Ilya Vinitsky. The Song of Liberty, “The United States of Russia” in the Political Imagination of a Russian-American Con-Man

One, two! One, two! And through and through
The verbal blade went snicker-snack!
He left it dead, and with its head
He went galumphing back.

“And hast thou slain the Jabberwock?
Come to my arms, my beamish boy!
O frabjous day! Callooh! Callay!”
He chortled in his joy.
Lewis Carroll. Jaberwocky [Carroll 2013: 17][1]

Теперь все это уже «дела минувших дней»: и
«преданья старины», хотя и не глубокой, но
предания эти нет нужды торопиться забывать,
несмотря на баснословный склад легенды и
эпический характер ее главного героя.
Его собственное имя, подобно именам многих
величайших гениев, навсегда утрачено для
потомства; но как олицетворенный народною
фантазиею миф он интересен, а его похождения
могут служить воспоминанием эпохи, общий дух
которой схвачен метко и верно.
Н.С. Лесков. Левша [Лесков 1958: 59].

Если бы то, о чем будет говориться в этой статье, было на самом деле, то стихотворение, о котором пойдет речь ниже, можно было бы назвать одним из самых перманентно революционных текстов в истории. Это свое условное значение интересующее нас стихотворение, написанное второстепенным американским поэтом, приобрело в результате серии мистификаций (или фальсификаций), созданных вокруг него одним из самых «фантастических» в истории русско-американских культурных и политических отношений авторов российского происхождения. Эти мистификации и фальсификации в высшей степени мечтательного сочинителя, как мы постараемся показать, заслуживают самого серьезного внимания. Они позволяют исследовать механизм формирования и бытования политического образа России (и идеального русского революционера) в американском общественном сознании первой половины XX века. Они также дают материал для исследования альтернативного (утопического или фантомного) видения истории, приобретающего, как мы полагаем, особое значение в эпохи исторических катаклизмов.

Несколько слов о методологических предпосылках и задачах этой работы. Как заметил полвека тому назад Ю.М. Лотман, «при наличии методов дешифровки заведомая фальшивка может быть источником ценных сведений» [Лотман 1979: 93–94][2]. Еще раньше на важность вопроса о «мнимых величинах» в истории литературы (подделок, пародий и «мнимых» пародических личностей) обращал внимание Ю.Н. Тынянов [Тынянов 1977: 538]. В нашей работе мы постараемся с помощью реконструкции одной колоритной цепочки мистификаций проследить, как, зачем, из какого материала и при каких обстоятельствах создается или «раздувается» на протяжении значительного промежутка времени «мнимая» биография исторической личности. Мы считаем, что такая раздутая на десятилетия и играющая самыми разными оттенками вымысла легенда не является «чистой» ложью, бессмысленной галлюцинацией или корыстной подменой исторической реальности, но по-своему передает и символизирует последнюю. Перефразируя слова британского физика лорда У. Кельвина, изучением подобных «мыльных пузырей» (причем чем более амбициозных, тем более интересных) можно заниматься всю жизнь, не переставая извлекать из них уроки истории (цит. по: [Перельман 2013: 95])[3]. В методологическом плане настоящая работа и представляет собой опыт (прошу прощения за предлагаемый тяжеловесный термин) такого историко-физалидологического (от греческого слова «physallis» [φυσαλλίς], обозначающего «мыльный пузырь») анализа, крайне актуального в наше миражеобильное время[4].

1906–1908: «Вставай, Россия, твой пробил час!»

10 апреля 1906 года в Нью-Йорк приезжает Максим Горький. Его цель – воспрепятствовать предоставлению американского кредита российскому правительству и сбор денег на русскую революцию. В порту Горького и его маленькую свиту встречают российские политические эмигранты, патриарх революционного движения эсер Николай Чайковский и 36-летний эстонец Иван Иванович Народный (настоящее имя – Яан Сибуль). Последний приехал в Америку из Англии за полтора месяца до Горького, на корабле назвался (ко смеху публики) Джоном Д. Рокфеллером («самое богатое имя», которое он тогда знал [Poole 1940: 174]), в заполненной в порту декларации дал абсолютно ложную информацию о себе[5], включавшую адрес некой госпожи Э. Смит, у которой он якобы собирался остановиться, «совпавший» с домашним адресом лидера американских анархистов Эммы Голдман, и в итоге поселился в Клубе А (A Club) в Гринвич-Вилледж – коммуне молодых журналистов, исповедовавших социалистические взгляды и сочувствовавших русской освободительной борьбе [McFarland 2005: 118–150][6].

В нескольких интервью, данных своим новым друзьям, Народный представил себя русским писателем, лидером подпольного республиканского правительства России (the Russian Liberty Organization), руководителем Нарвского и Кронштадтского восстаний, создателем «красной гвардии» в ранге генерала, борцом за трезвость и бесстрашным рыцарем свободы, несколько лет отсидевшим в одиночной камере, потерявшим в священной борьбе с царизмом жену и двоих сыновей и чудом спасшимся от смертной казни[7]. «I have been in this America one week, – говорил он своему интервьюеру на ломаном, но полном энергии английском, – and already do I not speak the English language fluently! ...But I shall it learn! Then to American peoples will I speak the sufferings of Russian peoples. I will say, “Help us be free!” and they will help; they are rich – their hearts are great. Then – Oh, my Russia! – Freedom!» [Scott 1906: 74][8].

Ил. 1. «Иван Иванович Народный. Прекрасный тип русского профессиональногоРеволюциониста». American Illustrated Magazine. Vol. LXII. May 1906. № 1. P. 73

Народный действительно участвовал в революционных событиях зимы 1905/06 года и даже был делегатом от Нарвы на первой большевистской партийной конференции в Таммерфорсе [Труды 1930: 102, 135], но его роль в революционных событиях того времени была микроскопической и сомнительной [Канн 1979: 44] (арестован же он был еще до революции за подделку ассигнаций и освобожден после психиатрического освидетельствования как слабоумный, возомнивший себя реинкарнацией Будды[9]). Между тем именно Народный выступил главным организатором визита Горького в Америку (с писателем он встречался в Берлине и Финляндии). Талантливый пропагандист, он за несколько дней до приезда Горького дал ряд «фантастических» интервью американской прессе, в которых подготовил общественное мнение к «судьбоносному» для русской революции визиту [Poole 1944; Werner 1957: 237–256; Yedlin 1999: 67–82][10].

Америка оказалась для нищего фантазера Сибуля-Народного действительно «землей обетованной», ибо здесь его возбужденное народно-политическое воображение[11], нешуточные амбиции социального изгоя-самозванца и навыки не брезгующего ничем журналиста оказались полностью востребованы (и главное – вполне легальны). Крайне важным для его американской карьеры является тот факт, что он очень быстро перешел на английский язык, чуть ли не с первого дня пребывания в Америке получил доступ к американским читателям и хорошо усвоил, что они хотят слышать о загадочных русских[12]. Значительный интерес американского общества к России (особенно левой интеллигенции, большей частью связанной с изданиями Херста и Уилшайра) открывал для него возможность в «мутной» обстановке 1900-х годов заявить о себе как о фигуре большого исторического значения и постараться конвертировать этот воображаемый капитал в реальный. Что он немедленно и сделал, представив себя уже не как «вождя маленькой эстонской нации» (письмо к Толстому 1905 года: [Александров 2002: 303]), а как всероссийского революционного лидера и знаменитого писателя (образцы соответствующего поведения были у него перед глазами – Горький, политические эмигранты – настоящие и жулики, – выступавшие с лекциями и собиравшие пожертвования на русскую революцию).

В написанных много лет спустя мемуарах секретарь Горького Н.Е. Буренин, сопровождавший Буревестника во время его поездки в США, вспоминал: «Иван Народный, поняв дух американцев, не постеснялся дать самые потрясающие сведения как о “настоящем” положенииРоссии, так и о себе самом. Газеты вышли с заголовками, напечатанными крупным шрифтом: “Максим Горький и его соратники устраивают в Нью-Йорке штаб-квартиру для величайшего удара по русской империи”. Иван Народный был назван одной из самых выдающихся личностей в русском революционном движении, а М. Горький – крупнейшим представителем Народного. Народный сообщил репортерам сведения, нелепость которых “слишком очевидна”» [Горький 1999–2013: V, 430–431].

Действительно, главная мысль выступлений Народного заключалась в том, что визит Горького знаменует собой встречу на американской земле трех ведущих сил русской революции – эсеров («отец русской революции» Н.В. Чайковский), эсдеков (Горький) и таинственной военной революционной организации «Народная гвардия» («Volksguard»), которую возглавляет сам Народный. Накануне прибытия Горького Народный рассказал корреспонденту «New York Times» о ближайших планах российских революционеров: триумвират Горький–Народный–Чайковский займется подготовкой к свержению империализма и основанию республики в России; для успеха последней необходимо будет собрать около миллиона долларов, которые пойдут на закупку оружия; революция начнется уже в конце этого года[13].

Сам Горький писал о встрече с Народным Леониду Красину в середине апреля 1906 года: «В компании с ними (эсерами Чайковским и Шидловским. – И.В.) я нашел эста Сибуля, того, который был делегатом из Нарвы на конференции в декабре. Малый – мягкий и болезненный. Чайковский, пользуясь этим, затуркал его». Народный предложил Горькому «“работать” вместе, а для дележки заработанных денег выбрать американца», но писатель «отказался наотрез». В тот же день состоялся торжественный обед в честь Горького, на котором был сформирован «комитет», в который вошли Марк Твен и «несколько крупных капиталистов» [Горький 1999–2013: V, 179–180].

Хотя в апреле 1906 года Народный еще плохо владел английским языком (некоторые проблемы у него были также с русским и немецким, если верить имеющимся в нашем распоряжении автографам писем Народного[14], а также более позднему донесению агента ФБР), именно он выступил в роли переводчика Горького. На известной фотографии, сделанной во время банкета, Народный сидит рядом с Марком Твеном.

Ил. 2. Обед в Клубе А 11 апреля 1906 года. В правом нижнем углу Иван Народный

Участвовал Народный и в состоявшемся в тот же день приеме в честь Горького и Герберта Уэллса в доме миллионера-социалиста Гэйлорда Уилшайра. На этом обеде также присутствовал патриарх американской спиритуально-социальной поэзии, автор знаменитого стихотворения-экфрасиса «Человек с мотыгой» («The Man with the Hoe», 1898) Эдвин Маркхэм[15], приветствовавший русского собрата по цеху восторженными словами: «Максим Горький, Мечтатель и Творец! Хорошо, когда мыслитель является вместе с тем и тружеником. И Ваша деятельность – освобождение народа – это великая деятельность! С Вами сердца всех друзей свободы во всех странах. Я приветствую Вас как представителя простых людей. Да здравствует расцвет и братство!» (пер. А.П. Сарахунян; [Горький 1960: 302]). Горький немедленно ответил Маркхэму в том же тоне: «Г. Эдвину Маркхэму... Поэту, чья седая голова, как вершина горы, осенена снегом мудрости. – Поэту, чье серебряное сердце несет свой чистый пронзительный звук через просторы океана до самой России, где он живет и почитается. Один из его поклонников, М. Горький»[16].

