Журнальный клуб Интелрос » Мир и политика » №9, 2012
Для строительства армии, болезненно возрождающейся к жизни в новой России, обращение к забытым или искаженным страницам отечественной военной истории сулит немало откровений. Нам не чужда национальная гордость, чужд дежурный патриотизм: «Не все в любимой России должны мы принять и благословить. Но все должны понять и разгадать» (Г.В. Флоровский)
Древняя Русь имела дружинное войско, типологически сравнимое и не уступавшее в боеспособности вооруженным силам восточно- и североевропейских королевств. Военное искусство её полководцев, о котором многое здесь говорится впервые, не только сопоставимо с лучшими европейскими и азиатскими образцами, но нередко их превосходит.
Силы страны на протяжении веков истощались княжескими междоусобицами и постоянной борьбой с кочевниками Великой степи. Монголо-татарское завоевание и вторжения немецко-шведских крестоносцев приблизили катастрофу русской государственности, культуры и военного дела. На несколько веков русская военная сила оказалась втянутой в орбиту военной организации Востока, главным образом монгольской державы.
Из мировой истории известно, что наиболее воинственные этносы (арийцы, семито-хамиты, монголы) отличались своеобразной нравственной энергией — энергией деструктивного плана. Герберт Спенсер писал, что «превосходство типа» не было общей чертой завоевательных рас. Они брали верх над неагрессивными свободолюбивыми народами не нравственным превосходством, а скорее высокой организованностью и неуемной жаждой разрушения. Но эта энергия оказалась, в конце концов, бессильной перед устоявшейся цивилизацией. Сами же «варвары» растворились в более высокой культуре. Так было при великом переселении народов в IV—VII вв., монголо-татарских завоеваниях в XIII в., аналогична судьба грозных викингов и беспощадных племен Тибета, ставшего затем символом мира и покоя.
Борьба с завоевателями многому научила русских людей, помогла осознать великую силу единства и сплоченности. Раздробленная Русь не могла сдержать напора Орды, была ею подавлена и включена в ее состав на две сотни лет. И лишь тогда, когда в массовом сознании возобладала генетическая память о единой и великой Святой Руси, когда, инициированная правителями и духовными пастырями, она превратилась в общенациональную освободительную силу, иноземному игу пришел конец. Нравственная энергия со знаком «минус» вызвала к жизни духовную энергию со знаком «плюс», заставившую угнетаемые народы объединиться для отпора врагу на почве патриотизма.
Отечественная и мировая военная история свидетельствуют об определяющем значении духовно-нравственных качеств воина. Наполеон I утверждал, что во всяком боевом деле три четверти успеха зависят от нравственной стороны и лишь одна — от материальной. В нравственных силах войск видел главный источник победы А. В. Суворов. В «Науке побеждать» он изложил систему воспитательных приёмов и средств нравственной закалки солдата. Армия, народ в целом сильны прежде всего своим духом, способностью подниматься до нравственных высот, когда решается судьба Отечества. «...наша истинная патриотическая обязанность — желать и стремиться, чтобы наше Отечество было не только материально, но главное — нравственно и духовно сильным... Факты нравственные, с одной стороны, более обширны, а с другой — более глубоко скрыты, чем факты материальные, — писал он.— Поэтому их наблюдение, классификация, научная постановка значительно труднее...» (С.М. Соловьев).
Военный героизмпроходит красной нитью через всю историю России, превращаясь в отличительную черту национального характера россиян. В лихие годины именно необычайный взлет народного духа был той спасительной силой, которая позволяла с честью выйти из ниспосланных нам испытаний. При этом прелюдией к массовым проявлениям героизма служили подвиги героев-одиночек. Когда во время польско-литовской интервенции войска пана Лисовского подошли к стенам Троице-Сергиева монастыря (1608) и пытались сделать подкоп, крестьяне местной слободы Шилов и Слота упредили врага и, пожертвовав собой, взорвали ход вместе с поляками. Вдохновленные этим примером, монахи в течение 16 месяцев отбивали атаки, так и не пропустив врага.
Вспомним патриарха Гермогена, вспомним двадцатимесячную оборону Смоленска (1609—1611) против войск польского короля Сигизмунда. Мученическая смерть, принятая возглавлявшим эту оборону воеводой М. Б. Шеиным, свидетельствует о том, что идея бескорыстной защиты Отечества доминировала не только в крестьянстве и духовенстве, но и в высшем сословии. Бесстрашный Н. Н. Раевский в бою под Салтановкой (1812), увидев колебание своих солдат, вывел перед строем под картечь двух своих сыновей (одному из которых было 15, другому 10 лет) и вместе с ними повел войско в атаку.
