В конце XV в. Московское княжество, подчинившее себе ряд северо-восточных русских княжеств, начинает представлять внушительную силу на востоке Европы и претендует на те земли, которые ранее входили в состав Киевской Руси, а теперь вместе с православным населением находились в составе Литвы и Польши. Соперничество русских княжеств с польским государством имеет давнюю историю. Очевидно, что оно начинается еще в тот период, когда из общей славянской массы выделяются те этнокультурные общности, которые впоследствии стали основой для формирования ранних польского и русских княжеств. Если на юге Киевская Русь утверждалась в своем соперничестве с болгаро-славянским царством, то на западе - с польским государством. В свою очередь характер отношений славянских и литовских племен определялся их борьбой между собой за жизненное пространство. Известно, что славяне в процессе своего расселения потеснили литовцев.

Соперничество с поляками и литовцами усиливается после принятия ими христианства от Западного Рима и постоянных попыток последнего подчинить себе православное население Польши и Литвы. Например, в конце возможность перенесения его престола на территорию Польши. Как известно, отношения этих двух государств были оформлены Унией в XIV в. После этого их объединенная мощь, опирающаяся на политическую и идеологическую поддержку римских церковных иерархов, представляла серьезную угрозу соседним русским княжествам. В то же время Москва, подчинив Тверское княжество и Новгородскую республику, начинает претендовать на полную опеку православного населения соседнего государства и даже на объединение под своим началом всех бывших земель Киевского княжества. В течение XVI – XVII вв. и вплоть до начала XVIII в. Россия и Польша вели беспрерывные войны. Так сформировался устойчивый стереотип, что восприятия внешней угрозы со стороны западных государств. Российско-польские отношения осложнялись еще и тем, что Польша с раннего времени находилась в системе европейских международных отношений. Европейские монархи не могли не заметить и не принимать в расчет, что на востоке от них формируется мощное государство, и соответственно, использовали Польшу как сдерживающий фактор.

К середине XVI в. византийское влияние на Россию значительно ослабевает, а западное - возрастает. Московское русское государство в XVIв. завязывает непосредственные отношения с Австрией, Венгрией, Венецией, Ри­мом, Германией, Данией и Швецией. Москва вступает в раз­личные союзы с европейскими странами. Она вызывает архитекторов, ремесленников, горноделов, оружейных мастеров и других специалистов. Активные внешние сношения Русского государства способствуют росту национального самосознания.

Европейские государства стремятся к союзу с могущественной страной на Востоке Европы. Необычайные военные успехи Турции во второй половине XV в. вселили ужас и смятение в среду европейских стран и народов. В 1453 г. после двухмесячной ожесточенной осады пал Констан­тинополь: весь христианский мир был потрясен. В 1459 г. была завоевана Сербия и обращена в провинцию Османской империи. В 1460 г. турки завоевали Афинское гер­цогство и вслед за ним всю Грецию. В 1402 г. они захватили Валахию, в 1463 г.- Боснию, в 1467 г.- христианскую в то время Албанию, а затем - и Герцеговину. В 1476 г. турки опустошили Молдавию, а в 1479 г. заключили победоносный мир с Венецией и Неаполем.

Падение Византии и других христианских государств на Востоке и утверждение турецкого могущества в непосредственной близости от Рима совпали с ростом силы и международного престижа молодого Русского госу­дарства. Римский папа и европейские монархи увидели в этом государстве потенциального союзника в их борьбе против Османской империи. Они, зная о притязаниях Москвы на центр восточного христианства, пытались заручиться поддержкой находящегося в то время на московском престоле Ивана III в обмен на признание за ним прав на византийское наследство. Как известно, указанная политическая инициатива принадлежала римскому папе, который стремился создать общеевропейский антиосманский союз. Именно для этого и был задуман в Риме династический брак Ивана III с Софией Палеолог - племянницей последнего византийского императора Константина VIII. Были планы использовать Софию, принявшую уже католичество, и для привлечения русской церкви под крыло Рима.