Ил. 3. Эдвин Маркхэм (1852–1940) – Уитмен американских трудяг. Фотография Bain NewsService. Библиотека Конгресса США

Именно во время банкета 10 апреля 1906 года, по позднейшим воспоминаниям Народного (1938 и 1948–1949 годов), «новый Уолт Уитмен» Маркхэм и написал следующую восторженную оду, посвященную, как заявлял Народный, ему лично. Помещаем en regard с оригиналом мастерский перевод этого стихотворения, выполненный по нашей просьбе Юлией Трубихиной-Куниной:

Russia, Arise! Rise, Russia, to the great hour rise: The dead are looking from the skies. And God’s hand, terrible with light, Upreaching from the Arctic night. Writes on the North with torch of fire —  Writes in one word the world’s desire —  Writes awfully the word of man Across the vast auroral span — Writes “Freedom” that shall topple kings  And shake to dust their treasonings. Because the gibbet and the chain Scatter thy blood a sacred rain; Because thou hast a soul all fire, Under the hoof-marks and the mire; Because thou hast a dream burned white By many sorrows of the night; Because thy grief has paid the price, Paid it in tears and paid it thrice — Therefore all great souls surge to thee. The blown white billows of one sea — Therefore thy spirit shall prevail, For in thy failure God shall fail! This is the hour; awake, arise! A whisper on the Volga flies; A wild hope on the Baltic leaps; A rapture over the Neva sweeps; A joy is on the trail that goes Reddening the white Siberian snows; The cliffs of Caucasus are stirred With the glad wonder of a word; The white wave of the Caspian speaks, And Ural answers from her peaks. The Kremlin bells in all their towers Wait trembling for the hour of hours, When they shall cry the People’s will — Cry Marathon and Bunker Hill!

Воспрянь, Россия! Вставай, Россия, твой пробил час: Глаза твоих мертвых глядят на нас, И в полярной ночи нынче светло, как днем. То Божья длань страшным горит огнем И светлой погодой с севера, в ярком сиянье— Пишет одно лишь слово, народное упованье— В страшном великолепии пишет людское слово Окрест горизонта, от зари золотого,— Слово «Свобода», что царей попирает И коварство их в прах разбивает. И потому, что в святой крови Твой эшафот и цепи твои; И потому, что душа твоя Под грязью скитаний полна огня; И потому, что не меркнет мечта, Выжженная в ночи креста; И потому, что слезами сторицей За страданья пришлось расплатиться — Все души достойных, как волны, гурьбой Встают за тебя и влекутся тобой. И ты победишь в своем сраженье, Ибо твое пораженье — Господа пораженье! Воспрянь же, проснись, твой пробил час! Средь волжских просторов надежда зажглась; Над Балтикой вольная весть пронеслась; И над Невою заря занялась, Разлилась красным отсветом в мире — И среди снежных урочищ Сибири, И среди пенных каспийских волн; Радостной вестью воздух полн. Эхом своих неприступных скал Ей отвечают Кавказ и Урал. И часа ждут колокола в Кремле, Чтобы весть разнести по всей земле; Так волю свою народ возвестил При Марафоне и Банкер-Хилл![17]

Сразу скажем, что эстетические достоинства агитационного стихотворения американского поэта невелики (чего стоит одно словечко «treasonings»). Стилистически оно явно несет на себе отпечаток близкой сведенборгианцу Маркхэму англо-американской хоральной традиции, в конце XIX века «секуляризованной» социалистическими поэтами (в данном случае очевидным представляется мне влияние известного лейбористского гимна Эдварда Карпентера «England, Arise!» («Англия, воспрянь!», 1896))[18]. По содержанию стихотворение представляет собой набор общих мест из американских статей, посвященных страдающей России, и хорошо выражает ожидания американской общественности, умело направляемые публикациями молодых друзей Ивана Народного. (Это стихотворение могло бы стать отличным эпиграфом к известной книге Дэвида Фогльсонга о постоянной американской «миссии», направленной на евангелическую демократизацию России по образу и подобию США, с итоговым cозданием Соединенных Штатов России [Foglesong 2007: 34–59]).

Если верить Народному, импульсом к созданию этого стихотворения стало чтение Иваном Ивановичем фрагментов из его «Декларации независимости России». Горький, по воспоминаниям Народного, сидел справа, а сам Народный слева от Марка Твена, когда г. Артур Брисбейн (известный журналист, протежировавший Народному) читал вслух стихи Маркхэма (по другой версии того же мемуариста, начало оды прочитал присутствовавшим друзьям русской свободы сам американский поэт)[19].

Между тем Народный в этих воспоминаниях (подробнее о них мы поговорим позже) явно смешивает времена и события.

Во-первых, он объединяет два «горьковских» обеда, состоявшихся в один день, – встречу в Клубе А, где присутствовал Марк Твен, и прием у миллионера Уилшайра, на который был приглашен Маркхэм. Во-вторых, стихотворение «Russia, Аrise!», опубликованное в июле 1906 года в «Appleton’s Magazine», вышло с посвящением не Народному, а Максиму Горькому, которого Маркхэм назвал в одной из своих торжественных речей того времени «русским Джефферсоном» (речь на собрании в Клубе Тринадцати)[20].

Ил. 4. Апокалиптическая иллюстрация к стихотворению Маркхэма о России. Appleton'smagazine. V. 8. 1906. P. 29

Наконец, в-третьих, замечательная «Декларация» Народного, написанная в конце 1907 года, была оглашена им только в феврале 1908 года и, следовательно, никак не могла обсуждаться на банкете 10 апреля 1906 года.

Надо полагать, что на обедах в честь Горького Народный рассказывал (или хотел рассказать) гостям о своих воображаемых революционно-конституционных заслугах во время Нарвского и Кронштадтского восстаний. Так, в одном из своих первых американских интервью, данном члену коммуны Клуб А журналисту Г. Брубейкеру, он заявлял, что был основателем «The First State of the Republic of Russia», созданной по модели Швейцарской республики, со столицами в Риге и Ревеле, сенатом, местными самоуправлением и судами, а также собственной денежной единицей, на которой написаны были слова «United Baltic Republic» и изображено дружеское рукопожатие (напомним, что будущий революционер Яан Сибуль был в конце XIX века арестован за подделку ассигнаций). Соединенная Балтийская республика Народного также приняла красно-черный (анархо-синдикалистский?) национальный флаг. Эта республика, судя по всему, была лишь частью главного политического проекта Ивана Ивановича – создание Соединенных Штатов России[21]. В опубликованном 14 августа 1906 года интервью он говорил о том, что прибыл в Америку с надеждой на то, что «этот великий свободный народ поможет ему создать из крепостных его страны другой великий и свободный народ – Соединенные Штаты России»[22].

Ил. 5. Иван Народный как основатель Соединенных Штатов России. 1908. Фотография BainNews Service. Библиотека Конгресса США

Впоследствии фантомная конституция мифической республики была положена Народным в основу его «Декларации независимости России», провозглашенной им в начале 1908 года (замечательна датировка на документе: Москва и Нью-Йорк, 1 февраля 1908 года). В 12 пунктах последней «Chief Executive Commissioner» новой страны «Ivan Norodny» объявлял от имени Комитета российской республиканской администрации династию Романовых низложенной, изгонял царя в азиатскую Россию, провозглашал создание республики Соединенные Штаты России с 30 октября 1910 года, вводил конституцию, подобную американской, с выборным на три года президентом, нижней (Дума) и высшей (Сенат) палатами, члены которых избираются народом, свободой прессы, слова, собраний и вероисповеданий, бесплатным образованием, национальной и местной автономией для народов, населяющих СШР, новым флагом (он его сам нарисовал на основании американского), закрытием всех винных магазинов, пенсиями трудящимся, достигшим 60 лет, экспроприацией земель, принадлежащих бывшей династии, правительству и монастырям, и разделением России на 12 штатов: Финляндию, Польшу, Литву, Эстонию, Украину, Кавказ, Туркестан, Восточную Сибирь, Западную Сибирь, Северную Россию и Южную Россию[23].

«Декларация независимости России» была «respectfully submitted» (с уважением представлена) низложенному и осужденному Народным царю – галантность, едко высмеянная в журнале американских анархистов «Mother Earth», назвавшем автора этого документа спекулянтом и самозванцем, порочащим революционное дело[24].

Ил. 6. Декларация о низложении Николая II. Courtesy of Special Collections, Schaffer Library, Union College

К оглашению Декларации Народный также приурочил выпуск «бондов свободы» под обеспечение будущих СШР. Обратим внимание на символическое изображение президента Вашингтона, взятое с долларовой купюры, на дошедшем до нас экземпляре одной облигации, а также выдуманные Народным флаг и герб новой России (последний представляет собой расщепление двуглавого орла, превращенного в двух воркующих птиц):

Ил. 7. Бонд свободы. Courtesy of Special Collections, Schaffer Library, Union College

Очевидно, стихотворение Маркхэма задним числом воспринималось Народным как своеобразный гимн придуманной им свободной России. Последняя, как следует из всех его интервью и публичных лекций 1906–1908 годов, вот-вот должна воспрянуть ото сна, и, перефразируя другого певца российской вольности, на обломках самовластья вскоре должны будут появиться имена вождя республики Ивана Народного и ее буревестника Максима Горького. Исторические факты не интересовали Народного, самозабвенно (или точнее, само-незабвенно) творившего для радовавшейся обманываться американской публики воображаемую историю России, в освобождении которой он играл решающую роль. Все, что ему было нужно от американской общественности в настоящий момент, – это щедрые финансовые пожертвования на благородное дело.

* * *

Надеждам Народного на крупный сбор денег «под Горького» не суждено было сбыться. 14 апреля 1906 года разразился грандиозный скандал, связанный с публикацией в «New World» информации о «двоеженстве» писателя (как известно, Горький приехал в Америку с незарегистрированной супругой-актрисой). К этому скандалу, как мы пишем в другой статье, Народный приложил руку: он выдумал и растиражировал увлекательную шпионскую историю о том, как российская разведка дискредитировала писателя в Америке, несмотря на превентивные меры и спасительные советы со стороны Ивана Народного, имевшего своих агентов в самом сердце охранки.

