Журнальный клуб Интелрос » Мир и политика » №12, 2012
Это разграничение может быть продуктивным для объяснения отдельных проблем, либо для анализа рынка на этапе становления, когда он мог быть чисто экономическим явлением. Однако в более общих моделях, описывающих общественную эволюцию, такой подход игнорирует реалии процесса выработки политических решений, тесно переплетенного с интересами капитала, и не позволяет сформировать целостное представление о мире политики. Сегодня исследователи возвращаются к методологии «политической экономии», либо вновь изобретают «экономическую политологию» для анализа бизнеса и власти во взаимосвязи. Этот поворот теории продиктован тенденциями современного этапа мирового развития, когда «непоколебимая логика прироста капитала (…) пронизывает практически все политические процессы». На этой теоретической основе ряд ученых развивают идеи классового господства в мире, видоизменяющегося в новых условиях.
Можно выделить два основных подхода к объяснению отношений бизнеса и власти на уровне мировой политики. Согласно первому, государственная власть и национальный бизнес, как и олицетворяющие их политические и экономические элиты, в значительной мере консолидированы в своих интересах и при выработке решений. Национальный капиталистический (он же господствующий) класс стремится к расширению сферы влияния, укреплению своей власти внутри страны и на арене мировой политики - это стимулирует усилия элит в области государственного строительства и экспансионистской внешней политики. Иными словами, бизнес и политика объединяются под флагами государств, международный политический процесс представляет собой главным образом взаимодействия между этими суверенными властными центрами и их коалициями. Описанный методологический принцип лежит в основе теорий неоимпериализма, неколониализма, унилатерализма, рассматривающих мир как расширяющуюся империю США, либо коалиции западных стран, «достигающих мирового господства путем геоэкономических войн». Этот же принцип составляет фундамент ряда других концепций мировой политики, в том числе теорий зависимого развития, теории мировой системы И. Валлерстайна, в которой наиболее развитые страны являются центром, эксплуатирующим мировую периферию и семипериферию, включая их в орбиту мировой торговли. Все эти модели основаны на допущении конкуренции между национальными капиталами и, как следствие, военного соперничества наций-государств. Развитые страны, и в первую очередь США, представляются как центры силы, чьи корпорации, с помощью филиальных сетей служат аккумулированию и реализации власти, а также освоению ресурсов стран периферии. Такое видение достаточно широко распространено среди политологов. А.Д. Богатуров полагает, что понятие мировой политики (предлагаемое взамен категории «международных отношений») «стало функционировать в профессиональном дискурсе де-факто в роли эвфемизма для обозначения (…) "американской империи"». Как указывает ученый, «западные школы в 90-х годах - интуитивно, а в 2000-х годах более сознательно тяготели к пониманию международных отношений как производных от внутренней политики США, а внутренних дел любых стран мира - как «превращенной сферы» компетенции Вашингтона». Аналогичную схему использует Д. Харви (как он поясняет, с целью упрощения анализа), рассматривая эволюцию глобального капитализма и продвижение неолиберализма в мире. Ученый указывает, что «одна из целей новой политики состояла в обеспечении американскому капиталу возможности получать максимальную рентабельность от капиталовложений за пределами США», и что, разрабатывая и продвигая неолиберальную доктрину, «американские инвестиционные банкиры опирались на имперские традиции США и для поиска новых инвестиционных возможностей, и для защиты своих зарубежных операций».
Таким образом, в рамках наиболее широко распространенного в науке подхода отношения бизнеса и власти на уровне мировой политики преимущественно представляются конкуренцией между национальными капиталами, основные институты глобального накопления капитала и политического управления были и продолжают оставаться территориальными и существуют в виде национальных государств.
Иная модель предложена теоретиками транснационализма, а также глобального капитализма, подчеркивающими, что наряду с национальными центрами формируются и играют все более значимую роль властные центры «вне суверенитетов». Транснациональная теория разрабатывалась еще в 1970 гг. Дж.Наем и Р.Кохейном. Исследователи указывали на «связи, коалиции и взаимодействия, которые формируются вне зависимости от территориальных границ государства и находятся за пределами контроля со стороны центральных органов его внешней политики». Они заявили о парадигмальном характере теории транснационализма, утверждая, что классическая государственно-центрическая парадигма международных отношений «не отвечает требованиям современности» и еще меньше будет отвечать им в будущем. Наиболее значимая роль в процессах перераспределения власти и трансформации мирового порядка отводилась транснациональным корпорациям.
