В последние недели стало появляться ощущение, любая попытка представиться или, скажем, рассказать о своей профессии превращается в какой-то нескром­ный акт. Даже невинное «я инженер» звучит как какое-то политическое заяв­ление. Весь январь мировая общественность пытается определиться, кто есть кто. «Я Шарли», говорят те, кто поддерживает жертв атаки на карикатуристов журнала Charlie Hebdo. «Я не Шарли» и «Я мусульманин», парируют те, кто считает, что карикатуристы, изображавшие пророка Мухаммеда, сами виноваты. «Я Волноваха», - внезапно слышится из Киева, который имеет в виду нечто совершенно свое.

Эти небольшие плакаты внезапно стали фактором мировой политики. Если отбро­сить колоссальные общественные процессы, скрытые за каждым из январских «Я», мож­но увидеть, как за каждым из них стоят свои политтехнологи.

В противостоянии между «Я Шарли» и «Я не Шарли» в Европе выигрывают пока первые. На их счету новое слово в политическом пиаре: превращение демонстрации в протокольное событие. Все международные СМИ облетели мощнейшие кадры прямо из гущи массового шествия в поддержку жертв исламистского террора, где, взявшись за руки, стоят ключевые политики Ев­росоюза, Израиля и Палестинской автономии. Да и в целом, сострадание и любовь гораздо лучше «поддается пиару», чем возмущение и агрессия.

В том числе поэтому лозунги типа «Я не Шарли» или «Я мусульманин и люблю своего Пророка» не принесли успеха противоборствующему лагерю. Кроме того, далеко не все му­сульмане сочли, что убийство сотрудников Charlie Hebdo - дос­тойный ответ на их богохульные карикатуры.

Неудачной оказалась и попытка отечественных политтехно­логов использовать эти настроения в Чечне. На многотысячном шествии в Грозном лозунги против карикатур на пророка Му­хаммеда соседствовали с плакатами, осуждавшими терроризм. В условиях сегодняшней войны политтехнологий эти два по­слания взаимоисключают друг друга: ты либо с Шарли, либо за терроризм. Именно поэтому демонстрация в Грозном оказалась массовой, но с точки зрения пиара абсолютно бессмысленной.

Гораздо лучше использовали «Я Шарли» украинские влас­ти. Их лозунг «Я Волноваха» имеет весьма опосредованное отношение к парижской трагедии. Речь об автобусе, который уничтожила ракета вместе с 12 пассажирами недалеко от Вол- новахи Донецкой области. До сих пор нет данных, которые указывали бы на то, чей это был снаряд. Более того, последний доклад ОБСЕ ставит под сомнение версию Киева, что стреляли пророссийские ополченцы.

Но после шествия «Я Волноваха» это уже неважно. Пресса осветила эффектную де­монстрацию, которая вроде бы и была приурочена к трагедии в редакции Charlie Hebdo, но - в отличие от грозненской демонстрации - несла конкретное послание. Огрубляя, оно звучало так: «Автобус сбили террористы из России».

Москва проигрывает эту политтехнологическую битву с Киевом. Все провластные российские СМИ уже отписали, насколько бездуховно французское общество и что убийство - естественный конец для карикатуристов Charlie Hebdo. Но после киевского антитеррористического лозунга «Я Волноваха» встает вопрос: какое «Я» выберут отече­ственные политтехнологи? И сможет ли это «Я» нести позитивное послание?