От помощи Горькому отказались почти все либеральные американцы, кроме Эдвина Маркхэма. Последний поверил анонимной статье, опубликованной в воскресной желтой газете «New York American», в которой, на основании показаний друга писателя (несомненно, Ивана Народного, активного сотрудника этого издания), утверждалось, что в царской России действует подпольное правительство революционеров, наделенное юридическим правом регистрации революционных браков, которые станут действительными после скорой революции[25]. Эти браки, сообщал Народный, ни при каких условиях не могут быть преданы огласке, ибо раскрытие тайны угрожает смертью членам революционного правительства (заметим, что Народный сам был двоеженцем, оставившим первую жену и двоих сыновей в Эстонии и привезшим из Финляндии новую жену – и тоже актрису).

Маркхэм, поверив этой статье, написал Горькому письмо, в котором выразил искреннюю поддержку в борьбе за великую цель русской свободы и призывал открыть тайну революционного брака широкой американской публике:

Я прочел в воскресном «Нью-Йорк Америкен» заметку относительно Вас и Вашей жены, которая находится сейчас с Вами в Америке. Там объясняется дело о вашем разводе и о второй женитьбе, состоявшейся по законам Временной русской республики. Это объяснение проливает свет на все дело. Ибо все друзья тех, кто борется за свободу в России, поймут, что декреты Вашей Подпольной республики имеют силу закона и этого вполне достаточно. Но это объяснение должно быть точтас же передано Ассошиэйтед Пресс и всем ньюйоркским газетам. Сегодня оно появилось только в «Нью-Йорк Америкен» [Горький 1960: 302][26].

В этом письме Маркхэм также дает Горькому несколько советов о том, как лучше организовать лекционное турне по Америке осенью – зимой 1906–1907 годов[27].

В другом письме к некоему Dr. Fite от 16 апреля 1906 Маркхэм вновь обращается к теме подпольного республиканского правительства в России, о котором он узнал из статьи, инспирированной Народным:

Существует такая Временная Российская Республика <…>; и чета Горьких была разведена и сочеталась браком по законам Подпольной Республики ...Я думаю, что Тайная Российская Республика должна быть более авторитетна в глазах Бога, нежели шатающаяся тирания. <…> В этот самый момент царские войска мучают девушек и женщин, которых тащат по снежным просторам Сибири[28].

Согласно воспоминаниям сына Маркхэма Виргилия, американский поэт продолжал поддерживать отношения с Горьким во все время пребывания того в Америке, часто навещал его в доме Мартинов на Стейтен-Айленд и беседовал с ним. Русский писатель был глубоко признателен Маркхэму за его помощь[29].

1917–1921: «Над Балтикой вольная весть пронеслась...»

Вернемся к революционной оде Маркхэма. О ней очень быстро забыли и вспомнили только 10 лет спустя, в связи с Февральской революцией. Теперь это стихотворение начинает восприниматься американской общественностью как визионерское и адресованное новому лидеру свободной России – А.Ф. Керенскому. 10 мая 1917 года Маркхэм читает его на организованном Американскими еврейскими друзьями свободы банкете в Hotel Astor в присутствии бывшего президента Тафта и более 600 деятелей еврейской общины Нью-Йорка. Пророческое стихотворение («prophetic poem»), написанное американским поэтом-патриархом десять лет назад и вызвавшее, как он сам сообщил, аресты в России, было тепло принято публикой[30].

Основатель «Гуманитарного культа» («Humanitarian Cult») Миша Эпплбаум предложил поэту выступить со «стихами о Керенском в качестве приношения российской нации» («as a tribute to the Russian race») на митинге на Мэдисон-Сквер-Гарден и опубликовать их в сентябрьском номере издаваемого им журнала «The Humanitarian»[31]. Газеты сообщали, что на пацифистской демонстрации на Мэдисон-Сквер в честь российской миссии собралось 14000 человек. Публика в течение 15 минут размахивала флагом новой России. Все речи были по-русски, кроме одной, – Эдвина Маркхэма, который прочитал стихотворение «Russia, Arise!». «Я написал это стихотворение 10 лет назад, – рассказывал Маркхэм, – [о]но было разослано по всей России и раздавалось там революционерам. Один человек имел дерзость читать его вслух на улицах и, по тогдашнему обыкновению, был заключен за это в темницу на 18 месяцев. Новые стихи о свободе ныне читаются и поются по всей России. Это самое счастливое время моей жизни»[32].

2 августа 1917 года Маркхэм пишет письмо новому символическому адресату своей оды – премьеру России «дорогому и достопочтенному товарищу» А.Ф. Керенскому. Приведем никогда не публиковавшийся текст этого колоритного послания полностью:

Сердце мира волнуется надеждами Свободной России. Мы стремимся возродить Россию как лидера наступающей мировой Демократии; и потому мы чувствуем, что в ее судьбу вовлечена судьба свободного человечества. Добровольцы свободы во всех странах радуются тому, что ваша рука находится на штурвале российской судьбы. Они знают ваше мужество; они верят в вашу мудрость, они доверяют вашей преданности. Пусть все добрые силы будут защищать вас и оказывать вам дружескую поддержку в эти часы, когда определяется грядущая судьба, в эти часы, которые ставят ваше имя рядом с именами Вашингтона и Мадзини и со всеми героическими помощниками человечества.

Когда несколько недель тому назад посланцы Вашего правительства оказались в Нью-Йорке, один из Ваших представителей предложил мне отправить Вам стихотворение о России, стихотворение, которое я прочитал во время празднования на Мэдисон-Сквер-Гарден. Теперь по случаю отъезда Вашей соотечественницы из Америки в Россию, я посылаю Вам это стихотворение, переписанное ее рукою. Стихотворение «Восстань, Россия!» написано мною десять лет назад. Оно было переведено на ваш язык и отправлено в Россию, где было прочитано толпам на улицах одного из ваших великих городов. Прочитавшего его немедленно арестовали за измену и отправили в тюрьму на 18 месяцев.

Я также собираюсь направить Вам свой первый том стихов, который включает в себя «Человека с мотыгой» – стихотворение, переведенное на все языки. Надеюсь, Вы почувствуете, что это стихотворение дышит тем же духом, который лежит в основе русской революции.

Ваш в содружестве великих надежд,

Эдвин Маркхэм (оригинал по-английски)[33].

Совершенно очевидно, что приведенная выше апокрифическая история о чтении оды в России в первую революцию и о тюремном заключении ее смелого чтеца восходит к рассказу приятеля Маркхэма и горячего сторонника Керенского Ивана Народного[34]. Это очередной мыльный пузырь, созданный его пылким воображением. В одном из своих интервью «великий социал-американский поэт» Маркхэм («the great Social-American Poet, Edwin Markham») рассказал, что эта ода была прочитана «десять лет назад на улицах Петрограда Иваном Иродни (IvanIrodni!) и так воспламенила народ, что власти бросили этого человека в тюрьму на пятнадцать месяцев»[35] (как видим, срок заключения за публичное чтение этого произведения в России все время меняется).

Между тем, перед нами не просто фантазия Народного, транслируемая его доверчивым американским знакомым. У этой истории (как и у множества других подделок и мистификаций Ивана Ивановича), судя по всему, была практическая цель. Сразу после Февральской революции он вспомнил о своем героическом революционном прошлом. После отречения царя Народный и его ближайшие друзья (все они были замешаны в афере, связанной с торговлей оружием и субмаринами якобы от имени Российской империи в годы Первой мировой войны[36]) объявили себя официальными представителями Российской республики в Америке и задумали захват российского консульства в Нью-Йорке, сорвавшийся в последний момент. Новый план оказался более привлекателен для этих авантюристов. В марте 1917 года и затем 22 июля 1917 года Народный обратился к министру обороны Ньютону Бейкеру с просьбой послать несколько экспедиционных корпусов, состоящих из патриотически настроенных американцев, для помощи молодой российской республике. Согласно этому плану, один из сотрудников Народного должен был доставить Бейкеру личное послание российскому народу («personal message to the Russian people»), недавно полученное Народным по телеграфу. Экспедиционный корпус предполагалось составить из американских солдат и патриотически настроенных русских – «not socialists or anarchists», – ставших гражданами Америки (сам Народный получил гражданство в 1915 году) и хорошо знавших Россию[37].

В деле Народного, сохранившемся в архиве ФБР, находится датированный 31 июля 1917 года «Меморандум начальника штаба» (Memorandum for the Chief of Staff). Из этого меморандума следует, что Иван Народный обратился в правительство с предложением выслать в Россию экспедиционный корпус в количестве 5000 морских пехотинцев под командованием генерала Пендлтона. По плану Народного «такой подарок будет бесценен для России» (FBI 1909–1921). Из этого проекта ничего не вышло, но какую-то роль легенда о революционных стихах, посвященных патриархом американской поэзии Ивану Народному и распространенных последним в России, должна была сыграть – своего рода пропагандистски-поэтическим сопровождением авантюры. Заметим, что в самом начале своей политической карьеры, в 1905 году, Иван Народный – тогда еще эстонский социалист-националист Яан Сибуль-Талуне – издавал в Берлине журнал на эстонском языке «Edu» («Успех»), где напечатал эстонскую революционную (боевую) песню своего сочинения[38], которую, по сохранившемуся свидетельству современника, действительно распевали рабочие Нарвы зимой 1906 года [Революция 1905–1907: 265].

Октябрьскую революцию Народный не принял[39], но заработать на ней постарался. Вместе со своими друзьями и бизнес-партнерами он попытался организовать американский антибольшевистский экспедиционный корпус во Владивосток[40]. Он также убеждал американскую администрацию купить через его посредничество чудесное радиоуправляемое оружие, способное уничтожить большевиков на расстоянии, и предлагал свои услуги в качестве торгового представителя Америки по закупке сибирских мехов и миллиона галлонов водки.

Как и в былые годы, свои проекты и просьбы Народный сопровождал «фантомными» публикациями. Так, 9 января 1919 года в газетах были напечатаны выдержки из письма бывшего президента Америки Рузвельта к Ивану Народному, вице-президенту Русско-Американско-Азиатской корпорации. В этом письме (очевидно, придуманном самим Народным) Рузвельт возмущался деятельностью большевиков и выражал надежду на возрождение «настоящей республиканской России, демократической России, Соединенных Штатов России»[41]. В 1921 году Народный сообщил прессе о том, что кронштадтские матросы пригласили его возглавить мятеж против Ленина и что он это приглашение принял и отправится в Россию, как только получит деньги от государственного департамента. Этим планам также не суждено было сбыться. Народному, деловая и политическая репутация которого к концу 1910-х годов была плачевна («худший мошенник, когда-либо приезжавший из России» в Америку [«the worst fraud that ever came out of Russia»], как писал о нем один из агентов ФБР[42]), просто не выдали паспорт.