Иван III не был склонен к войне с тур­ками или не готов был к ней, а тем более к переходу в католичество. Попытки соблазнить Москву византийским престолом делались и позднее, при Василии III и Иване IV (Грозном). Очевидно, что пока образ Византии в сознании политических элит имел по-прежнему отрицательное значение. Продолжалось и соперничество Вселенской патриархии с русской церковью. Русские иерархи считали, что падение Константинополя явилось карой небесной за заключение им Флорентийской унии с Римом. Сомнительное наследство не устраивало русских монархов, которые и так уже ощущали свою мощь и самодостаточность после освобождения от зависимости Золотой Орды в XV в. и покорения Казанского и Астраханского ханств и Ногайской орды в XVI в. Великие князья Московские Иван III и Василий III в своих международных посланиях уже именуют себя царями. Иван IVбез патриаршеского благословения самостоятельно в 1547 г. принимает титул царя и венчает себя шапкой Мономаха. В честь такого события он строит храм-памятник на высоком правом берегу Москвы-реки в селе Дьяково, что расположено по соседству с великокняжеским селом Коломенское.

В течение XIV – XVI вв. "новая титулатура, медленно внедряясь в действительность, сама содействовала идеологическому утверждению русского самодержавия”. И не только внутри своей страны, но и за рубежом. Причем в этом русские самодержцы опираются на разработанную русскими богословами в начале XVIв. теорию о величии московского князя и происхождении московских правителей от Августа-кесаря, а также получении шапки Мономаха от византийских императоров.

Дипломатические отношения России с европейскими государствами развивались в тесной связи с политической теорией Русского государства. Московские дипломаты тонко учитывают ренессансный инте­рес Западной Европы к наследству Вечного Рима. Именно в ответ они создают собственную легенду родства московских великих князей с императорами Древнего Рима, подчеркнувшую древность и княжеского рода, и управляемой им страны, а значит, исконного величия России.

Для международной легитимации власти с целью утверж­дения царского статуса московских государей и их равенства перед европейскими монархами были предпри­няты действия в весьма широких масштабах. Вводится новый русский дипломатический протокол, определяющий обязанность отечественных послов, например не ронять достоинства своего государя. И Иван III особенно внимательно следил за полным равенством отношений с европейскими государствами.

При том же Иване III было предпринято и создание официальной родословной московских великих князей. Она излагается в летописи «Сказание о князьях Владимирских», где происходит родословная роспись всех известных в истории царей и правителей. Начинается летопись с рассказа о разделе земли между потомками Ноя, продолжается перечнем великих властителей, где центральное место занимают сведения об императоре Августе, к кото­рому в Средние века, и в особенности в начале эпохи Возрож­дения, все европейские владетельные роды возводили свое про­исхождение. Чтобы высоко поднять авторитет московских великих князей, «Сказание» подчеркивает факт их родства с князем Рюриком, а последнего - якобы с римским императором Августом, от которого вели отсчет своих династий многие европейские монархии. Такая интерпретация корней генеалогического древа вводила московских князей в круг европейских держав. Вполне очевидно просматривается «соревнование» с Западом, которое становится существенным в самоидентификации российской политической элиты.

С возрастанием значения западных ориентиров в развитии национального самосознания происходит и внутренняя этническая мобилизация, которая выражалась в претензиях московской политической элиты на прямое и первостепенное династическое и историческое преемство по отношению к киевским князьям. С XVIв. во всех литературных памятниках (в частности, в «Воскресенской летописи», «Казанском летописце», «Царственном летописце» и др.), и дипломатических документах присутствуют тексты, говорящие о родстве московских князей и киевских. Интересно отметить, что специально для внешнего пользования генеалогия московских князей была переведена на латынь.

Актуализация темы исторической преемственности московской династии по отношению к киевской происходит под влиянием международного соперничества Москвы с польско-литовским государством. В составе последнего как раз и находились земли бывшего Киевского княжества, не говоря уже о том, что многие русские князья по ряду причин уходили в Польшу: например, князья Мосальские, владельцы одноименного русского княжества, память о которых сохранилось в названии одноименного города в Калужской области. Интересно, что княжеские фамилии в настоящее время чаще встречаются в Польше и Литве, а также в Сибири, куда неоднократно высылали участников польских восстаний. В самой же Калужской области данная фамилия встречается весьма редко. Вспомним и то, что известный князь Курбский после ссоры с Иваном Грозным отправился также в Польшу.

