Журнальный клуб Интелрос » НЛО » №131, 2015
В этом номере «НЛО» в рубрике «Антропология и феноменология визуальности» публикуется работа Оксаны Саркисовой и Ольги Шевченко, посвященная (советской) семейной фотографии как пространству конструирования неофициальной индивидуальной и групповой памяти. Хотя теоретики визуальных исследований все чаще подвергают обоснованным сомнениям претензии фотографии на по умолчанию истинное отображение событий, но раннефеноменологическое представление о фотографии как объективном свидетельстве до сих пор остается достаточно влиятельным. Еще Сьюзен Сонтаг в своем классическом исследовании описывала этот рецептивный механизм следующим образом:
Никто не считает картину и модель единой материальной сущностью; картина только представляет модель, отсылает к ней. А фотография не только похожа на объект, не только свидетельствует о нем. Она часть, продолжение объекта и мощное средство овладения им и управления[I].
Переход от свидетельства к овладению и управлению объектом в данном случае чрезвычайно важен. Владельцы советских семейных фотографий с их помощью пытаются овладеть собственным прошлым, сознательно или полуосознанно выстроить свою идентичность в истории (в частности, позиционировать себя по отношению к Новочеркасскому расстрелу) и внутри советского быта. Нередко эти идентичности оказываются расколотыми: личное / семейное переживание события, запечатленного на снимке, сталкивается с официальным советским дискурсом, который некогда создал идеологическую рамку восприятия и оценки этого события и этого переживания и теперь, при просмотре старых фотокарточек, вновь и вновь нерефлексивно воспроизводится. Это восприятие, внутренне конфликтное с точки зрения внешнего наблюдателя, оказывается чрезвычайно живучим; мало того, не всегда его возникновение обусловлено внешними причинами (цензурой, репрессиями и т.п.) — авторы исследования сталкивались с «придумыванием истории» и вокруг на первый взгляд «нейтральных» изображений. Фотография оказывается не столько феноменологическим прорывом в объективную реальность, сколько пустой семиотической формой для заполнения любыми смыслами, которые кажутся наиболее уместными тому, кто на нее смотрит и ее интерпретирует. Саркисова и Шевченко подводят следующий (предварительный) итог:
Обладание старой фотографией способно изменить отношения ее владельца с собственным прошлым. Фотография обладает эффектом исторической глубины не только для профессиональных историков, способных считать исторический контекст и интерпретировать характерные детали того или иного периода. Для частных владельцев она укрепляет чувство укорененности в истории, и в этом смысле эффект присутствия только подкрепляется «молчащей» фотографией. <...> Эффект присутствия, создаваемый семейными фотографиями, питает желание наделить эти изображения историей. Это не лишает их исторической значимости, но увеличивает разнообразие значений, которые им можно приписать.
Николай Поселягин
[I] Сонтаг С. О фотографии [1977] / Пер. с англ. В. Голы- шева. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. С. 203.