В 1918–1921 годы Народный активно участвовал в создании Лиги независимых балтийских государств, способствовал становлению эстонской независимости, опубликовал брошюры об эстонской душе, склонной к безудержному фантазированию, и о влиянии эстонцев на российскую демократию, выступил посредником по доставке английских аэропланов в Эстонию [Китвель 2017], но вскоре разошелся с балтийскими националистами (глобальная мечта о Соединенных Штатах России никогда не оставляла его) и на время оставил политику.

1925–1929: «И потому, что не меркнет мечта...»

В 1920-е годы им овладела другая идея, не менее революционная и фантастическая по характеру, – создание богемной космократической религии искусства, которая позволит сторонникам Народного (американским филантропам, модернистам и русским авангардистам, бежавшим от большевиков) подготовить культурную метафизическую революцию в Америке – восстание против торгашеского духа и механизации жизни. В середине 1920-х годов Народный, еще в 10-е годы выступивший как теоретик балета и модернистской живописи[43], формирует вокруг себя кружок поэтов и художников, названный им (очевидно, по аналогии с передвижниками) Артелью искусств (Artel of Arts) или пилигримами, издает авангардистский журнал «Pilgrims Almanach», в котором печатает свои манифесты («Созидатели, работники мысли, интеллигенция всех стран, соединяйтесь!»[44]) и революционную (в эстетическом смысле) научно-фантастическую «мимодраму» «Небесная дева» («Skygirl»; с иллюстрациями, в частности, Давида Бурлюка и Роберта В. Ченлера [Narodny 1925]), разыгрывающую в теософском ключе сексуальную драму его жизни[45]. Он также сближается с Николаем Рерихом, участвует в деятельности его организации, пишет программную статью о его мистическом искусстве [Narodny 1926] и пропагандирует его миссию в своих публикациях. С начала 1910-х годов Народный на регулярной основе печатает сенсационные статьи для воскресных номеров газетной империи Херста. Его перу принадлежит большое число мистификаций и подделок, включая, как мы установили, и широко известное «пророчество Льва Толстого» о Первой мировой войне и спасителе мира – монголо-славянина (Mongolo-Slav) и журналиста (в печати).

В конце 1920-х – начале 1930-х годов Народный ведет переговоры об обмене выставками американских и советских современных художников («Американская комната» в Эрмитаже и «Советская» – в Бруклинском музее) (Fox W.H. 1913–1933. Narodny, Ivan (file № 69) (1927–1933), Brooklyn Museum Archives) и, как следует из его травелога, опубликованного в 1928 году в журнале «Asia», приезжает с «культурной миссией» в Советскую Россию, где, в частности, встречается с «метафизическими» советскими революционерами, недовольными новым репрессивным режимом[46].

Этот период деятельности Народного (реальной и воображаемой), безусловно, заслуживает отдельного разговора. Следует заметить, что старый Маркхэм продолжал принимать участие в культурно-теургических проектах Народного. Так, в 1925 году поэт-патриарх читает свои стихи на специально созданной по плану Народного сцене космотеистического (Cosmotheistic) Храма искусства в Нью-Йорке (декорации святилища с алтарем для танцев, речей и церемониальных приношений, включавших денежные пожертвования, были подготовлены одним из «пилигримов», польским художником Н. Чиковски (N. Cickowsky). Выступление «бессмертного» певца трудящегося народа Маркхэма продолжалось более получаса и сменилось музыкальным дивертисментом и танцевальным номером трех юных и совершенно обнаженных балерин[47].

«Богемный» период Народного – сотрудника Николая Рериха и секретаря и гуру эксцентричного американского художника-модерниста, хозяина легендарного нью-йоркского «Дома фантазии» Боба Ченлера (из семьи миллионеров Асторов [Narodny 1922; Morell 1939; De Casseres 1934; Drapala 2016]) – закончился со смертью мецената и началом Великой депрессии. Народный обанкротился, сделался анахоретом и занялся начатыми в середине 20-х годов поисками «ключа времени» – то есть созданием науки «хронософии» (своим предшественником он называл Велимира Хлебникова и даже опубликовал фрагменты из «Досок судьбы» последнего, полученных, несомненно, от Давида Бурлюка, – первая американская «публикация» Велимира![48]). Себя самого он теперь именует мудрецом и ученым, еще в 1906 году предсказавшим, на основании своих вычислений, свержение царизма и создание СССР.

«23 года прошло с того времени, как виделись мы по эту сторону океана, – писал Народный Горькому 5 ноября 1928 года, – то было интересное и живое время. Поневоле вспомнишь: живописные лики – Марка Твена, О. Генри, Уптона Синклера и Артура Брисбейна, из них многие с тех пор отошли уже от земных берегов, а также наши личные разговоры на политические и иные темы» (ИМЛИ, Архив А.М. Горького. КГ-П-53-7-1. Л. 1). В этом же письме Народный жалуется на свою американскую судьбу и просит Горького о помощи в организации поездки в Советский Союз:

Я завоевал себе в Соединенных Штатах прочное положение журналиста, критика по вопросам исскуства / сотрудничаю в журналах много пишу о музыке /, а также мной выпущено в свет большое количество книжек, но, по-прежнему, я – босяк, бродяга всегда готовый к новым скитаниям духа. Я хотел бы вновь увидеь [sic!] Вас и потолковать с Вами, но уже не о политике, не о литературе даже, а предметах высших / религиозных / запросов наших Я, философии смысла человека и вселенной / «Макро и –микро-космосов»/ Обы [sic!], ведь мы изменились более смотрим в грядущее более можем заняться «своим» /. То что интересовало нас 23 года назад – осталось позади. А в этом мире, вероятно, осталось провести уже перечтенные года и пора нам решить вопрос о последних заботах человека на земле.

Я желал бы посетить Вас в СССР. ближайшим летом, если соберусь с силами, но не кажется ли Вам что моя 20 летняя пропоганда [sic!] здесь «Соединенных Штатов России», какую я вел в Америке неустанно, без поддержки, за свой страх и риск должна –бы быть оценена в СССР. Я должен получить там хотя –бы малость гостеприимства, того рода, что дается теперь американским ученым и туристам.

Я не жду материального признания, но лишь моральное. Худшее – мой ближайший друг Мих. Андр. Рейснер умер, он и Владимир Ильич – они бы приняли меня как своего стариного друга.

Из других друзей Николай Евгеньевич Буренин Рейнгольд Морисович Глиер и Вы, Алексей Максимович --- единственные, что остались, как живая моя связь с родиной. Постепенно я завязываю с СССР. новые связи и так хотелось бы там побывать. Устраиваю в Бруклинском Музее комнату Русского –исскуства и в Ленинградском Эрмитаже такую же Американского, работаю по приглашению местной Метропалитен опера – хаус Советского балета, вот то, что делаю теперь ради культурного сближения СССР. и СД.С.Ш. [sic!] (печатается с сохранением орфографии и пунктуации Народного. – И.В.)[49].

Следует отметить некоторую странность, заключающуюся в просьбе Народного. Из текста письма следует, что он до сих пор не был в Советском Союзе («так хотелось бы там побывать»). Между тем в упоминавшихся выше статьях, опубликованных в журналах «Asia» и «Musical America» и обильно проиллюстрированных фотографиями, взятыми из разных газет, Народный детально описывает свой визит в Ленинград и Москву летом 1927 года (27 июля 1927 года он уже возвратился в Нью-Йорк из Франции): посещения театров; встречи с советскими писателями и богемным литературным кружком прекрасной княгини Куракиной, представившей слушателям картину и стихи Давида Бурлюка – те самые, что были опубликованы самим Народным в «Pilgrims Almanach»[50]; разговоры с политическими деятелями, «блестящей сестрой Троцкого и одной из самых известных революционерок» Ольгой Каменевой[51] и загадочной Марией Михайловной «из Кремля», поведавшей Народному о том, что на самом деле Ленин скончался от воздействия невидимых вибраций, аккумулировавших негативные эмоции четырех миллионов русских эмигрантов, ненавидящих советскую власть, лишившую их родины; беседа с монгольским ламой-коммунистом, изложившим в свойственной Народному витиеватой форме рериховские идеи и любезно обменявшим имевшееся у него оригинальное письмо монгольского правителя Кублы Хана к великому киевскому князю Владимиру на принадлежавший Народному автограф письма Владимира Ильича Ленина[52], и т.д.

В других газетных публикациях сообщалось, со слов Народного, что из Советской России он вывез ценную византийскую икону XII века, купленную им у любовницы «монаха Распутина», который в свое время выкрал эту икону из Кремля. Несмотря на то что Народному удалось получить разрешение на вывоз этой иконы из СССР, он был, по его словам, арестован в Нарве на эстонской границе и возвращен в Ленинград. К счастью, благодаря вмешательству влиятельного советского друга Народный сумел выехать в Америку и увезти с собой драгоценную икону, которую он впоследствии имел удовольствие показать художникам в квартире Боба Ченлера (Народный также объявил, что ведет финансовые переговоры с директором Бруклинского музея Вильямом Фоксом, большим ценителем русского искусства, о том, чтобы предоставить эту икону во временное пользование музею[53]). Между тем в статьях о России, опубликованных в журналах «Азия» и «Musical America», Народный почему-то не упоминает об этом замечательном приключении.

Мы полагаем, что все это увлекательное путешествие в Советскую Россию было целиком воображаемым или, в терминах самого Народного, ментальным. Нам известно, что Народный в 1927 году действительно был в Париже со своим патроном Робертом В. Ченлером, которого он очень хотел отвезти в Советский Союз, но тот в последний момент передумал ехать и якобы (опять же, со слов Народного) отправил туда своего приятеля-секретаря[54].

Вернемся к ностальгическому письму Народного к Горькому от 5 ноября 1928 года. После просьбы о содействии в организации путешествия в СССР Иван Иванович напоминает адресату о тех задушевных беседах, которые они вели в далеком 1906 году, и сообщает о том, что решил посвятить Алексею Максимовичу свои мемуары, написанные в манере «Дон Кихота»:

Я по прежнему занят темой, о коей говорил вам в доме 3 по Пятой авеню в давние дни. Я решил эту новеллу посвятит [sic!] Вам. Название «Моя святая Легенда». Написана она в стиле «Дон-Кихота» и охватывает всю мою жизнь, полную приключений как одно полное смысла целое. Три части: Мой сценарий, мое действо и мое обозрение. Я сам – являюсь в трех персонажах: драматурга, актера и критика. Желал бы поговорить с Вами и насчет этого труда.

