Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » НЛО » №130, 2014

Павел Нерлер
Евгений Тоддес - мандельштамовед-универсал

1

Сначала личное…

С Женей Тоддесом познакомила и свела работа над томом критической прозы Мандельштама «Слово и культура». Он был одним из немногих участ­ников ее обсуждения, за словами и мнением которого никогда не высвечивался никакой второй план. Помогал он не только суждениями, но и материалами, в частности «Пшеницей человеческой» — щедрый дар, увы, от­вергнутый издательством.

Запись в дневнике: «30 мая 1984. В четверг я встретился с Ж. Тоддесом, и он мне передал “Пшеницу человеческую” — для общения с изд-вом <…>. Сам я чудом до нее не добрался (я приостановил просмотр “Накануне” в мае 1922 г., а статья за 7 июня!)».

Еще одна запись: «21 апреля 1986. Женя Тоддес подарил мне Тынянов­ский сборник — только что вышел в Риге. Там его статья о М. и формальной школе — очень содержательная. Прослеживает всевозможные параллели, и в примечаниях — ценный биографический материал (в т.ч. из фонда Эйхен­баума), там же — обсуждение некоторых вопросов поэтики и истории созда­ния… “Четвертой прозы”!»

Помню, с каким тактом и доброжелательностью, понимая весь спектр труд­ностей и проблем, в которые я невольно и на целых девять лет жизни окунулся, взявшись за книгу мандельштамовской критики, он помогал мне — и советами, и комментаторскими подсказками, и даже, если бы выгорело, текстами. Свою рецензию на «Слово и культуру» он по-товарищески заключил словами: «Книга, с тщанием и любовью собранная в то время, как слова “свобода”, “гласность”, которыми набили мы теперь оскомину, как незрелыми плодами, “не слышались и в шутку между нами” (Некрасов), — возвращает отечественному читателю ос­новную часть критического наследия поэта. Надо, чтобы она открыла собой ряд изданий, которые охватили бы наконец всю поэзию и прозу Мандельштама»[1].

Бескорыстный, многознающий и щедрый коллега, трогательный, мягкий и добрый человек! В мандельштамоведении он был уникален уже тем, что не имел никаких интересов, кроме мандельштамоцентрических, — ни личных, ни групповых. Этим он был схож с Натальей Евгеньевной Штемпель, точно так же позиционировавшей себя непосредственно в «мандельштамовском окружении» — как при живом Осипе Эмильевиче, так и при жизни Надежды Яковлевны и так же после ее смерти.

2

Теперь читательское…

Перечитывая Женину мандельштамиану, видишь, сколь разносторонним он был! И публикатор, и исследователь поэтики, и комментатор, и биограф, и размышляющий о композиции составитель. И все это — по первому классу, а главное — в синтетическом единстве этих «жанров»! Казалось бы, в разгар самого что ни на есть академического разбора стихотворения или группы сти­хотворений вдруг неожиданно вбрасывается не поэтологическая, а биогра­фическая или композиционная деталь, которая сразу же освещает собой все предыдущее и последующее[2].

Вместе с тем, яркая индивидуальность, был он человеком определенной школы и определенного времени. Именно отсюда его бросающаяся в глаза любовь к формализованности текста (все эти ЛССТ вместо «Люблю под сво­дами седыя тишины…» и структурирующие цифры) — от стремления к язы­ковой и структурной четкости в сочетании с фантомными ухищрениями по экономии места (своего рода «шрам» от бумажной дефицитности совет­ских времен).

Тоддес-мандельштамовед «вышел» из опрокинутого на Мандельштама Тютчева и, стало быть, главным образом из раннего Мандельштама[3]. Марки­руя в доакмеистических стихах «Камня» тютчевские цитаты, реминисценции и ключевые темы-слова («хаос», «космос», «ночь», «сон», «пустота» и др.), он вызывает ощущение непрекращающегося диалога (подчас полемического) Мандельштама с Тютчевым. Особо выделил бы наблюдения над эволюцией семантики понятий: так, «камень», «каменное» проделали у Мандельштама путь от состояния, синонимического «пустоте» («Я вижу каменное небо…»), до состояния, прямо ей противоположного — заполняющего, побеждающего пустоту («Кружевом, камень, будь…»).