Сегодня некоторые авторы более радикально утверждают, что в ХХI веке борьба в поле мировой политики разворачивается не между империями и не между национальными капиталами. Капиталы транснализируются, определяя эволюцию отношений власти. Исследователей, которые готовы окончательно уйти от парадигмы международных отношений, не так много, но их логика бывает убедительной. Например, У. Робинсон критикует подход Э. Вуд, которая сравнивает экономический потенциал ЕС и США в своей книге «Империя капитала». Его доводы состоят в том, что на практике транснациональные корпорации оперируют и в пределах, и вне пределов территории ЕС. Европейские инвесторы глубоко интегрированы в транснациональные круги накопления капитала, проходящие сквозь США, – и наоборот. Действительная структура современного глобального капитализма представляется автору отличной от модели межгосударственной системы.Ссылаясь на то, каким образом организован мировой бизнес, ученый заключает, что государственные институты зачастую больше служат глобальным, нежели национальным интересам и «захвачены транснациональными политическими силами».
Одним из главных аргументов сторонников такого подхода является ссылка на изменение внутренней структуры международного бизнеса, в чем видится кардинальная новизна. Некоторые теоретики объявляют начало «новой эпохи в развитии международного предпринимательства» в ХХI веке, что существенно меняет и принципы развития мировой политики, тесно связанного с логикой движения капитала.
С развитием международного предпринимательства усиливается трансграничная интеграция предприятий и, следовательно, капиталов. В результате, становится все сложнее соотносить капиталы с той или иной нацией, а также определять страновую принадлежность корпораций. Со времен колониальной эпохи их отношения с материнскими государствами сильно изменились. Особенностью современного транснационального бизнеса является внутрифирменное разделение функций департаментов с обширной географией. Причем, в отличие от прошлых периодов, происходит не только экспорт производства ближе к рынкам сбыта, или в страны с дешевым сырьем и рабочей силой, но и глобальное разделение функций управления и разработки технологий, что, по мнению экспертов, существенно преобразует бизнес и, как следствие, отношения в сфере власти и управления в глобальном масштабе. Так, председатель компании IBM С. Пальмизано утверждает, что само употребление термина «многонациональная корпорация» («multinational corporation») выражает, «насколько устарели наши представления о них». «Модель бизнеса, формирующаяся в ХХI веке, по сути, не многонациональная. Этот новый вид организаций - в IBM мы называем его «глобально интегрированное предприятие» - очень отличается по своей структуре и операциям (…). В многонациональной модели компании создавали локальные производственные мощности в пределах ключевых рынков (…), но отделы по разработке продукции и т.п. принципиально находились в "своей стране"». Распространение многонациональных корпораций («multinationals») в мире, по его словам, означало интернационализацию, но не транснационализацию капитала. В глобально интегрированном предприятии выработка стратегии и управление организованы по всему миру. Рассматривая историю корпораций, С. Пальмизано пишет, что, несмотря на появление в ХХ в. мировых брендов и перемещение производства на места с целью преодоления торговых ограничений, оно преимущественно организовывалось для национальных рынков и «в пределах традиционных границ национальных государств». Глобально интегрированное предприятие (ГИП) – это более эффективный способ организации бизнеса, внедрение которого «стало возможным благодаря трансферту технологий и управленческих стандартов на основе глобальной информационно-технологической и коммуникационной инфраструктуры». Кроме того, до 80-90 гг. торговое законодательство не позволяло организовать бизнес подобным образом, допуская лишь изолированные цепочки поставок. Появление ГИП обеспечило формирование внутренних рынков ТНК (где товарооборот реализуется не по рыночным, а по трансфертным ценам), на долю которых приходится до трети стоимостного объема мировой торговли. Они позволяют перемещать огромные ресурсы внутри трансграничной корпоративной «макроструктуры» и координировать ее. Система транснациональных внутрикорпоративных рынков является основным интегрирующим элементом современных сетевых компаний, одновременно способствуя их выходу из-под финансового, а также фискального контроля государств. Помимо законодательных изменений, важными факторами экономической интеграции являются изменение корпоративной культуры, развитие новых принципов делового мышления (на основе космполитических установок), а также распространение технологий, «приятие общих деловых и технологических стандартов, позволяющих бизнесу подключиться к поистине глобальной системе производства».
