Журнальный клуб Интелрос » НЛО » №117, 2012
Сам бы поохотничал сейчас... — вздохнул фельдшер и почесал лысину. — Но... но отпуск только в августе.
В. Шукшин. «Нечаянный выстрел»
12 января 1978 года Григорий Васильевич Романов (1923—2008), всесильный первый секретарь Ленинградского областного комитета партии с 1970 года[2], отправил Борису Ивановичу Аристову, тогдашнему первому секретарю Ленинградского городского комитета партии, записку. На клочке обычной бумаги, без заголовка, Романов распекал нерадивых подчиненных:
Б.И. Аристову.
Факт возмутительный. Кто дал право т. Шевелеву Э.А. (подчеркнуто два раза. — К.К.) нарушать порядок, подготовленный обкомом КПСС о приемке фильмов и других произведений искусства? Где были секретари ГК КПСС? Доложите о принятых мерах Обкому Партии. Г. Романов. 12.01.78 год[3].
Это редкий образец сколько-нибудь развернутого текста, вышедшего из-под пера Романова; в архивах Ленинградского областного комитета партии хранятся, главным образом, тексты его кратких распоряжений чиновникам аппарата, и не приходится сомневаться, что статьи, которые Романов помещал в печати, а также тексты докладов, отправляемые членам ЦК, писались за него другими людьми[4]. Гнев, выраженный в записке, очевиден; документ недвусмысленно говорит о том, что Романов мог властно вмешиваться в культурную политику Ленинграда — именно эта особенность сделала его жупелом в глазах творческой интеллигенции того времени[5].
Фильм, на который ополчился Романов, назывался «Вторая попытка Виктора Крохина», по сценарию Эдуарда Володарского его снял режиссер Игорь Шешуков. В картине рассказывается о судьбе спортсмена (советского боксера с крепкими пролетарскими корнями, выросшего в ленинградской послевоенной коммуналке); действие происходит на фоне семейной мелодрамы: мать Крохина вторично выходит замуж, и из тюрьмы возвращается ее старший сын — эту роль замечательно сыграл Иван Бортник, «дублер» Владимира Высоцкого[6]. Партийных чиновников многое не устраивало в фильме, например образы советских спортивных функционеров, людей циничных и насквозь испорченных, а также слишком откровенное изображение жизни в коммунальной квартире. Но меня здесь интересует не скандал, связанный с фильмом, — это лишь случай, позволяющий изнутри увидеть работу советской цензуры в так называемый «период застоя», механизмы закулисной борьбы и интриг[7]. Дело «Виктора Крохина» мне понадобится в качестве отправной точки для исследования совсем другого предмета, а именно двусмысленного статуса августа, который одновременно был всего лишь одним из месяцев наполненного трудовыми буднями года и порой отпусков.
Интересно в этом отношении взглянуть на первый абзац рапорта, поданного в ответ на записку Романова несчастным Е.А. Шевелевым, заместителем секретаря горкома по культуре. В нем говорится, что окончательная версия фильма была получена горкомом в августе 1977 года и надлежащим образом чиновниками просмотрена:
Просмотренный мной и инструктором Ю.А. Красновым /секретарь горкома КПСС т. Жданова Т.И. была в отпуске/ 5 августа 1977 года вариант картины нуждался в доработке, о чем было сказано главному редактору студии т. Варустину Л.Э. и т. Шешукову И.В. на беседе в отделе культуры горкома партии[8].
Попытка «снять с себя ответственность, свалив на вышестоящее начальство», несколько сглаживается концовкой рапорта Шевелева, где он, в порядке «самокритики», часть вины все-таки принимает на себя: «Таким образом, на мне также лежит ответственность за появление этого фильма»[9]. Однако смысл рапорта не оставляет сомнений: если бы вышестоящий руководитель был на рабочем месте, фильм, возможно, и не проскочил бы мимо партийной цензуры с такой легкостью[10]. По всей видимости, вопрос о повторном просмотре с целью проверки, устранены ли «просчеты», был оставлен на усмотрение этих конкретных чиновников, которые в данном случае положились на устные заверения редактора и режиссера картины («Л.Э. Варустин и И.В. Шешуков заверили, что будет продолжена работа по устранению имеющихся просчетов»)[11].
