Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » НЛО » №124, 2013

Михаил Макеев
Литература для народа: протекция против спекуляции (к истории некрасовских «красных книжек»)

Говоря о литературе, создававшейся «для народа», практически ставшей си­нонимом «лубочной литературы» (явлении специфическом именно для конца XVIII — начала XX века, впоследствии растворившемся в общей ка­тегории «массовой литературы»), чаще всего имеют в виду продукцию, вы­пускавшуюся многочисленными спекулянтами, базировавшимися на Ни­кольском рынке в Москве («бессмертными» образцами такой литературы стали «Повесть о приключении английского милорда Георга и бранденбургской маркграфини Фредерики Луизы», а также «Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего супруга»). Именно книжки низкого качества (как художественного, так и полиграфического) и составляли на протяжении всего этого времени «литературу для народа». Так ее рассматривают и немногочисленные социологи1, и еще более редкие историки литературы2, видя причину засилья такой продукции в некомпетентности читателей и отсутствии на этом рынке «"идейных" из­дателей, которые могли бы стимулировать выпуск не пользующейся спро­сом литературы»3.

Такой взгляд, однако, является слишком общим и не учитывает важных тенденций, развивавшихся в России во второй половине XIX века. Дело в том, что таких «идейных», по выражению А. Рейтблата, издателей, стремив­шихся давать народу хорошую, полезную литературу, было тогда не так уж мало. Литература для народа была полем борьбы между производителями низкопробных книжек и издателями литературы просветительского харак­тера. И хотя в целом преобладала продукция спекулянтов, просветительская издательская и писательская деятельность существовала и развивалась, вовсе не погибая под натиском нечистоплотных коммерсантов и даже, как ни странно, представляя собой иногда прибыльное дело. Связано это с тем, что, безнадежно проигрывая на «чистом», зависящем исключительно от спроса, рынке (и в общем даже не пытаясь вступить в борьбу на нем) литературе, ориентированной на удовлетворение неразвитых вкусов читателя, литера­тура, стремившаяся к просвещению и развитию этих вкусов, использовала другие — нерыночные — механизмы распространения: протекционистские, «распределительные». Подробное и целостное описание этих механизмов (какие институты могли выступать в качестве протекционистских по отно­шению к качественной литературе для народа, какие отношения существо­вали внутри этих институтов и между ними и издателями и т.д.) — дело бу­дущего. Однако увидеть некоторые стороны устройства этого практически не замеченного исследователями поля — поля просветительской, качествен­ной литературы для народа второй половины XIX века — дает возможность частный пример такой «идейной» издательской инициативы, а именно «крас­ные книжки» — серия дешевых книг для народа, издававшаяся Н.А. Некра­совым в начале 1860-х годов.

 

1

Об истории замысла и его осуществления известно прежде всего из сообщен­ного этнографом А.С. Пругавиным свидетельства И.А. Голышева4, книготор­говца, продававшего книги исключительно через бродячих торговцев — офе­ней5. Голышев рассказал о том, что летом 1861 года Некрасов посетил его и, подробно расспросив об офенях и книжной торговле, а также рассмотрев имевшиеся у Голышева народные книги и картины, сообщил «о своем наме­рении заняться изданием для народа особых книжек, которые он предполагал составлять из своих стихотворений и распространять через офеней». По со­вету Голышева «Некрасов решил, что брошюрки с его стихами будут изда­ваться в виде маленьких книжек, в формате обыкновенной лубочной ли­стовки, в красной обложке и будут называться "Красными книжками", причем офени должны продавать их не дороже 3 коп. за экземпляр». Некра­сов принял советы Голышева (согласно Пругавину, книгопродавец даже вы­сказывал уверенность в том, что и сама поэма «Коробейники» была написана под впечатлением от посещения лавки) и в следующем же, 1862 году «издал первую "Красную книжку", в которую вошло его известное стихотворение "Коробейники", и прислал» Голышеву «1.500 экземпляров этой книжки, при письме, в котором просил продавать их чрез офеней». Письмо это также при­водится Пругавиным. В нем Некрасов предлагает продавать книжку за три копейки (как обозначено на обертке), из которых две должны были получать офени, а одну — Голышев6. Далее Пругавин пишет: «В 1863 вышла вторая "Красная книжка", которая состояла из сказки какого-то А. Фомича: "Бобыль Наум Сорокодум" и стихотворений Некрасова: "Забытая деревня", "Огород­ник", "Городская кляча" и "Школьник". Эта книжка также была прислана Не­красовым Голышеву для распространения через офеней. Обе книжки были быстро разобраны офенями, но, к сожалению, этим и заканчивалась попытка Некрасова распространить в народе свои стихотворения при помощи офеней: "Красные книжки" более не появлялись. Причину этого, если не ошибаемся, нужно видеть в цензурных строгостях того времени. Когда в 1863 году Голышев, бывши в Петербурге, посетил Некрасова, то последний горько жало­вался ему на придирки цензуры»7.

В целом рассказ Голышева достоверен и совпадает с другими данными (нам, в частности, удалось обнаружить следы этой посылки в конторских книгах «Современника»8). Тем не менее, поскольку вышло всего две «крас­ных книжки» и собственно упоминаний об этом замысле практически нет, многое остается неясным. В частности, собирался ли Некрасов продолжать издание, планировал ли издавать в этой серии исключительно собственные сочинения или круг авторов и текстов предполагалось расширить, и если да, то кого он собирался привлечь? Не находят документального подтверждения и сведения о цензурном запрещении. Сама идея обратиться к офеням для распространения хорошей литературы выглядит парадоксальной9. Коро­бейники имели дурную репутацию беспринципных «торгашей», думавших прежде всего о прибыли, а не о качестве продаваемого товара, и являлись главными агентами «никольской» литературы. Не означает ли это, что и не­красовский проект представляет собой скорее спекуляцию, чем «идейное» книгоиздательство?

В советском литературоведении было принято видеть в некрасовском проекте бескорыстную попытку Некрасова принять участие в деле просве­щения народной массы10. Обращение поэта к офеням при этом оправдыва­лось с помощью идеализации коробейников (с опорой на их образ, созданный самим Некрасовым в «Коробейниках» и «Дядюшке Якове»: «торгаши» — но связанные с «трудовым крестьянством», «рядовые бойцы» просвещения). Странный же договор с книгопродавцем (по которому Некрасов не получал ничего) подтверждал бескорыстную заботу поэта о просвещении народа11. В последнее время, однако, стало преобладать иное понимание некрасовского проекта. Сотрудничество с Голышевыми трактуется скорее как «компро­метирующее» обстоятельство, характеризующее Некрасова не столько как бескорыстного народолюбца и просветителя, сколько как умелого предпри­нимателя, приступившего к освоению чрезвычайно емкого и постоянно ра­стущего рынка с целью получения значительной наживы. Условия соглаше­ния с Голышевым интерпретируются как шаг, сделанный для укрепления своих позиций на этом рынке: жертвование сиюминутной прибылью ради будущих «сверхдоходов». Так описывает проект «красных книжек», напри­мер, Аннет Люизье12.

И та, и другая интерпретация неверны. Если для того, чтобы опровергнуть представление о бескорыстии и благотворительном характере проекта, нужны сложные аргументы, то «спекулятивному» характеру предприятия противоречит не столько абсолютная убыточность для издателя условий со­глашения с книгопродавцем, сколько несопоставимое с обычной «никольской» литературой полиграфическое (и, само собой, художественное) каче­ство издания. Подлинная причина ошибок в оценке некрасовского проекта, однако, лежит в иной плоскости: подобно упомянутым социологам и исто­рикам литературы, некрасововеды исходят из представления, что никакой альтернативы коробейникам, никаких иных возможностей для частного из­дателя донести свою продукцию до народного читателя не существовало. Между тем, вопреки утверждениям Голышева, замысел издавать книжки для народа появился у Некрасова за целый год до визита к книгопродавцу и, оче­видно, с распространением книг через офеней связан не был. Впервые упо­минается о нем в письме Некрасова А.Ф. Погосскому от конца апреля или начала мая 1860 года (согласно которому ставшая второй «красная книжка» должна была выйти первой): «Наум Сорокодум — прелесть! Славный муж­чина. Мы его пустим в 1 № издания. И я хотел бы подписать Ваше имя. На­пишите, согласны ли Вы на это? Будьте здоровы. Н. Некрасов. И Добролюбов держится насчет Наума того же образа мыслей и едет за границу»13.

