Ценность научной конференции во многом определяется качеством работы, которая ей предшествует, а качество тем выше, чем плотнее и неформальнее эта ра­бота сопряжена с институциональным строительством. Масштаб и пафос при этом не обязательны, а вот эффективная организация, последовательность и про­фессионализм — абсолютно необходимы. В данном случае они и наличествовали.

Международная ассоциация изучения диалога с мелодичным женским именем IADA (International Association for Dialogue Studies) была основана в Болонье в 1990 году и с тех пор регулярно, раз в два года, собирает конференции, а в промежутках — семинары и «круглые столы». Количественно ядро ассоциации не­велико, что не мешает стабильности работы: на «события», организуемые в раз­ных городах и на разных континентах, устойчиво съезжается всякий раз от ста до двухсот человек. Традиционно это лингвисты, считающие основной сферой интересов речевую прагматику, дискурс-анализ, «конверсационный анализ», этнометодологию, теорию речевых актов и речевых жанров (по Бахтину), а также специалисты в весьма размытой, зато динамичной сфере знания, именуемой com­munication studies.

XIV конференция IADA, прошедшая в Турку 2—4 апреля 2012 года, была в этом смысле и рядовой, и исключительной. В новом корпусе факультета искусств Уни­верситета академии Або (он расположился в здании бывшего металлургического завода, заключенного в стеклянный «колпак» и с толком перепланированного из­нутри) специалисты из Западной и Восточной Европы, США, Канады, Израиля, Бразилии, Аргентины, Мексики, Индии и Китая в течение трех дней дискутиро­вали на тему «литература как диалог». Необычность ситуации состояла в том, что во главу угла был поставлен именно внутридисциплинарный диалог филологов — лингвистов и литературоведов. Такой диалог, как показывает опыт, дается даже труднее, чем сотрудничество с философами, социологами, историками или психо­логами (может быть, потому, что «владение» на равных, но по-разному общим предметом рождает подспудную ревность, а та — взаимную глухоту?).

Усилия лингвистов «расшириться в литературу» предпринимались, разуме­ется, не раз (на конференции многими поминался, например, семинар IADA в Ту­рине в 2010 году, специально посвященный лингвистическому анализу литера­турных произведений), но поиск достаточно тонких, тактичных и эффективных форм интеграции продолжает оставаться проблемой, и притом достаточно ост- рой^[1]. Конференция в Турку неслучайным образом совпала с шестидесятилетним юбилеем профессора Роджера Селла, британского литературоведа, чья профес­сиональная карьера была и остается связана с Университетом академии Або, а также с разработкой коммуникативного подхода к художественному тексту. Селл начинал разрабатывать эту проблематику еще в семидесятые годы, и она нашла отражение в сборнике статей (под его редакцией) «Литературная прагматика» (1991) и монографии «Литература как коммуникация: основы "посредующей" критики» (2000), за которой последовали еще две монографии, раскрывающие разные грани предложенного подхода, — «Посредующая критика: гуманизация литературного образования» (2001) и «Коммуникативная критика: изучение ли­тературы как диалога» (2011). Недавно вышел еще один концептуальный сбор­ник статей — «Созидание литературных сообществ: диалогичность английских текстов с XVII века до наших дней» (2012). Вокруг этого длительного, последо­вательного и талантливого индивидуального усилия сложилась школа и широкая система контактов. Во многом именно благодаря этому на конференции в Турку количественно — кажется, впервые — доминировали не лингвисты, а литерату­роведы и культурологи (впрочем, сами способы формулирования тем и проблем красноречиво указывали на условность, а часто и архаичность сложившейся дис­циплинарной номенклатуры). «Разнопланетность» литературоведческой и лин­гвистической мысли все-таки давала о себе знать, но привычно сторониться друг друга не получалось, к счастью, даже при наличии параллельных сессий. Объеди­няющей идеей стал последовательно проведенный взгляд на литературу как на диалог, предполагавший внимание к диалогическим формам внутри литератур­ного повествования и к фикциональности, присутствующей в любом диалоге, к изображению ситуаций общения в тексте и к их «разыгрыванию» в режиме за­очного взаимодействия пишущих и читающих. В одних выступлениях диалог трактовался строго буквально, в других принимал вид вольной метафоры. Эти различия в использовании «ключевого слова» учитывались и в целом не мешали продуктивности разговора.

Его общий вектор определялся необходимостью уточнить и богаче оркестрировать наличные представления о коммуникации — недостаточность классиче­ских моделей для работы с литературным и в целом культурным текстом слишком очевидна. В процесс общения вовлечено реально, прямо или косвенно, куда больше действующих лиц, чем «законные» адресант и адресат, — их интенции не поддаются однозначному определению, — контекст подвижен, дробен и в силу этого всегда неоднозначен, а сообщение по всем этим причинам непредсказуемо по смыслу даже при полной неизменности формы. Цель коммуникативного ли­тературного акта — не передача определенного содержания и даже не установле­ние согласия между коммуникантами — каждый из них пребывает в своем жиз­ненном мире, а контакт с другим носит точечный и опосредованный характер. При этом речь как способность осуществлять действия посредством слов и вооб­ражение как способность живо представлять то, чего нет, теснейшим образом свя­заны с другими человеческими способностями и потребностями и требуют к себе соответствующего подхода.

