1—2 ноября 2013 года в рамках ежегодной Красноярской ярмарки книжной куль­туры состоялась международная конференция, посвященная творчеству Алексея Парщикова (1954—2009) и Аркадия Драгомощенко (1946—2012), организованная Фондом Михаила Прохорова совместно с вдовой Алексея Парщикова Екатериной Дробязко. В мероприятии приняли участие поэты, критики и филологи, не только писавшие об этих авторах в концептуальном ключе (Александр Уланов, Евгений Осташевский, Кирилл Корчагин), но и опирающиеся в своем творчестве и/или теоретических работах на принадлежавшие этим поэтам идеи (Владимир Аристов, Никита Сафонов, Павел Арсеньев). Конференция сопровождалась поэ­тическими чтениями, в которых приняли участие как те поэты, которых можно назвать сподвижниками Алексея Парщикова по метареализму (Иван Жданов, Илья Кутик, Виталий Кальпиди), так и поэты, связанные с кругом литературно- критического альманаха «Транслит», для которых поэтическая практика Аркадия Драгомощенко находится в центре внимания (Павел Арсеньев, Никита Сафонов, Денис Ларионов).

Первый день конференции был посвящен творчеству Аркадия Драгомощенко (модератор — Кирилл Корчагин), в то время как второй — Алексея Парщикова (модератор — Александр Давыдов). На конференции были представлены как со­общения мемуарного характера, принадлежавшие, в основном, друзьям и едино­мышленникам поэтов, так и аналитические доклады, авторы которых пытались прояснить место поэтов в интеллектуальном и поэтическом ландшафте послед­них десятилетий.

Первый день конференции открылся докладом Александра Уланова (Самар­ский государственный университет) «Поэзия возможно». Докладчик начал свое выступление с известной цитаты из Мориса Бланшо: «Сущность литературы как раз и состоит в том, чтобы ускользнуть от любого сущностного определения, от любого утверждения, которое обеспечивает ей устойчивость, которое ее представ­ляет: она никогда не дана заранее, ее всегда необходимо вновь найти или вновь изобрести. И даже никогда нельзя быть уверенным в том, что слово "литература" или слово "искусство" отвечают условиям реальности, возможности и необходи­мости». Докладчик предположил, что в современной ситуации происходит «пере­определение» литературы: из литературы «ставшего» она превращается в литера­туру «возможного», «становящегося». Центральными фигурами этого движения можно назвать Алексея Парщикова и Аркадия Драгомощенко. Согласно доклад­чику, можно выявить несколько принципиальных черт «становящейся» литера­туры. Во-первых, такая литература рассматривает мир как подвижную потенци­альность, скрытую во тьме энергию будущего. Во-вторых, она стремится уловить подвижность мира с помощью подвижности языка. В-третьих, она выявляет мир как динамическое пространство неравенства себе. В связи с последним работа Драгомощенко и Парщикова может быть представлена как создание вариатив­ного мира, где слова и вещи существуют «на грани понимания», в пространстве (продуктивной) неопределенности.

Доклад Кирилла Корчагина («НЛО» / ИРЯ РАН) «"Отпечатки оттиска": о трех поэтах 2010-х годов» представлял собой краткий анализ поэтик трех ав­торов — Евгении Сусловой, Никиты Сафонова и Дениса Ларионова, чьи поэти­ческие практики сложились в результате продуктивного диалога с поэтикой Драгомощенко (все три поэта должны были представить доклад на конференции или участвовать в поэтических чтениях, но Евгения Суслова не смогла добраться до Красноярска). Докладчик обратил внимание на характерную для поэтики Драгомощенко неспособность установить однозначную референцию между текстом и «затекстовой» реальностью, которая по-разному отразилась в творчестве трех анализируемых поэтов. Так, применительно к поэзии Евгении Сусловой можно говорить о связи между телесностью и мышлением, важной для старшего поэта (эта связь была проиллюстрирована примерами из прозы Драгомощенко). У Сусловой и Драгомощенко мышление и телесность не противоречат друг другу, как это часто наблюдалось у модернистских авторов: оба поэта воспринимают их как связанные друг с другом элементы целого. Петербургский поэт Никита Сафонов использует язык логики и философии для построения своего рода «пустотных» текстов, состоящих из последовательности логических «узлов», отделенных от того мира, что находится за пределами текста. При построении таких логических конструкций Сафонов использует характерное для Драгомощенко соединение разнородных элементов, подчиненное единому поэтическому синтаксису. Наконец, Денис Ларионов, как и Евгения Суслова, и Никита Сафонов, проблематизирует возможность коммуникации, но, по мнению докладчика, обращает особое внимание на «фактуру» дискурса и охватываемых им вещей. Для этого Ларионов сталкивает в пространстве одного текста те модусы языка, которые могут пока­заться несовместимыми: эти разнородные дискурсивные единицы позволяют поэту сосредоточиться на «осечках» и «разрывах», возникающих при коммуни­кации, на невозможности выстроить линейную последовательность речи.

