Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » НЛО » №128, 2014

Наталья Зверева
Дискурсы о мигрантах в современной российской прессе: СТРАТЕГИИ БОРЬБЫ ЗА ЗНАЧЕНИЕ

Под «дискурсом» в этой статье мы будем понимать систему репрезентации, поддерживающую когерентный набор смыслов относительно какого-то предмета[1]. В соответствии с этим дискурс-анализ предполагает изучение создания и циркуляции значений. Такая интерпретация дискурса и дискурс-анализа открывает проблематику соотношения репрезентации и реальности, акценти­рует внимание на понимании знаков (соответственно, «языков», дискурсов) как инстанции, которая опосредует наше восприятие реальности. Соответ­ственно, доступ к «реальности» осуществляется только посредством той или иной системы категорий (которые влияют на то, что мы понимаем под «ре­альностью»). Предполагается, что реальность какого-либо события не отме­няет того, что мы воспринимаем его всегда в категориях того или иного дискурса. Как пишут Э. Лакло и Ш. Муфф, землетрясение является событием, которое произошло в действительности и не зависит от нашей воли, нопонимание «землетрясения» может происходить только внутри того или иного дискурса. Так, «землетрясение» может определяться в терминах «выражения гнева Господнего» или «природного явления»[2]. Явление оказывается неотде­лимым от того «языка», от тех терминов, в которых оно описывается. Таким образом, разные дискурсы предоставляют различные (конкурирующие) определения реальности.

В этом контексте актуальной становится проблематика «борьбы за значе­ние». С точки зрения исследователей дискурса, это форма борьбы за власть. За стремлением утвердить те или иные значения, как правило, стоят чьи-то интересы, осознаваемые самими говорящими или нет. В связи с этим значи­мым является понятие «изменчивые знаки» (Лакло и Муфф), которое пред­полагает, что знаки наделяются разным значением в зависимости от того, внутри какого дискурса они используются. Тот или иной дискурс рассмат­ривается как целостная система знаков, поэтому смысл отдельного слова об­условлен семантическими отношениями между словами (когерентный набор смыслов) внутри дискурса[3]. Учитывая, что слова являются «изменчивыми знаками», понять, каким смыслом они наделены в том или ином дискурсе, можно только через исследование семантических отношений между ними, а также через анализ способов лексического выбора и риторических средств.

Задача исследователя дискурса — понять, какую точку зрения на мир стре­мится утвердить тот или иной элемент языка, какие отношения между людь­ми он задает, какую идентичность предоставляет говорящему[4]. При этом предполагается, что высказывания в рамках одного дискурса объединены об­щими предпосылками, аргументационными стратегиями, типами используе­мой лексики, набором метафор. Все это в целом конструирует (в языке) опре­деленную точку зрения, видение предмета.

В соответствии с концепцией дискурса М. Фуко, чтобы стать субъектом высказывания, надо занять определенную позицию. Принятие той или иной позиции влечет за собой принятие определенного набора допущений, пред­посылок, которые в дискурсе выступают в качестве подразумеваемых и са­мих собой разумеющихся, в качестве базовых положений, на которых строится аргументация. Тот или иной дискурс является манифестацией опре­деленной позиции.

В современном публичном пространстве можно выделить по крайней мере два дискурса, два типа высказываний, которые пытаются утвердить разное понимание трудовой миграции, отношение к «мигранту», «гастарбайтеру». Один из них — дискурс ксенофобии (дискурс предубеждения), другой — официальный неолиберальный дискурс о мигрантах. Эти дискурсы, как мы хотим показать, стремятся утвердить конкурирующие определения ситуации трудовой миграции в России. Дискурс ксенофобии мы рассмотрим на при­мере статей таких изданий, как «Аргументы и факты» и «Комсомольская правда», неолиберальный дискурс о мигрантах представлен в цикле статей, опубликованных в «Российской газете». Мы рассмотрим статьи, опублико­ванные в 2010—2012 годах. В центре нашего внимания будет вопрос о том, с помощью каких риторических средств в этих дискурсах конструируется то или иное понимание миграции, отношение к мигранту.