Уровень патриотизма в общественном сознании во многом зависит от «государственной зрелости» народа, его сплоченности в единое государственное целое. В этом случае понятие «Отечество» не ограничивается стенами одного города и принадлежащими ему землями, а распространяется на территорию целого народа. Не следует сбрасывать со счетов и тот факт, что одним из наиболее питательных источников патриотизма в истории России со времен Древней Руси являлось православие. Россияне сражались не только за Родину, но и за Веру Христову.
Православная верасыграла огромную роль в становлении русской государственности. Патриотизм и вера Христова слились воедино, стали той непреодолимой нравственной силой, которая сокрушала врага. К религиозному чувству войска Дмитрия Донского взывал в 1380 г. игумен Троице-Сергиева монастыря Сергей Радонежский, и выигранная русскими Куликовская битва была закономерным следствием не только патриотического, но и религиозного энтузиазма. Впрочем, так же обстояло и в битве со шведами на Неве (1240), и с немцами на Чудском озере (1242).
Военная сила Московского великого княжества крепла с образованием централизованного государства, возобновившего борьбу за наследие Древней Руси. Разгром Иваном Грозным последних восточных ханств (Казань и Астрахань) во многом способствовал ратному могуществу страны. Однако его тирания, разгул опричнины привели к её ослаблению и как следствие — к поражению в Ливонской войне, гибели царствовавшей династии и второй катастрофе русской государственности — Смутному времени.
Когда понятия «Отечество», «православная вера» слились в народном сознании с понятием государственности, сформировалось знаменитое триединство: «За Веру, Царя и Отечество». Оно стало высшим нравственным императивом воинской службы, подразумевающим верность царю как помазаннику Бога на земле. Царь занял в нем место связующего звена между Верой и Отечеством.
Эта стойкая привязанность к личности царя, случалось, подвергалась серьезным испытаниям. Как ни жесток и далек от народа был Иван Грозный, князь Курбский (1528—1583) напрасно рассчитывал, что его измена государю будет сочувственно принята русскими людьми. Народ отвернулся от предателя, встав на сторону царя, олицетворявшего идею государственности и единства.
Военная политика династии Романовых была осторожной и половинчатой. Вопреки народному колониально-переселенческому движению, расширившему государственную территорию за счет Сибири, все свое внимание правительство сосредоточило на Западе. К концу XVI в. боеспособность частей «русского» и «иноземного» строя значительно снизилась. Войско XV—XVII вв. в целом все еще сохраняло сходство с войсками Казанского ханства, олицетворяя наследие татаро-монгольской Орды.
Уже в XIII в. население Западной Европы стало тяготиться личным участием в ратном сборе всех способных нести щит, и налог «на кровь» был заменен денежным налогом. Затем и вовсе здесь перешли к наемным войскам, что сделало их в сущности управляемыми волей авантюристов и честолюбивых правителей.
В то время когда в Западной Европе завербованный солдат— «перекати-поле»— без роду-племени оставался до конца XVIII в. главной фигурой армии, Россия первой перешла к созданию национальной армии. Петр I наложил на все податные классы населения рекрутскую повинность, по которой они обязаны были поставлять определенное число людей для укомплектования регулярной армии. Таким образом, в поисках более совершенного способа комплектования войск, позволявшего в полной мере воплотить лучшие нравственно-патриотические традиции народа, Россия на целое столетие обогнала другие европейские государства.
Как отмечал русский военный теоретик и историк Н. П. Михневич, наиболее боеспособные армии, наибольшее развитие военного искусства в истории всегда отвечали времени применения народных (национальных) вооруженных сил. Наемные же войска всегда вели военное дело к упадку.
Обязательность службы и ее высокий социальный престиж в русском обществе возвышали патриотическую энергию бойца, побуждали к геройству. Напротив, наем на службу неизбежно порождал в солдате не патриотические, а меркантильные чувства, наводил на мысли: а соответствует ли вознаграждение размерам тяжести службы, стоит ли за любую плату рисковать жизнью? Чтобы такого морально-ущербного солдата заставить воевать, неизбежны были муштра и страх перед наказанием, как говорил Фридрих II, «пикой капрала».
Военные реформы — не прихоть монарха, а осознание Петром I необходимости замены иррегулярных воинских формирований регулярными, дополнения сухопутной военной мощи государства морской. «Всякий Потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а который и флот имеет, обе руки имеет», — писал ПетрI в указе, «учиняя» Устав морской. Разработанные под его руководством уставы определяли организационные и тактические принципы управления армией и флотом, подробно регламентировали все стороны их жизни.
