Журнальный клуб Интелрос » Мир и политика » №6, 2012
Однако утверждение новых принципов жизнедеятельности общества происходит нелинейно, т. е. вопреки логике «идеальной» западной модели. И это закономерно: ведь Россия – общество с колоссальной инерцией развития (как поступательного, так и попятно – возвратного), и в этом смысле наша страна отличается от группы «новых независимых государств», попавших, в силу постоянно меняющейся внутренней расстановки социально-политических сил, под разрушительное обаяние «цветных революций». Помимо этого, консервативная направленность динамики общественного мнения в России, соединенная с отчетливо выраженным ростом левоцентристских настроений в сфере социально-экономических отношений, дает «оранжевым революционерам» мало шансов на воплощение «цветного проекта». К слову сказать, известное выступление Патриарха Кирилла, в котором выражение несогласия с итогами голосования интерпретируется как суверенное право народа и в котором содержится категорическое предупреждение против анархии и попыток расшатывания общества, формирует реалистический коридор возможностей для протестных действий. Вспоминая в этой связи классическую формулу «политика есть искусство возможного», невольно думаю о более конкретном, но не менее афористичном определении, принадлежащем одному из крупнейших современных экономистов Дж. К. Гэлбрейту(1908-2006): «Политика есть искусство выбора между катастрофой и огорчением». Думаю, к России оно имеет более прямое отношение, чем к Америке. На мой взгляд, размышляя о ближайших политических перспективах России в свете мирового как западного, так и восточного опыта, мы должны обратить более пристальное внимание на исторические законы, управляющие человеческой деятельностью на одной седьмой части мирового территориального пространства.
Уже стало общим местом утверждение: парламентские выборы 4 декабря, высвободившие огромную социальную энергию народа, стали своеобразным водоразделом в политической истории России. Политика в нашей стране, таким образом, реально превращается в наиболее массовое общественное явление. (Можно по-разному относиться к сочинениям В.И.Ленина. Однако трудно отрицать его утверждение: «политика … там, где миллионы» и «только там начинается настоящая политика».)
Нынешние российские события – органическая часть мирового исторического процесса, - и происходят они потому, что наше общество, теряя качества патриархальной «самобытности», начинает развиваться по известным всемирно-историческим законам. Концентрированный смысл этих законов в том, что современное российское общество диверсифицируется независимо от воли власть предержащих и что в ходе этого процесса дифференцируются и интересы социальных и профессиональных групп, это общество образующих. В свое время этот путь проходил Запад. Можно сослаться и на опыт дружественной Индии, где уже наличествует 300 – миллионный средний класс, интересы которого рассредоточены по нескольким политическим силам / партиям. Таким образом, смысл мирового опыт прост и понятен: расходящиеся экономические, социальные и политические интересы более не могут согласовываться на одной «платформе», т.е. внутри доминирующей партии – «агрегата» (Индийского национального конгресса, Гоминьдана, КПСС, «Единой России», принципиального значения не имеет). Тем более что, как показали известные события на Арабском Востоке, важным фактором «реактивной» политизации общества становится рост численности молодежных демографических когорт, активно добивающихся открытия новых «каналов» восходящей социальной мобильности. Само собой разумеется: в период межстадиального перехода обществу требуется сильная и дееспособная президентская власть, возмещающая известную слабость/неразвитость горизонтальных связей в экономике и социально-политических отношениях. Это положение - абсолютный императив, не отменяемый никакими капризами политической конъюнктуры. Аналогичным образом - и в этом я согласен с авторитетным американским историком-русистом Стивеном Коэном (StephenCohen), - в период перехода необходим ответственный перед обществом, эффективный и профессионально работающий парламент, одна из принципиальных задач которого - своей деятельностью компенсировать недостаточную зрелость социальной структуры современного российского общества (по сравнению с внутренней организацией стран Запада и Японии).