Е.В. Базилевская, впервые опубликовавшая и датировавшая это письмо, очень точно связала замысел с общественным подъемом интереса к народ­ному образованию14, но не высказала предположения о том, на какой же способ распространения своей книжки Некрасов изначально рассчитывал. Между тем, имя Александра Фомича Погосского (чей псевдоним А. Фомич Пругавин не расшифровал), автора единственного произведения в увидев­ших свет «красных книжках», не принадлежащего самому Некрасову, ука­зывает на те каналы, которые поэт собирался использовать. Именно этот «третьестепенный» литератор и издатель искусно использовал зарождаю­щиеся в это время в России протекционистские институты для издания про­светительской литературы и воплощал в своей деятельности нерыночные, распределительные механизмы, на которые в первую очередь ориентиро­вался Некрасов. Таким образом, для понимания характера некрасовского проекта нужно рассматривать не торговое предприятие Голышевых, а народ­ные издания А.Ф. Погосского15.

 

2

К тому времени, когда появился некрасовский проект «красных книжек», Погосский уже третий год издавал журнал «Солдатская Беседа», рассчитан­ный на соответствующую аудиторию. Если в первый год вышло только две книжки, то в 1859 и 1860 годах журнал выходил уже в шести книжках в год (практически полностью «Солдатская Беседа» заполнялась в это время са­мим издателем). Кроме того, с 1855 по 1860 год Погосский выпустил ряд бро­шюр, также предназначенных для солдат. Будучи, на первый взгляд, издате­лем специфическим, ориентированным только на одно профессиональное сообщество, Погосский с самого начала видел себя издателем литературы для всей народной массы, обстоятельствами вынужденным ограничиваться опре­деленной ее частью. Он не раз подвергался критике в толстых журналах за «идеализацию» народной жизни16, за невысокий художественный уровень своих произведений17, даже за их «безнравственность» и т.д. Во всяком слу­чае, по своим намерениям Погосский был издатель и литератор «серьезный», стремившийся издавать литературу, в том числе художественную, качествен­ную и полезную для народа. Не считая себя литератором в том же смысле, что Тургенев или Толстой, определяя народную литературу как особое поле деятельности, предполагающей более скромные (по сравнению с «высокой литературой») и более практические задачи18, Погосский признавал слабость своих литературных способностей, но считал, что его деятельность будет не­обходима до тех пор, пока грамотность не «распространится в народе, [не] явится потребность хороших — дельных и разумных книг — тогда лучшие литераторы наши, снисходя к нужде народа, дадут его любознательности све­жую и здоровую пищу. Но все это впереди и, может быть, далеко впереди»19.

От перехода к изданию народной литературы Погосского удерживало от­сутствие средств распространения, подобных тем, что он использовал в слу­чае литературы солдатской, средств, без которых хорошая литература была обречена на поражение в рыночной борьбе с «отпетыми книжками». Хоро­шо известно, что «Солдатская Беседа» пользовалась поддержкой в кругах высшего военного руководства, прежде всего в либеральном Гвардейском генеральном штабе20. Именно эта поддержка, а не свободная конкуренция с «отпетой литературой» обеспечивала «солдатским» изданиям Погосского устойчивое распространение в этой среде21. Однако эта сфера, с одной сто­роны, обеспечивала его изданиям надежные каналы «сбыта» (на отсутствие которых впоследствии жаловался в своем доносе в III отделение неудач­ливый преемник Погосского — В. Дерикер22), с другой — не могла способ­ствовать, а отчасти даже препятствовала расширению круга читателей и со­трудников. Доступа к статским министерствам и ведомствам Погосский, очевидно, в начале своей деятельности не имел.

Однако в конце 1850-х годов положение начинает меняться и издатель, подобный Погосскому, получает возможность использовать протекцию не­правительственного характера. Это связано с выходом на сцену народного просвещения общественных организаций, ставивших своей задачей способ­ствование развитию народной грамотности. Двумя такими организациями сталиСовет уполномоченных частных бесплатных воскресных школ, создан­ный летом 1860 года, и Санкт-Петербургский Комитет грамотности при Императорском Вольном экономическом обществе, учрежденный 1 декабря 1860 года23. Обе эти организации, обратившие на себя сочувственное внима­ние общественности, включали в свой состав известных литераторов, ученых и педагогов: в первый же год существования Комитета грамотности его чле­нами стали П.В. Анненков, Л.Н. Толстой, С.С. Громека, И.С. Тургенев, в 1862 году в организацию вступили Н.С. Лесков и Г.З. Елисеев. Погосский сразу же становится активным участником обеих организаций24. Работа Со­вета уполномоченных быстро прекратилась (уже в середине 1862 года вос­кресные школы были практически запрещены). Комитет грамотности, чья деятельность в первые десятилетия его существования традиционно вызывает осуждение, характеризуется как чрезмерно «робкая», бюрократизированная, консервативная и в целом скорее малозначительная25, тем не менее заявил о себе как институт, потенциально полезный для издателя, каким собирался стать Погосский, то есть институт протекционистский: с самого начала он сде­лал своей целью поиск как литераторов и издателей, способных создавать по­лезные для народа книжки, так и средств распространения таких книжек.

Именно возникновение этих общественных институтов подтолкнуло Погосского к изданию народного журнала. В декабре 1860 года он писал в статье «От Редактора»: «...Некоторые из ученых людей, известных своею полезною деятельностью, сделали честь нашей "Беседе", признав и ее полезною для чте­ния в разных сословиях народа, и предложив свое участие литературными трудами, которые, разумеется, придадут журналу не только разнообразие, но и более капитальные достоинства. Это расширит круг наших читателей, даст новые средства изданию, — и тогда Редакция объявит новые обязательства»26. За этим заявлением стояла активная деятельность Погосского по организа­ции народного журнала. В письме к П.В. Анненкову от 15 января 1861 года (дата определена по штемпелю на конверте), с которым Погосский, видимо, познакомился благодаря совместной деятельности в Комитете, он писал:

Имею честь доложить Вам, уважаемый Павел Васильевич, что наконец я получил разрешение издавать, кроме Солдат[ской] Беседы, — еще: «Бе­седу — Народный вестник, для начального образования». — Но таково горе, что во 1-х — совсем нездоров, во 2-х — ни единой строки нет для 1 № — а между тем надо же начинать.

Не откажите в Вашем участии: если есть что-нибудь подходящее из Пе­реводов Английских, для Отдела: Науки, или для Смеси. Приглашенные сотрудники оказались несостоятельными, но мне обещаны теперь две ста­тейки, для первого отдела сам напишу и как-нибудь надо извернуться.

Хотел явиться к Вам и просить Вашего наставления, но решительно не могу выйти. Я полагаю обратиться к Кавелину, Галахову, Щебальскому, Павлову и другим, прося посильного содействия в этом общем деле. Разу­меется, никого затруднять не буду, но чтобы подвинуть дело — нужны имена. При том едва ли откажет кто — раз в месяц просмотреть статейку своей специальности.

Помогите, уважаемый Павел Васильевич, Вашими советами и влиянием и назначьте время, когда я могу явиться к Вам на часок для изложения всего дела. — Если оно не пойдет путно сразу, то, разумеется, лучше и не начи­нать. — А если совокупить усилия нескольких дельных голов, то не говоря о том, что выйдет хорошая вещь — но и за сотрудниками и за средствами дело не станет.

И не лучше ли отложить начало месяца на два?