Расистский дискурс, дискурс предубеждения, дискурс ксенофобии — одна из актуальных тем исследования в критическом дискурс-анализе[5]. В начале XXI века, в эпоху политической корректности, когда, казалось бы, класси­ческий расизм ушел в прошлое, этот термин снова стал востребованным в ис­следовательской литературе. Его начали использовать с дополнительными предикатами: культурный расизм, имплицитный расизм (Э. Балибар, В. Шнирельман, В. Малахов)[6]. Расизм в этом случае определяется расширительно, как стратегия исключения, которая связана с подчеркиванием различий, с иде­ей их неснимаемости. В этом контексте идея культурной несовместимости рассматривается как разновидность расизма (когда «аргументы крови», как пишет Малахов, заменяются «аргументами цивилизации»)[7]. Особенно акту­альной эта проблема стала в контексте процессов глобализации и деколони­зации. Тён ван Дейк пишет, что расистский дискурс ввязан с подчеркиванием различий во внешности и культуре «своих» и «чужих». Он объясняет и уста­навливает границы, кто включен в понятие «мы», а кто нет. Он сравнивает «их» нормы и ценности с «нашими» в выгодном для «нас» свете, он волнуется только о «наших» интересах, его внимание сосредоточено на том, что «они» делают не так и как «нашим» интересам угрожают «чужие»[8]. То есть является основанием для всякого рода дискриминации, исключения. Исходным пунк­том семантики предубеждения, пишет Рут Водак, является формирование групп, противопоставление «своих» и «чужих»[9]. Подобный тип дискурса, ко­торый мы назвали дискурсом ксенофобии, является достаточно распростра­ненным в современной российской прессе. Попытаемся рассмотреть, как в нем строится высказывание и какой образ мигранта в нем создается.

 

РИТОРИЧЕСКИЕ СТРАТЕГИИ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ «ЧУЖИХ» В ДИСКУРСЕ КСЕНОФОБИИ

Система метафор

Негативная, уничижительная репрезентация «чужих» достигается с помощью метафор. По отношению к мигранту в российской прессе часто используются метафоры, которые предполагают лишение человеческого достоинства:

— Метафоры, которые соотносят мигрантов с животными и даже с насе­комыми. Как известно, когда слова, которые относятся к категории «нечело­век», используются по отношению к человеку, они всегда имеют уничижи­тельную окраску[10]. Среди таких метафор — «гнездо нелегалов»[11], «завелись мигранты»; второе выражение предполагает неявное сравнение мигрантов с насекомыми[12]. В одной из статей «Аргументов и фактов» («Клопиная эпи­демия: мигранты развозят по Западу опасных паразитов»), посвященной, правда, не российским мигрантам, а американским, мигранты непосред­ственно сравниваются с клопами, так как им свойственна «паразитическая клопиная психология»[13]. То есть мигранты привозят клопов и сами являются клопами в переносном смысле (имеются в виду те, кто приехал из «стран третьего мира»).

– Сравнение мигрантов с болезнью, гниением («В Москве прорвало один из "миграционных гнойников"»[14]).

– Репрезентация мигрантов в качестве неодушевленной массы. По отно­шению к мигрантам активно используются слова, имеющие семантический компонент «неодушевленный»: метафоры «поток», «приток» («приток неже­лательных элементов», «приток рабсилы», «переварить поток приезжих»), «рабочие руки»[15].

Государства в этом типе дискурса о мигрантах очень часто описываются через метафору «дома». Та или иная страна рассматривается как более или менее обустроенный дом, в котором более или менее комфортно жить. Здесь значимым становится противопоставление «своего», «нашего» дома и «чу­жого» дома; а также деление на тех, кто имеет право жить в этом более обу­строенном доме, и на тех, у кого такого права нет. Мигранты тогда описы­ваются как соседи, которые не смогли обустроить свой «дом» и стали для «нас» нежелательными и докучливыми «гостями»[16].

