Представляем вниманию читателя специальный номер «Нового литературного обозрения», посвященный fins des siècles — концам столетий. Рубежи веков будут рассмотрены в нем как переходные моменты в истории европейской культуры, как сломы эпох, выражающиеся в трансформации картин мира, укладов жизни, систем ценностей.

Возникший на рубеже XIX—XX столетий французский термин «fin de siècle» первоначально служил обозначением новых течений в литературе, искусстве и философии. Вскоре он сильно расширился, охватив новые тенденции в политике, новые урбанистические проекты, эмоциональные режимы, концепции времени и рациональности. Так понятие «конца века» оформилось в социокультурную парадигму, стало способом мышления. Однако само по себе представление о рубеже столетий как о переходном времени значительно старше — оно восходит, по-видимому, к эпохе барокко, вызвавшей столь неоднозначную реакцию у современников и ближайших потомков. Многие из них воспринимали ее как время катастрофического слома, всеобщего упадка, деградации — и начинали идеализировать прежние времена, создавать мифологическую картину безвозвратно ушедшего прошлого и навсегда утраченных традиций. Но одновременно, с развитием дихотомии старого и нового, в барочном обществе возникали иные программы будущего, происходил отказ от предшествующих культурных парадигм в пользу вновь формирующихся…

Именно тогда наметились основные черты явления, которому и посвящен этот спецномер. Барокко заложило в европейской культуре Нового времени традицию, живую по сей день, — представление о связи календарной смены столетий со сломом эпох. На пороге нового века социальные и культурные явления и процессы, характерные для уходящего столетия, начинают восприниматься как норма, а новые — как отход от нее, распад, «падение нравов». В противовес последним запускаются процессы архаизации, которые кажутся возвращением к норме, к традиции, а на деле являются порождением того же самого социокультурного слома, которого не принимают их создатели. Другая распространенная реакция связана с кризисом рациональности: на рубежах веков в новоевропейской культуре возникают различные религиозные движения, социальные трансформации переосмысляются в мистико-символических терминах, а рационалистическое знание предшествующих десятилетий объявляется дискредитированным.

Нам же хотелось бы взглянуть на переломные периоды с иной точки зрения — рассмотреть конструктивные изменения, которые те несут с собой и которые бывают заметны лишь спустя годы или десятилетия. Широко понятый термин fin de siècle представляется удобным для этого инструментом, поскольку объединяет разрозненные процессы, переживаемые культурой и обществом, дает им имя и задает общую «рамку» для их восприятия. В конце концов это понятие становится парадигмообразующим: опираясь на него и отталкиваясь от календарной даты, общество начинает подводить итоги предшествующих десятилетий и проецировать новые концепции и проекты на следующее столетие. Обозначая культурные и социальные трансформации, «конец века» одновременно нормирует их: в коллективном воображаемом он отвечает за то, чтобы хронологически локализовать и упорядочить процесс радикальных изменений и психологически подготовить общество к очередному социокультурному перелому.

Итак, восходящий к эпохе барокко концепт fin de siècle окончательно оформляется в качестве социокультурного механизма лишь в модернистский период. Вот почему в центре нашего внимания находятся преимущественно рубежи XIX—XX и XX—XXI веков: лишь применительно к ним можно с полным правом говорить о феномене fin de siècle как об особой парадигме. Мы выделили несколько основных тенденций и ключевых точек, в которых «мышление концами столетий» воплотилось наиболее отчетливо. Прежде всего мы рассматриваем возникающие на рубежах веков новые модели рациональности (считая отказ от рационалистического мышления и установку на мистицизм одной из таких моделей) и темпоральности (относя сюда пассеизм, пессимизм, отказ от идеи прогресса и конструирования новых образов будущего). Из этих моделей вырастают новые представления о субъекте — о его телесности, о гендерной идентичности, об окружающих его материальном и символическом пространствах. Отсюда же возникают и новые, «трансгрессивные» тенденции, выражающие наступление новой эры, — как в искусстве и литературе (манифесты радикальной эстетики), так и в религии (нью-эйдж). Именно с ними прежде всего и начинает ассоциироваться наступление нового века. Тем временем их противники, сообразуясь со своим представлением о должном, создают социокультурные проекты, в центре которых находятся традиции, оказавшиеся, по их мнению, под угрозой. Подчас эти проекты по изобретению традиции являются даже более радикальными и трансгрессивными, чем те, в противовес которым они создавались.

Цель нашего спецномера — в том, чтобы рассмотреть указанные тенденции, выявить их внутреннюю логику и проанализировать культурные и социальные контексты, в которых они возникли и реализовались и которые, в свою очередь, возникли под их влиянием. Мы не стремились к хронологической, географической или тематической всеохватности — это потребовало бы отдельного многотомного проекта, — но надеемся, что избранный нами ракурс позволит глубже понять внутренние механизмы смены парадигм и порождения новых смыслов в европейской культуре (пост)модерности.