Eugenia Samostienko (Eugenia Suslova). From the Guest Editor

Поэзия, будучи специфической культурной практикой, сегодня (впрочем, как и всегда до этого) остро ставит вопрос о зонах, в которых функционирует язык, а также о том, как он транслирует смыслы. Это место не так однозначно. Сегодня поэзия оказывается в окружении различных теоретических подходов: теории медиа и софта, теории аффекта, нейрофилософии, STS, акторно-сетевой теории и других. Интегральные цифровые биосемиотические объекты (например, снимки МРТ) сообщают нечто о нас самих, делают тело насквозь значимым [Joyce 2008]. Поэзия занимает специфическое место между mind и brain и осуществляет свой вклад в решение трудной проблемы сознания, предлагая особый доступ к феноменологической реальности. Скорость связи и жажда новой — технологической — связности мира указывают на изменение режимов переживания и коммуникации, а значит, и изменение способов самоопределения субъекта и того, к кому он обращен.

Надстройка в виде кода, пронизывающего существование в мире и взаимодействие с другими, меняет модус поэтической речи, чутко реагирующей на информационные и технологические изменения. Речь не идет об использовании технологий в роли нового носителя, как это происходит в электронной литературе или медиаискусстве, иногда работающем с поэтическими текстами как материалом. Речь также не идет о литературе, ориентированной на соблюдение формальных принципов, как это происходит, например, в комбинаторной поэзии. Чтобы схватить новые эпистемологические и языковые диспозиции, следует посмотреть на техносоциальные отношения как на отношения, которые буквально изображаются в принципах развертывания текста, в его структуре. Верно и обратное: чтобы понять, почему современное стихотворение выглядит определенным образом, стоит обратиться к системе отношений между технологическим и когнитивным.

Норберт Винер в своей классической работе «Кибернетика и общество» пишет: «Прежние машины — в особенности это верно для ранних попыток сконструировать автоматы — действительно функционировали по принципу замкнутого часового механизма. Но современные автоматические машины, например управляемые ракеты, неконтактные взрыватели, автоматы для открывания дверей, управляющее оборудование на химических заводах и прочие составляющие нынешнего арсенала автоматических машин с военными или промышленными функциями, обладают органами чувств, то есть наделены рецепторами, которые принимают сообщение извне» [Винер 2019: 24].

Чем более разомкнута система (а современные технологии разомкнуты куда более, чем те, о которых писал Н. Винер), тем бóльшую роль начинает играть не технологический объект со своими внешне предъявляемыми функциями, а его внутренняя коммуникационная система. Он перестает восприниматься как гомогенный — и тем важнее становится обратная связь. Технический объект размещается в сложной сети нашего опыта и встает в специфическое отношение к языку.

Поэтому неслучайно, что сегодня в исследованиях поэзии технологическая метафора занимает существенное место. «Кибернетический» взгляд позволяет обновить проблематику 1960-х годов с привлечением работ современных теоретиков (Л. Паризи [Parisi 2016], Л. Сачмен [Сачмен 2019], С. Маласпина [Malaspina 2018] и др.). Александр Гэллоуэй пишет об интрафейсах, возникающих как особые организованные среды между интерфейсами [Galloway 2012: 40]. Это же определение применимо и к языку. Это сложное многослойное целое, и в каждом из слоев функционируют объекты различной структуры. Поэзия высветляет промежуточные зоны, работая с переходностью этих объектов, населяющих различные слои, и технологии, будучи, при всей своей материальности, флюидными и сложноуловимыми, включаются в этот смысловой обмен в качестве смутного структурного остатка.

Екатерина Захаркив, обращаясь к прагматике цифрового континуума и его семиотической связи с поэтическим текстом, показывает, что современные поэтические тексты невозможно описать с помощью классической триады адресант—сообщение—адресат, пришедшей из теории коммуникации. Атопичность и децентрализованная природа интернета, а также изменение канала связи приводят к глубокому сдвигу коммуникационного характера современной поэзии: на месте объекта теперь оказывается отношение, а вместо линейно данного смысла — сеть распределенных перцептивных микроданных, возникающих каждый раз заново в новом контексте. Поэзия больше не направлена на себя, не обладает автореференциальным характером, как это было ранее, а становится своего рода сквозным объектом, который, не имея фиксированной формы, может быть схвачен только в потоке отношений.