 

Риторика угрозы

Ситуация трудовой миграции часто описывается в терминах войны. Присут­ствие мигрантов представлено как захват чужой территории. Используются выражения «армия нелегалов», «орды приезжих», рассказывается о подмосковной деревне, которую «оккупировали» чужеземцы[17], ставится вопрос, нуж­но ли бояться «орд» гастарбайтеров[18], «нашествия гастарбайтеров на Россию»[19] (ср.: «татаро-монгольское нашествие»).

Мигранты описываются как угроза для «своих», местных жителей, пото­му что они занимают «наши» места, занижают заработную плату местным жителям, криминализируют Россию, увозят «наши» деньги. Трудовой миг­рант в соответствии с этой логикой выступает причиной всех несчастий (кор­нем зла):

Таджик, живущий здесь в вагончике, может прокормить оставшуюся на ро­дине семью на 100 долларов. Ни один россиянин на эти деньги свою семью обеспечить не сможет. Поэтому[20] не создаются семьи, не рождаются дети, молодые люди спиваются от безысходности[21].

 

Именно из-за гастарбайтеров молодые люди в России спиваются, а дети не рождаются. Отсутствие ответственности самих россиян за свою жизнь под­черкивается пассивным залогом во второй части высказывания (семьи не соз­даются, дети не рождаются).

 

Противопоставление «мы» — «они»

Противопоставление проводится на основе следующих параметров:

1) Противопоставление на основе этнической принадлежности. Акценти­руются прежде всего визуальные, физиологические маркеры этничности («лица среднеазиатской внешности», «лицо кавказской национальности», «раскосые», «азиаты», «черные»)[22].

В целом важными оказываются отличия мигрантов от русских, а второ­степенными — различия мигрантов как представителей разных националь­ностей. Мигранты представлены в этом дискурсе как единая гомогенная группа, дифференциация между представителями разных национальностей внутри этой группы оказывается незначимой. Нет значимого различения даже между китайцами и жителями СНГ (т.е. бывшего СССР).

2) Противопоставление на основе (маркеров) социального статуса. При негативном описании гастарбайтеров подчеркивается, что это бедные, ма­лообразованные и низкоквалифицированные работники. Социальный ста­тус часто выступает основанием отрицательного отношения к мигрантам. Можно привести следующие выражения и фразы: «стоп бродягам и негра­мотным»; «в подвалах и мусоросборниках и других привычных для этой социальной группы местах обитания»; «культура бедности», которую вос­производят мигранты; «в эту культурную среду — бедных людей с соответ­ствующими привычками — интегрируется большинство приехавших в Моск­ву мигрантов»[23].

В определенной степени происходит слияние этнического и социального критерия в негативном восприятии трудовых мигрантов. Эти критерии ста­новятся взаимодополнительными в дискурсе ксенофобии. Поэтому можно сказать, что такой дискурс о мигрантах — это не только дискурс о чужом как этнически и этнокультурно чуждом, но и разновидность социальной ксено­фобии. Часто можно встретить определение стран СНГ как нищих, а ино­странцев — как неспособных «обустроить» «свою» страну.

Обсуждение нарушений, проблем нелегальной иммиграции, когда ино­странец получает треть той зарплаты, которую он должен был бы получать официально, обсуждается почти исключительно в контексте ущемления ко­ренного населения. Соответствующие метафоры демонстрируют, что чело­век, приехавший работать в Россию, в дискурсе ксенофобии действительно не рассматривается как полноценный человек, у кого тоже могут быть какие- то права, которые недопустимо нарушать. Если это допущение и присут­ствует, то является второстепенным, первично же ущемление прав «своих», даже в том случае, когда «чужие» используются как рабы:

Наоборот, мы им хотим сделать хорошо. Не должны люди жить в скотских условиях. Не должно быть в нашей стране рабов и рабовладельцев. Со­гласны? Мы требуем, чтобы у них были такие же условия труда и такая же оплата, как и у коренных жителей. Тогдабизнесу выгоднее будет нанять местного жителя. А ситуация, когда некий босс покупает себе сорок рабов и поселяет их в Москве, в подвале, нас совершенно не устраивает[24].