В «тютчевской» статье Тоддеса поражает огромная эрудиция автора и его умение точно ориентироваться и свободно лавировать в необъятном эмпи­рическом океане. Но бросается в глаза, что статья, в сущности, не завершена, а в ее концовке — не обобщение, а некий перечень избранных выплесков темы «Мандельштам и Тютчев» за заданные в начале хронологические рамки. В этом смысле некоторые последующие статьи и заметки Тоддеса о Мандель­штаме — своего рода отростки от этой магистральной первопубликации, а не публиковавшаяся при жизни Тоддеса работа «Смыслы Мандельштама» от­части является ее воображаемым продолжением и концовкой.

Хочу обратить внимание на методический инструментарий Тоддеса-исследователя. Наряду с прямыми сопоставлениями явлений или авторов, он владел искусством улавливать в «эмпирическом океане» и извлекать из него еще и промежуточные стадии, как, например, стихи Брюсова, рефлектирую­щие на пушкинские и в таком виде доставляющие Мандельштаму отраженный пушкинский свет[4] (см. «Заметки о поэзии»). В других заметках выстроен аналогичный — с внутренними взаимоотражениями — треугольник из текс­товраннего Мандельштамаи современных им текстов Гумилева и Сологуба[5].

После Тютчева Тоддес надолго нырнул в Тынянова и в ОПОЯЗ, так что не удивительно, что он «вынырнул» в статье «Мандельштам и опоязовская филология» (1986) — второй по времени своей работе о Мандельштаме.

Из всех участников «квадриги» (Ахматова, Пастернак, Цветаева и Ман­дельштам) именно Мандельштам больше других тянулся к ученым-«формалистам» и даже тяготел к ним. И дело не в том, что Осип Эмильевич был недоучившийся филолог, а в том, что, как первым заметил именно Тоддес, «филологизм поэта, определенным образом соотносящийся с научной филологией 10—20-х годов, характеризуется как одно из определяющих качеств его литературного мышления»[6].

При этом отмечается тяготение именно к опоязовскому крылу филологии, на которую он так или иначе рефлектировал. Уклоняясь от проблематики взаимовлияния, предвосхищения и т.п., Тоддес анализирует самый факт встречи в лице Мандельштама поэта и науки о поэзии, изучает их внешние и внутренние соотнесенности и соответствия.

Вот довольно радикальный, максималистский тезис самого Мандель­штама, который можно было бы взять в качестве эпиграфа к творчеству Тоддеса в целом: «Критики, как произвольного истолкования поэзии, не должно существовать, она должна уступить объективному научному исследованию, науке о поэзии». «Критики», по Мандельштаму, это Овсянико-Куликовский, Айхенвальд, Иванов-Разумник, Коган, Горнфельд, а кто же тогда «ученые»? В «Выпаде» и в других текстах Мандельштам называет и их, легитимных участников диалога с «поэтами» о поэзии: Эйхенбаум, Жирмунский, Шклов­ский, Тынянов[7].

По этой же причине не удивительно, что для раскрытия локальной, каза­лось бы, темы «Мандельштам и Рудаков» Тоддес дает широчайший филоло­гический и идеологический фон. Понятными становятся и намерение Ман­дельштама включиться в дискуссию о формализме, и попытка Рудакова в «Городе Калинине» создать что-то вроде «Разговора о Рудакове» (своего рода автометатекст)[8]. Как ни относись ко всему последующему, а собеседни­ком и Эккерманом для Мандельштама в Воронеже Рудаков был неплохим: слушатель ГИИИ, филолог(ученик формалистов), превосходно ориентирующийся и в поэзии XVIII—XIX вв., и в современной поэзии (частью которой он ощущал, увы, и себя).

Тоддес подчеркивал типологическую разницу между такими двумя «эккерманами», как Рудаков и Лукницкий. Весь интерес второго ограничен фак­тологией — биографией и в небольшой степени библиографией. Делая и это, Рудаков в своих планах идет (или хотел бы идти) и дальше, и глубже — ана­лизировать поэтику и находить (а точнее, указывать) их, биографии и биб­лиографии, синхронистическое место в поэтологической эволюции.