Теперь и о воскресных школах написать можно; да похлопотать попро­бую через Гр. Баранова, чтобы позволили объяснять крестьянам, в пред­упреждение беспорядков, все положения по их делу.27

 

Таким образом, уже в конце 1860 года у Погосского не просто сложился, но был утвержден и готов к осуществлению план издания журнала для народа.

Неизвестно, обратился ли он к ученым и литераторам, названным в письме, однако есть свидетельства того, что в это же время Погосский вел переговоры о сотрудничестве с А.Н. Бекетовым (впоследствии активным участником «Народной Беседы»)28 и начинающим тогда литератором Н.Н. Страховым29. Тем не менее эти планы в 1861 году не осуществились. Дело в том, что Коми­тет грамотности свою работу начал только фактически с весны 1861 года (пер­вое заседание состоялось 7 апреля) и на первых порах не имел средств30. По­этому только ко второй половине 1861 года можно было говорить о реальном начале его деятельности (книгоиздательские возможности Совета уполномо­ченных были, судя по всему, изначально ограниченными). Видимо, Погосский решил отложить издание журнала для народа до того времени, когда деятель­ность этих организаций твердо встанет на ноги: в 1861 году «Народная Бе­седа» не издавалась31, «Солдатская Беседа» составлялась по-прежнему Погосским практически в одиночестве32.

Во второй половине 1861 года Комитет грамотности начал активную дея­тельность по распространению народных книг, которые частично дарились ему, а частично (примерно на две трети) покупались у авторов и издателей и рассылались в народные библиотеки и школы, чаще всего по просьбам на­родных учителей, сельских священников и помещиков, стремившихся рас­пространять грамотность и просвещение среди крестьян: всего за полгода было разослано 450, а в 1862 году — уже 5000 экземпляров книг33. К началу 1862 года Комитет превратился в институт, способный осуществлять протек­цию и распределение книг, полезных, с его точки зрения, для народа. Требуя от издателей скидки, ставя условием приобретения дешевизну, Комитет ли­шал таких издателей сверхприбыли, однако не лишал их доходов вовсе, пре­доставляя гарантированные каналы сбыта (выступая оптовым покупателем) и тем самым делая издание хорошей литературы хотя и умеренно, но ста­бильно доходным занятием. Это и позволило Погосскому наконец начать издание народного журнала. В четвертой книжке «Солдатской Беседы» за 1861 год появляется его заметка «Перемена в издании "Солдатской Беседы"», в которой издатель сообщает о возможностях, открытых ему новыми обще­ственными институтами:

Из писем ко мне, из словесных бесед моих с товарищами — офицерами и солдатами — я видел общее желание, чтобы Солдатская Беседа была раз­нообразнее по содержанию и обширнее по объему. Некоторые из началь­ников, принимающие искреннее участие в деле образования солдат, сове­товали мне то же самое; я сам вполне разделял выраженное мне желание, но исполнить его не представлялось никакой возможности: чтобы вести ос­новательно дельный и дешевый журнал — нужно такое число подписчиков, которое не может быть пополнено одним военным сословием.

Обстоятельства помогли этому делу: при открытии в С.-Петербурге пер­вых Воскресных школ, когда понадобились удобопонятные для народа книжки, некоторые гг. ученые и литераторы одобрили повести и рассказы Солдатской Беседы, признали их годными для упражнения в чтении в шко­лах, и затем сделали мне честь — предложили мне принять на себя редак­цию Журнала для Народа, обещая свое содействие в этом деле.

А так как и крестьянину, и ремесленнику, и солдату — да и вообще всем учащимся — нужны одни и те же сведения по всем частям знания, то я ре­шился издавать такой журнал, который был бы пригоден для всех, желаю­щих учиться; для войска же пополнять этот журнал необходимыми воен­ному человеку сведениями34.

 

Хотя сам Погосский связывает решение выпускать народный журнал с созданием воскресных школ, он с самого начала стремится использовать Комитет грамотности для поддержки своего издания. На заседании Комитета 9 ноября 1861 года говорилось: «Член комитета А.Ф. Погосский, предполагая издавать с 1-го января журнал "Народная Беседа", обратился с просьбою, чтобы комитет заявил свое мнение о журнале и разослал объявления о нем. При этом г. Погосский как председатель совета С.-Петербургских частных воскресных школ сообщил от совета воскресных школ приглашение членов комитета грамотности принимать участие в делах этих школ. Комитет, на­ходя программу предлагаемого издания г. Погосского соответствующей своей цели, положил разослать объявления о нем при изданиях Император­ского Вольного экономического общества, а также прилагать их при сноше­ниях с лицами, обращающимися в комитет по делам школ»35.

Комитет грамотности (вместе с Советом уполномоченных) гарантировал не только покровительство и участие в распределении изданий Погосского среди читательской аудитории. Он также «снабдил» его сотрудниками (многие из которых участвовали в деятельности этих организаций или серь­езно сочувствовали ей) и расширил круг его знакомств в кругу представите­лей «высокой литературы». Некоторые из них имели связи в кругах высшей бюрократии, и этими связями Погосский, можно сказать, совершенно безза­стенчиво стремился воспользоваться. Уже издавая «Народную Беседу», он обращается с просьбой к П.В. Анненкову. Это письмо (предположительно датируемое мартом или началом апреля 1862 года по содержанию36) мы при­водим почти целиком, в том числе потому, что оно добавляет любопытную черту к характеристике и Погосского, и в целом нравов той «второстепенной» журналистики, к которой этот литератор принадлежал:

Позвольте, уважаемый Павел Васильевич, представить Вашему участли­вому вниманию одну литературную сплетню, которая, к сожалению, рас­сказанная мною, — имеет вид своекорыстия, — но это только вид, а впрочем и сущность немножко такова.

На днях я был участником в третейском суде между Редактором и Изда­телем Блюстителя Здравия — Глинским и Дерикером. Дело грязное — пер­вый, несмотря на свою прирожденную глупость и рогатость, надул второго, человека умного, но неосторожного.

Дерикер должен был покинуть издание без всякого вознаграждения. Журнал держался только им, ибо от Глинского ничего нельзя ожидать, кроме микстуры и клистира в литературе.

Между тем он слазил к Ахматову37 и хлопотал о распространении Блю­стителя по попам.

Дерикер же присоединился к Народной Беседе сотрудником моим. — И вот тут-то и есть самое тонкое место моего письма: я тоже хочу слазить к Ахматову. Я не прошу, как Гоголевский Иван Иванович, чтобы Ивана Ни- кифоровича засадили в железа и вздули батогами, — но в роде того: чтобы Глинского с блюстителем прогнали, а Народ[ую] Беседу приняли.

Сделайте милость, помогите этому натуральному и небезосновательному стремлению моему — и если в самом деле не находите ничего богопротив­ного в Нар[одной] Беседе — не откажите ей в своем покровительстве.

Но во всяком случае — не лишне, а полезно — предупредить Ахматова на счет Глинского и его издания, которое еще вряд ли оправдает себя <...>38

 

Желание использовать связи Анненкова в высшем церковном руководстве и для получения протекции, и для борьбы со своим прямым конкурентом ор­ганично сочетается с искренним желанием Погосского дать народу «здоро­вую пищу», а не противоречит ему. «Борьба за читателя» в поле такой лите­ратуры и журналистики означала прежде всего борьбу за получение протек­ции, за доступ к нерыночным каналам распространения, в основном оставав­шимся в руках правительства.

Сотрудничество с протекционистскими организациями правительствен­ного и общественного характера начало приносить свои плоды уже в самом начале издания «Народной Беседы» и обещало ей хорошие перспективы в бу­дущем: новое предприятие быстро становится рентабельным. В письме от 10 июня 1863 года (год определен по содержанию) М.П. Погодину, которому Погосский после отъезда за границу предлагал купить у него право на изда­ние журналов, сказано: «Вообще, ясно, что такое издание, верно поведенное, должно иметь немаленькую будущность: 20 т[ысяч] школ, 30 т[ысяч] свя­щенников, не говорю о войсках и крестьянах, нуждаются в дешевом народном издании. — Мое дело почти в самом начале и, стараясь вести его по мере сил основательно, я не имел еще тех выгод, которые все впереди, — и приходится кончить дело или вести его вяло. Мне стоит издание до 10 тыс. выгод со всеми расходами»39. Даже если сумма доходов Погосским несколько преувеличена (по понятным причинам), очевидно, что протекционистская модель народ­ного книгоиздания к этому времени уже была чрезвычайно привлекательной для предпринимателей, подвизавшихся на этом поприще40.