 

Это высказывание основано на следующей системе аргументов и посылок: если есть рабы, то невыгодно нанимать местного жителя, и поэтому, т.е. из-за ущемления интересов местных, с этим надо бороться (а не потому, что отношение к человеку как к рабу нарушает права человека, вызывает возму­щение и сочувствие). Видимо, в связи с этим «борьба с рабством» часто обо­рачивается облавой на мигрантов[25]. Кроме того, устанавливается соотно­шение «мы — они», в соответствии с которым «они» — это бизнесмены и гастарбайтеры, которые противопоставлены «нам». Группа «мы» («коренное население», «коренные жители») формируется как противопоставление и бизнесменам, и гастарбайтерам, которые оказываются по одну сторону бар­рикад. При этом гастарбайтер представлен не как жертва, но как корень зла, хотя и подразумевается, что за счет него наживаются другие. Такой тип рас­суждений можно часто встретить в комментариях:

Наличие мигрантов — это подтверждение политики геноцида коренного населения! Нужно пускать только по рабочим визам с приглашениями! Вместо того, что бы заставлять рабовладельцев платить достойные зар­платы, создавать охрану труда и т.д. — им позволяют иметь рабов, которых держат как скот. Те не платят налогов, не тратят деньги здесь — т.е. не соз­дают спрос, а высылают за рубеж, как и их хозяева[26].

 

НЕОЛИБЕРАЛЬНЫЙ ДИСКУРС О МИГРАНТАХ

Помимо дискурса ксенофобии и предубеждения в российской прессе можно выделить другой дискурс о мигрантах. На наш взгляд, его можно назвать неолиберальным дискурсом. Для него характерны понимание государства прежде всего как хозяйственного субъекта, приоритет критерия экономиче­ского развития перед какими-либо другими, идея глобальной экономической конкуренции стран в качестве одной из базовых предпосылок, на которых строится система аргументов[27]. Важным позитивным отличием этого типа дискурса о мигрантах является актуальность понятия «права человека» (ко­торые не имеют границ).

Для официального неолиберального дискурса (как и для дискурса ксено­фобии) решению вопроса о мигрантах придается огромная значимость: от его решения зависит судьба России. Проблема описывается в категориях ка­тастрофы. В дискурсе предубеждения главная предпосылка состоит в том, что мигранты — это зло, ущемление интересов «своих», «поток» мигрантов необходимо остановить, иначе он «затопит» Россию. Для неолиберального дискурса тоже характерна риторика угрозы. Но источник угрозы в данном случае прямо противоположный. Красноречивым является название раздела одной из статей: «Потеряем миграцию — потеряем Россию»[28]. В текстах, ко­торые можно отнести к официальному неолиберальному дискурсу, в качест­ве риторической стратегии тоже используется метафора войны. Но здесь это не противоборство «своих» и «чужих», но «война за мигрантов», конкурен­ция разных государств друг с другом за «трудовые ресурсы» («скоро нач­нется конкурентная борьба за трудовых мигрантов»)[29]. Если в дискурсе ксе­нофобии в качестве противника выступают мигранты («орды» и «армии» мигрантов), которые противопоставляются местным жителям, то в неолибе­ральном дискурсе в качестве противоборствующих сторон выступают госу­дарства как субъекты глобальной конкуренции.

В этом типе высказывания о мигрантах востребованными оказываются «языки» демографии и управления (менеджмента). Главная предпосылка, на которой строится система аргументов, — демографический кризис. Этой ис­ходной предпосылке соответствует система метафор: демографическая яма, де­мографическая дыра, демографический спад, демографическая волна, волны миграции. Демографические показатели связываются с экономической ситуа­цией. Сокращение количества населения приведет к экономическому спаду и снижению уровня жизни каждого жителя России. Таким образом, наличие миг­рантов — условие благополучия каждого из нас. Это основная система аргу­ментов. В текстах присутствуют постоянные ссылки на статистику, активно ис­пользуются понятия «депопуляция», «население», различные словосочетания со словом «ресурс»: «миграционный ресурс», «ресурс развития экономики», «труд как дефицитный ресурс», «трудоресурсная демографическая волна»[30]. В центре внимания — численность населения и экономический рост, который зависит от количества трудоспособного населения. В основе этого дискурса о мигрантах лежит уже не метафора государства как дома, но понимание госу­дарства как бизнес-компании. Управление государством здесь представлено как управление человеческими ресурсами. «Ресурсы» — одно из ключевых по­нятий современного дискурса менеджмента, внутри которого в XX веке про­изошла трансформация от «управления персоналом» к «управлению челове­ческими ресурсами». Базовое допущение этого дискурса: человек — это ресурс.

