политики была «теория», выдвинутая рядом шовинистически настроенных грузинских историков, которые объявили Абхазию «исконной» территорией Грузии, а абхазов – одной из этнических грузинских групп.

После смерти Сталина и прихода к власти Н.С.Хрущева наиболее репрессивные методы политики Тбилиси были приостановлены, однако в завуалированной форме она в проводилась и в дальнейшем. Противостояние Грузии несколько раз принимало открытые формы, в частности массовые митинги и демонстрации с требованием выход Абхазии из состава Грузии происходили в 1957, 1967, 1978 гг. Следующий виток обострения абхазо-грузинских отношений пришелся на 1989 г., когда имели место трагического столкновения на национальной почве. С этого времени напряженность практически не спадала, а политические взаимоотношения Абхазии и Грузии принимали все более конфликтный характер. Приближавшийся распад Союза ССР, а также нарастание в общественно-политической жизни Грузии шовинистических и унитаристских тенденций особенно актуализировали для абхазов проблему конституционно-правовых гарантий безопасности.

Осетия добровольно вошла в состав Российской Империи в1774 году. Но до 1830 года горная (Южная) Осетия всё же оставалась вне сферы контроля царской администрации, хотя номинально считалась владением России.

Вошедшие в состав Российской империи Осетия и Восточная Грузия (1801 г.) были подчинены имперской администрации - одной для всех ее террито­рий. При этом юг Осетии («Южная Осетия») был включен в новообразованную Тиф­лисскую губернию, главным образом по причине отсутствия коммуникаций через перевалы между двумя частями Осетии в зимний период, затруднявшей ее управ­ление из Владикавказа. Наименования «Южная Осетия» и «Северная Осетия», являясь географически­ми определениями двух частей Осетии на российском Кавказе, никогда не выража­ли ее политического разделения. Например, по аналогии можно говорить, что есть Южная Россия и Северная Россия, но не более того. Включение Южной Осетии в административно-территориальную систему Российской империи не сопровождалось признанием Россией какой-либо зависимости от грузинского дворянства. Поэтому представители грузинской феодальной знати князья Мачабели и Эристави предприняли попытку уже в рамках Российской Империи добиться с помощью русского оружия контроля над Южной Осетией, поставив ее население в зависимое положение. Однако претензии грузинского дворянства на Южную Осетию были отвергнуты Сенатом, решившим "грузинским князьям Мачабеловым отказать в домогательстве о признании крепостного их права над осетинами" (ЦГА ГССР, фонд Кавказского комитета, д. № 844, л. 68. Очерки по истории Осетии, с. 128).

В ходе распада Российской империи, хаоса гражданской войны и дележа территорий на Кавказе фактически произошел захват южной части осетинских территорий с ссылками на факт их административного вхождения в состав Тиф­лисской губернии. Но губернское управление на Кавказе имело имперский и ненациональный. Административное деление, административные границы не мешали общению осетин и их политический и гражданский статус был одинаков как на Юге, так и на Севере. Подобное имело место и в советский период, что компенсировало в какой-то мере формальное вхождение в состав ГрССР.

Осетинское население Южной Осетии, отстаивавшее свое естественное право на самоопреде­ление и выступавшее против политической разделенности осетинского народа и отторжения от Северной Осетии и России, было подвергнуто насилию со стороны Грузии, а впоследствии, вопреки его воле, было включено по решению грузинских представителей союзного центра в сос­тав Грузии в качестве автономии.

Грузия одна из первых советских республик выразила свое намерение выйти и вышла из состава СССР. Примечательно, что первым шагом было решение тбилисской футбольной команды «Динамо» не участвовать в чемпионате СССР. Затем в 1990-1991 годы (именно это право легло в основу проекта Конституции ССР Юго-Осетии 6 сентября 1921 года, насильственно низведенной до статуса полуколониальной АО в 1922 году).