 

3

Изложенная выше история изданий Погосского показывает, что Некрасов уже в момент возникновения замысла «красных книжек» (не говоря уже о 1862 и 1863 годах), как минимум, мог иметь в виду переживающие период становления протекционистские институты. Есть основания полагать, од­нако, что Некрасовдействительно ориентировался на эти институты (обе­щавшие хорошим книжкам для народа гарантированное распространение и, вероятно, небольшую, но прибыль), связывал прежде всего с ними судьбу своего издания и что посредником между поэтом и Комитетом грамотности был Погосский.

Знакомство Погосского с Некрасовым произошло, видимо, в 1859 году (в этом году в № 8 «Современника» был опубликован рассказ Погосского «Темник»41). Мы не знаем абсолютно точно, тесно ли они общались в конце 50-х—начале 1860-х годов, однако ряд фактов говорит в пользу этого. Сам характер процитированного выше письма и приятельские интонации писем 70-х годов позволяют предположить, что приязненные отношения были ха­рактерны и для раннего периода их взаимоотношений. Видимо, встречи между ними могли быть достаточно частыми, например на «четвергах» Чер­нышевского, на которых бывали и Погосский, и Некрасов и на которых ца­рила, по свидетельству мемуариста, непринужденная обстановка42. Помимо Чернышевского и Буткевича, у Некрасова и Погосского был еще ряд общих знакомых: это Добролюбов, Н.Н. Обручев, В.П. Аничков. Также на протяже­нии 60—70-х годов Некрасова связывают с Погосским отношения делового и литературного сотрудничества: помимо участия Погосского во второй «красной книжке», известно об ответном участии Некрасова в издании Погосского: поэт впервые опубликовал стихотворение «Кумушки» в 1863 году, в № 1 «Народной» и «Солдатской» «бесед» (есть веские основания предпо­ложить, что этот текст был написан специально для издания Погосского — стихотворение очень стройно вписывается в тематику этой книжки, посвя­щенной детям и бережному к ним отношению). Нами обнаружено, что стихо­творение «Дядюшка Яков» было впервые опубликовано в «Букваре для чте­ния и письма», изданном Погосским в 1867 году43. В том же году Некрасов, возможно, задумывал совместно с Погосским (или под влиянием общения с ним) издание книги для детей44. Таким образом, можно говорить и об их взаимной симпатии, и о том, что Некрасов с сочувствием относился к Погосскому как литератору и с самого начала разделял его представления о задачах литературы для народа. В свою очередь, Погосский печатно выражал поже­лание увидеть произведения Некрасова в дешевых изданиях для народа45.

Безусловно, успехи Погосского в такой специальной сфере, как литера­тура для солдат, вряд ли могли привлечь внимание Некрасова как издателя народной литературы46. Однако к весне 1860 года их интересы совпали: план поэта начать серийное издание книг для народа возникает одновременно с планами Погосского расширить «Солдатскую Беседу» и начать издавать народный журнал. Есть основания видеть в этом не случайное совпадение, поскольку и далее планы Некрасова меняются практически синхронно с пла­нами Погосского. Запланированное в середине 1860 года издание «красных книжек» откладывается до конца 1861-го и в ноябре делается возможным — Некрасов получает цензурное разрешение. После новой задержки в марте 1862 года первая книжка выходит в свет47 (опять же практически одновре­менно с дебютом «Народной Беседы»). Хотя прямых доказательств воздействия Погосского на то или иное решение Некрасова, касавшееся судьбы «красных книжек», нет, однако такое воздействие представляется весьма ве­роятным, учитывая характер их взаимоотношений и то, что Погосский стоял существенно ближе к деятельности Комитета грамотности и имел о его судь­бах полное и точное представление.

О том, что Некрасов действительно прибегал к поддержке Погосского, использовавшего свое влияние на благо его издания, говорит всего один, но чрезвычайно важный в данном случае факт. С самого начала Комитет гра­мотности озаботился поиском и других средств (помимо закупки и рассылки книг) для поощрения распространения полезных для народа изданий. Таким средством стало составление и публикация списка книг, рекомендованных для народных школ и народного чтения, предназначенного для того, чтобы подвигнуть эти школы, а также правительственные и благотворительные ор­ганизации на покупку изданий, признаваемых комитетом полезными. Этому списку придавалось большое значение: «Имея в виду общую нужду в указа­ниях на лучшие руководства, Комитет занимается составлением для напечатания каталога этих книг. Для этого избрана в 1861 году особая комиссия из гг. Погосского, Оболонского, Толя, Паульсона и Золотова; она заканчива­ет свой труд»48. Этот каталог был, согласно «Краткому обзору деятельности С.-Петербургского комитета грамотности за 10 лет его существования», вы­пущен первым изданием в первой половине 1862 года, и в него вошли 104 на­именования книг, подавляющее большинство которых было прямо предна­значено для народного читателя49. С самого начала этот список оказался вполне серьезным протекционистским инструментом. Историк Комитета так описывает произведенный каталогом эффект: «Это издание имело успех. Стали поступать новые книги для рассмотрения их Комиссией; заметно уве­личился спрос на одобренные комитетом произведения. Управляющий де­партаментом уделов уведомил, что департамент будет руководствоваться Списком комитета при снабжении книгами удельных училищ; с требова­ниями Списка часто обращались в Комитет директора народных училищ; на­конец, министерство народного просвещения (при Головнине) приобрело в 1863 г. около 3000 экз. Списка»50. Очевидно, что само попадание в этот спи­сок означало для издателя книги очень много.

Уже первый довольно краткий список несет на себе следы существенного влияния, которым пользовался Погосский при его составлении: из всего пят­надцати книг «художественного» характера четыре — издания Погосского. Из восьми журналов два — «Народная Беседа» и «Солдатская Беседа» (кроме нее, «Учитель», рекомендовавшийся для учителей народных школ, «Блюсти­тель здравия и хозяйства», издававшийся врагом Погосского — Глинским, «Народное чтение» Лермантова, «Чтение для солдат» Гейрота, начавший вы­ходить в 1861 году «Грамотей» Кушнерева, а также толстовская «Ясная По­ляна» со следующей аннотацией: «Превосходный педагогический журнал, знакомящий с потребностями народного образования. Книжки очень дороги. Полная подписка с пересылкой 7 р. 50 коп.»)51. Второе издание Списка, «из­мененное и значительно дополненное», вышедшее в начале 1863 года, по­казывает рост влияния Погосского при его составлении. Всего в каталог включено сто пятьдесят семь книг (в том числе малороссийских), в разделе «Рассказы, повести, стихотворения, басни, сказки и комедии» всего представ­лено двадцать восемь книг, из них девять — издания Погосского: «Первый винокур» (1861), «Дедушка Назарыч» (1860), «Сибирлетка» (1861), «Суходольщина» (1862), «Злодей и Петька» (1862), «Солдатское пиво» (1862), «Посестра Танька» (1861), «1. Слабосильные люди. 2. Ротные дети» (1862), «Чему быть того не миновать, или Не по носу табак» (1861). Кроме того, в разделе «Книги научного содержания» представлена его брошюра «Из природы. Вода во всех ее видах» (СПб., 1861) и две книжки сотрудника Погосского, В.В. Де- рикера («О знахарях и о врачебной помощи в деревнях. Соч. В. Василича» (СПб., 1862) и «Предохранительные и врачебные средства против чумы ро­гатого скота и сибирской язвы. Соч. В. Василича» (СПб., 1862)). В списке жур­налов оказалось представлено только одно издание для народа: «Народная Беседа» (также упоминалась «Солдатская Беседа»).