В современном дискурсе управления человек описывается в одном ряду с материальными и финансовыми ресурсами. Как отмечают авторы учебника «Управление человеческими ресурсами», «люди, используемые в качестве работников, являются ресурсами, которые не менее важны, чем финансовые или материальные ресурсы, и которым следует так же уделять внимание и заботу»[31]. «Цель HRM (управления человеческими ресурсами. — Н.З.) — обеспечить использование сотрудников компании, т.е. ее человеческие ре­сурсы, таким образом, чтобы наниматель мог получить максимально возмож­ную выгоду от их умений и навыков, а работники — максимально возможное материальное и психологическое удовлетворение от своего труда»[32]. Ценность материальных ресурсов в этом высказывании представлена как нечто само собой разумеющееся, не требующее обоснований. Задача авторов — убе­дить, что человек тоже является ресурсом (не менее важным), поэтому ему тоже надо уделять внимание и заботу.

Этот тип высказываний о мигрантах использует компоненты демографи­ческого дискурса, внутри которого люди рассматриваются на уровне стати­стических единиц, а также экономического дискурса и дискурса менедж­мента. «Свои» и «чужие» уравниваются в качестве «трудовых ресурсов». Разговор переводится в категории экономической целесообразности.

Таким образом, в СМИ представлены «голоса» националистов и неолибе­ралов, демографов и экономистов. Вместе с тем «голосов» самих иммигрантов, иностранцев, приехавших в Россию работать, мы не слышим, они полностью исключены из публичного поля. В современном российском массмедийном пространстве мы практически не можем найти персонифицированных, сочув­ствующих рассказов о мигрантах. Как нам кажется, эти особенности репре­зентации мигрантов в современных СМИ сильно затрудняют (если не исклю­чают) возможность интеграции иностранцев в российское общество.

 

[1] Fiske J. Television Culture. London: Routledge, 1987. P. 14.

[2] См.: Слободяник Н.Б. Конструирование идентичности в по­литическом дискурсе: К вопросу о роли социального анта­гонизма: (О концепции политического дискурса Лакло и Муфф) // Политическая лингвистика (Екатеринбург). 2007. № 2 (22). С. 60—67. Цит. по:www.philology.ru/inguistics1/slobodyanik-07.htm (дата обращения по всем ссылкам в статье: 07.07.2014).

[3] Йоргенсен М.В., Филлипс Л.Дж. Дискурс-анализ: Теория и метод / Пер. с англ. и ред. А.А. Киселевой. Харьков: Гума­нитарный центр, 2008. С. 55—56; Fairclough N. Analyzing Discourse: Textual Analysis for Social Research. London: Ro­utledge, 2003. P. 128.

[4] Fairclough N. Op. cit. P. 125; GeeJ.P. An Introduction to Dis­course Analysis: Theory and Method. 3rd ed. London; New York: Routledge, 2011. P. 30.

[5] Дискурсивным формам конструирования расизма посвя­щены многие исследования, например: Дейк ТА. ван. Ра­сизм и язык. М.: ИНИОН РАН, 1989; Reisigl M, Wodak R. Discourse and Racism: European Perspectives // Annual Re­view of Anthropology. 1999. Vol. 28. P. 178—179; Дейк ТА. ван. Предубеждения в дискурсе: Рассказы об этнических меньшинствах // Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Комму­никация / Пер. с англ. и ред. Ю. Караулова, В. Петрова. Благовещенск: БГК им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 2000; Reisigl M., Wodak R. Discourse and Discrimination. London: Routledge, 2001; Водак Р. Взаимосвязь «дискурс—обще­ство»: Когнитивный подход к критическому дискурс-ана­лизу // Будаев Э.В., Чудинов А.П. Современная поли­тическая лингвистика. Екатеринбург, 2006. С. 123—136; Дейк ТА. ван. Дискурс и расизм // Дейк Т.А. ван. Дискурс и власть: Репрезентация доминирования в языке и комму­никации / Пер. с англ. Е.А. Кожемякина, Е.В. Переверзева, А.М. Аматова. М.: Либроком, 2013.

