Распад СССР практически бесконфликтно разрешил двухвековой россий­ский «еврейский вопрос», созданный политикой Екатерины II и унаследо­ванный поколениями царей и генеральных секретарей. С падением комму­нистической системы исчезли государственный антисемитизм и подавление религии, были открыты границы и разрешена религиозная, культурная и об­щественная деятельность, в том числе и национально окрашенная. В целом можно даже сказать, что советские евреи оказались в выигрыше от этой «крупнейшей катастрофы двадцатого столетия», в отличие от других, много более трагических событий прошлого века. В результате распада СССР боль­шая часть (около 70—80%) бывших советских русскоязычных евреев нахо­дится за пределами Российской Федерации: часть, никуда не уезжая, ока­залась в «ближнем» зарубежье, прежде всего на Украине, в Беларуси и Молдове, часть переехала в «дальнее» — Израиль, Германию, США и Канаду. По своей мотивации массовая эмиграция девяностых годов во многом была противоположна эмиграции семидесятых: люди уезжали не от советской вла­сти, а от кризиса, вызванного ее коллапсом. В результате в Израиле образо­валась значительная масса русских по культуре евреев и их родственников, которые при других обстоятельствах не думали бы об отъезде, что позволило им создать мощную культурную, образовательную и отчасти политическую инфраструктуру на русском языке. Они не были убежденными сионистами и не ощущали глубокой связи с еврейской историей и культурой, и при этом многие из них испытывали определенную ностальгию по навсегда потерян­ной советской родине и русской культуре. С точки же зрения сионистской идеологии эта волна «русской алии» воплощала крайне негативные аспекты диаспоры. Лишенные национальной и религиозной идентичности, ассимилированные до крайней степени советские евреи были «спасены» в послед­ний момент от исчезновения и растворения в гомогенной массе «советского народа». Более того, они оказались в Израиле в момент, когда их присутст­вие было особенно необходимо для укрепления еврейского характера го­сударства. Уехав из общества, которое маркировало их как «евреев», они оказались в обществе, воспринимающем их как «русских». Такого рода двой­ственная идентичность требовала постоянного осмысления, что в свою оче­редь способствовало культурному творчеству. Аналогичные ситуации воз­никали и в других русско-еврейских диаспорах, где к двум имеющимся компонентам идентичности — русскому и еврейскому — добавлялся третий, соответственно немецкий или американский (канадский).

Таким образом, литература российской еврейской диаспоры оказывается обращенной к двум различным аудиториям: широкой общероссийской и уз­кой «своей», пережившей опыт жизни за пределами России. Наиболее ус­пешным писателем, освоившим эту стратегию двойного письма, стала Дина Рубина, чьи персонажи часто обладают «раздвоенной» идентичностью.

Сегодня культурные институции русского зарубежья, некогда широко известные в узких кругах издательства и журналы, в значительной мере утратили накопленный за последние десятилетия советской власти симво­лический капитал. Если прежде зарубежная публикация часто бывала собы­тием, определяющим дальнейшую жизненную и литературную судьбу ав­тора, то теперь таким событием может стать лишь публикация в Москве или Петербурге. Конфликт между «советским» и «еврейским», в свое время остро переживаемый многими еврейскими интеллигентами и приводивший в эмиграции к полному отрыву от России и русской культуры, со временем сглаживается в культурной памяти, а само понятие советского утрачивает прежнюю идеологическую остроту и становится атрибутом исторической эпохи. Литература оказывается своего рода лабораторией, в которой созда­ются новые пробные модели описания существования «советского еврея», находившегося в сложных и противоречивых, но далеко не всегда антаго­нистических отношениях с советской властью и советским обществом. Для анализа этого сложного симбиоза подходит предложенная Светланой Бойм концепция «рефлексированной» ностальгии, противопоставленная «восста­новительной», или «тотальной», ностальгии^[1]. В отличие от этой «тотальной» и «утопической» ностальгии, стремящейся «восстановить или построить вновь мифический коллективный дом», ироническая ностальгия «опирается на повествования, которые выявляют противоречивое отношение к прошлому»^[2]. Кажется излишним специально отмечать, насколько эта нехитрая би­нарная оппозиция актуальна при описании нынешней российской реально­сти. При том, что многим российским евреям, как в России, так и за рубежом, далеко не чужды российский шовинизм и ностальгия по былому советскому величию, современная русско-еврейская литература (при всей условности этого термина) склонна именно к иронической, а не «восстановительной» но­стальгии. При всем разнообразии жанров, стилей, языков, идейных воззре­ний и эстетических предпочтений писателей и поэтов, о которых идет речь в статьях нашего блока, всех их объединяет «рефлексивное» остранение со­ветского прошлого, которое при этом остается неотделимой частью их лич­ного опыта. Другим общим качеством героев нашего блока является их вос­приятие еврейской темы, также несущее в себе черты рефлексии, иронии и остранения. «Еврейское» и «советское» оказываются двумя базовыми ко­ординатными осями иронической рефлексии, определяющими поверхность для построения сложных метафизических, метафорических и мифологи­ческих художественных конструкций. Предложенная Стефани Сандлер кон­цепция «маргинально-еврейской» литературной территории с подвижными и проницаемыми границами представляется продуктивной для описания разнообразных явлений современной литературы, создаваемой в различ­ных частях мира на русском и других языках из материала, подсказанно­го советско-еврейским опытом. Эта концепция позволяет описать и такое явление, как творчество русско-еврейских эмигрантов, в основном млад­шего поколения, на других языках — английском, немецком и иврите. Как по­казывает Адриан Ваннер, эти авторы умело манипулируют устоявшимися «русскими» стереотипами, добиваясь популярности и коммерческого ус­пеха, но при этом сохраняя элементы рефлексивной иронии для «своего» читателя. В статье Михаила Крутиковарассматриваются примеры мифо­логизации советского прошлого в духе традиции европейского «высокого модернизма» ХХ столетия.

Статьи нашего блока представляют собой переработанные и расширенные варианты докладов, прочитанных на конференции, посвященной современ­ному состоянию русскоязычной еврейской диаспоры (Гарвардский универ­ситет, 13—15 ноября 2011 года). Авторы выражают искреннюю благодарность организаторам конференции Лиз Тарлоу и Цви Гительману за приглашение принять в ней участие и любезное разрешение опубликовать свои доклады в форме статей в журнале «НЛО».

Михаил Крутиков