Даже беглый просмотр нового варианта Списка показывает, что, несмотря на то что в целом он был значительно расширен, в него вошли далеко не все «серьезные» издания для народа: так, в нем, например, отсутствуют «Народ­ные беседы» Д.В. Григоровича, исключены все присутствовавшие в первом варианте народные журналы. Потенциальные кандидаты, очевидно, прохо­дили придирчивый и во многом субъективный отбор. Поэтому можно уве­ренно предположить, что именно влиянием Погосского обусловлено то, что в список включена первая «красная книжка» со следующей аннотацией: «66. Красные книжки. Книжка первая. Коробейники. Сочинил и издал Не­красов. СПб., 1862 г., в 12 д. л., 36 стр.; цена 3 к. Случай из жизни двух коро­бейников и очерк нравов и бродячего их быта. Написано стихами»52.

Наконец, косвенным аргументом в пользу того, что именно личная связь с Погосским была для Некрасова стимулом издавать народные книжки, является и тот факт, что прекращение некрасовского проекта совпадает с вре­менным прекращением издательской и общественной деятельности Погосского: в середине 1863 года, после выхода третьей «Солдатской» и «Народ­ной» «бесед» он уезжает за границу и на некоторое время приобретает репутацию неблагонадежного53. Четвертая книжка обоих журналов выходит уже под редакцией замещающего Погосского В.В. Дерикера. Примерно тогда же завершается проект Некрасова: 11 апреля 1863 года было получено цен­зурное разрешение второй «красной книжки», ставшей последней. Она вы­шла, была разобрана и распродана офенями, но продолжения, которое, види­мо, должно было приходиться примерно на осень этого же года, не последо­вало. Так Некрасов испытывает на себе (конечно, не первым и не последним) те негативные стороны протекционистского рынка, критика которых, впро­чем, давно стала делом обычным: освобождаясь от зависимости от «непра­вильного» выбора непросвещенного покупателя, агент на таком рынке по­падает в зависимость от «связей», от патрона, который, возможно, являясь более просвещенным, чем «масса», человеком, привносит свои предпочтения, в некотором отношении обусловленные не менее субъективными факторами, чем вкусы «толпы».

 

4

Сама некрасовская идея использовать офеней, видимо, является своего рода отражением тех иллюзий и надежд, которые тогда питала интеллигенция, фактически впервые реально вступившая на арену практической работы по просвещению народных масс, чье отношение к спекулятивному рынку еще не было однозначно непримиримым просто потому, что она только-только по-настоящему готовилась с этим рынком столкнуться54. Тот же Комитет гра­мотности постоянно рассматривал возможности использовать офеней для полезных целей. Так, Пругавин сообщает (симптоматично, что в этом эпизоде против использования коробейников резко выступает Погосский, чьи из­дания практически никогда, насколько нам известно, не входили в ассорти­мент коробейников):

Мысль о том, чтобы воспользоваться офенями для распространения в народ действительно полезных и хороших книг, возникла в среде интеллигенции еще в начале шестидесятых годов. В только что возникшем тогда петербург­ском комитете грамотности вопрос об этом не раз затрогивался (так! — М.М.) и обсуждался на комитетских заседаниях. Один из членов комитета г. Толь предлагал устроить особую артель офеней, которым поставлено было бы в обязанность распространять исключительно издания, одобрен­ные комитетом. Но, к сожалению, как это у нас очень часто бывает, дальше разговоров дело не пошло.

Затем около того же времени в комитете был возбужден вопрос об ин­теллигентных офенях, о ходебщиках-добровольцах, из среды лиц образо­ванных и сочувствующих делу народного просвещения. Но и это предло­жение сразу же встретило серьезные возражения.

— Господа! — сказал известный деятель того времени А.Ф. Погосский, — да где же нам найти этих апостолов, которые так самоотверженно пошли бы на этот подвиг?

И с ним все согласились, признав, что таких «апостолов» не найдется. Таким образом и этот план был признан неосуществимым55.

 

Мы не нашли данных, подтверждающих это сообщение (Пругавину в 1861 году было 11 лет), однако в целом оно, видимо, соответствует реаль­ности56. Офени могли привлекать деятелей Комитета именно благодаря своей «всеядности», тому, что им было все равно, что продавать, — лишь бы товар приносил им прибыль. Поэтому естественно было предполагать, что коробей­ники готовы будут продавать хорошую литературу, если сделать ее коммер­чески для них привлекательной. Тем более, что можно было видеть и встреч­ное движение, проявление интереса к деятельности Комитета со стороны самих офеней. Уже после начала сотрудничества с Некрасовым И.А. Голышев (бывший «сотрудником-корреспондентом» этой организации с 1861 го­да) обратился к Комитету с деловым предложением, изложенным в протоколе заседания от 6 ноября 1862 года:

Член комитета, учредитель рисовальной школы в селе Мстере, Владимир­ской губ., книгопродавец Голышев, представляя в комитет по экземпляру продаваемых им народных книг, просит избрать его комиссионером коми­тета, при чем изъясняет, что желательно было бы заменить в книжной тор­говле эти книги лучшими по изложению и содержанию. Для достижения этого он просил комитет: <...> 1) указывать ему на те дешевые издания, ко­торые могли бы заменить настоящие и присылать для продажи издания ко­митета, и 2) рассматривать издания им, Голышевым, предполагаемые, и если комитет их одобрит, то возвращать ему рукописи не с одним своим одобрением, но и со стороны цензуры, дабы устранить вторичную пере­сылку их в цензуру. К этому председатель присовокупил, что Голышев обе­щал ему доставить комитету подробные сведения о том, в каком количестве каждой из представленных им книг распродано в один и тот же период вре­мени и какие свойства этой книги были тому причиною <...>

 

Комитет с большим интересом отнесся к предложению и почти моменталь­но ответил согласием на большую часть сделанных Голышевым предложений:

Положено: 1) объявить Голышеву готовность комитета рассматривать изда­ваемые им книги и сообщать ему замечания, а в случае одобрения возвра­щать рукописи с одобрением цензуры. 2) Снабдить его и снабжать впредь каталогами книг, одобренных комитетом, по которым он может выписывать необходимое от продажи от комиссионера комитета. 3) Книги, присланные Голышевым, рассмотреть в бюро, по получении от него дополнительных сведений об успехе их распродажи, обещанных им председателю <...> в то же время снестись с Голышевым для разъяснения некоторых вопросов, о которых не говорится ни в его письме, ни в записке г. Дубенского, глав­нейшим образом о размере уступки им с книг, передаваемых в комиссию. Что же касается до избрания Голышева комиссионером комитета, то это от­ложить до времени, пока распродажа книг, одобренных комитетом, пока­жет, до какой степени необходимо или полезно, независимо от предпола­гаемых небольших складов этих книг в разных местах, иметь официальных комиссионеров комитета в губерниях57.