О каком именно произведении идет речь в этом письме, мы не знаем (еще в 1909 году Народный выпустил сборник квазибиографических повестей, озаглавленный «Echoes of Myself: Romantic Studies of the Human Soul» [Narodny 1909] и отправленный им графу Льву Толстому; в 1912 году он напечатал в газетах фрагменты из своей автобиографии под названием «Drama of My Life»; в 1930-е годы пытался продать издателям свои мемуары, фигурировавшие под названиями «My New York Days and Nights», «The Playboy of a Magic Plane» и, наконец, «Don Quixotian Erlebnissen»). Из приведенных примеров ясно, что к себе самому Иван Иванович относился как к философу и «духовному» бродяге, а к своей жизни – как к загадочной авантюрной драме, сочинителем, участником и интерпретатором которой являлся он сам.

Встретиться с Горьким и поговорить о высших предметах ему уже не довелось. И в СССР он так и не побывал физически, хотя в 30–40-е годы несколько раз туда собирался и намекал, что был там инкогнито (то есть, надо полагать, неуловимо-мысленно). В 1933 году Народный сообщал первому послу США в СССР Джону Буллиту о том, что работает над начатой им пять лет назад книгой, составленной из писем к нему пятидесяти советских граждан, представляющих самые разные общественные слои и профессии. Эта книга, по его словам, должна будет раскрыть миру психическую сторону жизни советских людей, стать откровением о «советской социальной душе» («Soviet social soul»).

1938–1948: «И часа ждут колокола в Кремле...»

Во второй половине 1930-х годов Народный возвращается к политической (точнее, политико-пропагандистской) деятельности. Мир, пишет он одному из своих корреспондентов, вновь оказался накануне великой войны и грандиозной революции[55]. И вновь в центре катастрофических событий будет находиться Россия и тайная группа ее освободителей во главе с самим Народным. Последним необходимы новые эффективные средства для психологической и телепатической борьбы с врагами свободы (этими средствами он называет радио, кино и журналистику).

В эти годы Народный становится активным антикоммунистом и антисталинистом. Личным стимулом к его «борьбе» с советским режимом послужило раскулачивание его родственников в СССР (реальное или воображаемое)[56], а затем – захват Эстонии Красной армией. В своих статьях и письмах Народный представляет себя, свою теорию психической революции, как альтернативу Сталину и Ленину. Еще в статье 1928 года, описывавшей его воображаемый ночной визит в Кремль, Народный приводил слова таинственной Марии Михайловны (кажется, ее прототипом в его сознании была А.М. Коллонтай) о том, что советские руководители не признают метафизические факторы жизни и живут под механической властью «франкенштейнообразного чудовища в этом Кремле» (a Frankenstein-like monster in this Kremlin) и не знают, как он него избавиться. Но как только тайная мистическая оппозиция сумеет избавиться от него, страна совершит великие дела.

Главная ошибка Ленина, пишет Народный Теодору Драйзеру в 1932 году, заключалась в панэкономизме и игнорировании психической стороны общественной жизни, что было главной темой размышлений Ивана Ивановича со времени Таммерфорсской партийной конференции. В настоящее время, пишет Народный, «я работаю над документом, который собираюсь напечатать позднее, в котором я раскрою неизвестные фазы российских потрясений». Он просит Драйзера найти часок-другой поговорить с ним о «секретах массового гипноза и той штуке, которую мы называем судьбою»[57]. Об организации гипнотической борьбы с тиранией и психического противодействия «пятой колонне» советских пропагандистов в Америке Народный говорит в многочисленных письмах к Буллиту. В одном из них он предлагает организовать выпуск антисталинского журнала под названием... «Russia Today» (см.: Bullitt…).

В контексте этой святой борьбы он вновь вспоминает о стихах Маркхэма, призывавших Россию к восстанию. В 1939 году Народный публикует удивительную по своему содержанию статью о смерти Горького, озаглавленную «Ода Маркхэма странным образом связана со смертью Горького и его помощника во время сталинской чистки»[58]. «Средневековая инквизиция, пытки татарских ханов и опричники или живодеры Ивана Грозного не идут ни в какое сравнение с тем, что творится в казематах советского ОГПУ, в лагерях и расстрельных подвалах СССР». В результате «долгого и тщательного расследования» Народный установил, что Максим Горький был отравлен доктором Левиным по приказу Сталина, возненавидевшего его за защиту Рыкова и Бухарина[59]. Секретарь Горького Крючков, с которым Народный познакомился в 1906 году в Америке (факт, явно вымышленный), заподозрил неладное и имел неосторожность поделиться своими подозрениями с друзьями. К нему тут же нагрянуло ОГПУ. Один из агентов обнаружил в спальне Крючкова повешенное в рамке стихотворение Маркхэма «Russia, Arise!», Владевший английским языком сыщик прочитал начало этого стихотворения:

Rise, Russia, to the great hour rise:
The dead are looking from the skies.
And God's hand, terrible with light,
Upreaching from the Arctic night.
This is the hour; awake, arise!
A whisper on the Volga flies;
A wild hope on the Baltic leaps;
A rapture over the Neva sweeps... –

и пришел в ужас: «Боже правый! Да ведь это же открытый революционный гимн против нашего Великого Сталина! Ты арестован! На выход!»

Крючков попытался объяснить, что эти стихи были написаны в 1906 году во время визита Горького в США и посвящены Ивану Народному за его революционную деятельность против царя, но ему не дали оправдаться, сбили с ног и бросили в темницу. На процессе стихи Маркхэма были использованы гэпэушниками в качестве доказательства революционной деятельности Крючкова против Сталина Великого, и несчастного расстреляли как врага народа. А затем расстреляли доктора Левина и Ягоду.

Но это еще не конец российской одиссеи оды Маркхэма в сознании Ивана Народного. По его словам, спустя несколько месяцев после казни Крючкова Лидия Лядова, хорошо известная концертная исполнительница русских песен (очередной фантом Ивана Ивановича), позвонила в местный суд и попросила предоставить ей автограф стихотворения Маркхэма. Она рассказала, что знаменитый русский композитор Римский-Корсаков (с которым Народный, если, конечно, ему верить, был в свое время хорошо знаком и даже сотрудничал [Stevenson 1990: 117–131], The Pacific Coast Musician. 1936. Vol. 25. P. 8) незадолго до смерти написал прекрасную песню на эти слова и посвятил ей. Районный адвокат передал Лядовой это стихотворение, и она спела песню в его кабинете, причем с такой силой, что все были тронуты до слез. Потом она забрала автограф стихотворения и отнесла его как священную реликвию в одну из превращенных в музей московских церквей, где она, по имеющимся у Народного сведениям, висит до сих пор, подобно святой иконе. Увы, судьба (по Народному) не пощадила и эту выдающуюся певицу. В статье, напечатанной в конце 1939 года, Народный рассказывает со слов спасшегося из Соловецких лагерей священника Антония Свердлова (sic!) о том, что Лидия Лядова была арестована, ее жестоко пытали в Москве, а затем оправили в СЛОН[60]. (Попутно заметим, что важнейшей особенностью мистификаторской деятельности Народного является то, что его фантазии возникали не по отдельности, а гроздьями: одна порождала другую и третью, иногда с интервалом в годы; они дополняли, «поддерживали» и «усовершенствовали» друг друга и складывались в единый прихотливый сюжет, представлявший его мифологизированное видение своей роли в современной истории).

Англоязычная ода Маркхэма в вооображении Народного становится священным текстом или образом, символизирующим теперь его ментальную борьбу со сталинизмом. Замечательно, что в 1938 году он пишет «письмо» товарищу Сталину, в котором требует от имени миллионов противников тирана, чтобы последний отказался от террора. Приведем этот странный документ, хранящийся в архиве Vance Family Papers (Bowling Green State University), полностью (заметим, что имя Маркхэма упоминается в нем наряду с именами других великих американских друзей русской свободы):

Уважаемый господин [Сталин]!

Тридцать два года назад я прибыл в Америку в качестве делегата российских революционных организаций, чтобы выпустить Декларацию Соединенных Штатов России и начать кампанию за свободу и счастье русского народа.

Меня поддержали в настоящей миссии президент Теодор Рузвельт, Марк Твен, Джон Бигелоу, Уильям Д. Хауэллс, Эдвин Маркхэм, – словом, все выдающиеся американские общественные деятели и писатели того времени.

Я начал свою кампанию в этой стране, раскрыв читателям величие русской музыки, балета, искусства и литературы и показав в американской прессе недостатки изноcившегося монархического правления еще до того, как власть царя была свергнута, а русский (sic!) стал республикой.

Я побывал в советских республиках, наблюдал господствующие условия жизни во всех регионах СССР и везде обнаружил страдания, страх, безрассудную бюрократию, гонения, шпионов, исправительные колонии, изгнанных индивидуалистов и промышленных фермеров, живущих без всяких признаков свободы или цивилизованного правосудия. Фактически я нашел везде ужас, какой был во времена Ивана Грозного. Я нашел свою родную страну под господствующим пролетарским правлением, гораздо более невыносимым, нежели власть царей, и достигшим сейчас апогея ужасающего кошмара.

Я прошу вас от имени возмущенных и страдающих миллионов, чтобы вы прекратили продолжающийся террор, аресты и казни; в противном случае сочувственники страдающих людей предпримут некоторые активные шаги с неизвестными результатами, сулящими новые мучения и ужасы.

Надеюсь, что вы серьезно отнесетесь к этому общественному запросу.

С уважением,

Иван Народный,

Автор «Декларации независимости Соединенных Штатов России»[61].

О реакции Иосифа Виссарионовича на это написанное по-английски вежливое, но твердое послание Народного нам ничего неизвестно[62].

Кроме сталинизма, духовными врагами Народного становятся в те годы немецкий фашизм и японский милитаризм. Большая часть его статей этого времени, опубликованных в воскресных номерах газет Херста, посвящена психической (телепатической) войне с диктаторскими режимами Германии и СССР, заключившими людоедский союз, решивший судьбу дорогой для Народного-Сибуля Эстонии. В хранящемся в йельском архиве Буллита открытом письме к вождю нацистских легионов Адольфу Гитлеру от имени лиги Гражданской Обороны Всех Наций вечный защитник свободы Народный требует от тирана отказаться от своих «вандалистских действий и сдаться на милость нашей организованной Международной Полицейской Бригаде (International Police Brigade), чтобы быть судимым судом народов; в противном же случае жестокие средства будут использованы для того, чтобы стереть Вас вместе с Вашей шайкой как опасных зачумленных зверей» (см.: Bullitt…). Это письмо, якобы посланное Гитлеру из Киева, подписали Иван Народный из Нью-Йорка, доктор П. Павлов из Москвы, доктор Ф. Шлиманн из Швейцарии и монгольская (джунгарская) принцесса Тани Ханум из рода Пресвитера Иоанна, жившего во времена Кубла Хана[63](заметим, что эти подписанты, наряду с несколькими другими вымышленными и реальными персонажами, вроде археолога священника-аристократа отца Феодосия, доктора-археолога Лао Чина, писателя и вероучителя Льва Толстого, психиатра Владимира Чижа, балерины Анны Павловой, советского политика Александры Коллонтай и композитора Глиера, играют роль духовных посредников-«махатм» в воображении и творчестве с юности увлеченного теософией Ивана Народного).