Характер русско-польских отношений свидетельствовал не просто о геополитическом раскладе сил, но и об идеологическом противоборстве православной Москвы с католической церковью, опекавшей Польшу и Литву. Не случайно, что еще в 1493 г. Иван IIIвпервые в своих отношениях с Литвой назвал себя государем «Всея Руси», тем самым претендуя и на те исторические русские княжества, которые вошли в состав литовского государства. В течение всего XVI в. тема преемственности не сходила с повестки дня всех международных сношений Московского княжества с Польско-Литовским королевством, а в начале XVII столетия польский король Владислав решил силой оружия утвердиться в Москве. По его инициативе дважды совершался поход на Москву.

Затем, когда во второй половине XVII в. в состав России входят некоторые территории Украины и Белоруссии, украинцы и белорусы оказали свое влияние на формирования российского национального сознания. Необходимо учитывать, тот факт, что Москва уже давно стала прибежищем значительного числа эмигрантов-славян из государств Запада, которые, как, например, уже известный хорват Юрий Крижанич, активно участвовали в политической жизни московского государства. Не говоря уже о том, что в церковной реформе патриарха Никона были также задействованы эмигранты.

Западные славяне передали россиянам свои ощущения и свой опыт пограничного общения, когда они, будучи в непосредственном контакте с западной культурой, были вынуждены отстаивать свою самобытность и самодостаточность. Эти изгои, а также присоединенные украинцы и белорусы актуализировали и усиливали оппозицию россиян к Западу.

Внешняя политика Алексея Михайловича была энергичной на всех направлениях, но особенно на южном и западном, имевших тесную взаимосвязь. Военно-политический союз с Украиной и ее выход из состава Польши обострил не только русско-польское соперничество в Восточной Европе, но и отношения России с Крымским ханством и Османской империей. Последние, увидев в российско-украинском союзе угрозу своим северным границам, активизировали действия против Москвы. В ответ Алексей Михайлович, уладив на какое-то время отношения с Польшей, заключает с ней антиосманский союз (1667 г.). Впоследствии начинаются переговоры об организации союза христианских государств. Хотя союз организовать и не удалось, для нас интересен факт разработки плана похода на Балканы, по которому предполагалось участие в нем русской, казацкой и польских армий.

Русская церковь всемерно поддерживала подобные планы. Например, в последней четверти XVII в. издаются специальные литургические тексты, где поднимается тема борьбы с варварами, под которыми подразумеваются крымские татары и турки-османы. Эта же тема звучит в текстах в жанре панегирики. В одном из них содержится призыв: "восстанием за изгнания людей российских, ополчемся за люди православныя наша…”. В данном тексте также утверждается, что Царьград "есть … царей всея России отчинный их престол”.

Следует отметить, что патриарх Никон и царь Алексей Михайлович соперничают между собой не только во внутренней политике, но и в претензиях на олицетворение покровителя всего восточнохристианского мира. Патриарх и царь приобретают на Востоке христианские реликвии. Например, в начале 50-х годов XVIIв. в Россию были привезены глава Григория Богослова, глава Иоанна Богослова и частица Святого Древа. В конечном итоге отмеченное соперничество закончилось победой светской власти. Русский царь, расширив границы своего государства от моря до моря, дойдя океана, уже видел себя и во главе всех православных народов, и восстанавливающего кресты на куполах храма Святой Софии в Константинополе.

 

Вхождение в европейскую политику и/или смена самоидентификации

В конце XVII в. церковь продолжала настойчиво поддерживать в общественном сознании идею о необходимости осуществить миссию России по освобождению Константинополя и других «святых земель». И теологическая концепция стала неотъемлемой частью политического мировоззрения.

Российская правящая элита действительно всерьез стала думать о создании вселенского православного государства, о восстановлении креста на храме Святой Софии и освобождении всех православных от власти иноверцев. Наследницей византийского престола видела себя уже царица Софья. По ее указанию даже была изготовлена гравюра, где она была изображена в шапке Мономаха.