Обострение политических противоречий в российском обществе напрямую связано с генетическими пороками модели«периферийного капитализма», сознательно избранной (и агрессивно внедряемой в ткань общества) российской «элитой» в начале 90 – х гг. прошлого века при проведении «либеральных реформ», как эти «мероприятия» предпочитают называть их инициаторы. ( Строго говоря, какое отношение эти «реформы» имеют к современному либерализму, воплотившемуся в своем классическом виде в «новом курсе» Ф.Д.Рузвельта, за 20 истекших лет мы так и не узнали. Поэтому далеко не все либерально настроенные избиратели, которых в России, по некоторым оценкам, насчитывается 15-20%, готовы голосовать за продолжение неолиберальногоэкономического курса.) Побочным продуктом «либеральных реформ» стала самодезориентация российской власти, которая все эти годы должна была заниматься не политическими технологиями, а социальной инженерией, то есть собственно социально-экономическими преобразованиями, укрепляющими основы государства и общества. (Напомню: в советской науке это явление – процесс именовалось социальной революцией,т.е. качественной модернизацией /осовремениванием всей системы общественных отношений, позволявшей системе - социуму более или менее равномерно перемещаться на более высокий уровень равновесия.) Некоторым из наиболее активных деятелей «внесистемной» оппозиции для начала, т.е. перед серьезным разговором с обществом, надо бы признать: «либеральные реформы» были заведомо лишены содержательного начала (целеполагания), иначе говоря, не отвечали на вполне конкретный профессиональный вопрос: какприблизить структуру отечественной экономики к модели организации хозяйства промышленно развитых стран. (Взявшись за решение конкретных, частных вопросов развития, «либерал – реформаторы» не озаботили себя ответом на вопрос принципиального, общего характера: какой новый - социально-экономический и научно-технический - «продукт» предполагается получить в результате преобразований?) Понятно, что приватизация, сама по себе, не отвечала, да и не могла ответить на столь фундаментальный вопрос. Следует также признать, что историческую ответственность за деградацию экономики и общества должны принять на себя и мы сами, ибо значительная часть народа с вожделением ожидала «второго пришествия» НЭП’а, т.е. доиндустриального, «своеобычного русского капитализма», идиллические картины которого невольно рисовала перестроечная публицистика. В этой связи мне вспоминаются беседы с ведущими экономистами Индии в начале 90-х годов прошлого века, прежде всего их неспособность понять, какую же все-таки стратегическую задачу решают преобразования в России.
Прошедшие два десятилетия были, по существу, постоянным откладыванием реальных и необходимых социально-экономических реформ, во многом под влиянием «вертикального» роста цен на энергоносители на мировом рынке. При этом необходимое для непрерывного совершенствования/обновления общества давление на власть снизу в пользу реформ (или обратная связь) либо отсутствовало вовсе, либо было малозаметным. В результате отложенный кризис развития стал настолько вопиющим, что наиболее нетерпеливые соотечественники попытались его решить силами «уличных парламентов» (как подобное явление называли на Филиппинах в феврале 1986г.). Проблемы нашей страны, однако, не поддаются быстрому решению, о чем, кстати, свидетельствует опыт самих «либеральных реформ». По большому счету, необходимо в предварительном порядке снять остроту двух основных проблем, и сделать это на улице никак не получится. Во-первых, выявилась настоятельная необходимость воссоздания «баланса сил» между исполнительной и законодательной властями по принципу взаимоуравновешивания и взаимостраховки, поскольку конституция 1993г. с ее гипертрофией президентских функций не столько решает проблемы общества, сколько создает новые. Во-вторых, стала вопиюще неотложной разработка (и внедрение) внятной (т.е. понятной народу) социально-экономической стратегии, в которой все основные политические силы общества видели бы свое участие, а равно и материально-финансовое вознаграждение своих модернизационных усилий. Последнее утверждение – общее место, поскольку обеспеченность работой и средствами существования невольно примиряет людей с политической системой, как это имеет место в «цивилизованных» странах Запада и Востока. Столь сложные проблемы не решаются «на свежем воздухе», ибо такая модель разрешения конфликтов может спровоцировать ответные действия в виде «протестов против протестов», что уже происходит; помимо этого, некоторым руководителям оппозиции, на что обратила внимание издатель американского либерального журнала «Nation» Катрина ванден Хейвел (Katrina vanden Heuvel) придется отвечать за личное участие в разрушении российской экономики в «эпоху алчности», а на этом поприще их репутация выглядит далеко не безупречной. Развивая свою мысль о бесперспективности экспорта «цветных революций», автор, в частности, пишет:
Поймет ли, наконец, правительство США, что благоразумнее прекратить обличительные заявления в адрес российских властей по поводу выборов (парламентских - А.В.) и в порядке инициативы этического реализма позволить здравомыслящим гражданам великой страны самостоятельно разрешить проблемы их борьбы?