Реакция вышестоящих партийных начальников на создавшуюся ситуацию весьма любопытна и характерна для атмосферы той эпохи. Похоже, ни Шевелева, ни Жданову прямо не обвинили в том, что случился этот «возмутительный факт» (что фильм прошел в Госкино). Не проводилось никакой полномасштабной проработки, обычной для сталинской эпохи, когда и Шевелева, и Жданову могли обвинить в «саботаже», «преступной халатности», «безответственности» или, как минимум, в «расхлябанности», «безалаберщине» и прочих грехах[12]. Вместо этого последовала лишь повторная проверка бюрократических механизмов контроля. То есть объектом расследования стала не личность, а процедура. Это было вполне в духе провозглашенного Л.И. Брежневым в 1966 году официального курса на «доверие к кадрам». Сам же Романов — что весьма характерно для регионального партийного руководителя того времени — и извлек выгоду из такой политики (к 1978 году он находился на своем посту дольше, чем любой первый секретарь со времен Андрея Жданова, и в итоге на целых три года побил его десятилетний рекорд). А равно, по крайней мере в данном случае, и все его подчиненные[13]. Словом, скандал спустили на тормозах; но нас здесь занимает не это, а изменение отношения руководства страны в тот период к самой идее отпуска.
Концептуализация отпуска, времени и обстоятельств, связанных с ним, представляет собой частный пример явления, которое антрополог Катерина Вердери обозначила как «огосударствление времени». Сама Вердери, изучая конец социалистического периода Румынии, рассматривает, главным образом, репрессивную сторону «огосударствления времени». Например, введение правительством графиков сельскохозяйственных работ, что на практике означало, что «румынским крестьянам не разрешалось проводить посевные работы в оптимальное для природы время», сюда же входили и долгие часы в очередях за дефицитом, и «ритуальные ожидания», связанные с обязательным участием в демонстрациях. Мимоходом автор упоминает о введении «новых перерывов в работе» в виде новых праздников, но более подробно останавливается на том, что крестьяне упрямо продолжали считать воскресенье нерабочим днем и что дефицит продуктов неблагоприятно сказывался на атмосфере традиционных праздников, лишая простых людей возможности проявлять гостеприимство[14]. В отличие от трудов Вердери, в работах других социологов и антропологов не уделяется столь большого внимания проблеме принуждения, зато подчеркивается, например, двусмысленный статус государственных праздников. Несмотря на так называемую обязаловку, то есть обязательное участие населения в парадах и демонстрациях, государственные праздники (поскольку в них принимали участие многие люди) являлись стихийным выражением единения и (возможно, за неимением лучшего) искреннего духа настоящего праздника[15].
Институционализация отпуска явилась еще одним поразительным фактом введенного сверху «огосударствленного времени», то есть, собственно, «навязанного счастья», что весьма характерно для общественных отношений в условиях социализма. Как правило, законы, принятые советским правительством, понимаются как образец, открывающий новые возможности на пути повышения благосостояния народа[16]. И действительно, «Временные правила об отпусках» (принятые 14 июня 1918 года) были первым законодательным актом в мире, закрепляющим всеобщее право работника на отпуск. Причем, согласно этим правилам, работникам предоставлялось двенадцать рабочих дней оплаченного отпуска — куда более щедрая цифра, чем в принятой в 1938 году, то есть двадцать лет спустя, международной норме в шесть дней[17]. Но меня здесь интересует другое, а именно: каким образом установление права на отпуск в качестве нормы повлияло на советский календарь и советскую культуру в целом.
Прежде всего, положение об отпуске устанавливало (как идеал) унифицированные правила его предоставления. Один из пунктов декрета от 14 июня 1918 года, обычно игнорировавшийся в последующих дискуссиях, временно приостанавливал все альтернативные соглашения:
На 1918 год, ввиду особо тяжелых условий, переживаемых страной, все частные соглашения, все пункты коллективных договоров, все постановления местных Советских властей или отдельных ведомств, устанавливающие более продолжительные сроки отпуска, отменяются[18].
Иными словами, прежние — действительно более щедрые — условия выхода в отпуск этим декретом временно упразднялись[19].