Стоит упомянуть то, что шапка Мономаха в действительности не принадлежала ни византийскому императору, ни киевскому князю Владимиру

Мономаху. Более того, она даже не была привезена из Византии. Но в средневековье, во времени которого еще продолжало жить российское общество конца XVII в., реликвии играли важнейшую роль в консолидации общества. На их символической основе осуществлялась легитимация власти и выстраивались государственно-политические концепции. Царица Софья, организуя военные походы против Турции на южном направлении, больше думала об утверждении придуманного самой для себя имиджа, чем о реальных возможностях.

Начальный период международной политики царя-реформата Петра Великого свидетельствует, что и ему не были чужды национальные традиции. Известно, что Петр мечтал в детстве повторить поход-подвиг Олега и "отмстить туркам и татарам за все обиды, которые они нанесли Руси”. Косвенным подтверждением этого является то, что его первые внешнеполитические шаги были предприняты на южном направлении.

При Петре Россия продолжала поддерживать активные связи с представителями славянских народов, которые по-прежнему предлагали России взять на себя миссию их освобождения от иноверцев. Убеждая Петра в этом, они утверждали, что простое появление русской армии на Балканах приведет к всеобщему восстанию и сокрушит Османскую империю. Петр был готов им поверить. Вот что он написал своему ближайшему сподвижнику графу Шереметьеву в апреле 1711 г.: "Господари пишут, что как скоро наши войска вступят в их земли, то онисейчас же с ними соединятся и весь свой многочисленный народ побудят к восстанию против турок: на что глядя и сербы (от которых мы такое же прошение и обещание имеем), также болгары и другие христианские народы встанут против турка, и одни присоединятся к нашим войскам, другие поднимут восстание внутри турецких областей; в таких обстоятельствах визирь не посмеет перейти за Дунай, большая часть войска его разбежится, а, может быть, и бунт поднимут”.

В Петербурге начали разрабатывать план похода на Балканы с опорой на православные народы. Конкретные надежды возлагались на Дунайские княжества, находившиеся под властью османов. Географическое положение этих княжеств открывало путь на Балканы. В апреле 1711 г. с господарем Молдавии Дмитрием Кантемиром был заключен секретный договор. Соглашение заключили с представителями черногорцев и сербов. Сербы обещали Петру вспомогательные войска 20 тыс. человек, помощь продовольствием и предоставлением данных о действиях турок. Более того, черногорцы и сербы действительно подняли восстание, в котором приняли участие почти 30 тыс. человек. Но предпринятый Петром I скорее под влиянием традиции и чувств, чем разума Прутский поход не имел успеха из-за его неподготовленности.

Успешное завершение Северной войны со Швецией приводит к росту амбиций российских элит. 20 октября 1721 г. Сенат торжественно титулует Петра I «Императором Всероссийским». Прерогативой таких полномочий формально обладал или папа римский, или вселенский патриарх Константинопольский. Русский царь принимает этот титул. Самопровозглашение России империей являлось не только стремлением сравняться с соседней Австро-Венгерской империей или Священной Римской империи германского народа, но и попыткой обрести «византийское наследство».

Национальная мифологема окончательно обрела силу официальной идеологии и постепенно стала материализоваться во внешней политике преемников Петра. Все начинается с правления Екатерины Великой. Этому способствовали не только военные успехи ее талантливых полководцев и

флотоводцев в Северном Причерноморье. Не меньшую роль сыграли придворные льстецы, которые потакали греческим увлечениям просвещенной императрицы. Не отставали от последних и некоторые монархи европейских государств, заинтересованных в ослаблении Оттоманской Порты.

Император Священной Римской империи называл Екатерину "мой друг, моя союзница, моя героиня”. Император Австрии рассматривал как неизбежное дальнейшее продвижение России на Балканы и искал с ней дружбы и союза. И это несмотря на то, что упорно не хотел признавать имперский титул соседки. Но в конечном итоге возросший международный авторитет России приводит к тому, что императорский титул был признан Германской империей в 1744 г., Францией – в 1762 г. и Польшей – 1764 г. Признала титул и Австрия.