Тоддес проанализировал письма Рудакова жене лишь для того, чтобы по­стараться восстановить рудаковскую концепцию, сформулировать ее, так ска­зать, за него до конца. Ведь, как шизофреник, Рудаков воображал себя не только истинным Мандельштамом, но еще и истинным Тыняновым. Поэтому он запросто мог спорить со своим «двойником» (Мандельштамом) о том, ак­меист ли Комаровский, и отсюда же его, самого младшего из троих, ничем не оправданное, но всегда ощутимое презрение к Калецкому. Гипертрофиро­ванно серьезное отношение к себе как к филологу, вероятно, не позволило Рудакову, обожавшему второ- и третьестепенных поэтов вроде Кюхельбе­кера, Комаровского и Щербины, оценить записанную им же мандельштамовскую шутку о том, «что он за себя боится»[9].

В 1988 году Е. Тоддес опубликовал замечательную работу о статье Ман­дельштама «Пшеница человеческая»[10]. С точки зрения его эволюции как мандельштамоведа она примечательна тем, что демонстрирует возможности по­лучения новых глубоких выводов посредством перезагрузки упомянутого «эмпирического океана» в иных структурных ракурсах. Здесь это было сде­лано даже дважды — под углом зрения того, что он назвал «хлебной метафо­рикой» (ограничив ее, впрочем, культурологическим «замесом»), и под углом зрения семантического комплекса «церковь — культура — гуманизм». Опти­мистическая позиция Мандельштама тут явно противостоит выводам Блока и Вяч. Иванова; противостоит она и попытке — представляется, что ритори­ческой и не слишком искренней, — самого Мандельштама пропеть осанну и «человеку-массе» — своего рода «гостю из будущего» (увы, недалекого), за­ведомо и успешно уже преодолевшему в себе гуманизм.

Тоддесу удается пояснить, почему именно Россия, в понимании послере­волюционного Мандельштама, являлась надеждой и упованием европей­ского духа и почему хозяйство — надеждой и упованием культуры. Упования эти не оправдались, и таким статьям, как «Гуманизм и современность» и «Пшеница человеческая», уже не находилось места в книге эссе «О поэзии» не только в силу цензурных соображений, но и из-за того, что они устарели в политической реальности СССР.

С этой работой связана (и прямо развивает ее!) замечательная попытка построения того, что Тоддес назвал «идеологической биографией» Мандельштама[11]. Это не что иное, как «внутренняя» биография поэта, история эво­люции и взаимоналожения «силовых линий» различных идеологем — от охваченных им марксизма, символизма и религиозных парадигм до не охва­ченной биологии. Это принципиально новое и, быть может, даже ключевое направление мандельштамоведения, но вместе с тем и самое трудное для во­площения в синтетическом биографическом тексте[12]. Тоддесова поэтическая идеология помогает лучше осмыслить основания и того политического кон­формизма Мандельштама, на который как на своего рода «литературный кол­лаборационизм» ярче, последовательнее и аргументированнее других обра­тил внимание М.Л. Гаспаров.

Статья Тоддеса — как это часто у него — и ставящая проблему, и апробационная одновременно. Как и первая биография Мандельштама, принадле­жащая К. Брауну, она обрывается на середине 1920-х годов. А какая замеча­тельная «внутренняя биография» могла бы быть написана, точнее, дописана Тоддесом!

Одной из последних работ Е. Тоддеса о Мандельштаме стала статья «Ба­тюшков», написанная в середине 2000-х годов для «Мандельштамовской энциклопедии»[13]. Она как бы рифмуется и перекликается через 30-летие с де­бютной статьей о Тютчеве, к которому Женя намеревался вернуться и написать о нем (и еще о Языкове) новый итогово-образцовый текст.

 

 

[1] Тоддес Е. Мандельштам и его издатели: [Рец. на кн.: Ман­дельштам О. Слово и культура. М.: Сов. писатель, 1987] // Литературное обозрение. 1988. № 5. С. 63—65.