Немаловажным был и еще один пункт декрета, который отменял привязку отпуска к определенному времени года:
Пользование отпусками происходит в течение всего года, причем очередь отпусков устанавливается по соглашению между нанимателем, управлением предприятия или учреждением и выборными представителями рабочих и служащих по категориям в таком порядке, чтобы нормальный ход работ и занятий в предприятиях и учреждениях не нарушался.
Формулировка неясная: ее можно толковать и так, что при работе в коллективе правила вообще предполагали возможность предоставления отпуска в течение всего года (то есть официальные 12 дней могли быть предоставлены не целиком, а по частям). Иными словами, новое законодательство обозначило перелом в истории досуга и отдыха, а не в истории календаря. Оно лишь способствовало укреплению различия между понятиями «рабочего» и «нерабочего времени», обретавшего все большее значение на протяжении всего XIX и в начале XX века[20]. «Нерабочее время» здесь не связывалось с каким-нибудь определенным сезоном, и, таким образом, устранялась необходимость выбирать между традиционным крестьянским восприятием лета как времени напряженного труда («страдной поры») и утвердившимся уже в конце XIX века обычаем высших классов общества летом уезжать из города на отдых[21].
Последующие декреты и постановления подтверждали принцип ухода рабочих в отпуск по согласованию с работодателем и независимо от времени года. Согласно постановлению Наркомата труда от 1930 года, отпуск может быть предоставлен в любое удобное для обеих сторон время в течение года: «Отпуска предоставляются работникам в любое время в течение всего года в порядке очереди, устанавливаемой РКК, а при отсутствии РКК — по соглашению нанимателя с соответствующим органом профсоюза». (Работодатели, таким образом, сохранили за собой право предоставления отпуска, как, впрочем, предполагает и сам смысл этого слова, но должны были обосновать свою позицию в процессе переговоров[22].) В отпуск можно было уходить как последовательно, так и одновременно, в зависимости от того, насколько это удобно данному предприятию: «Отпуск может предоставляться как последовательно одним работникам за другими, так и одновременно всем или некоторым группам работников (например, при неизбежности приостановки предприятия на ремонт)»[23].
В правилах ни слова не говорилось о том, что все дни отпуска должны предоставляться сразу целиком.
Любопытно, что в утопических дискуссиях об управлении временем, имевших место в двадцатые годы, почти всегда игнорировались вопросы организации отпуска. Для Алексея Гастева, например, основной обсуждаемой единицей времени был рабочий день, а отдых рассматривался как просто перерыв в работе. В своей инструкции от 1921 года под названием «Как надо работать» Гастев подчеркивал важность равномерного и постоянного трудового ритма:
Работать надо как можно ровнее, чтобы не было прилива и отлива; работа сгоряча, приступами портит и человека и работу[24].
Отсюда вытекало, что перерывы на отдых также должны быть регулярными:
Во время работы надо обязательно отдыхать. В тяжелой работе надо чаще отдыхать. В тяжелой работе надо чаще отдыхать и по возможности сидеть, в легкой работе отдыхи редкие, но равномерные[25].
Смысл приведенных цитат в том, что рациональная организация рабочего дня увеличивает производительность труда; например, в статье, опубликованной в 1925 году в сборнике «Организация труда», особо подчеркивается важность эффективного использования времени: «полного использования рабочего дня» (жирный шрифт в оригинале. — К.К.)[26]. Отдыхать, конечно, надо, но в меру: работники, то и дело прерывающие работу (особенно в силу такой, по общему мнению, укоренившейся русской привычки, как чаепитие, перекуры с пустопорожними разговорами), подвергаются критике[27]. Даже нерабочее время полагалось проводить с пользой, то есть ходить на политические собрания и митинги, заниматься самообразованием и другими формами полезного отдыха, например ходить на оздоровительные прогулки[28]. Досуг выступал лишь средством для достижения определенной цели. Вот что писал один из авторов недолговечного журнала «Время»: «Отпуска, дома отдыха, санаторные койки, курорты и т. д. и т. п. — все это указывает на ценность рабочей силы в советских условиях. Здоровый человек и хороший работник — наша цель»[29]. Все пишущие о рациональной организации труда и рабочего времени подчеркивают также необходимость постоянной смены занятий.