В докладе Наталии Азаровой (Институт языкознания РАН) «Межъязыковое взаимодействие в поэзии Аркадия Драгомощенко» рассматривались иноязычные вкрапления в прозе и стихах поэта. Обращение к другим языкам, по мнению до­кладчицы, связано со стремлением поэта выйти за пределы языка как такового. Это связано как с деавтоматизацией значений, с желанием «вернуть миру отня­тые вещи», так и с возможностью мыслить виртуальность как реальность (благо­даря переходу из одной знаковой системы в другую). Обращение к иностранному языку в рамках одного текста не бывает у Драгомощенко единичным: если в тек­сте присутствует один такой фрагмент, то с большой вероятностью появится и другой фрагмент, но уже на ином языке. Кроме того, стремясь выйти за пределы языка, поэт называет категории из одного языка терминами из другого языка. Не­редко иноязычные вставки оказываются культурно значимыми цитатами, утра­тившими первоначальное значение: они становятся частью текста поэта, сохраняя неопределенный статус. Это позволяет создать ощущение смысловой неопреде­ленности при переходе с языка на язык, применяя межъязыковую омонимию (например, «из rose is») или подчеркивая звуковые соответствия между словами (например, «leadering / липа»). В завершение доклада была высказана мысль, по­лемичная по отношению к тезису философа Елены Петровской, писавшей о «раз­доре слов», характерном для текстов Драгомощенко: по мнению докладчицы, поэ­тический текст референциален только как целый текст, и несмотря на обилие межъязыковых переходов, он не утрачивает этой референциальности.

В рамках доклада «Деконструкция языка в революционных целях» Павел Арсеньев (Университет Лозанны) представил поэтику Аркадия Драгомощенко в контексте более чем векового опыта «добычи поэтического вещества из расщепления языковых средств» — от Шарля Бодлера до леттристов и ситуационистов, стремившихся создавать поэтические события за пределами печатной страницы. Это движение докладчик рассматривал как последовательную работу по переозначиванию и деавтоматизации, приводящую к высвобождению «энергии поэ­тической инновации». Так появились тексты Малларме, за которыми последо­вали сюрреалисты и заумные практики авангарда. Но уже леттристы, а за ними ситуационисты отказываются от модернистского диктата совершенного произве­дения и формулируют понятие «ситуации», выводя создание поэтического текста исключительно в публичную сферу. В этом случае речь идет не о закономерной эволюции в рамках поэтической практики модернизма, но о снятии (в смысле ге­гелевского Aufhebung) самой поэзии, вследствие чего оказалось возможным соз­дание «нового языка».

В докладе Никиты Сафонова (Санкт-Петербург) «Топографии рассубъективаций: другое возможного языка» поэтика Драгомощенко рассматривалась через призму идей Жиля Делёза. Стремясь уйти от логики бинарных оппозиций, до­кладчик предлагал рассматривать категории языкового/объектного (характерные для раннего авангарда) как сложную динамическую систему, элементы которой взаимно обуславливают друг друга. В этом контексте уместно вспомнить об объ­ектной ориентированности языкового выражения, свойственного американским поэтам-объективистам (Луису Зукофски, Джорджу Оппену), которые стреми­лись к растворению объекта (вещи) в языковых практиках. В послевоенном аван­гарде это приводит к смещению акцента с отношений языкового и объектного на отношения визуального и языкового: согласно формулировке американского критика Гленна Фетцера, предложившего понятие «негативной модерности», знание уравнивается свидением. При этом «негативность» понималась Фетцером как отсутствие любых опорных точек в путешествиях в «предзаданной до-существующей волне». В этой связи докладчик постулирует событийную сложность визуального и языкового: взгляд поэта выхватывает не отдельные элементы мира, но бессчетное количество оптических сдвигов и ситуационных наслоений. По­добный подход был характерен и для поэтики Драгомощенко, в чьих текстах субъективация происходит в разных регистрах, а разворачивание микрособытий дискретно. В этом контексте поэтическая работа представляется как постоянное смещение как позиции «смотрящего», так и точки, на которую он смотрит.

Первый день конференции завершился выступлением Ильи Кутика (Универ­ситет Чикаго), предложившего аудитории сеанс close reading а текстов Аркадия Драгомощенко в сопоставлении с текстами некоторых представителей «Language School», с которой поэт ощущал глубокое внутреннее родство.

Второй день конференции, посвященный творчеству Алексея Парщикова, но­сил в большей степени мемориальный характер. Друзья и коллеги поэта, среди которых такие известные авторы, как Александр Давыдов, Илья Кутик, Иван Жданов и Владимир Аристов, поделились с аудиторией воспоминаниями о поэте и о его участии в движении метареализма. Также обсуждалась судьба эпистоляр­ного наследия Парщикова: как известно, после иммиграции — сначала в США, а затем в Германию — он поддерживал контакт со многими представителями со­временной культуры.

Среди аналитических докладов, представленных в этот день, можно выделить доклады Штефена Поппа и Евгения Осташевского, а также развернутую реплику переводчика Хендрика Джексона, которая была посвящена тем трудностям, с ко­торыми он столкнулся при переводе на немецкий поэмы Парщикова «Нефть» (несколько лет назад в Германии вышла билингвальная книга стихов Парщикова в переводе Джексона)^[1].