В январе 1940 года Народный объявил через газеты, что СССР находится на грани военной революции, которая навсегда сметет кремлевский режим и объявит о создании демократических Соединенных Штатов России. Восстание, утверждал он, готовит тайная антисталинская революционная организация, штабы которой расположены в Финляндии, Норвегии, Швеции, Эстонии, Латвии, а также внутри самой России. Ключевую роль в организации играют офицеры, возмущенные уничтожением Тухачевского и адмирала Орлова, разочаровавшиеся в пакте Сталина–Гитлера, а также бежавшие от сталинских чисток дипломаты и тысячи эмигрантов, симпатизирующих российской демократии. Участники заговора считают, что советско-финская война предоставляет уникальную возможность объединить антисоветские и антикоммунистические силы в одно освободительное движение. Как только Кремль падет, заявлял Народный, президенты Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии создадут Совет Четырех для руководства Соединенными Штатами России из 12 республик (совет просуществует до общенациональных выборов). Народный, со ссылкой на своих единомышленников, предал огласке основные пункты революционного плана. 1. Пленные красноармейцы в Финляндии формируют особый революционный дивизион и с помощью восставших советских солдат и офицеров атакуют и захватывают Ленинград и Кронштадт. 2. Одновременно тайные ячейки в этих городах восстают и присоединяются к основным силам революции. 3. Одновременно революционеры начинают пускать под откос поезда между Ленинградом и Москвой, взрывать дороги, перерезать кабели и всячески препятствовать коммуникациям между двумя городами. 4. В это же время тайные агенты революции захватывают радиостанции и редакции газет в городах «от волжских до украинских степей», начинают передавать населению вести об освобождении и зачитывать стихи Маркхэма.

Восстания весной 1940 года не вышло, но Народный продолжал готовить свою воображаемую революцию. Для успеха последней ему нужны были деньги (с середины 30-х годов его финансовое положение было катастрофическим). 12 апреля 1941 года он пишет бывшему американскому послу в СССР Буллиту:

У меня готовы все планы, как свергнуть Гитлера и Сталина этим летом, если только Вы мне окажете немного помощи. Я старый авторитет в области таких шагов и знаю разные пути. Я прилагаю к этому письму краткое изложение моих дальнейших планов. Наше правительство тратит миллионы на войну, в то время как все, что нужно, это лишь небольшая сумма денег при применении подходящих революционных методов. Пожалуйста, помогите мне немедленно! Это важно. Напишите мне записку и я отправлю Вам более подробное описание своих планов. Мадам Колонтай (sic!) готова помочь мне со Сталиным, а доктор Шлиманн доберется до Гитлера. Свяжитесь со мной[64].

Через несколько дней он напоминает Буллиту о своем запросе:

Я написал Вам пару писем, прося об оказании влияния на нашего Президента, чтобы тот использовал подходящую пропаганду против Гитлера, Сталина и Муссолини, вместо всех этих трат на оружие, которые являются глупым делом. Я знаю игру пропаганды из своего прежнего опыта, и я писал в воскресные газеты Херста о нацистско-коммунистических службах у нас... Я прошу Вас начать энергичную пропаганду против этих гангстеров из Старого Света, вызвать революцию и просто убить этих гангстеров, вместо того чтобы позволить им командовать армиями и убивать миллионы. Мои старые друзья в СССР помогут мне уничтожить сталинскую банду через несколько месяцев, если я получу помощь, и то же самое можно будет сделать с нацистской бандой. ...Я напишу письмо президенту, как моему старому другу ...если я не услышу от Вас. На самом деле, я даже готов выступить с публичным заявлением о халатной бездеятельности нашего правительства, если мне не дадут возможности донести свою позицию [до администрации] в течение следующей недели. Время – это все! Именно сейчас требуется немедленное действие[65].

Окончательной целью крестового похода в защиту демократии Народный объявляет установление «космократических» Соединенных Штатов России (USR) после Второй мировой войны.

1948–1953: «Так волю свою народ возвестил...»

С самого начала холодной войны старый русский «революционист» предпринимает последнюю в жизни «психическую кампанию» в защиту свободы своей давно оставленной страны. В письмах и публикациях этого времени он предсказывает восстание против тирана «не только с помощью милитаристских средств, но и путем морального действия объединенных народов против диктаторского террора Сталина и его банды». Он заявляет, что находится в переписке с десятками противников Сталина, что его тайные агенты уже готовы арестовать тирана и членов Политбюро как бандитов, и наконец – триумф его деятельности – провозглашает скорое создание Соединенных Штатов России. Он также печатает обвинительный приговор Сталину, подобный приговору Николаю II, опубликованному им в 1908 году. Он пишет: «Если Сталин и его банда будут схвачены и отправлены в Сибирь, как свергнутый царь, все расстроенное общественно-политическое состояние государства немедленно вернется к нормальной жизни, и нынешние миллиардные военные расходы больше не понадобятся»[66].

Антисталинский манифест Народного, по его словам, передают по «Голосу Америки» и теперь «миллионы» листовок и брошюр, включая Российскую декларацию независимости, распространяются по ту сторону железного занавеса (см.: Bullitt…, письмо от 27 апреля 1951 года). Можно сказать, что эти мифические листовки Народного, переписываемые и распространяемые отважными оппозионерами, представляют собой трансформацию темы революционных стихов Маркхэма, переданных им в Россию и подготовивших восстания 1906 и 1917 годов. Народный теперь уже не просто посредник (вдохновитель и переводчик) между американской и русской нациями. Он уже творец истории. И его миссия близка к своему завершению.

Активизация старого и давно забытого русского революционера в конце 40-х годов была замечена американской прессой. О нем писали «New York Times» и «Hartford Courant». Наконец, в одном из социалистических журналов, «Masses & Mainstream», была напечатана карикатура на 79-летнего старца Народного, вновь задумавшего освободить Россию и вытащившего на свет божий исторический хлам (карикатура представляет собой комическую экстериоризацию политического воображения оставшегося в прошлом революционера).

Ил. 8. Хлам в голове Народного. Masses & Mainstream, 1949. Vol. 2. № 7. July. Р. 33

Незадолго до смерти Народный вновь возвращается к удивительной истории русской оды Маркхэма (последний умер в марте 1940 года). В письме к редактору «Hartford Courant» от 12 июля 1948 года он опять рассказывает о провиденциальном обеде, данном им в честь Горького в апреле 1906 года, и приводит новые подробности происхождения знаменитого стихотворения. Разговор за столом, оказывается, шел в основном (mostly) о «Декларации российской независимости», которую Народный собирался опубликовать. Он прочитал гостям несколько фрагментов из этого манифеста, и вдохновленный Маркхэм поднял руку и сказал: «Я напишу на основании этого стихи “Russia, Arise!”». Поэт пересел за пустой столик и начал сочинять стихи, пока остальные участники обеда разговаривали (темой беседы были их псевдонимы – Горький, Марк Твен и Народный; все эти знаменитые люди в свое время отказались «к чертям собачьим» от наследственных имен и создали себе новые имена и творческие личности). Наконец вернулся Маркхэм с началом оды, которое он и прочитал вслух по «этому фантастическому случаю». Маркхэм обещал закончить эти стихи позже и посвятить их Народному. Марк Твен, в свою очередь, попросил Народного прочесть еще что-нибудь из его «Декларации независимости России», что тот и сделал. Они пожали друг другу руки и провели вечер в живой беседе о необходимости русско-американского социального альянса. Увы, заключает Народный, много лет спустя за эти стихи Маркхэма был казнен, по приказу Сталина, секретарь Горького Крючков[67]. По мнению Народного, пробил час, когда Россия опять должна восстать. Тени жертв тирании призывают миллионы к революции, как поется в старом священном гимне Маркхэма, посвященном Народному, переведенном последним на русский язык и вдохновившем Римского-Корсакова на создание песни, которую исполнила выдающаяся русская певица перед преступными советскими функционерами.

Совершенно очевидно, что рассмотренная нами мистификация русского эмигранта-мегаломаньяка является частью его собственного жизнетворческого проекта, укорененного в сказочно-народной [Narodny 1909: 82; 1919: 141; 1926: 65] и революционно-подпольной [Могильнер 1999] мифологиях. Она удачно аккумулирует идеологические и эмоциональные стереотипы в восприятии России и русской революции в американском обществе на протяжении первой половины XX века (миссионерские циклы вербальных «освободительных походов» на Россию, рассмотренные в: [Foglesong 2007: 34–128]), а также раскрывает характерный для американской политической и газетной культуры первой половины XX века механизм фабрикации и бытования экзотических сенсаций и иллюзий: [Mott 1962: 539]. Ее также можно назвать пародией на спекулятивный институт русско- и советологической экспертизы. В целом же эта «безумная» политическая утопия вполне адекватно отражает неадекватное состояние общества и мира, окружавших русско-американского Дон Кихота перманентного воображения, духовного босяка и скитальца.

Свои последние публикации Народный подписывает «Автор декларации о независимости России» или «Представитель Российского вольнолюбивого народа» (Representative of the Russian Liberty-Loving People) из штата Коннектикут («старый волшебник из Лихтсвиля», как его называли в то время, призывал в конце жизни превратить Коннектикут «в колыбель новой цивилизации»[68]). Он сообщает о том, что получил публичное воззвание от имени российских интеллектуалов, которое он, как духовный лидер движения, должен лично передать американскому президенту. Однако его многочисленные предложения и запросы о финансировании были отвергнуты Трумэном, и США пришлось затратить миллиарды на борьбу с СССР в период холодной войны. А доведи Буллит слова Народного в свое время до руководства администрации, то, как говорил по схожему поводу ценитель народного сознания Н.С. Лесков, «на войне с неприятелем совсем бы другой оборот был» [Лесков 1958: 58].

Народный умер 29 сентября 1953 года, пережив на полгода Иосифа Сталина. Некролог, посвященный беспокойному русскому «революционисту», был опубликован в «New York Times»:

Иван Народный, приехавший сюда из России в 1906 году и провозгласивший два года спустя «Соединенные Штаты России» в качестве Главного исполнительного директора «Комитета российской республиканской администрации», умер вчера после продолжительной болезни в своем доме в Шэроне в штате Коннектикут в возрасте 83 лет. Хотя он и был вместе со Сталиным делегатом Выборгской конференции партии большевиков в Финляндии в 1905 году и говорил о себе как о проповеднике большевизма в 1904-м, одном из организаторов кронштадтского мятежа в 1905-м и соратнике Ленина в том же году, г-н Народный в последующие годы вступил в конфликт с коммунизмом и боролся с ним в своих выступлениях и произведениях. В 1939 и 1940 годы он печатал под своим именем длинные статьи на разные международные темы для газет Херста. Он был автором «Искусства музыки» («The History of Music») и «Эха меня самого» («Echoes of Myself») и помогал перевести с русского на английский «Тайную любовную историю Джона Пола Джонса». После его смерти остались жена Мария Милер Народный, бывшая концертной певицей-сопрано в царской России, и сын Лео (New York Times. 1953. September 30).