Наше рабочее время, время всего нашего дня, распределяется крайне анархически. У нас нет определенных часов работы и отдыха, нет установленных моментов для обеда и принятия пищи вообще. Это основной вопрос, без решения которого немыслимо никакое правильное распределение времени. Но мало этого, нужно систематическое планирование работы во времени и строгое распределение работы и занятий как в учреждениях и предприятиях, так и в жизни каждого гражданина. Здесь мы должны свести до минимума всякие неожиданности: все в определенный час[30].
Приведенный анализ говорит о том, что долгий перерыв в работе считался менее эффективным, чем ряд частых и коротких. По всей видимости, такова была общекультурная позиция того времени: принцип «непрерывной рабочей недели», введенный с принятием первого пятилетнего плана, обозначил обязательную для всех гибкую модель предоставления дней отдыха[31].
Никакого официального толкования политики руководства в отношении отпусков не существовало. Однако, судя по времени введения «непрерывки» (26 августа 1929 года), а также объявлению принципа работы непрерывного ленточного конвейера идеалом, можно утверждать, что по восприятию летних месяцев как времени отдыха был нанесен серьезный удар. Теперь считалось, что в августе следует трудиться так же интенсивно, как и во все остальные месяцы.
В этом контексте показательно, что Платон Керженцев, единственный участник дискуссии о рабочем времени, давший развернутый анализ проблемы ежегодного отпуска, в своей книге «Борьба за время» (1924) обрушился на саму идею длительного летнего перерыва в работе. В главе с обличительным названием «Слишком много праздников» свою позицию он изложил ясно и четко:
Наша школьная работа даже в высших учебных заведениях прерывается несколько раз в год длительными и совершенно ненужными перерывами (2—3 мес. летом, несколько недель среди зимы, на рождестве, на пасхе и т. д.). За границей уже оставлен этот обычай. Школьные каникулы в Англии продолжаются 6 недель, от 15 июля до 1 сентября. На пасхе не бывает никакого перерыва[32], на рождестве — максимум 2 недели.
Но дело не только в школьных вакациях. Гораздо существеннее, чтобы вся хозяйственная и общественная жизнь в течение года шла более или менее одним темпом, без перерыва. В индустриальных странах Запада лето абсолютно не сказывается на изменении темпа работ. Только один из месяцев (обыкновенно июль или август) выделяется для необходимых отпусков, и только в этот один месяц чувствуется некоторое затишье. Само собой разумеется, что ни рождество, ни пасха абсолютно не отзываются на работе. В Англии празднуют лишь 2 дня рождества и 2 дня пасхи.
Поэтому, если мы хотим правильно распределить общую нашу работу, прежде всего надо установить точные периоды для вакаций. Мы также должны свести до минимума праздничные перерывы на рождество и на пасху (до двух или трех дней) и, с другой стороны, установить 1 или, может быть, на первое время 2 мес. вакационных, в течение которых преимущественно сосредоточить отпуска, перерывы работ на фабриках, школьные каникулы и т. д.
Совершенно необходимо удлинить фактическое рабочее время нашего студенчества, особенно за счет осенних месяцев. 1 сентября высшая школа должна начать работать полным темпом[33].
Керженцев был лишен романтической веры Гастева в социализм, у него совершенно отсутствовало поэтическое воображение; его самонадеянное участие в полемике по вопросу рационального использования времени носило не «научный», а порой анекдотический характер. Но Керженцев гораздо ближе, чем Гастев, стоял к властным верхам. И не ярая приверженность тейлористской системе научной организации труда и принципам эргономики Центрального института труда, а именно его резкая критика длительных перерывов в работе в летнее время предвосхитила курс на «огосударствление времени» в эпоху сталинизма. В политике властей произошел существенный сдвиг, направленный (несмотря на всяческое возвеличивание «права на отдых») на ограничение свободного времени работников. Введение так называемых «путевок» в санатории и дома отдыха позволило до минут регулировать время длительного перерыва в работе; здесь все было спланировано заранее: и время приема пищи, и содержание питания, и содержание досуга отдыхающего. Это был «тотально организованный» отдых, то есть «отдых как работа»[34].
