Журнальный клуб Интелрос » НЛО » №131, 2015
О Саше Галушкине
С Сашей Галушкиным я познакомился двадцать с лишним лет тому назад, в декабре 1992 года. Наше знакомство произошло в Германии на международной конференции, организованной Карлом Аймермахером, профессором Института славистики Рурского университета в Бохуме, где я в 1980-е годы учился и где в 1990 году защитил свою магистерскую работу. На большую конференцию, посвященную характерной для тех лет теме «Развитие культуры во время перестройки», съехалось больше тридцати человек, в основном из Германии и России — литературоведы, историки, социологи. Из Москвы приехали, в частности, два молодых ученых из ИМЛИ, Саша Галушкин и Костя Поливанов, ставшие вскоре моими сотрудниками в рамках бохумского исследовательского проекта. Галушкин, будучи старше меня всего лишь на два года, уже тогда был вполне сложившимся ученым с внушительным списком работ, я же только начал собирать материал для своей кандидатской диссертации. В конференции я не участвовал, был лишь слушателем. С Сашей мы тем не менее быстро сошлись.
Галушкин приехал на конференцию с огромным количеством экземпляров только что вышедшего нулевого номера своего замечательного детища — историко-литературного и библиографического журнала «de visu». Не помню, сколько экземпляров он привез — штук двести, а то и больше. Привез он их в Германию с рекламной целью, вполне логично рассудив, что новому журналу необходимы «валютные» подписчики в лице западноевропейских и американских научных библиотек. Адресатами этой рекламной акции были также рассеянные по университетам разных континентов ученые — специалисты по русской литературе конца ХК — первой трети ХХ века — периода, которому был посвящен журнал. Они извещались о появлении нового периодического издания не столько в качестве возможных подписчиков, сколько в качестве гипотетических авторов. В результате, вместо того чтобы высиживать на конференции, внемля ученым докладам про перестройку и развитие культуры, мы с Сашей, загружая в мою старенькую машину пачки с экземплярами нулевого номера «de visu», катались по немецким почтамтам, засовывали журналы в конверты, франкировали их и рассылали по всему миру. На память от этой акции мне осталась шутливая надпись на подаренном Сашей экземпляре нулевого номера: «Дорогому Манфреду — активному сотруднику “de visu” — от автора и редактора. 14.12.1992». Примерно год спустя я действительно стал сотрудником журнала, опубликовав в одном из номеров обзор материалов по Серебряному веку и раннему советскому периоду, напечатанных в западнославянских славистских журналах. Моя первая публикация там оказалась и последней — к концу 1994 года журнал, увы, прекратил существование.
В эти годы я был младшим научным сотрудником Института славистики Рурского университета. В мои задачи входило проведение работ для исследовательского проекта по литературным объединениям конца ХК — первой трети ХХ века. Руководитель проекта Карл Аймермахер привлек к нему также двух московских специалистов — Галушкина и Поливанова. Аймермахера в рамках проекта интересовали, в первую очередь, манифесты и декларации литературных объединений, начиная с символистов и кончая пролетарскими группировками 1920-х годов. Одним из результатов проекта предполагалось создание базы данных по литературным объединениям и составление антологии литературных манифестов. Между тем, у Галушкина были свои представления о целях проекта. На первой же рабочей встрече он, вместо создания неопределенной «базы данных», предложил составить словарь русских литературных объединений 1917—1932 годов. К нашему изумлению, он вытащил из сумки готовый словник задуманного словаря на триста с лишним наименований. Я был в восторге от идеи Галушкина, однако никак не соглашался ограничиться одним лишь раннесоветским периодом, так как занимался в основном дореволюционными объединениями. В результате было решено создать словарь литературных объединений в двух частях. За первую часть, с 1890 по 1917 год, взялся я; вторую, с 1917 по 1932 год, должны были составить Галушкин, Поливанов и Аймермахер. Затеянный Галушкиным словарь завершен не был. Финансирование проекта длилось еще года три, после чего подошли к концу как гонорарные средства для сотрудников из России, так и мое официальное участие в проекте с постоянной ставкой. Свою часть словаря я еще долго доделывал урывками и на досуге, завершив и опубликовав ее лишь десять лет спустя (см.: Шруба М. Литературные объединения Москвы и Петербурга 1890—1917 годов: Словарь. М.: НЛО, 2004). Вторая часть словаря, по словам Саши, была завершена примерно на треть; материалы к словарю сохранились, по всей видимости, в его архиве. Думаю, что публикация этих материалов даже в неполном виде представляла бы значительный интерес. При встречах Саша всегда говорил, что надеется еще вернуться к этому незавершенному труду. Это была первая из целой серии задуманных и начатых им крупных работ, которые ему не довелось окончить.