Осетинское и абхазское население после распада Российской империи отказалось выходить из состава России и не приняло участия в выборах в Грузинский парламент, требуя в свою очередь признания также и своего права на свобод­ный выбор. Действительно, ведь в Декларации прав народов России речь шла не о самопровозглашенных государствах, а о народах.

После распада СССР и провозглашения Грузией независимости и ликвидации статуса автономии Абхазии и Южной Осетии последние отказались остаться в составе бывшей союзной республики. Абхазская и южноосетинская стороны посчитали, что с распадом СССР и денонсации Верховным Советом ГССР всех договоров и законодательных актов, принятые Грузией за советский период и то, что все это происходило без учета мнения абхазов и осетин, были также утрачены и все правовые основания вхождения Абхазии и Южной Осетии в состав Грузии, за­крепленные Конституциями ГССР и СССР, а Грузия утратила право вмешательства в определение границ между Абхазией и Южной и Северной Осетией.

Для этого есть исторические, политологические и правовые основания. Во-первых, социокультурная эволюция, как и эволюция в целом, в своем начальном историческом проявлении имеет произвольный характер, в том смысле, что не на­правлена к какой-то конечной цели – возникновении какого-то конкретного государства. Не существовало и не могло существовать однозначной и прямой последовательной связи между древними социально-политическими образованиями (княжествами, царствами, ханствами и т.д.) и совре­менными государствами. Историческая связь хотя и могла быть, но имела сложный и противоречивый характер. Она проходила через гибель одних госу­дарств и возникновение других, через образование империй и их распад, через рождение и гибель народов. Во-вторых, административные границы Российской империи и фактически административные границы между союзными республиками СССР, на которые ссылается грузинская сторона, не могли однозначно быть признаны легитимными в ходе провозглашения независимости союзными республиками выхода из состава СССР. В любом случае были необходимы переговоры сторон и, возможно, с участием представителей национальных автономий или с учетом их мнений и интересов. Следует напомнить, что вхождение территорий бывшей Грузинской ССР, в том числе современной Абхазии и Южной Осетии в состав Российской империи, происходил частями и в различное время. Более того, сама нынешняя Грузия в определенной мере сохраняет свою историческую этно-региональную структуру. И по сей день часть населения Грузии вопреки официозу идентифицирует себя с такими этнонимами, как мегелы, сваны и другими. А бывшие территории российских губерний оформились и обрели административную самостоятельность лишь в советском государстве, ранее они не являлись оформленными национальными субъектами государственного и международного права.

Безусловно, что интерпретация абхазо-грузинских и южноосетинских отношений может быть иной. Особенно с грузинской стороны. Тем более, что в статье не ставилась задача дать подробную историю этих отношений. Речь шла о попытках определиться с методологией подхода к подобным конфликтам и критериям их разрешения.

Некоторые выводы и предложения

Как представляется, в конфликтах, вызванных центробежными процессами в многонациональных государствах, необходимо акцентрировать внимание не на категориях «территориальная целостность государства» и «самоопределение народов», а непосредственно на безопасности населения. В этой связи некоторые аналитики еще в середине 90-х годов прошлого столетия предполагали, что в будущем нельзя исключать возникновения иной структуры Кавказского региона. Так, по мнению известного исследователя А.Малашенко, “очевидно, на какое-то время, мировому сообществу придется de facto признать возможность пересмотра межгосударственных границ и попытаться перевести этот сложнейший процесс в более спокойное русло дипломатических переговоров”⁵ ради обеспечения безопасность населения.

То есть исходить из того, что:

· каждый теряет больше, чем может приобрести от войны;

· в пользу смягчения конфликта реальными могут быть только политические, экономические и культурные решения, принятые при опоре на авторитет регионального и мирового сообществ;

· разрешение одного конфликта является частью большого процесса, и развивающегося с учетом взаимосвязи с другими проблемами и особенностями региональной международной и социокультурной системы;

· в основе процесса урегулирования должен быть положен принцип соблюдения прав человека, а точнее человеческой безопасности как таковой, который по существу является общей проблемой как личности в любом государстве и для всех этнических групп, так и для сторон конфликта в случае его возникновения.