Все эти процессы стимулируют развитие трансграничного партнерства в сфере предпринимательства, в том числе рост числа слияний и поглощений, что, по мнению ученых, ведет к монополизации глобальных рынков и к усилению негосударственных акторов на мировой арене. В последней трети ХХ в. отмечается «усиление тенденции взаимного проникновения и переплетения» финансово-промышленных групп. С 1980-х гг. слияния и поглощения стали основным механизмом осуществления прямых иностранных инвестиций, посредством которых перемещаются огромные капиталы. А первым годом последовавшего бума слияний и поглощений был 1999 г., тогда начался быстрый рост количества и стоимости сделок, сначала в развитых, а позднее в развивающихся странах. В целом, в последние годы отмечается «усиление консолидации олигополистической, монополистической и транснациональной власти в руках нескольких международных корпораций». Происходит концентрация капиталов в центрах «частной власти», укрупнение негосударственных субъектов мировой экономики и политики, сосредоточения значительных ресурсов и, следовательно, рычагов управления «вне суверенитетов».
Помимо слияний и поглощений развиваются другие формы трансграничной интеграции предприятий, в связи с потребностью отвечать на вызовы среды, а также на основе новых возможностей, создаваемых научно-техническим прогрессом. В силу высокой динамики внешней среды, важным элементом конкурентоспособности сегодня является гибкость, быстрая реакция на изменение рынка. Поэтому чертой мирового бизнеса становится его сетевая структура. Он организуется в форме сложных паутин на основе аутсорсинга, субконтрактинга и множества транснациональных альянсов между компаниями. Безусловно, важнейшим фактором модификации корпораций стали современные технологические инновации, главным образом, в сфере коммуникаций. Современные ТНК позаимствовали свою мобильную структуру, открытость и модульность у собственных информационных систем. Корпорации стали функционировать по принципу высоко интегрированных сетей.
Исследователи отмечали тенденции к децентрализации корпоративного управления уже со второй половины ХХ в., связывая это также с развитием инструментов фондового рынка. Тогда отмечалось появление «финансовых групп, в которых отсутствует единый координационный центр», и «общность интересов (…) достигается с помощью взаимного владения акциями и объединения вокруг крупных кредитно-финансовых учреждений (коммерческих и инвестиционных банков, страховых компаний)». В конце ХХ в. – начале ХХI вв. мировой рынок ценных бумаг развивается небывалыми темпами, что является важнейшим фактором процесса экономической транснализации. В разных странах начинается настоящий бум IPO, все больше компаний предлагают свои акции неограниченному кругу лиц по всему миру, привлекая капитал. Трансграничную миграцию капиталов стимулировало и появление новых финансовых инструментов, главным образом, различных видов деривативов и операций с ними, а также появление новых взаимных фондов с международным партнерством. С развитием финансовой сферы в мире все больше доминирует внетерриториальный принцип распределения прав собственности, и круги накопления капитала все меньше связаны с определенной территорией – и соответственно с государством как территориально организованным институтом.
Итак, нарастает трансграничная интеграция бизнеса посредством различных механизмов. В связи с потребностями ТНК частой практикой становится внутрифирменное перемещение персонала между отдельными странами, в том числе управленческого. Одновременно развивается транснациональная система карьеры, глобализируется рынок человеческого капитала. В компаниях повышается доля иностранного топ-менеджмента, что также признается чертой новой модели предпринимательства.
Потребности мирового бизнеса определяют характер взаимодействия и формы консолидации деловых элит. Исследуя функционирование современных ТНК, ученые утверждают, что в связи с задачей их поддержания развиваются сети «глобальной корпоративной элиты», и в межкорпоративных, и во внутрикорпоративных взаимодействиях. Несколько групп ученых проводили эмпирические исследования, доказывая существование трансграничных социальных сетей деловой элиты, имеющей общие политические интересы и транснациональные идентичности.