Работая над широкомасштабными фактографическими проектами по своему любимому раннесоветскому периоду, Саша мимоходом опубликовал очень интересную библиографическую книжку — роспись содержания трех петроградских литературных журналов. На подаренном мне экземпляре он написал: «Дорогому Манфреду — привет от библио/фила/графа своему со/ратнику/автору. 17.4.1997. Москва». Этим образцовым библиографическим трудом я был очень впечатлен и, когда сам десять лет спустя занимался росписью содержания парижского эмигрантского журнала «Современные записки», ориентировался, в частности, и на труд Саши.
В 2005 году вышел из печати первый том (в двух частях) монументальной хроники литературной жизни России 1920-х годов. Это самый масштабный по замыслу труд Саши Галушкина. В своем предисловии он наметил план издания в целом: второй и третий тома должны были отражать литературную жизнь обеих столиц в 1923—1926 и 1927—1929 годах; в четвертом и пятом томах предполагалась хроника литературной жизни русской провинции 1917— 1929 годов; шестой том должен был включать указатели к предыдущим томам — в частности, аннотированный указатель имен, указатели периодических изданий, издательств и литературных объединений. Здесь не место описывать специфику и достоинства этого издания — я сделал это в свое время, откликнувшись рецензией на первые две части хроники (см.: Zeitschrift für Slavische Philologie. 2005/2006. Bd. 64. Heft 2. S. 454—459). Скажу лишь, что данный труд принадлежит к редкой категории тех произведений, которые коренным образом меняют взгляд на предмет исследования. Галушкин восстановил реальную картину эпохи, перевираемую десятилетиями советским литературоведением в духе и в пользу «победоносной» пролетарской литературы.
Первый том остался, увы, последним. Похоже, подготовке и публикации следующих выпусков помешало новое почетное и трудное задание, порученное Саше в 2008-м, кажется, году, — он стал руководителем «Литературного наследства». По своей профессиональной подготовке и по научному темпераменту Галушкин был идеальным кандидатом на место руководителя этой авторитетнейшей серии архивных историко-литературных публикаций. Почтенное издание, приунывшее в лихолетье 1990-х годов и чуть не прекратившее деятельность в 2000-е годы от безденежья и отсутствия у прежнего руководства необходимых в то время «пробивных» качеств, зажило новой жизнью. Саша кипел идеями, намечал планы очередных выпусков, искал финансирование. Взялся он тогда же и за очередной монументальный проект — 104-й том «Литературного наследства»: рассчитанный на пять книг свод различных указателей по всем предыдущим томам. Выйти успела лишь первая книга. Саша подарил мне ее при нашей последней встрече в конце августа 2013 года, во время большой московской конференции по русскому формализму, проходившей в «Вышке» и в РГГУ. Когда мы сидели втроем — вместе с итальянской слависткой Микелой Вендитти — в японском ресторанчике у входа в метро «Новослободская», к нашему столу подходили наши с Микелой знакомые, молоденькие русские сестры-аспирантки, знакомиться с маститым «директором». Саша сиял.
Когда я год спустя узнал о безвременной смерти Саши, со всеми ужасающими и абсурдными подробностями, особо удручала меня еще и мысль, что Галушкину не дано было завершить все свои великолепно задуманные труды и проекты — как и С.А. Венгерову, раза три начинавшему свои биобиблиографические словари русских писателей и не завершившему ни один из них. С той, однако, разницей, что Венгерову было отведено 75 лет жизни, а Саше всего лишь 54. Теперь, думая об итогах этой преждевременно оборвавшейся жизни, утешаю себя тем, что сопоставление Саши Галушкина с Семеном Венгеровым — это, пожалуй, не такой уж плохой комплимент для русского библиографа и историка литературы.