 

В записке Голышев также дал ряд советов, касавшихся рыночной страте­гии, приемов, с помощью которых можно сделать хорошую, полезную для на­рода книжку ходовым товаром, как бы замаскировав ее под ту литературу, к которой привык народ благодаря деятельности офеней:

Для успешного распространения между народом полезных изданий, г. Голышев советует соблюдать следующие условия, выведенные им из тридца­тилетней практики: 1) Цена книги должна быть от 3 до 30 коп. серебр. не выше; бумагу следует брать попроще и потолще, печатать поразгонистее и покрупнее, чтобы удобнее читать малограмотным при небольшом освеще­нии, даже в сумерки. 2) Формат книжки удобнее всего в 12 долю листа; книжку полезно делать потолще, что легко достигается нетонкою бумагой, разгонистою печатью и малым форматом. 3) Достоинство книжки увеличи­вается, если в ней есть несколько картинок, в том числе на заглавном листе; обертка должна быть цветная, с узорами. Забавное или простое и понятное заглавие также имеет важность, т.е. заглавие, взятое из простонародной речи, а не выдуманное и не искусственно составленное по ученому, редко употребляемому в народе выражению; напр. лучше назвать книгу «о пче­лах», чем «пчеловодство», лучше поставить в заглавии «огородник», чем «огородничество». 5) После цветной обертки и простого или же забавного заглавия, книжка может излагать свое содержание, даже очень нешуточное и нешутливым языком, а спокойным рассказом, обыкновенною речью об­разованного общества, без фигур, без грубой простонародной речи и при­бауток, и книжка будет долго читаться и хорошо расходиться. 6) Простой народ более всего любит рассказы из истории и путешествий. 7) На обертке непременно должна быть обозначена цена, выше которой и не может быть продаваема книжка. Если на обертке поставлено 3, 5, 15, 20 коп. и т.д., то покупатель-крестьянин с первого же раза даст цену, а офеня не может выше запросить, и неумеренным запросом отбить покупателя. В случае необозначения цен на обертке, запросы офень, чтобы дороже продать и скорее разжиться, очень много замедляют распространение таких книжек к ущер­бу как самих торговцев, так еще более к ущербу распространения полезных знаний в народе58.

 

Мы не знаем, имели ли отношения Голышева с Комитетом продолжение, однако о том, что Голышев был комиссионером комитета, ничего не известно. Возможно, какие-то его советы были использованы при составлении Списка рекомендованных книг, а также при ориентации в выпускаемой литературе для народа при покупках, делаемых Комитетом. Во всяком случае, к услугам офеней и торговцев, подобных Голышевым, Комитет грамотности так и не смог прибегнуть. Выяснилось, что экономические требования коробейников оказались несовместимы с теми принципами, которые лежат в основе изда­ния «хорошей» литературы.

Подводя итоги десятилетних обсуждений, «Доклад о работах "Комиссии для изыскания способов правильного распространения книг в народе", сде­ланный секретарем Комитета и Комиссии, Н.И. Золотницким в заседании Комитета 9-го ноября 1871 года» констатировал невозможность даже «так­тического» союза между просветительской организацией и спекулянтами- коробейниками. Названная в докладе Комиссия задается вопросом, для ре­шения которого она была создана: «Почему в народе особенно бойко идут крайне плохие и чрезвычайно дорогие книжонки и брошюрки, изготовлен­ные некоторыми печальной известности московскими и петербургскими фирмами, между тем как издательская деятельность лиц и учреждений, за­служивающая полного сочувствия и по достоинству, и по дешевизне изда­ваемых ими книг, распространяется в сельском населении несравненно тише?»59 Ответ простой: потому что на этом рынке господствуют офени, у ко­торых преимущественно предпочитают покупать книжки крестьяне. Честные издатели не хотят иметь с ними дело, но зато охотно сотрудничают издатели недобросовестные, поскольку «из всех видов книжной торговли, торговля хо­дебщиков получила наиболее недобросовестную организацию»60. Прежде всего, офеня требует с издателя огромной скидки — 50%, а затем продает книжки с большим «запросом». Кроме того, часто обменивает ее на какой-то продукт, стоящий еще дороже. На такие условия могут пойти только недоб­росовестные компании именно потому, что они «экономят», издавая книжки огромными тиражами, не платя гонорара авторам, используя дрянную бу­магу, не прибегая к услугам корректоров. Хорошие издатели не могут делать скидку более 20%, потому что их расходы по изданию больше и тиражи меньше. «Мы видели, что крестьянин покупает лишь то, что принесет ему ко­робейник, или что он увидит на ярмарке; мы видели также, что этими путями хорошая книга к нему попасть не может»61. Комиссия далее резюмирует: «Не­которые лица, сочувствующие задаче Комитета Грамотности — "содейство­вать правильному распространению в народе полезных ему изданий" обра­щали внимание комиссии на необходимость организации торговли чрез по­средство офеней. Из вышеизложенного видно, какие основания необходимы, чтобы войти в сделки с ходебщиками, и каким жалким характером отлича­ется книжная торговля коробейников. По этим причинам комиссия не могла не отринуть такого ряда указаний, и, при убеждении, что чистое дело можно вести только чистыми руками, решила, что организация книжной торговли через ходебщиков не соответствовала бы ни достоинству учреждения, ни об­щему направлению его деятельности, ни существу его интересов»62.

Подобно членам Комитета грамотности, видимо, менее «трезвомысля­щим», чем Погосский, Некрасов полагал (возможно, исходя из своего опыта издателя «серьезной литературы», сильно отличавшегося от опыта «народ­ного» издателя), что союз между издателем-просветителем и офенями-спе­кулянтами может быть экономически непротиворечив. Само обращение к Комитету грамотности Голышева, кажется, подтверждало его предполо­жение, представляя собой своеобразное продолжение отношений его с Не­красовым. Бросается в глаза сходство советов, данных книгопродавцем Комитету, с теми, которые он дал Некрасову (цена, указанная на обложке, формат — 12-я доля листа, цветная, хотя и без узоров, обертка) и которые поэт использовал в своем издании. Не исключено, что именно удачное со­вместное предприятие с Некрасовым побудило Голышева обратиться с пред­ложением о сотрудничестве к Комитету грамотности. Характеристика ком­мерческих нравов офеней, данная Золотницким, помогает также прояснить странные условия, заключенные Некрасовым с Голышевым: из них следует, что офени должны были покупать у Голышева книжки за копейку, а прода­вать за три, то есть получать две копейки (100 процентов) чистой прибыли. Некрасов, очевидно, знал, что для того, чтобы стимулировать офеней, дать им ожидаемую ими «сверхприбыль», надо либо «удешевлять» издание (путь, конечно, столь же нравственно невозможный для него, как и для членов Ко­митета), либо полностью отказаться от какой-либо компенсации затрат. Оче­видно, будучи состоятельным человеком, он решается на первых порах само­стоятельно оплачивать весь проект.

Доклад Золотницкого показывает, однако, и то, что попытки сделать ры­нок офеней прибыльным для хорошей литературы были заведомо безна­дежны. Именно всеядность коробейников и их сконцентрированность ис­ключительно на прибыли делали невозможным изменение их требований: не только лучшее или худшее качество предлагаемой для продажи книжки, но и громкое имя автора, его популярность у народа не могли заставить их от­казаться от огромного «запроса». Поэтому если и были у Некрасова планы, подобные тем, которые приписывают ему Анетта Люизье и автор этой работы (закрепиться на рынке, сделать на нем громкое имя, обеспечив тем самым себе возможность в дальнейшем диктовать продавцам выгодные для себя условия), планы, вполне выполнимые на рынке «высокой» литературы, то в этом случае они были заранее обречены на провал. «Успех» у офеней и их покупателей первой, а затем и второй «красных книжек» (связанный, ви­димо, исключительно с привлекательными для офеней условиями) не привел к изменению условий, оставив издателя перед той же дилеммой: либо про­должать издание на условиях полной благотворительности, либо перейти в ряды спекулянтов, повышая рентабельность своего издания «нравственно невозможными» способами.

Смутное объяснение прекращения некрасовского проекта цензурными строгостями, выдвинутое И.А. Голышевым, возможно, не лишено оснований; мы, однако, полагаем, что более важную роль сыграли другие обстоятельства. Утрачивая связь с Комитетом грамотности после отъезда за границу Погосского, Некрасов практически одновременно неизбежно разочаровывался в офе­нях как в альтернативном канале распространения литературы для народа.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1) См., например: Brooks J. When Russia Learned to Read: Literacy and Popular Litera­ture, 1861 — 1917. Northwestern University Press, 2003.

2) Едва ли не единственной работой, касающейся поэтики лубочной литературы, остается книга В.Б. Шкловского «Матвей Комаров, житель города Москвы» (Л., 1929).

3) Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту. М., 1991. С. 153.