Маловероятно, что все перечисленное может быть скоро достигнуто, но об этом необходимо говорить с целью формирования соответствующей культуры жизнедеятельности. Ради этого стороны конфликта должны быть готовы к уступкам как в своих собственных интересах, так и в интересах будущего соседствующего проживания с другими народами и государствами.

Несмотря на все разногласия, уходящие своими корнями в историю, конфликтующим народам придется и в дальнейшем сосуществовать. Они должны согласиться с тем, что абсолютно желаемого не получит никто. Ни одна из сторон не сможет достичь даже минимума своих целей, если они входят в противоречие, по крайней мере, с интересами другой. Поэтому следует подумать хотя бы об относительных выгодах в случае достижения компромисса. Некоторые из этих целей, а это могла бы подчеркнуть третья сторона, вполне совместимы. Грузины, абхазы, осетины и другие народы кавказского региона приобретут больше, если потратят свои человеческие и материальные ресурсы на сотрудничество в области экономики, свободы передвижения, транспорта, торговли, образования, культуры и т.д.

Реальность международных процессов на Кавказе еще раз засвидетельствовала, что между принципами территориальной целостности государства и самоопределения народа есть противоречие, и в реальной ситуации одна из сторон конфликта – этническая группа, народ или государство в политико-правовом отношении оказывается в заведомо неравном и проигрышном положении, если один из двух принципов принимается в его абсолютном значении.

Государства часто или становятся заложниками исторически сложившихся межэтнических отношений, или они сами усугубляют их своей внешней и внутренней политикой. Очевидно одно - сохранение территориальной целостности следует решать цивилизованными методами, основанных на принципах справедливости, разумной организации добровольного сожительства всех народов. Угроза территориальной целостности государства тем более будет реальна, чем меньше это государство склонно будет уважать право каждого человека из живущих на его территории народов. Риски распада останутся, но и в этом случае развод следует осуществлять так, чтобы сохранились условия для последующего развития сотрудничества.

Давать окончательные оценки абхазо-грузинскому и южноосетино-грузинскому конфликтам, очевидно, пока рано и потребуется определенное время для осмысления происшедшего. При всем этом нет оснований для кардинального пересмотра отношений к принципу территориальной целостности в пользу однозначного принципа права на самоопределение и наоборот. Возможно, что для эффективного политического и правового урегулирования этнополитических конфликтов и территориальных проблем на основе естественных прав народа и человека необходимо введение дополнительных корректив не столько в нормативно-правовую систему национального, регионального и мирового уровней, а сколько и главное формирования культуры новых отношений и новых форм сотрудничества.

Очевидно, возникновение новых государств будет иметь место в будущем. Уже в настоящее время государство Судан стоит перед порогом раскола и образования нового государства на территории Южного Судана. Курды в Ираке могут пойти на самопровозглашение своего государства на основе уже реально существующей автономии. Другими словами, принцип «целостности» необходимо отстаивать, но иметь в виду и другой вариант развития событий. Как представляется, критерием выбора между категориями «самоопределение народа» и «целостность государства» должны быть человеческие жизни и судьбы населения. Они реальны, а принципы абстрактны. Силовое решение рассматриваемой проблемы, под какими бы знаменами и лозунгами теми или другими субъектами это не осуществлялось, необходимо исключить.

Исторический опыт не подсказывает какой-то универсальный способ разрешения противоречия между стремлением государства сохранять территориальную целостность и стремлением народов к самоопределению и независимости. Важно, чтобы то и другое проходило мирным путем и не допускать вооруженных конфликтов, что является условием для их дальнейшего мирного сосуществования.