Добавим, что оба его сына, оставленные им при бегстве в Америку в 1906 году (как мы помним, он говорил, что они были заколоты казаками), были убиты агентами НКВД как «лесные братья» в 1944–1945 годы[69]. Его первая – брошенная – жена дожила до 1960-х годов.

Народный-герой. Заключение

Набоковед Юрий Левинг, любезно согласившийся прочесть черновой вариант этой статьи, остроумно заметил, что в постсоветской России подобных «городских сумасшедших», засыпавших журналы и ведомства разными грандиозными проектами и внимательно следившими за их «исполнением», «было пруд пруди». В свою очередь, историк Б.И. Колоницкий указал на то, что похожие на Народного уроженцы Российской империи направляли самые фантастические прожекты с просьбами о хотя бы минимальной материальной поддержке в германский МИД во время Первой мировой войны. Действительно, у нашего соотечественника и героя довольно много родственников (вполне можно говорить о «типе Народного» как народном типе, выходящем на историческую поверхность в кризисные эпохи). Есть у него и вполне солидная родословная, привлекавшая к себе внимания серьезных историков русской культуры: политические фантасты-авантюристы эпохи Просвещения, хронические врали, махинаторы, утописты и фальсификаторы XIX и XX веков (см.: [Лотман 1975; Строев 1998; Lipovetsky 2011; Федюкин 2018]).

Между тем внимание отечественных исследователей обычно привлекают более или менее известные исторические личности («барон» Сент-Илер, граф Калиостро, Гоголь, Свиньин, Блаватская, Жириновский) или литературные герои (Хлестаков, Чичиков, Поприщин, генерал Иволгин, Хулио Хуренито, Остап Бендер). Мне кажется, что в поисках культурного содержания феномена «безумного» прожектера и мистификатора имеет смысл (а) спуститься вниз, так сказать, к «кольчецам и усоногим», то есть к собственно «городским сумасшедшим», и со всей научной серьезностью отнестись к их деятельности; (b) рассмотреть фантастические или, используя выражение Тынянова, «мнимые», проекты и фальсификации «низовых» авторов как творческие акты и практики, укорененные в данном историко-культурном контексте и институтах (религиозная община, политический кружок, охранное ведомство) и связанные с проблемами идентичности и самозванчества; и (с) исследовать, как работают и что означают различные модели вранья [Лотман 1975; Martinsen 2003] и бесконтрольного прожектерства [Ginzburg 2013] в разных национально-исторических традициях и контекстах.

Фигура Ивана Народного при всей своей колоритности и фееричности действительно узнаваема. Между тем показательно, что коллеги, познакомившиеся с первоначальной версией моей работы, «узнали» в нем разные лица: моя аспирантка, например, сравнила его с благородным безумцем Джошуа, императором Сан-Франциско времен американской Гражданской войны; один коллега – с Николаем Рерихом и Гурджиевым, другой – с «неприкаянным Мавроди»; многие – с бароном Мюнхгаузеном и Дональдом Трампом.

Секрет этого героя, я полагаю, заключается в том, что у него просто не было никакого определенного содержания («идентичности»), кроме удивительной способности принимать самые гипертрофированные, карнавальные и абсолютно несовместимые формы «русскости», которые требовали его материальные и репутационные интересы в разных жизненных ситуациях. Эту особенность Народного замечательно точно выразил на языке живописи футурист Давид Бурлюк, создавший «кинетический» (точнее, «радиоволновый») портрет «личин» (selves) своего друга:

Ил. 9. Давид Бурлюк, Ivan Narodny and His Selves (1925). Pilgrims Almanach, 1925

Фантастическую способность Народного представлять одновременно и выпукло широчайший (и постоянно расширяющийся) диапазон стереотипных в американском восприятии черт русского человека ценили в нем и его американские друзья. «Поцелуй его! Выпей с ним! – представлял король нью-йоркской богемы художник Боб Ченлер Народного герцогу Уэльскому, посетившему в 20-е годы одну из вечеринок в знаменитом «Доме фантазии». – Знакомтесь, принц, – это принц Иван Иван, один из моих мушкетеров – добрый русский нигилист, черт его побери! – друг Ленина, Римского-Корсакова, Марка Твена, Теодора Рузвельта и Эммы Голдман. Поцелуй его, принц!» [DeCasseres 1934: 53]. На эту же удивительную черту обращали внимание и недоброжелатели Ивана Ивановича. «Народный, – писал о нем веселый журналист, скрывшийся под псевдонимом Мефисто, – тот самый, что печатает во всех газетах внутреннюю и внешнюю информацию о России, – это чудо! Он всегда вызывает мое восхищение... Я бы уж точно не удивился, если бы услышал, что большевики запекли его в пирожки с мясом или император Вильгельм сделал его королем Польши. Он, конечно же, дает пищу для увеселения народов [He certainly adds to the gaiety of nations]!»[70]

С историко-культурной точки зрения основной парадокс Ивана Народного, определяющий его герменевтическую ценность, заключается в том, что он является не столько русским, сколько американским «народным героем» – своего рода Иванушкой-дурачком Соединенных Штатов Америки. В самом деле, если Хлестаков (или генерал Иволгин, или Завалишин, или Мавроди) заполняют своими фантазиями реальные лакуны и несостыковки внутри российского государственно-бюрократическо-экономического механизма, то русско-американский журналист-«революционист» Ivan Narodny, выделяющийся даже на фоне самых знаменитых и самых навязчивых вралей, жуликов и прожектеров своей безудержной, богатой, неутомимой и, как мы уже говорили, разносторонней фантазией, оказывается продуктом американской – политической, газетной, экономической, «богемной», оккультной – культуры, «свидетельствующим» об индивидуальных особенностях и «системных сбоях» последней. Непосредственным социальным фоном Народного являются наводнившие Америку начала XX века самозванцы и махинаторы разных толков (польские графы, восточные гуру, гастролирующие мистики, великие реформаторы и проч. и проч.), а литературными прообразами – колоритные пикарескные герои его любимых американских писателей Марка Твена и О. Генри.

Наконец, реконструированная в этой статье затяжная политическая фантазия (историко-культурная «физалида» [мыльный пузырь]) Народного выражает не только его психические особенности и естественное для сотрудника «желтой прессы» стремление заработать на сенсационных (часто вымышленных) «новостях». Легенда о провиденциальных стихах Маркхэма, якобы положенных на музыку самим Римским-Корсаковым, «разыгрывает» стройную концепцию «альтернативной» (здесь – сказочной, мифологической) истории, созданную «таблоидным» модернистом-визионером в эпоху глобальных политических катаклизмов, – утопическую мечту о Соединенных Штатах России, находящуюся в центре фантомного жизнетворчества «идеального» русского революционера в Америке[71]. В свою очередь, эта «история мечты» иконически отображает траекторию изменений в представлениях американского общества о России в 1900–1940-е годы, которым Народный всегда стремился соответствовать[72].

Можно сказать, что стихотворение Эдвина Маркхэма в интерпретациях Народного становится мифопоэтическим обобщением описанной Д. Фогльсонгом миссии Америки по отношению к России, вечно страдающей под тираническим гнетом[73]. Действительно, замечательной особенностью бытования этого стихотворения в воображении Народного является его «сказочная» внеисторичность – риторическая перемена его исторической «аппликации» во времени (революции Горького, Керенского и Народного) при неизменном сохранении перформативной функции (призыв к восстанию против тираний Николая I, Ленина и Сталина во имя ценностей Джефферсона и Линкольна). Стихотворение выступает здесь одновременно как англоязычный (американский) субститут гречаниновского «Гимна свободной России», написанного на стихи Константина Бальмонта[74], и воображаемый аналог русской «Марсельезы», «Интернационала» или «Оды к Радости», созданный одновременно о и для России представителем более прогрессивной (демократической) цивилизации. В конечном счете перед нами многосерийная американская «мыльная опера» о России, храброславленный герой которой – главный (хотя и самозваный) посредник между двумя великими нациями – постоянно является на сцену в разные исторические периоды, размахивая – на безопасном расстоянии от бушующих страстей – бумажным (газетным) мечом.

Если бы Иван Иванович Народный дожил до наших дней, то он, вне всякого сомнения, рассказал бы американским читателям или зрителям об очередном этапе в истории посвященных ему вечных стихов Маркхэма, воспламеняющих теперь новых отважных борцов за демократические Соединенные Штаты России:

И часа ждут колокола в Кремле,
Чтобы весть разнести по всей земле;
Так волю свою народ возвестил
При Марафоне и Банкер-Хилл!

Библиография / References

[Александров 2002] – Александров В.А. Переписка с Л.Н. Толстым Ивана Народного // Толстой и о Толстом. Материалы и исследования. Вып. 2. М.: Наследие, 2002.

(Aleksandrov V.A. Perepiska s L.N. Tolstym Ivana Narodnogo // Tolstoy i o Tolstom. Materialy i issledovaniya. Issue 2. Moscow, 2002.)

[Виницкий 2018] – Виницкий И. Товарищ Матильда. Пасторально-политический балет // Colta. 15 мая 2017 года (https://www.colta.ru/articles/specials/14802?page=2 (доступ: 26.11.2018)).

(Vinitskiy I. Tovarishch Matil’da. Pastoral’no-politicheskiy balet // Colta. May 15. 2017 (https://www.colta.ru/articles/specials/14802?page=2 (accessed: 26.11.2018)).)

[Гайдук 1918] – Гайдук М.И. «Утюг»: материалы и факты о заготовительной деятельности русских военных (sic!) комиссии в Америке. Нью-Йорк, 1918.

(Gaiduk M.I. «Utiug”: materially i fakty o zagotovitel’noy deyatel’nosti russkikh voyennykh (sic!) komissii v Amerike. New York, 1918.)

[Горький 1960] – Переписка А.М. Горького с зарубежными литераторами. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1960.

(Perepiska A.M. Gor’kogo s zarubezhnymi literatorami. Moscow, 1960.)

[Горький 2001] – Вокруг смерти Горького. Документы. Факты. Версии. М.: Наследие, 2001.

(Vokrug smerti Gor’kogo. Dokumenty, fakty, versii. Moscow, 2001.)

[Горький 1999–2013] – Горький М. Полное собрание сочинений: В 24 т. Т. 5. Письма: 1905–1906. М.: Наука, 1999.