Созданные Петром I принципиально новые вооруженные силы успешно выдержали боевой экзамен на сухопутном и морском театрах военных действий. В том же нравственном духе, что и армию, Петр I воспитывал ее командный состав. Личным примером самоотверженного служения Отечеству он сделал службу в армии обязательной для дворянского сословия. Он сформировал общее мнение, что дворянин может и должен служить именно в войсках, несмотря на то, что тогда требовалось начинать службу с солдата. Национальный тип русской армии породил и новый тип солдата, командира, военачальника.В ходе сражений на суше и на море зародились новые боевые традиции, основанные на ратных подвигах наших предков, сформировалось полководческое искусство «птенцов гнезда Петрова» — Б. П. Шереметева, А. Д. Меншикова, Ф. М. Апраксина, А. И. Репнина и др. .
Генеральный бой шведам в Северной войне Петр I решился дать только после того, как убедился в нравственном превосходстве русских войск. Верность его расчетов доказали как знаменитое Полтавское сражение (1709), так и последующие успехи русской армии в течение всего XVIII столетия.
Коренная перемена в устройстве, обучении и воспитании войск, совершенная Петром I, привела их к нравственной трансформации. Упорство, героизм и энергия русского солдата приобрели мировую известность, а самым важным приобретением в нравственной натуре солдата стали проявление патриотизма, верноподданнического чувства и религиозности.
Военные реформы и победы Петра Великого в Северной войне явились событием европейского значения. С помощью армии государственная власть милитаризовала и европеизировала дворянство и страну в целом. Однако амбиции власти, обусловившие непомерные военные расходы, предопределили стагнацию военного дела в 1725—1750 гг. Его подъем связан с Семилетней войной 1756—1763 гг. Именно тогда Россия становится великой военной державой, несмотря на то, что в части выучки её армия заметно уступала иностранным. Кроме того, ей явно недоставало хорошего командования, а также сколько-нибудь сносных бытовых условий. Тем удивительнее, что все главные сражения Семилетней войны Россия выиграла. Секрет этого, казалось бы, парадокса кроется в несомненном нравственном превосходстве русского солдата. Положение наших войск нередко становилось отчаянным, но упорство, героизм солдат спасали армию, сломить ее не смогли даже усилия великого Фридриха II, заявившего, что «этих людей легче перебить, чем победить».
Высший взлет нравственного духа русской армии и отечественного военного искусства связан с именем А.В. Суворова. Он был глубоко национальным военным деятелем, непримиримым противником механического подражания иностранным образцам. Как никто, владея ключом к сердцу солдат, он умел поднять боевой дух войска до высшего предела, вызвать в нем неукротимый наступательный порыв, готовность дерзко идти на штурм, не обращая внимания на неприятельский огонь.
Высокие духовно-нравственные качества русской армии во многом обуславливались её социальным составом. Начиная с Петра I, в состав войска стали входить по преимуществу сельские жители, а не жаждущие лишь наживы наемники. Крестьянин-солдат отличался твердой волей, крепкими нервами, необыкновенной выносливостью и коллективистским характером, выработанными спецификой сельского труда и общинным укладом жизни.
Войны, которые Россия вела до 1814 г., по большей части были исторически оправданны. Победа над Наполеоном превратила ее в военного гегемона Европы.
Одновременно с гипертрофией самодержавия, с 20?х годов ХIХ в. начинается процесс окостенения русской военной машины. Одерживая победы над азиатским противником, царизм терпел поражения в войнах с совершившими промышленную революцию государствами Европы. Крымская война 1853—1856 гг. покончила с его претензиями на военную гегемонию в Европе.
Реформы второй половины XIXв., победоносная послереформенная война 1877–1878гг. и военные программы начала XX в. в полной мере не ликвидировали отставание от передовых европейских стран в военном строительстве, и старая армия, несмотря на солидный потенциал, вместе с государством потерпела крушение к 1917г.
Красная армия, позднее Советская армия, по существу наследовала и плюсы и минусы старой русской армии. Сохранить как можно больше плюсов и постараться изжить как можно больше минусов — центральная задача современной российской армии.
Дай нам мудрость найти правду.
Волю выбрать
И силу достигнуть.
Несколько устаревшее словосочетание «военное дело»в своем семантическом и вместе с тем широком смысле вбирает в себя все вопросы военной теории, строительства и практики вооруженных сил. Войны и все с ними связанное то ускоряли, то замедляли развитие цивилизации, неся неисчислимые беды человечеству, особенно в XX веке. В известной степени военное дело не только воздействует на ноосферу, но и травмирует ее
Весьма знаменательно, что к исходу второго тысячелетия одна из наиболее присущих человеку черт – стремление предугадать ход истории – заручилась помощью компьютеров. Прогнозирование мирового развития посредством электронно-вычислительной техники – явление закономерное и необходимое, однако, переложенные на язык цифр, общественные тенденции зачастую начинают жить самостоятельной жизнью, независимо от того, корректно ли произведены расчеты. Уже первые такие прогнозы, выполненные по заказу Римского клуба, оказали на мировое общественное мнение неадекватное действие: налицо определенная их фетишизация – цифрам трудно не верить. Назовем в частности распространившееся в кругах интеллигенции Запада алармистско-фаталистическое отношение к будущему человечества. С научной точки зрения, это не что иное, как реакция на миражи постиндустриального общества, своего рода похмелье после эйфории по поводу всемогущества технократического детерминизма. С политическое – явление это крайне опасное, ибо влечет за собой деморализацию сил, способных выступить против угрозы ядерной войны и нанесения непоправимого ущерба среде обитания.