4) Ю.Н. Ерофеев убедительно доказал, что из двух Голышевых (отца и сына), со­вместно занимавшихся книготорговлей, дела по «красным книжкам» с Некрасовым вел преимущественно младший — Иван Александрович, хотя не исключено, что при их беседе присутствовал и старший, Александр Козьмич (см.: Ерофеев Ю.Н. Кому было адресовано письмо Некрасова о «красных книжках»? // Некрасовский сборник. Т. X. Л., 1988. С. 136—140).

5) Об И.А. Голышеве подробнее см.: Пиголицына Ф.В. Мстерский летописец: Историко-биографическая повесть. Ярославль, 1991.

6) Некрасов Н.А. Полн. собр. соч.: В 15 т. СПб., 1999. Т. XIV. Кн. 2. С. 172.

7) Пругавин А.С. Запросы народа и обязанности интеллигенции в области умствен­ного развития и просвещения. СПб., 1895. С. 375—376.

8) См. запись в Конторской книге «Современника» 1862 года, датированную 2 апре­ля: «Отправка чрез Общество Транспортирования кладей 1500 экземпляров] красных книжек, Книгопродавцу Голышеву, в Вязники — 5 р. 85 к. сер.; обшивка их 60 к., извощику 20 к. и отправка страхового письма с квитанц[ией] Общества — 7 р. 20 коп.» (ОР ИРЛИ. Ф. 628. Оп. 1. № 6. Л. 153 об.). В той же книге мы обна­ружили запись от 21 апреля: «Отправка посылки с красными книжками г. Якушкину в Орел, с обшивкою — 1 р. 95 к.» (Там же).

9) Об институте бродячих торговцев подобнее см.: Горшков Ю.А. Торговля народ­ными изданиями и концентрация торгового капитала в лубочном книжном деле пореформенной России (1860—1870-е гг.) // Книжное дело в России во второй половине XIX—начале XX вв. Л., 1983. С. 107—124.

10) См.: Прокшин В.Г. «Где же ты, тайна довольства народного?..» М., 1990. С. 98—99; Скатов Н.Н. Некрасов. М., 1994. С. 295—296.

11) См.: Евгеньев-Максимов В.Е. Жизнь и деятельность Н.А. Некрасова. Т. III. М., 1952. С. 190, 201—202.

12) Luisier А. Nikolaj Nekrasov. Ein Schriftsteller zwishen Kunst, Kommerz und Revolu­tion. Zurich, 2005. S. 165—167. См. также: Макеев М.С. Николай Некрасов: Поэт и Предприниматель (Очерки о взаимодействии литературы и экономики). М., 2009. С. 215—229.

13) Некрасов НА. Указ. соч. С. 135. Можно предположить также, что в письме Н.А. Доб­ролюбова дяде от 20 мая 1860 года из Берлина, написанном, видимо, сразу после приезда в Берлин 14 мая 1860 года, имеется в виду именно этот проект: «Дальше еще вот что: узнайте от Чернышевского, когда увидите, или попросите узнать от Погосского, куда поехал Обручев именно и в какое время где он намеревался быть. <...> Уведомьте меня также (узнавши от Соковнина, так как Некрасов, вероятно, уже уехал, — или от Лаврецова), что делается с предположенным изданием <...>» (Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 9. М., 1964. С. 418).

14) См.: Базилевская Е.В. Из творческой истории «Кому на Руси жить хорошо». (Воз­никновение основного замысла и общей композиционной схемы) // Звенья. Т. V. М.; Л., 1935. С. 450—452.

15) См.: Баренбаум И.Е. Народные журналы А.Ф. Погосского в годы революционной ситуации // Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг. М., 1970. Эта ра­бота, безусловно, лучшая из написанных о Погосском и его журналах, отличается, однако, неполнотой материала и тенденциозностью. Также см.: Шешунова А.В. По­госский Александр Фомич // Русские писатели. 1800—1917. Биографический сло­варь. Т. 5. П—С. М., 2007. С. 10—12. Эта работа содержит ряд неточных утвержде­ний и фактических ошибок.

16) См.: Писарев Д.И. Московские мыслители // Русское слово. 1862. Кн. 2.

17) Толстой Л.Н. Об общественной деятельности на поприще народного образова­ния // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1936. Т. 8. С. 247—300.

18) Это создавало Погосскому своеобразный «иммунитет» к порицаниям толстых журналов, которым он противопоставлял мнения «практиков» народного образо­вания, как более идущие к делу: «Редакция Народной Беседы покорнейше просит гг. мировых посредников, священников, владельцев, сельских учителей и всех гра­мотных людей — сообщать иногда краткие замечания о книгах. Замечания эти не­пременно примутся в соображение <...> Необходимо надо выяснить это дело, не надеясь на помощь литературных органов образованного общества. У газет и жур­налов много своего собственного дела. Изредка удостаивают они поверхностной оценки книжку, изданную для народа, изредка отзовутся о народных журналах — но отзывы эти иногда такого свойства, что лучше бы их вовсе не было, ибо нет с них никакой пользы для дела» (Погосский А. Ф. Отпетые книги // Народная Беседа. 1862. № 3. С. 46).

19) Там же.

20) См.: Баренбаум И.Е. Указ. соч. С. 202. Приведенные в этой работе сведения о связях Погосского в кругах высшего и среднего военного руководства далеко не полны. В помещенном в конце № 2 «Солдатской Беседы» за 1860 год «Списке командам и лицам, подписавшимся на Солдатскую Беседу 1860 года. По порядку времени под­писки» (до этого номера списки подписчиков в издании Погосского не печатались) присутствуют не только первый из «подписавшихся в Гвардейском Генеральном штабе и у Редактора» полковник Н.Н. Обручев и подписавшийся вторым близкий приятель Погосского, полковник В.М. Аничков, но и подполковники Гвардейско­го генерального штаба Д.Х. Бушен, А.И. Беренс, В.Я. Яроцкий, С.К. Рехневский, А.И. Макшеев, а также генерал-майор А.Н. Ераков и генерал-лейтенант Я.В. Воронец.

21) «Список командам и лицам..» содержит огромное количество воинских частей.

22) «Народные журналы у нас еще почти вовсе не имеют самостоятельных подписчи­ков, и преимущественно только таких, которые приводятся разными ведомствами, начальствами, людьми руководящими и рекомендующими. Следовательно, поку­пая право издания, я полагал, что приобретаю не только приготовленные уже для журнала пути сбыта, но могу рассчитывать, что вместе с тем буду получать также хоть часть тех субсидий, которые Погосский получал от разных ведомств. Но я ошибся. Мне не дали ни копейки, потому что устраивавшие эти дела друзья Погоского (так! — М.М.) естественно не были моими друзьями, да сверх того и обстоя­тельства изменились так, что министерства уже не находили повода тратить деньги на народный журнал» (ГАРФ. Ф. 109. С/а. Оп. 1. Д. 2096. Л. 5).

23) Краткий обзор деятельности С.-Петербургского комитета грамотности за 10 лет его существования. Читан на апрельском собрании комитета 1871 года. СПб., 1871. С. 1.

24) Списки сотрудников Комитета, вступивших в него в первые три года его сущест­вования, см. в: Труды Императорского Вольного экономического общества. 1863. Т. 2. С. 65—84.

25) Такие оценки дает уже первый историк Комитета, см.: Протопопов Д.Д. История Санкт-Петербургского Комитета грамотности (1861 — 1895). СПБ., 1898. Резкие оценки этому периоду деятельности организации даются в едва ли не единствен­ной советской работе, посвященной Комитету грамотности: Блюм А.В. Издатель­ская деятельность С-Петербургского комитета грамотности (1861 — 1895) // Книга. Исследования и материалы. Сб. XXXVIII. М., 1979.

26) Солдатская Беседа. 1860. № 6. С. 493.

27) РО ИРЛИ. Ф. 7. Ед. хр. 83. Л. 3—4 об.