Не выглядел перспективным «цветной проект» и для мартовских президентских выборов. Как говорят в Индии, политика - это игра больших чисел и с большими числами. Нетрудно догадаться: «большие числа» - это основные социально-политические силы общества, мобилизация которых только и может дать искомый, «президентский» результат. На мой взгляд, поход за «большими числами» начался, однако, как говорили в старину: «Скоро сказка сказывается - не скоро дело делается». Конечно, не всех россиян подобное положение устраивает, однако факт остается фактом: «либеральные реформы» не выдвинули на российскую политическую авансцену государственных деятелей нового, постсоветского типа. На мой взгляд, «внесистемной» оппозиции, если она всерьез мечтает о Кремле, необходимо начинать не с выдвижения единого кандидата в президенты (этот акт - завершающий этап политической деятельности), а с активного участия в формировании механизма согласования интересов в российском обществе. На этом пути неизбежны трудности и потери, главная из которых- честная и профессиональная оценка «эпохи Ельцина», ее роли в экономической, политической ( «де-демократизация», как называет эти годы Стивен Коэн) и культурной деградации российского общества. Выдержат ли оппозиционеры проверку на политическую зрелость, покажет ближайшее будущее.
В связи с «арабской весной» (думаю, этот термин не удовлетворяет многих своей неопределенностью) возникает неизбежный вопрос: что есть «цветная революция», кроме смены лиц у власти с помощью современных политических технологий? Встает и другой, попутный вопрос: а удовлетворит ли подобная смена «декораций» основную часть российского народа, откровенно уставшего от «либеральных экспериментов» и начинающего переходить в состояние организованной политической активности? Есть и еще один важный вопрос: каков исторический субъект отечественной «буржуазной революции», о которой охотно рассуждают некоторые наши политологи? На мой взгляд, полагать формирующейся буржуазией «приватизировавшихся» бывших комсомольских руководителей или же советскую партийно-государственную номенклатуру второго и третьего эшелонов с их отчетливо выраженными паразитическими/«хватательными» рефлексами трудно, даже теоретически. Нынешний постсоветский класс – гибрид, как назвали сходный политико-экономический феномен советские востоковеды в 70-е гг. прошлого века, уже исчерпал свой скудный интеллектуальный и организационный ресурс. Его политический удел-идеал – подчиненно-периферийное положение России в мировой системе, как это было при последнем монархе из династии Романовых. Беда, однако, в том, что эта система перестала быть западоцентричной и что на лидирующие позиции в ней выдвинулись «производящие» общества АТР, от которых стараются не отставать и ведущие государства Латинской Америки. Россия же при таком соположении социально-экономических сил попросту может выпасть из международной хозяйственной системы и мировой политики. Как показали недавние события, основная часть народа решительно против трансформации нашей страны в «этнографический музей» под открытым небом.
Запад необратимо слабеет. Об этом сейчас не пишет только ленивый. Отсюда и желание сохранить любой ценой свои международные позиции, в том числе за счет политических технологий, реализуемых в ходе «цветных революций». С исторической точки зрения «цветные революции» - отнюдь не любимое детище Дж.Сороса (который, кстати, как человек проницательный, к ним быстро охладел), но своеобразный политико-экономический проект, изначально предполагавший отчуждение, в пользу внешних центров влияния, части суверенитета, сопровождаемое «расхищением государства» («plunder of the state») отдельными группами «новой элиты» и неограниченной (по сути дела: до-и раннеиндустриальной) эксплуатацией природно-ресурсного потенциала страны. В России ресурс такой «модели» развития исчерпан, и в этом обнаруживается яркое проявление объективных исторических законов. Начавшееся преодоление «разрухи в головах» у нашего народа будет заставлять тех, кто считает себя политиками, как можно скорее научиться мыслить в категориях страны и общества. Тогда и в нашем сознании призрак «цветных революций» окончательно сменится ясностью исторических законов.
Окончившийся только что очередной политико - избирательный цикл породил множество вопросов, на которые придется отвечать всем миром, то есть и народу, и власти. Среди этих вопросов, несомненно, ключевой- о наших неотложных действиях по выведению России на траекторию устойчивого развития, об их содержании и социально-политической направленности.