Отечественная наука всегда уделяла значительное внимание проблемам милитаризма. Политологи, философы, историки, экономисты, социологи, военные теоретики давно и плодотворно изучают корни этого явления. Милитаризм оказывает возрастающее и все более губительное воздействие на природу. Произошло коренное изменение в соотношении милитаристской и «невоенной» сторон современного общества. Ряд объективных факторов способствовал ситуации, когда в качестве главного субъекта, определяющего это соотношение, выступают военно-промышленные комплексы противостоявших ранее держав и их военных организаций.
Милитаризм перестал быть явлением только национальным. Существо современного милитаризма не сводится к расширению его географии, военным блокам и усилению воздействия на все стороны жизни современного общества. Идет усиленная милитаризация третьего мира, сопровождающаяся широким экспортом туда оружия, военной техники и технологий из высокоразвитых стран – экспортом, именуемым «военной помощью развивающимся странам». Налицо качественный сдвиг: милитаризм становится геомилитаризмом. По существу геомилитаризм есть не что иное, как взятый капитализмом на вооружение способ разрешения противоречий в отношениях «человек – природа» и «человек – общество». В современных условиях принципиально меняется сама постановка вопроса о войне и мире, трансформируясь в проблему сохранения жизни на Земле.
Геомилитаризм представляет собой реальный фактор физического уничтожения человечества, который следует рассматривать как в глобально-экологическом, так и социально-историческом аспектах.
Глобально-экологический аспект означает, что по своему реальному и, тем более, потенциальному влиянию на развитие общества и среды обитания геомилитаризм не только одномасштабен силам природы, но и способен видоизменить их в неблагоприятную для биосферы сторону. В силу этого данное явление может быть понято лишь в процессе планетарно-экологического рассмотрения.
Разумеется, многое из сказанного выше имело место и до превращения милитаризма в геомилитаризм. Налицо, однако, качественный сдвиг: милитаризация экономики означает омертвление огромных, непрерывно возрастающих в объеме материальных и интеллектуальных ресурсов человечества, усиление антропогенного воздействия на природу. Втягиваемые в военную сферу материальные ресурсы предопределяют прямую переработку природной среды в среду искусственную. Иными словами, геомилитаризм нацелен на «съедание» планеты еще до того, как приведена в действие зловещая разрушительная сила.
Присущие геомилитаризму антагонистические отношения между обществом и природой ставят под вопрос саму возможность существования человека, поскольку носителем свойств и качеств социального индивида, субъектом цивилизации он способен быть, лишь оставаясь биологическим организмом. Иными словами, биологическое и социальное начала в человеке оказываются под угрозой дезинтеграции. Производство, являющееся видовым фактором существования человека, равно как его сотрудничество с природой, оказывается направленным и против человека, и против самой природы.
История — одна из древнейших наук, осмысляющая прошлое во имя будущего. Вероятно, впрочем, что первоначально история возникла как образ мышления. Во всяком случае, человечество долго боролось с зыбучими песками фактов, прежде чем обнаружило, что в нагромождении его прошлого опыта присутствует некая путеводная нить.
Политическая историявозникла как последовательное изложение событий под определенным углом зрения. Угол зрения, как правило, зависел от политических пристрастий власти и тех, кого она приглашала «записать историю». В этом смысле можно утверждать, что практика фальсификации истории родилась едва ли не единовременно с попытками объективно изложить произошедшее. Подтасовка реальных фактов присутствовала уже во времена Древнего Египта, Эллады и Рима. Особенно активно она заявляет о себе в переломные эпохи, когда интерпретация факта порой значит больше, чем сам факт, приобретая роль решающего аргумента в трактовке исторического события.
Всё это справедливо и для современной России, в которой социально-политические, культурные и духовные ценности советской формации подверглись ревизии или отвергнуты на официальном уровне. Образовавшийся вакуум заполняется теориями, концепциями, версиями, во многом западного происхождения, чуждыми российскому историческому сознанию. Вседозволенность средств массовой информации, равно как и их заидеологизированность, способствует искажению отечественной истории, из обихода гражданина изымаются основные национально-государственные ориентиры: патриотизм, верность долгу, честь и достоинство, веротерпимость. Значительная часть населения сегодняшней России не ведает, кто ее друзья и кто враги, каковы реальные угрозы национальной и военной безопасности.