Развивающиеся отношения с Австрией и совпадения интересов в области Восточного вопроса все более обращают внимание Екатерины Великой на Балканы. Обе империи строили планы вытеснения турков обратно в Азию. Геополитические амбиции Семирамиды Севера, как звал Екатерину знаменитый французский философ Вольтер, росли с каждым днем. Поэтому неудивительно, что у российской правительницы возник так называемый «греческий проект». Причиной его возникновения была не только геополитика – решение вполне конкретных вопросов безопасности на южных рубежах государства, но и увлечение императрицы античной литературой и влияние Вольтера, с которым она была в переписке. Известный просветитель в своих письмах призывал Екатерину освободить эллинов и осуществить их возрождение. Но если бывшая немка не могла находиться под прямым влиянием упомянутых в самом начале книги русских архетипов, то ее ближайшее окружение – царедворцы и полководцы, в победах русской армии и флота над Оттоманской Портой увидели успешное начало исполнения предназначенной свыше освободительной миссии. Они считали, что совсем близок час, когда они смогут слушать "обедню в храме Святой Софии” в освобожденном от агарян Константинополе.

Вдохновленная предполагаемым будущим, императрица называет своего внука Константином и поручает его воспитание грекам. На медали, выпущенной в честь рождения Константина, было отчеканено изображение все того же храма Святой Софии. Во времена Екатерины императорский двор был пронизан эллинским духом. Так произошло невероятное. Церковная ортодоксальная теология, питавшая умы русских в течение нескольких столетий, соединилась с рациональной культурой античного ренессанса. А в российском сознании Восток встретился с Западом.

Своими внешнеполитическими проектами русская императрица решила поделиться с австрийским императором Иосифом II и с этой целью послала ему письмо, которое и вошло в историю под названием «греческий проект». В этом письме Екатерина говорит о необходимости создать на Балканах ряд государств, ставших как (своеобразным) буфером между Россией, Австрией и Турцией. Предполагалось воссоздать и греческое государство, которому бы и покровительствовала Россия.

Реализовать «греческий проект» не удалось. Но преданная своим греческим увлечениям Екатерина стремилась воссоздать воображаемое ею греко-византийское культурное пространство на новоприобретенных причерноморских территориях российского государства, когда-то действительно принадлежащих грекам и Византии. Кроме того, современные Екатерине греки имели прочные экономические связи с Россией. Греческие купцы вели торговлю в бассейне Черного и Средиземного морей на своих судах, но под русским флагом, и пользовались покровительством России. Многие греки принимали российское подданство, занимали высокие государственные и военные должности.

Во второй половине XVIII в. на отвоеванных у Османской империи и присоединенных к России землях, где когда-то существовали античные колонии эллинских полисов и Византии, создаются новые населенные пункты с греческими названиями или переименовываются существовавшие крымско-татарские и турецкие. Так возникают города Севастополь, Симферополь, Одесса, Тирасполь и др. Россия оказывала прямое содействие переселению греков и других православных на территорию Новороссии из Османской империи.

Внешнеполитическая деятельность Екатерины IIи влияние идей Просвещения и Великой французской револю­ции ускорили формирование в последней трети XVIII в. на Иони­ческих островах движения за освобождение от власти Османской империи и за создание независимого государства. А русско-турецкие войны явились мощной политической и моральной поддержкой освободительной борьбе. В частности, помощь повстанцам по повелению Екатерины II оказывала действующая в Средиземном море под командованием С.К.Грейга 2-я эскадра русского флота с десантом.

Активность России в бассейне Черного моря можно объяснить геополитической целесообразностью - необходимостью выхода на наиболее удобные стратегические позиции в силу международной обстановки. В то же время военные успехи в Черноморье дают основания для общества увидеть в этом и начало исполнения великой миссии России по отношению к «святым землям» и христианским народам Османской империи, что находит свое отражение в народных исторических песнях:

Собиралася да снаряжалася

Наша армия в путь - дороженьку,

В путь – дороженьку, во туретчину:

Полонить царя Салтана - турецкого,

Не крещеного басурманина.