Анна Родионова вводит в рассмотрение поэзии проблематику шума и определяет его (вслед за С. Маласпиной, автором книги «Эпистемология шума» [Malaspina 2018]) как крайнюю форму неопределенности. На примере поэтической практики Ники Скандиаки автор статьи говорит о шуме как о факторе, меняющем внутреннюю смысловую структуру современного поэтического текста. Тенденция гомогенизации поэтического письма, жест стирания смысла через рассогласование означаемого и означающего выводит на первый план отношение «полезного сигнала» и «шума», где последний занимает место первого. Поэзия рассматривается как информационная практика, предлагающая особый опыт коммуникации, где неопределенность создает вариативность, а та, в свою очередь, позволяет трансформировать представление о выборе как базисе интерпретации.

Сабина Бусарева, вслед за Витгенштейном, ставившим вопрос о «нелингвистическом способе общения» и переизобретении знака [Wittgenstein 1967], рассматривает принципы семиозиса идеографической коммуникации, обращаясь к поэтическим текстам визуального характера. Новые формы символизации, одной из которых и является визуальная коммуникация в интернете, позволяют уловить тенденции изменений в естественном языке, где они присутствуют в распыленном виде. Автор показывает, что коммуникационные технологии на границе языка и компьютерных интерфейсов позволяют схватить только возникающие сегодня возможности чтения и письма. Новые типы визуальных и эпистемологических объектов в свернутом виде содержат в себе социальные, политические, культурные узоры и направляют развертывание поэтического высказывание, преломляя желание отдельного автора, подвергающего сомнению свои границы.

Ирина Миронова ставит вопрос о новых режимах «объективности», возникающей вместе с распространением цифровых технологий. Изменение границы видимого и невидимого (на экранах становится доступно то, что ранее всегда находилось в смутной зоне внутреннего опыта или было доступно только воображению) является местом действия политики: то, что мы видим на экранах МРТ, энцефалографа и других приборов, требует чтения и интерпретации. Автор статьи показывает на примере нейропоэзии, нейрооперы и работ из сферы медиаискусства, как визуализация нейроданных влияет на структурное изменение поэтического опыта и как не символизирумый ранее слой нашей активности трансформирует возможности языка.

В статье Евгении Самостиенко поэзия рассматривается в контексте цифровых инструментов и технологий, направленных на контроль невербальных слоев опыта. По мнению автора, одной из наиболее существенных особенностей поэзии можно считать изменение отношения между категориями состояния и знания. Пытаясь оцифровать внутренний опыт, технологии оказываются в очень сложном и близком отношении к поэзии, которая не только позволяет увидеть констелляции когнитивных функций на том или ином историческом срезе, но и обозначает возможную значимость периферийных когнитивных функций в будущем.

Библиография / References

[Винер 2019] — Винер Н. Кибернетика и общество / Пер. с англ. В. Желнинова. М.: АСТ, 2019.

(Wiener N. The Human Use of Human Beings: cybernetics and society. Moscow, 2019. — In Russ.)

[Сачмен 2019] — Сачмен Л. Реконфигурация отношений человек — машина: планы и ситуативные действия / Пер. с англ. А.С. Максимовой; под ред. А.М. Корбута. М.: Элементарные формы, 2019.

(Suchman L. Human-Machine Reconfigurations. Moscow, 2019. — In Russ.)

[Galloway 2012] — Galloway А. The Interface Effect. Cambridge; Malden, Massachusetts: Polity, 2012.

[Joyce 2008] — Joyce K.A. Magnetic Appeal: MRI and the Myth of Transparency. 1 ed. Ithaca, New York: Cornell University Press, 2008 (muse.jhu.edu/book/25037 (accessed: 19.05. 2020)).

[Malaspina 2018] — Malaspina C. An Epistemology of Noise. London: Bloomsbury, 2018.

[Parisi 2016] — Parisi L. Automated Thinking and the Limits of Reason // Cultural Studies. Critical Methodologies. 2016. Vol. 16(5). P. 471— 481.

[Wittgenstein 1967] — Wittgenstein L. Lectures and conversations on Aesthetics, Psychology and Religious Belief. Berkeley; Los Angeles: University of California Press, 1967.