Пренебрежение уроками истории препятствует научной разработке новой военной доктрины, тормозит проведение военной реформы. Подтверждением тому служат материалы дискуссии, развернувшейся на страницах газет и журналов вокруг проекта военной доктрины. Большинство авторов оценивает его как «абстрактную доктрину абстрактного государства», не имеющую ни геополитических, ни военно-исторических составляющих, не говоря уже о духовной (национально-государственной), отражающей специфику страны и ее народа, которая должна лежат в основе всякой системы обороны.
В этих условиях военная история как наука приобретает особое значение. Россия — одна из самых богатых военной историей стран. Её становление и развитие во многом зависели от того, как она решала проблемы военной безопасности, ей пришлось вести множество больших и малых войн, участвовать в сотнях вооруженных конфликтов, при этом соотношение побед и поражений остается в пользу первых.
У России богатейшие военные традиции. В прошлом у неё лучшая в мире военная организация, сильнейшие армия и флот. Россия дала миру немало великих стратегов и полководцев, её военное искусство всегда отличалось богатством эффективных методов и форм вооруженной борьбы. Русский солдат известен миру как один из самых сообразительных, выносливых, стойких и при этом гуманных. Методологический потенциал военного прошлого России настолько велик, что сегодня он может и должен стать фундаментом формирования «национальной идеи», ее духовной составляющей.
Не будет преувеличением считать, что отечествоведение(«родиноведение») представляет собой, в сущности, сумму общеисторических и военно-исторических знаний о России. Хочется вспомнить слова генерала Н. Н. Сухотина из его знаменитой книги «Войны в истории русского мира»: «Знание своей Родины, знание прошлого ее, знание прошлого военного и боевого своей армии есть… основа для образования народного мировоззрения — такого склада понятий и взглядов, которые сознательно и инстинктивно всегда укажут или подскажут верные и правильные пути в разных случаях деятельности, — основа для развития и укрепления прирожденного чувства любви к Родине, основа для воспитания в каждом из нас веры в силы своего народа, своей армии».
Уместно подчеркнуть, что Россия издавна обладала одной из самых опытных в мире военно-исторических школ. К сожалению, долгое время деятельность её была ограничена ролью прислужницы политического догматизма, не позволяющего выйти за рамки официальной идеологии.
Как общественная наука военная история представляет собой комплекс дисциплин. Одни из них (история войн, история военного искусства, история военного строительства, история военной мысли) призваны выдавать «готовую» продукцию, другие (военная историография и источниковедение, археографическая военно-историческая работа и военная статистика, военная археология) играют как бы вспомогательную, но отнюдь не второстепенную роль.
Необходимость реализации потенциала военно-исторических знаний в целях воспитания гражданина своей страны ставит вопрос об уточнении социального предназначения и функций военной истории.
Во-первых, военная история изучает прошлое народов, государств, оценивает это прошлое, чтобы выявить закономерности общественного развития, правильно понять его тенденции, извлечь уроки и учитывать их в практике сегодняшнего и завтрашнего дня. Военно-историческая наука неразрывно связана с современностью, так как проблема войны и мира продолжает оставаться одной из наиболее острых глобальных проблем современности.
Во-вторых, военно-историческая наука, объективно оценивая военное прошлое нашей страны и других стран, вырабатывает теоретические положения и оценки по истории войн, военного искусства, военного строительства и т. д. Таким образом, она активно включается в решение оборонных задач государства.
В-третьих, объективная истина, добываемая военно-исторической наукой, отражается в понятиях, которые раскрывают законы военных событий и формы их реализации, помогают понять сущность исторического процесса. Исследуя деятельность людей, направленную на достижение политических целей военными средствами, военно-историческая наука показывает особенности и формы этой деятельности.
Военно-историческая наука не только исследует историю войн, военного прошлого как единый закономерный процесс, но и определяет основные закономерности развития военного искусства, закладывая тем самым предпосылки прогресса военной теории и практики.
Своими исследованиями она показывает факторы и условия, которые привели именно к такому, а не иному результату, оценивает различные варианты военных действий, уделяя особое внимание реализованным возможностям (например, факторам успешного контрнаступления наших войск под Сталинградом и Курском).
Говоря об этой стороне методологической функции военно-исторической науки, необходимо отметить, что она оказывает непосредственную помощь военной науке, снабжая материалом, из которого последняя вырабатывает теоретические и практические рекомендации вооруженным силам. В этом смысле военно-историческая наука является важным фактором укрепления оборонной мощи страны.
Неотъемлемой функцией военной истории является мировоззренческая.Она выражается, во-первых, в осмыслении места войны в историческом процессе, выработке отношения к войне и роли в ней человека, а также к войне и военным действиям (искусству их ведения) как средствам изменения действительности в интересах общества и государства. Во-вторых, данная функция способствует развитию общей, в том числе военной культуры человека и гражданина, влияет на формирование правильных представлений о характере современной войны и понимание военной доктрины государства.