В художественном творчестве национальной элиты, например, Г.Р.Державина, освободительная миссия связывается непосредственно с Екатериной II. Вот что пишет придворный поэт в своей оде «На взятие Измаила» (кон. 1790 или нач. 1791 гг.):

По розовым летит зарям;

…………………….

Рукою держит крест одною,

Воженный пламенник другою,

И сыплет блески на Босфор;

Уже от северного света

В лице бледнеет Магомета,

И мрачный отвратил он взор.

Не вновь ли то Олег к Востоку

Под парусами флот ведет

И Ольга к древнему потоку

Занятый ею свет лиет?

Иль россов идет дух военный,

Христовой верой провоженный,

Ахеян (греков. – А.З.) спасать, агарян (нехристей. – А.З.) стереть? –

……………………..

Ничто – коль росс рожден судьбою

От варварских хранит вас уз,

Темиров попирать ногою,

Блюсть ваших от Омаров (Гомер. – А.З.)муз,

Отмстить крестовые походы,

Очистить иордански воды,

Священный гроб освободить,

Афинам возвратить Афину,

Град Константинов Константину.

В этом поэтическом произведении можно увидеть опять воспроизведение центрального образа российского самосознания – Царьграда. Но одновременно можно увидеть, что в традиционный миф вносится новая идея, которая говорит о возвращении Константинополя внуку Екатерины II - Константину.

Российской национальной идентификации все больше утверждался в реальной внешней политике. Такова особенность символов. Как отмечал А.Ф.Лосев, в "символе абстрагирующее мышление начинает вновь возвращаться к покинутой им объективной действительности, то есть тут же становится и некоторого рода практикой”, "да еще и переделыванием действительности”. В другом произведении «Мой истукан» (1794 г.) Державин, вдохновленный ли своим предыдущим произведением или тем, что после взятия Измаила Россия уже близка к тому, чтобы подойти к воротам Константинополя, так и утверждает: "Доступим мира мы средины”, т. Е., - Константинополя, а затем - "с Гангеса (Индии. – А.З.) злато соберем; гордыню усмирим Китая…”. В этих строках можно увидеть, что поэт призывает «орлов Екатерины» не только повторить подвиг Олега – завоевать Царьград и стать, выражаясь словами Ф.И.Тютчева, "возобновленной” Византией или Восточно-Римской империей, но - пойти дальше. Здесь - претензии на восприятие России как мировой державы, способной ответить на вызовы ее давнего соперника – Англии, уже ставшей к этому времени властительницей морей и заморских колоний.

Одновременно, оказывая практическую помощь порабощенным народам Балкан и участвуя в создании республики (по поручению Павла Iэту миссию исполнял адмирал Ф.Ф.Ушаков. – А.З.) «Семи островов» на Ионическом архипелаге, русское общество начинает сопереживать другим народам и учиться от них борьбе за свое освобождение.

Одновременно греческие эмигранты времен русско-турецких войн

XVIIIв. не только пробуждают интерес российских элит непосредственно к античной истории и культуре, но и формируют общественное сознание в духе европейского просвещения. Идеи античной демократии, отраженные в учении европейских просветителей, находят благодатную почву в умах российских элит. В XIX в. сочувствие порабощенным эллинам "было одним из проявлений” формирующегося российского либерализма. Одновременно русский филоэллинизм, явившись реакцией на разочарование Францией и Наполеоном, вполне вписывался в систему национальных архетипов.

В течение XIX и начале XX вв. происходит качественно иной этап в развитии общественного сознания. Безусловно, что этому предшествовал "век Екатерины”. Когда русская элита говорила по-французски, читала Вольтера и Руссо. Более того, она не только познакомилась с Европой в походах А.В.Суворова, но и утвердила Россию в европейском пространстве как силу, способную активно участвовать в мировой политике. И все же XIX в. характеризовался наиболее активным и полным осмыслением России как культурно-исторического феномена. В этом процессе начинают принимать участие не только дворянская элитная группа, но и все новые и новые слои общества, вносившие свое понимание российской нации, ее интересов и стратегий развития. При всех идеологических и геополитических колебаниях этом прошлое не исчезает. Оно лишь в который раз осмысливается и переосмысливается, сопрягаясь с постоянно меняющейся реальностью.