Если непрерывный труд был идеалом, то как обстояло дело в реальности? Все данные говорят о том, что на жизнь русской деревни новый дух почти никак не повлиял. По рассказам свидетелей, даже так называемый «декретный отпуск» по беременности и родам в сельской местности существовал только на бумаге[35]. Деревенские жители не помнят ни о каких «отпусках» в предвоенные годы, зато помнят традиционные «праздники», дни поминовения святых. Вот что рассказала женщина, выросшая в деревне Новгородской области: «Отпусков не было, ничего не было. Было это вот, эти дни праздничные: не работали. Ну а скот, кто доярка, дак тая работала: как сейчас, так и теперь. И теперь также. Хоть праздник — не праздник, а доярка работает там. Ну, кто там скотные работники, все работают. Хоть и на заводах там, те работают там и работают»[36].
Доклады партработников в 1936 году подтверждают, что трудовые будни все еще перемежались чередой традиционных праздников, отмечавшихся в традиционном стиле (с танцами, пением песен и, конечно, выпивкой). Один из руководителей Березовского сельсовета Ленинградской области так прямо и докладывал:
23 престольных праздников пьяно празднуются в колхозах Березовского сельсовета. Михайлов день /21 ноября/ — престольный праздник местной церкви — является праздником всего сельсовета и празднуется 3 дня. 70 ящиков водки продало сельпо в этому году на Михайлов день. Праздники, пьянки сопровождаются часто драками, кончающимися иногда убийствами, так в этом году было убито в драках 4 человека, не считая многочисленных случаев увечья. Ножик является принадлежностью почти каждого парня, у иных есть еще и ноган <так!>, а то и обрез[37].
Это свидетельство о жизни в деревне Береза наводит на мысль о том, что так называемых «престольных праздников» особенно много приходилось как раз на лето. Но некоторые выпадали и на начало осени, причем в других деревнях ситуация могла быть иной. Многое, должно быть, зависело от сельскохозяйственных культур, выращиваемых в данной местности: там, где уборка заканчивалась в августе, престольный праздник служил прекрасным поводом для «пьянки»; то же самое можно сказать и о деревнях, где урожай собирали в сентябре или в октябре[38].
Насколько типичным для городских работников было использовать весь отпуск сразу или же по частям, трудно сказать. Но в случае чрезвычайных обстоятельств работодатели имели право отзывать работников из отпуска[39]. Условия предоставления неоплачиваемого отпуска в законодательстве не были ясно прописаны, но, несмотря на это (а может быть, как раз и благодаря этому), на практике он контролировался даже еще более строго, чем оплачиваемый, поскольку первоочередной обязанностью каждого работника являлось присутствие на рабочем месте. Если человек не работал, предполагалось, что он где-то учится или повышает квалификацию[40]. Мемуарные свидетельства говорят о том, что продолжительные периоды свободного времени не считались «нормальным» положением вещей, в том числе и самими работниками. Например, Алексей Гончуков (родился в 1906 году), рабочий Кировского завода, одну из глав своих воспоминаний, в которой он описывал месячную поездку в дом отдыха в мае 1940 года, озаглавил так: «Впервые на отдыхе». Ощущения показались ему настолько непривычными, что он даже не скрывает своего недовольства:
Три недели я впервые пробыл в состоянии полного безделья — ел, спал и гулял.
С непривычки за это время я уже успел соскучать и от безделья и только товарищеские встречи в доме отдыха до некоторой степени отгоняли эти настроения[41].
Устные свидетельства рисуют аналогичную картину. Мужчина 1933 года рождения вспоминает, что его родители проводили свой отпуск «в основном дома»[42].