Иными словами, военная история как наука есть активный участник формирования научной компоненты развития общества в целом (в этом собственно и состоит ее мировоззренческий потенциал).
Важной функцией военной истории является образовательная, выражающаяся в передаче, прежде всего военнослужащим, профессиональных знаний, умений и навыков, повышении уровня их воинского мастерства, расширении кругозора, развитии творческого мышления.
И наконец, воспитательная функция, которая состоит в том, что, раскрывая героическое прошлое народов России, СССР, военно-историческая наука способствует повышению морального духа нации, её нравственности. Она не только является побудительным мотивом воспитания высоких нравственных качеств воина, гражданина — патриота, но и непосредственно участвует в формировании такой важной составляющей оборонной мощи государства, как морально-политический фактор.
В связи с этим особого внимания заслуживает факт поворота идеологической работы в советских вооруженных силах накануне Великой Отечественной войны - от «абстрактной и крайне политизированной» к ориентированной на всестороннее и глубокое изучение военно-исторического опыта. «У нас проводится...… охаивание старой истории, выдающиеся полководцы прошлого забыты, их военное искусство остается неизвестным командному составу — все это приводит к игнорированию исторического конкретного опыта», — говорилось в мае 1940 г. на совещании Наркомата обороны по вопросам идеологической роботы в Красной армии.
В годы Великой Отечественной войны политики, военачальники и общественные деятели всемерно пропагандировали былые подвиги русского народа. Напоминая о героическом прошлом, военная история учила советских людей побеждать врага, связывая воедино минувшее, настоящее и будущее.
Показ величия победы советского народа в Великой Отечественной войне играет большую воспитательную роль и сегодня. По размаху театров военных действий, по численности участвовавших в ней войск, боевой техники и ожесточенности сражений, наконец, по числу погибших она не имеет аналога в истории. В советские вооруженные силы было призвано более 30 млн. мужчин и женщин — цвет нашей многонациональной страны. Через состав действующих частей и соединений армии и флота прошло более 20 млн. человек, не менее половины которых погибли. В разные периоды войны действующая армия включала от 9 до 15 фронтов, в составе которых находилось от 40 до 62 общевойсковых армий. Число стрелковых дивизий колебалось от 220 до 440. Вместе с ними сражалось до 25 танковых и механизированных корпусов, до 60—70 артиллерийских и минометных дивизий, десятки артиллерийских и минометных бригад. С воздуха войска поддерживали от 100 до 150 авиационных дивизий. Численность личного состава действующей армии колебалась от 4,5 до 6,5 млн. солдат и офицеров, количество орудий и минометов — от 40 до 100 тыс. единиц, танков и САУ — от 5 до 12 тыс., боевых самолетов — от 4 до 15 тыс.
В отечественной истории сконцентрированы сведения о прошлом нашего многонационального народа, и как бы далеко ни отстояло от нас это прошлое, его надо знать, чтобы не утратить традиции и духовную связь поколений. Традиции — питательная среда культуры, душа армии и народа. Провалы в исторической памяти, тем более ее атрофия — есть бедствие, ибо память о делах предков— не абстрактно идеологическая категория, а базис морали гражданина-патриота.
Обязанность военных историков — вернуть народу забытые имена героев, раскрыть сущность утраченных традиций, чтобы вдохнуть в них новую жизнь. Почти до конца минувшего века мало кто из нас знал, что уничтоженный в 30-х годах Храм Христа Спасителя — самый грандиозный воинский памятник за всю историю России — был посвящен победе в Отечественной войне 1812г. и поставлен на месте захоронения воинов, павших в Куликовской битве. К открытию Храма П. И. Чайковский специально написал увертюру «1812год». Он же дирижировал сводным оркестром при его открытии.
Воинская слава неразрывно связана с таким замечательным словом, как верность. Верность дружбе, верность другу, верность присяге, верность Отечеству — вот главные духовные составляющие героизма, залог несокрушимости государства.
Военная история как важнейшая составная часть отечественного культурного наследия дает возможность моделировать сложнейшие противоречивые процессы современности, облегчать поиск путей выхода из кризисных ситуаций. Правомерно ставить вопрос опрогностической функции военно-исторической науки, которая определяется возрастающей потребностью иметь исторический «капитал» для прогнозирования характера будущих войн и военных конфликтов, анализа как подготовки к ним, так и опыта их предотвращения.
Обладая значительным потенциалом, российская военно-историческая наука призвана выполнить важные оборонные и общемировоззренческие задачи. Вопрос, в какой мере она готова сегодня это сделать?