[2] Пример из статьи «Смыслы Мандельштама»: «Предмет­ность такого типа, резко отличную от позднейшей (акмеи­стической), находим и в “Невыразимая печаль...” и “На перламутровый челнок...” (в двух последних прижизненных изданиях “Камня” эти тексты стоят рядом). В обоих слу­чаях объект лирической речи остается до некоторой сте­пени невыявленным — разрабатывается главным образом смысловое окружение его. В первом тексте возможно двоякое, даже троякое понимание начальной пары сти­хов — говорится о цветах (ср.: “Что может быть слабее ли­лий?”» в стихотворении “В просторах сумеречной залы...”) и/или о героине, которая означена в концовке “тончай­шими пальцами” (ср. “пальцы гибкие” в соседнем стихо­творении —возможно, тексты сближены автором именно по этому признаку)» (выделено мной).

[3] Первой его статьей стала следующая: Мандельштам и Тютчев // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. 1974. Vol. XVII. С. 59—85.

[4] Тоддес Е. Заметки о Мандельштаме // Шестые Тынянов­ские чтения: Тезисы докладов и материалы для обсужде­ния. Рига; М., 1992. С. 48—55.

[5] Тоддес Е. Заметки о ранней поэзии Мандельштама // Темы и вариации: Сборник статей и материалов к 50-летию Ла­заря Флейшмана. Stanford, 1994. С. 283—292. В работах, опубликованных в 2000-е гг., Тоддес все охотнее совершал экскурсы в анализ произведений и 1920-х, и 1930-х гг.

[6] Тоддес Е. Мандельштам и опоязовская филология // Ты­няновский сборник. Рига, 1986. С. 78—102.

[7] Любой из них — не только Эйхенбаум — представим в ка­честве автора вступительного слова на мандельштамовских вечерах.

[8] О.Э. Мандельштам в письмах С.Б. Рудакова к жене (1935— 1936): [Раздел 2] / Вступ. ст. Е.А. Тоддеса, А.Г. Ме ца; Публ. и подгот. текста Л.Н. Ивановой, А.Г. Меца; коммент. А.Г. Меца, Е.А. Тоддеса, О.А. Лекманова // Ежегодник Ру­кописного отдела Пушкинского Дома на 1993 г. СПб., 1997. С. 7—185.

[9] См. в письме С.Б. Рудакова Л.С. Финкельштейн от 13 ап -реля 1935 г. // Там же. С. 40.

[10] Мандельштам О. Пшеница человеческая / [Публ., вступ. ст. и примеч. Е. Тоддеса] // Тыняновский сборник: Третьи Тыняновские чтения. Рига, 1988. С. 214—217.

[11] Тоддес Е. Поэтическая идеология // Литературное обозре­ние. 1991. № 3. С. 30—43.

[12] Нацеленность на синтетическую биографию — одно из от­личий «идеологического» подхода от, скажем, «мировоз­зренческого» (как в работах С. Марголиной и др.).

[13] Тоддес Е. Батюшков // Вопросы литературы. 2008. № 6. С. 204—221.



Другие статьи автора: Нерлер Павел

Архив журнала
№164, 2020№165, 2020№166, 2020№167, 2021№168, 2021№169, 2021№170, 2021№171, 2021№172, 2021№163, 2020№162, 2020№161, 2020№159, 2019№160, 2019№158. 2019№156, 2019№157, 2019№155, 2019№154, 2018№153, 2018№152. 2018№151, 2018№150, 2018№149, 2018№148, 2017№147, 2017№146, 2017№145, 2017№144, 2017№143, 2017№142, 2017№141, 2016№140, 2016№139, 2016№138, 2016№137, 2016№136, 2015№135, 2015№134, 2015№133, 2015№132, 2015№131, 2015№130, 2014№129, 2014№128, 2014№127, 2014№126, 2014№125, 2014№124, 2013№123, 2013№122, 2013№121, 2013№120, 2013№119, 2013№118, 2012№117, 2012№116, 2012
Поддержите нас
Журналы клуба