Этот сакраментальный ленинский вопрос все чаще задают себе граждане России. Действительно, поневоле вспомнишь известную максиму советских пропагандистов: «Выборы прошли – проблемы остались», которой потчевали соотечественников после очередных выборов в «капиталистических» странах. Теперь же нам самим предстоит убедиться в том, что советские идеологи свое дело знали и слов на ветер не бросали.
Наши дотошные журналисты уже успели обратить внимание на то, что программа победителя президентских выборов была документом социал-демократического, левоцентристского толка; она впитала в себя все лучшее, что было у соперников В.В.Путина. Видимо, поэтому ожидания перемен уже стали самостоятельным фактором политической жизни России. «Не дай Бог, если эйфория от победы вскружит В.Путину голову и он оставит все как есть. В этом случае протестные настроения могут стать более радикальными, чем были последние пару лет, когда все ждали перемен», - таково мнение известного журналиста Андрея Угланова. Одна из главных проблем нашего общества состоит в том, что трансформировать обещания в конкретные положения экономической политики всегда было непросто – по вполне определенным причинам. Сегодня иерархия факторов, «блокирующих» движение страны вперед, на мой взгляд, выглядит следующим образом.
Во-первых, на эффективности текущей экономической политики все жестче сказывается недостаточная интеллектуальная проработка самой концепции общественных преобразований в начальной фазе постсоветского периода, т.е. в 1990-е годы. Наша внутренняя ситуация определенно осложняется и под воздействием новой тенденции: российская экономика в ее нынешнем, «либеральном» виде перестает реагировать на сохраняющуюся на мировых рынках высокую конъюнктуру на сырьевые товары, прежде всего энергоносители. Стоит добавить: кризис вокруг Ирана не может длиться бесконечно; кроме того, Соединенные Штаты, крупнейший потребитель энергии, последовательно продвигаются к полной энергетической независимости, что не может не сказаться на динамике цен на нефть и газ.
Во-вторых, общественное мнение в России начинает фиксировать нарастающее отставание отечественной экономической мысли от требований, предъявляемых нашей стране научно-технической революцией. Особо подчеркну: сейчас не время и не место оценивать качество советской экономической науки. Суть дела в том, что за истекшие два десятилетия мы мало продвинулись в понимании характера нашего общества, его политико-экономической и социально-культурной поляризации, которая, воспроизводясь повседневно, угрожает единству и территориальной целостности нашей страны. Приходится признать: нужный алгоритм решения этой застарелой и архиважной проблемы пока так и не найден. Поэтому обвинять в отсутствии движения в обществе вперед исключительно власть неисторично, а потому неправильно.
В-третьих, особенностью современной России - в сравнении, скажем, с «цивилизованным» Западом – остается несформированность исторического субъекта модернизации. На Западе таким субъектом экономики и политики был и остается средний класс. У нас же средний класс, созданный советской модернизацией и ставший движущей силой демократических реформ в конце 1980 – х годов, был до основания разрушен «либеральными реформами». Само собой разумеется, главной силой модернизации в России остается государство («государство стратегического видения» («visionarystate»), как подобный институт называл Эдвард Кеннеди), на которое ложится историческая по масштабам и значимости задача воссоздания среднего класса – «локомотива» развития всякого общества. Нам не стоит забывать: средний класс, в среде которого рождаются идеи качественного преобразования общества, никак не тождественен «классу собственников», как это не известное мировой науке социальное формирование называли некоторые «либерал – реформаторы». К слову сказать, в современной Индии средний класс – это не только более 300 млн. человек, но и политическое выражение гражданского общества и его институтов, в частности общественного мнения и политических партий.