Ответ на него неоднозначен, поскольку вряд ли приходится отрицать, что, несмотря на высокий уровень развития, отечественная военно-историческая наука переживает кризис, обусловленный спецификой нынешнего переходного периода в истории России. Под кризисом здесь следует понимать не застой и упадок, как это иногда пытаются трактовать, а поляризацию теоретико-методологических взглядов и подходов, которая во многих случаях разрывает объективную историческую картину.
Кризисные проявленияочевидны и выражаются в том, что:
Стало привычным концентрировать внимание российских читателей и слушателей исключительно на вырванных из контекста негативных явлениях, переломных, а потому особо острых в социальном плане периодах отечественной истории. Это деструктивная тенденция выбивает из идеологического потенциала государства важный пласт, необходимый для воспитательной работы в вооруженных силах и среди гражданского населения.
Развернувшиеся в конце восьмидесятых — девяностых годах процессы, связанные с переосмыслением прошлого, сопровождались (и все еще сопровождаются) проявлениями нигилизма, непродуктивной ретроспекции, «исторического беспамятства». Всё это по сути своей антиисторично и не способно исправить историческую несправедливость. «Новая» полуправда не может дать народу истину о подлинной военной истории Отечества.
Особенно это относится к событиям 1937—1939гг., предыстории Великой Отечественной войны, начальному её периоду, причинам неудач и поражений советских войск в 1941—1942 гг., людским и материальным потерям, судьбе военнопленных и т. д. В малоисследованные сферы военной истории «шумною толпой» вторгаются публицисты, продюсеры, предприимчивые деятели культуры, кино и театра. Действуют они, как правило, в одном направлении — негативно-разоблачительном. И далеко не объективном. Создается достаточно устойчивый историко-нигилистический фон, на котором и героические страницы военной истории Отечества, особенно периода Великой Отечественной войны, предстают в извращенном виде. В итоге получается, что многие военно-исторические произведения, особенно о минувшей Отечественной войне, лишь усиливают моральную и социальную путаницу, не оставляют личности (тем более в стадии её становления) позитивных ориентиров морально-этического свойства.
Скудная, с элементами бульварности литература о войне подрывает всякое доверие к объективной трактовке человеческого поведения в экстремальных ситуациях (войны, конфликты и т. д.).
Нельзя не сказать и о том, что кризис военно-исторической науки отчасти связан с ослаблением внимания к ней (особенно в девяностых годах) высшего политического и военного руководства страны.
Прав русский ученый профессор В. И. Шеремет, говоря, что в истории России война есть тяжкий труд всего народа. Именно поэтому заслуживают всяческой поддержки те, кто стремится воссоздать правдивую военную историю Отчизны.
Но можно ли бороться с фальсификацией истории в принципе? Разумеется, если знать, что фальсификация рождается:
Зная почву, на которой произрастает фальсификация, мы получаем возможность свести её к относительно безобидным для исторической правды размерам. Бороться с фальсификаторами означает для историка необходимость дать объективную, подтвержденную фактами трактовку прошлого, на фоне которой фальшь будет звучать нелепо, подобно ударам литавр в концерте для скрипки.
Первейшая задача, стоящая перед военными историками всех направлений, состоит в быстрейшем преодолении кризисных явлений в своей науке. В этой связи особое значение приобретает более четкое представление о самой военной истории, ее взаимоотношениях с другими отраслями научного знания и прежде всего с военной наукой. Распространено, например, мнение, что военно-историческая наука является её частью. Что это не так — и генетически, и онтологически, и функционально — свидетельствуют исследования, основанные на анализе и обобщении военно-исторической действительности, а не на априорных конструкциях и отрывочных фактах.
Известно, в частности, что военно-историческая наука (военная история) в России сложилась как относительно самостоятельная отрасль исторической науки в ХIХ в., даже несколько ранее, чем военная наука. В настоящее время достаточно четко определились объекты и предметы этих наук, их методы, понятия и категории, задачи, а также характер их взаимосвязи и взаимодействия, отнюдь не являющийся субординированным.
Во-первых, военно-историческая наука выражает исторический метод познания, а военная наука — теоретический, которые реально существуют и взаимодействуют, не «подчиняясь» при этом один другому. Исторический метод состоит в прослеживании конкретного процесса с момента его зарождения через основные этапы развития, т. е. в генетической взаимосвязи. Теоретическое же познание, как и логический метод, состоит, прежде всего, в выяснении сущностного, закономерного, типичного и особенного, т. е. в формировании теоретических положений. История отражает ход общественного развития в конкретно-хронологической форме, а теория истории воспроизводит его в абстрактных понятиях и категориях.