Конференцию открыл доклад почетного профессора Кембриджского универ­ситета Гиллиан Бир, известной специалистки по британской литературе XIX века, автора книги «Сюжет Дарвина» («Darwin's Plots», 2009), посвященной кэрролловской Алисе, которая, как все помнят, с удовольствием вела беседы сама с со­бой. В этой работе подчеркивалась аналогическая (непрямая) взаимосвязь между устройством диалогов внутри книги об Алисе и диалогов, к которым она пригла­шает читателя. В частности, профессор Бир отметила то, как важно учесть спе­цифику отношений с речью у семилетнего ребенка (именно столько лет Алисе), только что научившегося читать и потому хорошо ощущающего загадочность гра­фических форм, в которые облекается звучащее слово. Книга Кэрролла имеет двух адресатов: читателя-ребенка, активно исследующего творческий потенциал устности, и читателя-взрослого, умеющего ценить искусственные порядки пись­менной речи. При этом особого внимания заслуживает роль в тексте правил, ло­гических категорий и конвенций разного рода: они одновременно служат основой общения и средством властного контроля.

Компаративист Леона Токер (Еврейский университет в Иерусалиме) высту­пила с пленарным докладом «Диалог и прагматика игрового воспроизведения» (на примере рассказа Дж. Конрада «Фальк»), а профессор медиевистики из Бри­стольского университета Памела Кинг представила доклад «Правила обмена в средневековом театре и драматургии». Общее внимание привлек и доклад Эдды Вайганд (почетный профессор лингвистики в Мюнстерском университете, одна из основательниц и в течение последних шести лет президент IADA, автор многочисленных работ о диалогизме в языке и речи^[2]) — «Слово между реаль­ностью и вымыслом». Основной тезис этого доклада примерно таков: осознание того обстоятельства, что любой факт существует не иначе, как в меру его «рассказанности» (кем-то кому-то в рамках каких-то конвенций, соблюдаемых осо­знанно или бессознательно), подразумевает представление об истине как отно­сительной, однако не произвольной, но творимой людьми в разных условиях и в рамках разного уровня взаимодействия. Навыки использования речи культурно специфичны, поэтому в истории человек снова и снова как бы теряет их (вспом­ним «жалобы», озвучивавшиеся, к примеру, Рильке или Беньямином, на то, что современный человек утратил способность рассказывать истории), но затем об­ретает вновь.

В пленарном режиме прозвучали два диалога (одну из сторон в каждом из них не без блеска представил профессор Селл). Первый — о «великих книгах»: лежит ли в основе «величия» эффективная модель взаимодействия с читателями, пред­ложенная автором, или «величие» книги — результат читательского сотворчест­ва^[3]. Предметом другого диалога стала поэма Кольриджа «Сказание о старом мореходе», читаемая в свете «коммуникативной озабоченности», объединяющей автора и его интерпретаторов: в поэме речь идет о тирании молчания (невозмож­ности высказаться) и о тирании вербализации (навязчивого говорения), иссле­дуются возможности внутреннего диалога как роскоши противоречить себе, куль­тивируя дву- и многосмысленность высказывания.

Эпистемологическая и этическая составляющие литературного диалога стали предметом внимания едва ли не в большинстве докладов. Чтение литературы предполагает высокий уровень интерпретативной активности, а она, в свою оче­редь, питается силой «негативной способности» — так поэт Джон Китс называл способность человека пребывать в неопределенности, неоднозначности, но не ис­пытывать при этом фрустрацию, а напротив, использовать это состояние продук­тивно. Отношения пишущего и читающего допускают значительную свободу обеих сторон, одновременно дистанцированность и взаимную «бережность», т.е. особого рода «вежливость» (по Дж. Стайнеру, cortesia — она же «сердечный такт», tact of heart^[4]). В литературном общении, по выражению Стайнера, «понимание завоевывается терпеливо и никогда не становится окончательным», а непонима­ние по-своему ценно: именно оно обостряет внимание к возможностям языка, создает возможность диалога и подчеркивает его насущность.

Литература приглашает поставить вопрос о том, что такое «подлинная» ком­муникация», — этот вопрос, собственно, и возникал в ряде докладов. Это остро желанное состояние плохо поддается прямому описанию — чаще в литературе представлены как раз коммуникативные неудачи, дисфункции, — но именно посредством таких представлений развивается коммуникативный ресурс сооб­щества. Даже вызывающе «аутический» роман, создавая почти непреодолимые коммуникационные трудности, рождает удовольствие наряду с раздражением. Литература — всегда игра, и притом рискованная, но принципиально демокра­тичная, открытая. Инвективы в адрес «обычного» читателя, который якобы, по определению, ленив, охоч до простых удовольствий и неспособен на удоволь­ствия трудные, если и звучали в отдельных репликах, то, как правило, оспарива­лись: изучение разнообразных режимов чтения предполагает воздержание от оце­ночных суждений и иерархий.

Возвращаясь в заключение к организационной стороне работы Ассоциации, стоит заметить, что в ней сейчас происходит смена поколений. Новый, избран­ный в Турку президент IADA Франсуа Коорен, профессор коммуникативистики в Монреальском университете, ставит перед собой задачу расширения междис­циплинарной работы, в частности и на почве эстетического анализа. Ассоциация издает журнал «Язык и далог» («Language and Dialogue») и поддерживает эффек­тивный рабочий контакт с издательством «John Benjamins Publishing Company». Имея в виду расширяющийся профиль (дисциплинарный и методологический) исследовательского сотрудничества на почве диалога, литературоведам, в том числе российским, есть прямой смысл поучаствовать в работе Ассоциации.