(Gor’kiy M. Polnoe sobranie sochinenij: In 24 vols. Vol. V. Pis’ma. 1905–1906. Moscow, 1999.)

[Канн 1979] – Канн П.Я. Нарва – страницы истории города. Таллин: Ээсти раамат, 1979.

(Kann P.Ya. Narva – stranitsy istorii goroda. Tallin, 1979.)

[Китвель 2017] – Китвель Т. Яан Сибуль / Я. Талуне / Иван Народный. Очерк // Новые облака. 2017. № 1–2. С. 77–78. Таллинн. Первоисточник: Vikerkaar 6/2017. Перевел с эстонского П.И. Филимонов.

(Kitvel’, T. Ian Sibul’ / Ia. Talune / Ivan Narodnyi. Ocherk // Novye oblaka. 2017. № 1–2. P. 77–78). Tallinn. (source: Vikerkaar 6/2017). Translated by P. Filimonov.)

[Кузовкина 2014] – Могут ли тексты лгать? К проблеме работы с недостоверными источниками / Ред. Т.Д. Кузовкина. Таллинн: ТЛУ, 2014.

(Mogut li teksty lgat’?: k probleme raboty s nedostovernymi istochnikami / Ed. by T. Kuzovkina. Tallinn: Tallinn University Press, 2014.)

[Кэрролл 1982] – Кэрролл Л. Приключения Алисы в Стране чудес. Сквозь зеркало и что там увидела Алиса, или, Алиса в зазеркалье. М.: Правда, 1982.

(Carroll L. Alice’s Adventures in Wonderland. Moscow, 1982. – In Russ.)

[Лесков 1958] – Лесков Н.С. Собрание сочинений. Т. 7. М.: Госиздат, 1958.

(Leskov N.S. Sobranie sochinenii. Vol. 7. Moscow, 1958.)

[Лотман 1975] – Лотман Ю.М. О Хлестакове // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 369. Тарту, 1975. С. 19–53.

(Lotman Yu.M. O Khlestakove // Uchenye zapiski tartuskogo gosudarstvennogo universiteta. Issue 369. Tartu, 1975.)

[Лотман 1979] – Лотман Ю.М. К проблеме работы с недостоверными источниками // Временник Пушкинской комиссии: 1975 / Ред. М.П. Алексеев. Л.: Наука, 1979. С. 93–98.

(Lotman Yu.M. K probleme raboty s nedostovernimi istochnikami // Vremennik Pushkinskoy komissii. Issue 13. Leningrad, 1979. P. 93–98.)

[Могильнер 1999] – Могильнер М. Мифология «подпольного человека»: радикальный микрокосм в России начала XX века. М.: НЛО, 1999.

(Mogil'ner M. Mifologiia «podpol'nogo cheloveka»: radikal'nyi mikrokosm v Rossii nachala XX veka. Moscow, 1999.)

[Нечипорук 2018] – Нечипорук Д. Во имя нигилизма. Американское общество друзей русской свободы и русская революционная эмиграция (1890–1930). СПб.: Нестор-История, 2018.

(Nechiporuk D. Vo imya nigilizma. Amerikanskoye obshchestvo druzey russkoy svobody i russkaya revolyutsionnaya emigratsiya (1890–1930). Saint Petersburg, 2018.)

[Перельман 2013] – Перельман Я.И. Что? Зачем? Почему? Занимательная физика, механика, астрономия, математика, природа. М.: Аст, 2013.

(Perel’man Ya.I. Chto? Zachem? Pochemu? Zanimatelnaia fizika, Mekhanika, astromomiya, matematika, priroda. Moscow, 2013.)

[Революция 1905–1907] – Революция 1905–1907 годов в Эстонии: Сборник документов и материалов. Таллин: Эстонское государственное издательство, 1953.

(Revolutisiia 1905–1907 gg. v Estonii: Sbornik dokumentov i materialov. Tallin, 1953.)

[Строев 1998] – Строев А. Те, кто поправляет фортуну. Авантюристы Просвещения. М.: Новое литературное обозрение, 1998.

(Stroev Al. «Te, kto popravlyaet fortunu». Avantyuristy Prosveshcheniya. Moscow, 1998).

[Труды 1930] – Труды первой Всесоюзной конференции историков-марксистов: 28/XII – 4/1, 1929. М.: Изд-во Коммунистической академии, 1930.

(Trudy pervoi Vsesoiuznoi konferentsii istorikov-marksistov: 28/XII, 1928–4/I, 1929. Moscow, 1930.)

[Тынянов 1977] – Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.

(Tynyanov Yu.N. Poetika. Istoriya literatury. Kino. Moscow, 1977.)

[Федюкин 2018] – Федюкин И. Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2018.

(Fedyukin I. Frantsuzskiy avantyurist pri dvore Petra I. Pis’ma i bumagi barona de Sent-Ilera. Moscow, 2018.)

[Abramson 2005] – Abramson J. Learning from Lying: Paradoxes of Literary Mystification. Newark: University of Delaware Press, 2005.

[Anschel 1974] – The American Image of Russia, 1775–1917 / Ed. by E. Anschel. New York: Frederick Ungar, 1974.

[Carroll 2013] – Carroll L. Jabberwocky and Other Poems. Mineola, N.Y.: Dover Publications, 2013.

[De Casseres 1934] – De Casseres B. The King of Party Throwers. Discursive and Anecdotal Study—Naming Names by the Dozen – of Robert Winthrop Chanler, Playboy // Esquire. April 1934.

[Drapala 2016] – Drapala L. Building the House of Fantasy // G. Wouters, A. Gollin (Eds.). Robert Winthrop Chanler: Discovering the Fantastic. Vizcaya Museum and Gardens: The Monacelli Press, LLC, 2016. P. 51–80.

[Foglesong 2007] – Foglesong D.S. The American Mission and the “Evil Empire”: The Crusade for a «Free Russia» since 1881. New York: Cambridge University Press, 2007.

[Ginzburg 2013] – Ginzburg C. The Cheese and the Worms: The Cosmos of a Sixteenth-Century Miller / Translated by John and Anne C. Tedeschi. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2013.

[Grafton 1990] – Grafton A. Forgers and Critics. Creativity and Duplicity in Western Scholarship. Princeton: Princeton University Press, 1990.

[Groom 2002] – Groom N. The Forger's Shadow: How Forgery Changed the Course of Literature. London: Picador, 2002.

[Kitvel 2017] – Kitvel T. Kolm nime – üks mees: lugu Verioralt pärit kirjanikust, kes Atlandi tagant Eesti vabariiki toetas. [Tallinn]: Külim, 2017.

[Lipovetsky 2011] – Lipovetsky M. Charms of Cynical Reason: The Transformations of the Trickster Trope in Soviet and Post-Soviet Culture. Boston: Academic Studies Press, 2011.

[Martinsen 2003] – Martinsen D.A. Surprised by Shame. Dostoevsky's Liars and Narrative Exposure. Columbus: Ohio State University Press, 2003.

[McFarland 2005] – McFarland G.W. Inside Greenwich Village: A New York City Neighborhood, 1898–1918. Boston: University of Massachusetts Press, 2005.

[Michels 2017] – Michels T. The Russian Revolution in New York, 1917–1919 // Journal of Contemporary History. 2017. Vol. 52. Issue 4. P. 959–979.

[Morell 1939] – Morell P. [Narodny I.] The Grand Bohemian // Hearst's International Combined with Cosmopolitan. 1939. Vol. 107.

[Mott 1962] – Mott F.L. American Journalism; a History, 1690–1960. New York: Macmillan, 1962.

[Narodny 1909] – Narodny I. Echoes of Myself: Romantic Studies of the Human Soul. New York: The Liberty publishing company, 1909.

[Narodny 1919] – Narodny I. The Soul of Esthonia // The Esthonian Review. 1991. Vol. 1.

[Narodny 1922] – Narodny I. The Art of Robert Winthrop Chanler. New York: William Helburn, 1922.

[Narodny 1925] – Narodny I. The Skygirl: a Mimodrama in Three Acts on a Star, Prologue & Epilogue on the Earth: Dramatic Episodes of a Life Fifty Thousand Years Ahead of Ours. London; New York: The Britons Pub. Co., [1925].

[Narodny 1926] – Narodny I. The Inner Meaning of Roerich’s Art // Roerich N; Grant F.R; Siegrist M. Grebenshchikov G.; Narodny I. Himalaya: A Monograph. New York: Brentano's, 1926. P. 65–73.

[Narodny 2001] – Narodny L. Early days in New York // The Uncommon Vision of Sergei Konenkov, 1874–1971: A Russian Sculptor and His Times. 1874–1971 / Ed. by M. T. Lampard, J.E. Bowlt, W.R. Salmond. New Brunswick: Rutgers University Press, 2001. P. 179–181.

[Narodny 2014] – Narodny P. Prison to Paradise. [S.I.]: Outskirts Press, 2014.

[Pravilova 2016] – Pravilova E. The Trouble with Authenticity: Forgery, Imitation, and the Politics of Value in Russia, 1890s–1910s (manuscript).

[Poole 1940] – Poole E. The Bridge; My Own Story. New York: The Macmillan Company, 1940.

[Poole 1944] – Poole E. Maxim Gorky in New York // Slavonic and East European Review. American series. 1944. Vol. 22. P. 77–83.

[Radnóti 1999] – Radnóti S. The Fake: Forgery and its Place in Art. Lanham, Md.; Oxford: Rowman & Littlefield Publishers, 1999.

[Ruthven 2001] – Ruthven K.K. Faking Literature. New York: Cambridge University Press, 2001.

[Schields 1952–1956] – Schields S.K. Edwin Markham: a bibliography. Vols. 1–2. N.Y.: Wagner College, [1952–1956].

[Scott 1906] – Scott L. «I am Nothing: Freedom is All». The Personal Story of the Russian Revolutionist, Narodny // American Illustrated Magazine. May 1906. Vol. 22. P. 63–74. With a photography by Alicce Boughton.

[Spence 2017] – Spence R. Wall Street and the Russian Revolution: 1905–1925. Walterville: Trine Day, 2017.

[Stevenson 1990] – Stevenson A.B. Rimski-Korsakov in the Eastern United States // Inter-American Music Review. 1990. Fall–Winter. № 11 (1). P. 117–135.

[Walling 1907] – Walling W.E. The Real Russian People // The Independent. 1907. Vol. 63. Sept. 26.

[Werner 1957] – Werner M.R. It Happened in New York. New York: Cowald-McCann, Inc., 1957.

[Williams 1980] – Williams R.C. Russian Art and American Money, 1900–1940. Cambridge: Harvard University Press, 1980.

[Yedlin 1999] – Yedlin T. Maxim Gorky: A Political Biography. Greenwood Publishing Group, 1999.