[6] Балибар Э, Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмыслен­ные идентичности / Пер. с англ. И. Глущенко, А. Глинчико- вой, Д. Скопина, Б. Скуратова, А. Калинина. М.: Логос- Альтера; Ecce Homo, 2003; Шнирельман ВА. «Порог толе­рантности»: Идеология и практика нового расизма: В 2 т. М.: Новое литературное обозрение, 2011; Малахов В.С. Скром­ное обаяние расизма // Знамя. 2000. № 6. С. 178—185.

[7] Малахов В.С. Указ. соч.

[8] Дейк Т.А. ван. Язык и идеология: К вопросу о построении теории взаимодействия / Пер. с англ. И.Ф. Ухвановой- Шмыговой // Методология исследований политического дискурса: Актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов / Под общей ред. И.Ф. Ухвановой-Шмыговой. Минск: БГУ, 2000. Вып. 2. С. 59.

[9] Водак Р. Формы расистского дискурса об иностранцах // Во­дак Р. Язык. Дискурс. Политика / Пер. с англ. и нем. В.И. Ка- расика, Н.Н. Трошиной. Волгоград: Перемена, 1997. С. 115.

[10] Ягелло М. Алиса в стране языка: Тем, кто хочет понять лингвистику / Пер. с фр. Э. Береговской, М. Тихоновой. М.: Едиториал УРСС, 2010. С. 139.

[11] Почему полиция не замечает нелегалов? // Аргументы и факты. 2012. № 12. 21 марта (www.aif.ru/society/31955); В подмосковной деревне Кабаново свили гнездо нелегалы и шили спортодежду // Аргументы недели — онлайн. 2013. 1 марта (argumenti.ru/crime/2013/03/236588).

[12] Почему полиция не замечает нелегалов?

[13] Клопиная эпидемия: мигранты развозят по Западу опас­ных паразитов // Аргументы и факты. 2010. 17 августа (www.aif.ru/health/20013).

[14] В Москве прорвало один из «миграционных гнойников» // KM.RU (www.km.ru/v-rossii/2011/07/25/migratsionnaya-politika-v-rossii/v-moskve-...); «Комсомольская» — черная: далее... везде? // Ар­гументы и факты. 2012. № 13. 28 марта (www.aif.ru/society/32163).

[15] Это наиболее распространенный набор метафор при об­суждении проблемы мигрантов. Эти выражения присут­ствуют в обоих выделенных нами типах дискурса. Здесь сошлемся только на текст, в котором используется выра­жение «переварить поток приезжих»: Миронов Н. Миг­ранты переделывают Москву на свой лад // Комсомоль­ская правда. 2011. 11 августа (kp.ru/daily/25734.4/2723 630).

[16] «После войны мы отстроили страну без всяких гастарбай- теров» // Аргументы и факты. 2011. № 46. 16 ноября. На портале «Аргументов и фактов» этот материал уже недо­ступен; цит. по: spbpalata.ru/?p=2285.

[17] В подмосковной деревне из трех улиц живут 20 тысяч гастарбайтеров // Комсомольская правда. 2011. 15 декаб­ря (www.kp.ru/daily/25805.4/2785022).

[18] «Мигранты возвращают Москву в каменный век» // Рус­ский обозреватель. 2011. 9 августа (www.rus-obr.ru/ru-web/12875).

[19] Мигранты заняли треть Москвы. А скоро захватят поло­вину России // KM.RU (www.km.ru/v-rossii/2012/11/22/migratsionnaya-politika-v-rossii/697950-mi...); Мигранты: нашествие-2008 // Аргументы и факты (Нижний Новгород). 2008. № 13 (1430). 26 марта (gazeta.aif.ru/_/online/nnov/1430/26_01).