В – четвертых, в России не преодолен кризис развития, который имеет отложенный характер, т.е. временно смягчается сохраняющейся высокой конъюнктурой цен на энергоносители. Подобное состояние косвенно подтвердила недавняя кампания по выборам президента России: практически все соискатели президентства боролись за власть формально, сознавая, что в условиях затяжного мирового и национального кризиса реформы обычного, т.е. институционально-инерционного, характера не имеют шансов на успех. Однако кризис, что в свое время верно подметил Ральф Дарендорф, имеет для будущего общества положительное значение: он интеллектуально мобилизует нацию на «отрицание» нежизнеспособных элементов прошлого, побуждает народ к творчеству «созидательного разрушения», как аналогичные периоды в жизни общества описывал Иозеф Шумпетер. Однако «созидательное разрушение» только тогда поможет вывести общество на более высокий уровень равновесия, когда оно будет облачено в форму преобразовательных идей, совокупность которых советский востоковед-теоретик Лев Рейснер ( 1928 – 1990) назвал «Реформой», именно с большой буквы. Находясь на начальной стадии разработки, идея преобразований так и не стала концепцией Реформы. Однако понимание логики рассуждений ученого позволяет составить ясное представление о Реформе как о важнейшем элементе непрерывного процесса модернизации. Итак, Реформа есть процесс качественного преобразования общества, распадающийся на три основных временных отрезка:
Однако этот трехэтапный путь подвластен далеко не всем социумам. Он по силам наиболее дисциплинированным, внутренне организованным и культурно гомогенным обществам, таким как, скажем, дальневосточные. Поэтому назовем этот путь японским, одним из генетических признаков которого являются высокие, до 10% и выше, темпы экономического роста. (Для Японии это – период 1950 – 1985 гг., а также более ранние спурты.) Второй путь – назовем его французским, - более соответствует этосу нашего народа. Его главный признак – не столько ускоренные темпы экономического роста, сколько последовательная и непрерывная, направляемая государством перестройка технико-технологической структуры и организации народного хозяйства. Качество этой перестройки в немалой степени зависело от элиты, ее политической интуиции и практического склада ума. Безальтернативность нарушения застойного «равновесия», как никто другой, чувствовал генерал де Голль. Смысл французской стратегии модернизации выразительно описал один из крупнейших экономистов современности Чарльз Киндльбергер: «Смена мировоззренческих ориентиров, приход во власть новых людей на смену выработавшим свой ресурс созидания в годы войны ( Второй мировой- А.В.) или же скомпрометированным своим сотрудничеством с режимом Петена – все это имело следствием длительный период устойчивого экономического роста. … Новые лица в национализированных отраслях промышленности, вновь обратившись к технократическим и сен- симонистским традициям, подталкивали внедрение инноваций в химической промышленности, самолетостроении, строительстве железных дорог, автомобилестроении, передаче энергии на большие расстояния, машиностроении. … Франция, в течение двух или более столетий игравшая вторую скрипку по отношению к Англии, начала опережать Британию, ведомую людьми старой закалки ».
Необходимостьэкономического «рывка» понимают и «низы» и «верхи» российского общества. На высшем политическом уровне сознают: в течение ближайших лет России необходим экономический рост порядка 6 – 7% в годовом исчислении. В противном случае нас ожидает стагнация уровня жизни и усиление социальных протестов с труднопрогнозируемыми последствиями. «Спасение страны, - считает известный российский германист Леонид Истягин, - императивно требует консолидации всех здоровых сил общества на путях достижения социальной справедливости, равенства и подлинного политического равноправия». Однако безальтернативность широких демократических преобразований в России порождает естественный «методологический» вопрос: если государство есть главный исторический субъект преобразований, то какая общественная сила может стать интеллектуальным, программирующим центром Реформы? Рассмотрим возможные варианты.
Некоторым и в России, и на Западе казалось: протесты декабря 2011 года могут стать элементом рождения новой экономической и политической системы России. Однако уже президентская кампания 2012 показала: основные силы оппозиции скорее имитировали стремление к власти, чем добивались овладения ею. Оппозиция, включая левых, пока предпочитает держать паузу, ожидая действий властей в сфере экономической политики. И это не случайно. Так, миллионы наших соотечественников, наблюдавшие в прямом эфире «теледуэль» Ф. Олланд - Н. Саркози, смогли убедиться в том, что всякая критика должна иметь профессиональный характер, а равно и предполагать в качестве альтернативы конкретную социально- экономическую политику, опирающуюся на экономический рост индустриальногопроисхождения. Таким образом, «созидательное разрушение» с участием основных социально-политических сил общества откладывается. А это «созидательное разрушение» предполагает решение не менее масштабных задач, чем в послевоенной Франции (да и в Индии после завоевания суверенитета), включая построение горизонтальных связей в экономике и политике (т.е. главного средства укрепления единства и территориальной целостности России) и прекращения произвола непомерно разросшегося своекорыстного российского чиновничества.