В докладе Штефена Поппа (Берлин) «Алексей Парщиков, Вольфганг Хильбиг, Даниэль Фальб» рассматривались параллели между творчеством Алексея Парщикова и двух немецких авторов — Вольфганга Хильбига и Даниэля Фальба. В частности, докладчик предложил аудитории сравнительный анализ двух сти­хотворений — «Котов» Парщикова и «Офелии» Хильбига. В обоих текстах поэты обращаются к ситуации катастрофы: Офелия тонет в воде, наполненной радиа­ционными и бытовыми отходами, а коты гуляют в опасной зоне «между чумой и холерой, / гриппом и оспой». Докладчик подчеркнул своеобразный мрачный юмор Парщикова, который позволяет упорядочить образы, порожденные «син­тетическим образом мыслей», и создать целостную фантазматическую картину. По словам докладчика, Парщиков не движется от перспективы к предметам, но сам создает перспективу, обращаясь к своеобразному «фактурному» материалу (как в поэме «Нефть»). Это отличает его от ряда немецких поэтов — например, от Даниэля Фальба, — для которых важен в большей степени анализ культурных жестов и дискурсивных практик. Тексты Фальба можно назвать «социальными натюрмортами», предполагающими инсценировку реальных, воображаемых и символических движений. С Парщиковым немецкого поэта связывает интерес к повествовательности, а также размывание границы как между документом и во­ображением, так и между утверждением того или иного явления и его критикой. При этом у Парщикова материальность становится основой для высказывания, создания перспективы, тогда как у Фальба сам материал сконфигурирован в пер­спективе и демонстрируется как «деформированный». Происходит как бы ана­литическая инсценировка языкового жеста, что приводит к фрагментации выска­зывания, что нехарактерно для поэзии Парщикова.

Доклад Евгения Осташевского (Нью-Йорк) «О множественности постмодернизма / позднего модернизма» был посвящен отношениям Алексея Парщикова и американских поэтов, принадлежащих к «Language School». В начале докладчик обратился к историко-литературным обстоятельствам этой связи: уже в 1991 го­ду, во время одного из выступлений, Парщиков заявил, что влияние этих поэтов имело для него решающее значение; спустя год поэт Майкл Палмер перевел на английский язык стихотворение Парщикова «Минус-корабль». По мнению до­кладчика, это был не столько перевод с языка на язык, сколько перевод «с поэтики на поэтику»: причиной этому было, прежде всего, то, что в поэзии Парщикова со­единялись различные речевые слои, что было нехарактерно для поэтов «Language School». (Симметричным примером в этой ситуации может служить поэзия Ио­сифа Бродского, в которой язык XVIII века соединялся с арго шестидесятников, чему не было аналогов в американской или английской поэзии.) Можно указать и на другие особенности поэтики Парщикова, которые отличают его от амери­канских поэтов. Во-первых, это отношение к поэтическому тексту: Парщиков мыслил отдельными (рифмованными) стихотворениями, тогда как американские поэты писали книгами, циклами, отказываясь от однозначности, законченности, прибегая к гетероглоссии, паратаксису и немотивированной смене ракурсов. Эти поэты относились к любой поэтической позиции как к идеологической и стреми­лись обнаружить эту идеологичность, обращаясь к критической теории и видя в ней освободительный потенциал. Тексты же Парщикова почти всегда игнори­руют текущий политический контекст, что можно считать естественным ответом на доминирование советской идеологии. Во-вторых, тексты Парщикова, сколь бы они ни были насыщены метафорами, центрируются вокруг особого поэтического «я», лишенного, впрочем, психологических констант. Американские авторы, на­против, отказывались от «я»: вместо монолитного субъекта в их текстах мы стал­киваемся с множеством голосов, принадлежащих всем и никому (в связи с этим докладчик упомянул о бахтинской теории диалога, которую поэты «Language School» брали на вооружение в несколько измененном виде). Метафора у Парщикова родственна метафоре английских метафизиков (ее можно определить как инструмент для видения невидимого). Наконец, стихотворения Парщикова чаще всего сюжетны, чего почти не наблюдается у поэтов «Language School». Однако у всех этих поэтов есть и существенная общая черта — внимание к Другому, к жизненным и творческим стратегиям, отличным от собственных.

Конференция сопровождалась также поэтическими чтениями, в которых (на этот раз в роли поэтов) приняли участие большинство докладчиков. Эти чтения оказались наглядной иллюстрацией многих предложенных тезисов, а публика могла проследить как верность себе ключевых представителей метареализма (Ивана Жданова, Виталия Кальпиди, Владимира Аристова, Ильи Кутика), так и те пути, по которым движутся более молодые поэты, во многом воспринимающие себя поэтическими наследниками Аркадия Драгомощенко (Павел Арсеньев, Ни­кита Сафонов, Денис Ларионов).

Денис Ларионов