28) См. письмо А.Н. Бекетова к А.Ф. Погосскому от 17 октября 1861 года (дата опре­делена по штемпелю) (РНБ. Ф. 1000. Оп. 1. № 171).

29) См. письмо Н.Н Страхова Погосскому от 4 января 1861 года (РО ИРЛИ. Ф. 237. № 1818). Судя по его содержанию, переговоры со Страховым о его возможном участии в «Народной Беседе» велись в конце 1860 года. Письмо содержит отказ при­нять предложение Погосского о сотрудничестве.

30) Краткий обзор деятельности С.-Петербургского комитета грамотности за 10 лет его существования. С. 11.

31) Надо отметить, однако, что в это время сама «Солдатская Беседа» начинает вос­приниматься как издание не специфическое, но скорее общенародного характера. В 1861 году аудитория, интересующаяся судьбой журнала, расширяется, и в списке подписчиков, опубликованном в третьей книжке за этот год, мы видим, наряду с обширным списком воинских частей, имена Б.А. Милютина, «графа Льва Нико­лаевича Толстого» и Софьи Николаевны Раевской.

32) В пятой и шестой книжках, правда, уже появляются статьи, подписанные не Погосским («Сиротский долг», подписанная М. Б., и «Промах» Д. Чеботарева).

33) В дальнейшем количество распространенных книг продолжало расти: в 1863 было разослано 20 000 экз., в 1864-м — 23 000. В 1868 году Комитетом было разослано уже 60 000 экз. книг, из которых куплено у издателей и авторов было 41 745 эк­земпляров (см.: Летопись Комитета грамотности при Императорском Вольном экономическом обществе (Приложение к журналу «Народная школа». 1869. № 3).

34) Солдатская Беседа. 1861. № 4. С. 380—381.

35) Журнал Министерства народного просвещения. 1861. Т. 113. С. 17.

36) Конфликт между редактором «народного гигиеническо-врачебного журнала для грамотных людей всех сословий» «Блюститель здравия и хозяйства», издававше­гося в 1862—1863 годах (в 1863 году вышло всего две книжки), Н. Глинским и его сотрудником и соредактором В.В. Дерикером произошел в марте 1862 года (см. о нем подробнее с точки зрения Глинского: От редакции // Блюститель здравия и хозяйства. 1862. № 4. С. 300—302). Дерикер начал сотрудничать в журналах Погос­ского с апреля 1862 года: первая его статья в «Народной Беседе» появляется в № 2.

37) Алексей Петрович Ахматов — обер-прокурор Святейшего синода (28.02.1862— 3.06.1865).

38) РО ИРЛИ. Ф. 7. Ед. хр. 83. Л. 5—6.

39) НИОР ГБЛ. Ф. 231 /II к. 26. Ед. хр. 2. Л. 2.

40) В результате права на издание обоих журналов были куплены у Погосского В.В. Дерикером за 6000 рублей серебром. См. письмо Дерикера в III Отделение (ГАРФ. Ф. 109. С\А. Оп. 1. Д. 2096. Л. 4 об.).

41) Лицом, познакомившим Погосского с Некрасовым, мог быть муж сестры поэта Г.С. Буткевич. В «Солдатской Беседе» № 2 был напечатан короткий рассказ «Мед­ный крест» (автор А. Раевский), единственный напечатанный в этом году текст, принадлежавший не Погосскому, со следующим пояснением: «Статья эта сооб­щена Генрихом Станиславовичем Буткевичем, подполковником и бывшим коман­диром 1-го Суздальского пехотного полка. Найдена она в вещах, оставшихся после убитого на ночной вылазке под Севастополем — поручика Святогора-Щепина, командира 1-й гренадерской роты <...> Подполковник Буткевич лишился правой ноги под Инкерманом; вспоминая храброго товарища своего, он сказал: "Каждый солдат, знавший Святогора-Щепина, с искренним чувством встретит его любезное имя!" С благодарностью Генриху Станиславовичу Буткевичу помещая прекрас­ную статью "Медный крест", Редакция просит покорнейше всех, кому угодно по­делиться с товарищами по оружию подобными воспоминаниями, — не отказать сообщить их Редакции Солдатской Беседы».

Возможно, однако, что знакомство произошло и раньше, еще в 1858 году; по­знакомить Некрасова и, соответственно, Буткевича с Погосским мог Н.Г. Черны­шевский. Он редактировал в 1858 году «Военный сборник» вместе с Н.Н. Обруче­вым и В.П. Аничковым, с Погосским дружившими. Кроме того, деятельность Погосского как издателя была тесно связана с Гвардейским генеральным штабом, при котором издавался «Военный сборник».

42) См.: Новицкий Н.Д. Воспоминания о Добролюбове и Чернышевском // Литератур­ное наследство. Т. 67. М., 1959. С. 110.

43) См.: Макеев М.С. Стихотворение Н.А. Некрасова «Дядюшка Яков» в издании А.Ф. Погосского «Досуг и Дело» // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2012. № 1.

44) Макеев М.С. Об источнике стихотворения Н.А. Некрасова «Пчелы» // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2011. № 5.

45) Народная Беседа. 1863. № 3. С. 42.

46) Хотя мы и не исключаем некоторого интереса Некрасова и его сотрудников (прежде всего, Чернышевского, имевшего отношение к военной прессе) к этой сфере.

47) Летопись жизни и творчества Н.А. Некрасова. Т. 2. 1856—1866. СПб., 2007. С. 303.

48) Труды Императорского Вольного экономического общества. 1862. Т. 2. С. 21.

49) Согласно тому же источнику, за десять лет вышло семь изданий этого каталога.

50) Протопопов Д.Д. Указ. соч. С. 277.

51) РГИА. Ф. 91. Оп. 3. Д. 32. Л. 39.

52) Список русских и малороссийских книг [,] одобренных Комитетом грамотности для народных учителей и школ и народного чтения. Издание 2-е, измененное и значительно дополненное. СПб., 1863. С. 27.

53) См.: Баренбаум И.Е. Указ. соч. С. 199.

54) См., например, парадоксально одобрительную оценку деятельности книжных спекулянтов в статье Ф.М. Достоевского «Книжность и грамотность» (Время. 1861. № 7, 8) (Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 15 т. Л., 1993. Т. XI. С. 139—140).

55) Пругавин А.С. Указ. соч. С. 372—373.

56) Пругавин и вслед за ним Базилевская сополагают этот эпизод из истории Коми­тета грамотности с некрасовским замыслом использовать офеней для распростра­нения народных книжек. Однако ни тот, ни другая не показывают, что, собственно, связывало план Некрасова с обсуждениями в Комитете. Между тем именно фигура Погосского и представляет собой это связующее звено.

57) Журналы Комитета грамотности, учрежденного при Императорском Вольном эко­номическом обществе. За вторую половину 1862 г. СПб., 1863. С. 6—7.

58) Там же. С. 13—14.

59) Летопись Комитета грамотности при Императорском Вольном экономическом об­ществе (приложение к журналу «Народная школа». 1871. № 2. С. 5).

60) Там же.

61) Там же. С. 8.

62) Там же. С. 7—8.



Другие статьи автора: Макеев Михаил

Архив журнала
№164, 2020№165, 2020№166, 2020№167, 2021№168, 2021№169, 2021№170, 2021№171, 2021№172, 2021№163, 2020№162, 2020№161, 2020№159, 2019№160, 2019№158. 2019№156, 2019№157, 2019№155, 2019№154, 2018№153, 2018№152. 2018№151, 2018№150, 2018№149, 2018№148, 2017№147, 2017№146, 2017№145, 2017№144, 2017№143, 2017№142, 2017№141, 2016№140, 2016№139, 2016№138, 2016№137, 2016№136, 2015№135, 2015№134, 2015№133, 2015№132, 2015№131, 2015№130, 2014№129, 2014№128, 2014№127, 2014№126, 2014№125, 2014№124, 2013№123, 2013№122, 2013№121, 2013№120, 2013№119, 2013№118, 2012№117, 2012№116, 2012
Поддержите нас
Журналы клуба