На основе констатации изменений в экономической сфере и в области организации бизнеса, исследователи разрабатывают и более основательные концепты, описывающие проблемы диверсификации власти на уровне мировой политики. В частности, некоторые теоретики предлагают понятие «транснационального капиталистического класса» (ТКК), утверждая, что его лидеры становятся правящей элитой в современном мире. Согласно концепции Л. Склейра, эта социальная общность включает не только слой собственников и менеджеров ТНК, но и «компрадорскую буржуазию» различных стран, обслуживающих интересы транснационального капитала бюрократов, а также «фракцию», обеспечивающую «культурно-идеологический контроль над обществом посредством консюмеризма» . Интересы этих групп лежат за пределами национальных экономических и политических систем.
При этом различные «фракции» (по выражению Л.Склейра) транснационального капиталистического класса могут использовать в конкурентной борьбе влияние государственных институтов. Так, характерен пример, когда «IBM» и «Cognizant Technology Solutions», использовали давление государственных структур США в борьбе за контракты по аутсорсингу государственных сервисов Индии.
С точки зрения транснациональной теории объясняются масштабные проблемы современной мировой политики. Как полагают некоторые исследователи, агрессивная политика США в современном мире (то есть «война с терроризмом» и насильственное «продвижение демократии») также проводится в интересах транснациональных конгломератов капитала. В современной мировой политике огромную роль играет «бизнес военного аутсорсинга»: здесь сосредоточены интересы влиятельных групп, конкурирующих за многомиллиардные контракты, которые финансируются из бюджетов государств и наднациональных институтов. Данная сфера бизнеса также транснализируется: например, такие ее лидеры, как Хеллибертон (Halliburton), Карлайл Груп (CarlyleGroup) является, по утверждению исследователей, транснациональными корпорациями. Теоретики транснационализма утверждают: «Это правда, что компании, занимающиеся военным снаряжением, нефтью, инженерные и строительные компании, многие из которых имеют штаб-квартиры в США, смогли укрепить свои специфические секторальные интересы с помощью грубой и бесстыдной инструментализации государства США во время президентства Буша. Однако эти компании сами по себе транснациональные, и их интересы - это не интересы "американского капитала", конкурирующего с капиталами других стран, а интересы транснациональных структур в глобальной экономике». Публицистические источники также нередко отражают понимание причин многих современных военных конфликтов в интересах экономических элит и влиятельных игроков глобального капитализма. Высказываются мнения, что созидательное разрушение войн запускает новые циклы накопления капитала через его реорганизацию. Энергетический, инженерно-строительный, военно-промышленный комплексы – это те сектора глобального капитала, которые больше всего выигрывают в результате военных конфликтов. Отмечается особая роль США в создании инвестиционных перспектив для транснационального капитала в этих секторах. Постепенно меняется само понятие войны: многие военные столкновения неточно рассматривать как межгосударственные. Их результатом является не создание зон, контролируемых исключительно США (по модели колониальных войн), а продвижение интересов транснационального капитала (выходящего на глобальный уровень). Таким образом, политическая ситуация в мире не соответствует модели империализма (нового империализма, унилатерализма) и точнее может быть описана транснациональной теорией. В ее категориях ряд ученых предлагают пересмотреть понимание сущности современной мировой элиты, ставя государство в подчиненное положение по отношению к транснациональной буржуазии. Например, один из ведущих исследователей проблемы субъекта мировой власти профессор Л. Склейр называет современное государство «исполнительным комитетом» транснационального капиталистического класса.
Итак, анализ эволюции транснационального бизнеса позволяет делать выводы об изменениях отношений власти в мире. В современном мире практически не остается стран с закрытым рынком и значительным преобладанием национального капитала в экономике, а также обособленных национальных финансовых систем. Границы национальных экономик распадаются. Интересы крупнейших корпораций (контролирующих центры публичной власти) перестают быть связанными с конкретным государством. Это влечет за собой транснализацию политической сферы. С развитием новых форм мирового предпринимательства меняются и отношения власти. Все больший вес приобретают социальные общности, интересы и идентичности которых ассоциируются не с национальными, а с транснациональными институтами и кругами накопления капитала. Государственные институты, как и национальные элиты, также зачастую обслуживают интересы транснационального капитала. Таким образом, политические элиты транснализируются.