Итак, какие еще политические силы могут помочь переустройству российского общества? Некоторые политологи указывают на т.н. «креативный класс» - социальную прослойку, ставшую непосредственным порождением «либеральных реформ» и роста цен на энергоносители на мировом рынке сырья. «Креативный класс» применительно к переходным обществам неоднократно описан советскими востоковедами, африканистами и латиноамериканистами. Среди черт этого социального «гибрида» отмечались: отсутствие субъектности и самостоятельной роли в жизни общества; зависимость социального статуса членов этого образования от объема и качества экспортируемого сырья; первостепенная роль торговли импортными товарами (а отнюдь не промышленности) в его социальной и экономической мобильности; важная роль «демонстрационного эффекта» материально-вещественногопотребления на Западе в его поведенческих проявлениях и т.п. Описывающий и исследующий это явление Исраэль Шамир добавляет в этот «скорбный список» стремление к распространению всевозможных эрзац-продуктов культуры, развивая тем самым идею Эрика Хобсбаума (Eric Hobsbawm) о «культурной революции» как о замещении высоких проявлений классической культуры «плебейскими» образцами массовой коммуникации, доступными пониманию интеллектуально наименее развитых слоев населения. Я бы добавил, что «креативность» этого слоя проявляется в создании всевозможных финансовых схем, позволяющих «операционализировать» в своих интересах финансовые потоки, включая их перевод за рубеж. Попутно замечу: социальная и экономическая статистика «цивилизованных» стран не знает дефиниции «креативный класс», а предпочитает пользоваться испытанной категорией средний класс, который включает интеллект и идеи как главную движущую силу развития общества.
Прописная истина: в постсоветской России у власти нет программирующего центра, способного предвидеть будущее, сформировать его несущие экономические, политические и социо-культурные конструкции. Стала очевидной беспомощность многочисленных «экспертов», действующих по принципу «чего изволите?», а по сути дела, занимающихся экономическим шаманством. К сожалению, в России так и не создан механизм мобилизации кадров высшей профессиональной квалификации в административной аппарат и на государственную службу. Стоит вспомнить: «рациональная бюрократия» составляет сердцевину «государства развития», обеспечивающего энергичное движение вперед дальневосточных обществ.
Их немного, но они имеются. (Не будем забывать, что все мы крайне нерачительно отнеслись к фактору исторического времени, уже один раз, в начале третьего тысячелетия, упустив шанс начать подлинную Реформу.)
Опыт наших партнеров по объединению БРИКС, Бразилии и Индии, показывает: общественные науки, взятые в комплексе, выступают важной самостоятельной формой самосознания гражданского общества. А если к этому добавить, что обе страны располагают сильнейшими в мире экономическими школами, то становится ясно: в лице науки Реформа в этих сверхкрупных странах имеет мощную интеллектуальную поддержку. (Сейчас не время пенять на плачевное состояние науки в России, ибо мы знаем, кто и почему несет ответственность за хаотизацию нашей жизни). Один из героев любимого народом советского писателя Юрия Трифонова говорит: «Нет ничего глупее, чем искать идеалы в прошлом». Аналогичным образом не имеет смысла с этим недалеким прошлым сводить счеты. Сейчас необходимо форсированными темпами восстановить весь комплекс общественных наук, не забывая о том, что эффективность всяких ученых построений проверяется практикой, т.е. самой жизнью (о чем наглядно свидетельствует опыт двух истекших десятилетий). Возвращаясь же к опыту энергичного, опирающегося на прогресс реального сектора экономики роста Бразилии и Индии, спешу поведать читателю: в этих странах исправно работают механизмы «вертикальной» социальной мобильности для представителей академического мира. И лучшим свидетельством тому – пребывание на высших государственных постах (явно не без пользы для общества) признанных в мире авторитетов экономической мысли – Фернандо Энрике Кардозу и Манмохана Сингха.
Понимаю: власть, обреченная на Реформу, резонно опасается повторения пройденного, т.е. возвращения России к всеобщему хаосу «эпохи Ельцина». Однако без необходимых обществу изменений движения вперед не будет; не ошибается тот, кто ничего не делает. Преодолевая страхи народа, помнящего «рокочущие 90-е» (Дж. Стиглиц), власть вместе с обществом должна осмотрительно прокладывать дорогу вперед, избегая попятных движений. В этом залог сохранения жизнеспособности России.