Во-вторых, объект и предмет военно-исторической науки намного объемнее науки военной. Военная история исследует военную деятельность государств, партий, классов, различные войны в историческом измерении (мирные и немирные периоды жизни наций, народов, государств), военная наука — военно-политический, военно-стратегический и военно-технический аспекты, вооруженную борьбу. Естественно, что история военной деятельности государства или история войн (например, Второй мировой войны) по своему объему никак не может быть частью военной науки, основными проблемами которой являются закономерности вооруженной борьбы, развития и применения вооруженных сил, вопросы теории и практики военного искусства.
В-третьих, функции и задачи военно-исторической науки многообразнее функций и задач, решаемых наукой военной. Первая играет важную мировоззренческую роль, несет в себе огромный морально-нравственный заряд и потому незаменима в военно-патриотическом воспитании. Ее роль велика в формировании качеств, необходимых полководцу, военачальнику, в развитии как общего, так и профессионального мышления военных кадров. Военная наука вооружает их научными знаниями, дает понимание теории вопроса и предлагает рекомендации, необходимые в военной практике. В сравнении с военной историей она более профессионально-прикладная.
В-четвертых, военная история и военная наука имеют разные перспективы. Если войны не исчезнут вообще, то в значительной степени перестанут быть «типовыми», «традиционными», какими являются сейчас, что неизбежно приведет к смене всего понятийно-категориального аппарата военной науки в ее современном понимании. Это позволяет предполагать, что военная наука как особая отрасль военных знаний со временем, возможно, окажется невостребованной и отомрет. Она вольется в русло науки истории и будет изучаться с той же целью, с какой изучается история прошлого.
Инаконец, самое важное. Военная история несет в себе солидный заряд онтологического (бытийного) содержания для военной науки. Вопрос о «бытии» военной науки не имеет смысла вне сферы военно-исторической действительности и военно-исторического опыта. Её фундаментальные положения являются результатом познания военно-исторического процесса в целом и его составных частей, таких, как история отечественной и зарубежной военной мысли, история военного искусства и др.
Особого внимания к себе требуют философские и методологические проблемы военной истории. Причины заблуждений на пути к истине Ф. Бэкон называл «призраками» и «идолами». Применительно к современной военной истории это догматизм и мифологизация, антиисторизм и антисоветизм, авторитаризм и отрицание (недооценка) национального духа исторической науки.
Разработкафилософско-методологических аспектоввоенной истории необходима для повышения уровня исследований, усиления ее взаимосвязи с военной наукой, которая также нуждается в изжитии своих кризисных явлений. Этому способствовали бы, например, преодоление взглядов, отождествляющих войну и вооруженную борьбу, разработка теории Второй мировой войны, локальных войн второй половины ХХ — начала XXI в., видоизменения характера современных военных конфликтов и т. д.
Неотъемлемым условием эффективного развития военно-исторической науки является изменение самого её характера и содержания. Ее привычная продукция — произведения, исчерпывающиеся лишь отражением военной действительности прошлого — ныне утрачивает потребителя. Современный военно-исторический труд не должен ограничиваться единством описания и объяснения, а представлять собой синтез историко-философского осмысления прошлого. Это, разумеется, не означает, что его следует превращать в иллюстрацию философских категорий, философия должна присутствовать в нём как метод исследования и изложения материала.
Универсальной философско-методологической основой военно-исторических исследований в СССР являлся марксизм-ленинизм, имевший статус государственной идеологии. Политизация военно-исторического познания исключала возможность использования иных идей и теорий, в силу чего это познание в значительной мере утрачивало научность. В настоящее время сложились в целом благоприятные условия для формирования объективного исследовательского подхода. Прекращение противостояния двух общественно-политических систем (в его традиционном понимании) минимизировало неизбежность политизации исторического знания. Наметившийся научный плюрализм в исторической мысли обуславливает поиск путей к синтезу философско-исторических и концептуальных подходов.
При этом, во-первых, необходимо исключить какие-либо претензии на создание новых универсальных теорий и методов исторического познания, противоречащих неисчерпаемости свойств общественно-исторического, военно-исторического развития. Во-вторых, следует учитывать, что всякая новая научная теория, основанная на добросовестном анализе и обобщении исторической действительности, содержит рациональное зерно и тем самым вносит определенный вклад в развитие исторической мысли.
Обновленная методология исторического исследования должна представлять собой синтез идей, методов, теорий и подходов, который позволят углубить изучение российского и мирового исторического процесса в целом.
Чтобы быть на уровне стоящих перед ней задач, военно-историческая наука должна:
Необходимо активнее вовлекать в научный оборот новые архивные материалы и документы, а также «забытые» военно-исторические труды. Представляет большой интерес решение и таких задач, как:
Существует немало других направлений, форм, средств и способов мобилизации имеющегося у нас богатого воспитательного потенциала военной истории.
В сегодняшней России, где бездействуют многие базовые средства воспитания граждан, военная история остается едва ли не единственным источником утоления патриотических запросов защитника Отечества, с успехом может и должна содействовать формированию национальной идеи.