[20] Здесь и далее полужирный шрифт в цитатах — мой.

[21] «После войны мы отстроили страну без всяких гастарбайтеров».

[22] «Только за час наблюдений я успел насчитать более 40 свободно входящих в аварийное здание раскосых и золотозубых мужчин и женщин» (Почему полиция не заме­чает нелегалов?). См. также материалы: Черное метро. Московская подземка превратилась в биржу нелегалов // Аргументы и факты. 2010. № 43. 27 октября (www.aif.ru/incidents/21428); Черное метро. У 50% приезжих фальши­вые документы // Аргументы и факты. 2010. № 46. 17 но­ября (www.aif.ru/incidents/21829); Московское метро. Как его очистить от нелегалов? // Аргументы и факты. 2011. № 5. 2 февраля (www.aif.ru/incidents/23170); Гастар- байтеры захватывают станции столичного метро // Аргу­менты и факты. 2012. № 6. 8 февраля (www.aif.ru/society/30916); Черное метро: Драка на станции «Комсомольская» могла завершиться трагично // Аргументы и факты. 2012. 21 февраля (www.aif.ru/society/31255).

[23] Миронов Н. Мигранты переделывают Москву на свой лад; Пока мигрант еще «в тени» // Аргументы и факты. 2012. № 3. 18 января. Цит. по:www.demoscope.ru/weekly/2012/0495/gazeta09.php.

[24] Добровольцы-общественники: «В московских подвалах не должно быть рабов!» // Комсомольская правда. 2012. 19 января (www.kp.ru/daily/25820.4/2797779).

[25] Там же. Видео.

[26] Комментарий к статье «Почему полиция не замечает не­легалов?» // Аргументы и факты. 2012. № 12. 21 марта (www.aif.ru/society/31955_comments#comment_404004). Орфография и пунктуация оригинала сохранены.

[27] Fairclough N. Op. cit.; GeeJ.P. Op. cit.

[28] Уж лучше вы — к нам. Чем нам грозит «демографическая яма»? // Российская газета. 2010. № 141 (5220). 30 июня (www.rg.ru/2010/06/30/demografia-poln.html).

[29] Мигранты и беженцы: вызов Европе. Председатель ПАСЕ Мевлют Чавушоглу отвечает на вопросы российской пра- возащитницы // Российская газета. 2011. 8 февраля (www. rg.ru/2011/02/08/pase.html).

[30] Уж лучше вы — к нам. См. также: Миграционный разворот. При глобальном дефиците рабочей силы споры о гастар- байтерах неуместны // Российская газета. 2011. № 44 (5420). 3 марта (www.rg.ru/2011/03/03/migrant.html); Мигранты нужны. И точка. Началось обсуждение проекта долгожданной Концепции государственной миграцион­ной политики // Российская газета. 2011. № 72 (5448). 6 апреля (www.rg.ru/2011/04/06/grafova.html).

[31] Грэхем X.T., Беннетт Р. Управление человеческими ресур­сами: Учебное пособие для вузов / Пер. с англ. под ред. Т.Ю. Базарова и Б.Л. Еремина. М.: Юнити-Дана, 2003. С. 14.

[32] Там же. С. 10.



Другие статьи автора: Зверева Наталья

Архив журнала
№164, 2020№165, 2020№166, 2020№167, 2021№168, 2021№169, 2021№170, 2021№171, 2021№172, 2021№163, 2020№162, 2020№161, 2020№159, 2019№160, 2019№158. 2019№156, 2019№157, 2019№155, 2019№154, 2018№153, 2018№152. 2018№151, 2018№150, 2018№149, 2018№148, 2017№147, 2017№146, 2017№145, 2017№144, 2017№143, 2017№142, 2017№141, 2016№140, 2016№139, 2016№138, 2016№137, 2016№136, 2015№135, 2015№134, 2015№133, 2015№132, 2015№131, 2015№130, 2014№129, 2014№128, 2014№127, 2014№126, 2014№125, 2014№124, 2013№123, 2013№122, 2013№121, 2013№120, 2013№119, 2013№118, 2012№117, 2012№116, 2012
Поддержите нас
Журналы клуба