Естественно, во время войны все отпуска в тылу вообще были отменены, они остались прерогативой только военных[43]. «Там ни выходных, ни отпусков у персонала уже не было, значит, кто не работает, тот тоже идет в поле, работает, все», — вспоминает женщина, которая во время войны жила в эвакуации в Сибири и работала в яслях[44]. Формулировка парадоксальная — даже тот, кто «не работал» (или работал неполный рабочий день), все равно «работал» (то есть использовался на тяжелых физических работах) — и вдобавок прекрасная иллюстрация господствующих социальных отношений. Предоставление отпуска, на тех же основаниях, что и прежде, возобновилось с 30 июня 1945 года[45]. Но и в послевоенные годы уход работника в отпуск был, скорее, исключением из правила. Житель Санкт-Петербурга (из рабочих, 1933 года рождения) вспоминает: «Ну как-то пару раз вот как-то мать была в доме отдыха, в Павловск, я помню, ездила и, по-моему, это самое, в Сестрорецк или Зеленогорск»[46]. По воспоминаниям брата с сестрой, родившихся в 1940-е годы: «.у нас родители никуда практически не. вот так, чтобы отдохнуть, куда-то поехать.» Их отец «пару раз» побывал в санатории, но и то по болезни[47].
Предположение о том, что длительный отпуск был явлением редким и предоставлялся из особой милости, подтверждается и ситуацией на самом верху. Как хорошо известно, в послевоенные годы Сталин регулярно уезжал из Москвы на юг, на срок от двух до пяти месяцев. Но он всегда строго настаивал на том, чтобы эти переезды воспринимались не как переключение с одного темпорального режима на другой, а лишь как передислокация. Йорам Горлицкий и Олег Хлевнюк отмечали:
Это было не просто время, отданное беззаботному отдыху или размышлениям. Пребывая там, Сталин часто принимал посетителей, являвшихся к нему с рабочими вопросами, следил за литературными течениями в толстых журналах. В шифрованных телеграммах он получал на утверждение тексты законопроектов, поддерживал оживленную переписку с приближенными из высшего руководства. Сталин использовал телеграф не только для того, чтобы редактировать законы и вносить в них свои поправки, но и чтобы стравливать, унижать и держать в узде своих коллег. Известно, что, уезжая из столицы, Сталин не только не ослаблял бразды своего правления, но наоборот, еще туже натягивал их, а со своими подчиненными из Политбюро был еще более угрюм и строг, и в его отсутствие в городе члены правящей верхушки, в свою очередь, приучались к еще большей покорности и осторожности[48].
«Весь Совмин страдал от сверхурочной работы», — подчеркивают Горлицкий и Хлевник. Когда Сталин в январе 1947 года находился в Сочи, например, даже Жданов, один из самых приближенных к нему людей, вынужден был просить о продлении отпуска по болезни[49]. Нельзя не упомянуть и о том, что довольно многие второстепенные советские праздники (например, Международный день молодежи) носили «плавающий» характер — ради более важных дел отдых можно было и «подвинуть».
Таким образом, в первые годы советской власти и в сталинскую эпоху отпуск не был привязан к определенному времени года и между понятиями отпуска и отдыха жесткой связи не существовало. После смерти Сталина, однако, наблюдается некоторое послабление этой самоубийственной (или, если угодно, убийственной) рабочей этики. Иллюстрацией к новой ситуации может служить снятый в 1959 году фильм Григория Чухрая «Баллада о солдате»: в нем рассказывается не о войне, а о том, как солдат получил отпуск с фронта. В рассказах Василия Шукшина приезд в родную деревню переехавшего в город человека используется как стилистический прием: вернувшийся нередко становится источником конфликта, поскольку и социально, и экономически он превратился в фигуру маргинальную, стоящую вне рамок привычного мира труда. Дело в том, что в деревне летний отпуск все еще воспринимался как явление странное, но, с другой стороны, от вернувшегося больше не ждут, что он тут же засучит рукава и бросится помогать землякам убирать урожай[50].
Итак, для городских жителей возможности взять отпуск значительно расширились. В эпоху Хрущева и Брежнева мы наблюдаем всестороннее развитие инфраструктуры туризма, как внутри страны, так и заграничного. Поездки за пределы Советского Союза поначалу были прерогативой узкого круга элиты (по оценкам американского ученого Энн Горсач, за девять лет, с 1955 по 1964 год, Западную Европу посетило около 500 000 туристов)[51]. Однако уже в 1974 году за границей путешествовало более двух миллионов советских граждан, а в 1985-м — четыре с половиной миллиона[52]. Еще больше людей пользовались благами сети пансионатов и турбаз, построенных предприятиями и министерствами по всему СССР. Уже к 1960 году была хорошо развита сеть балтийских курортов; в 1970 году Кировский завод, что было типично для таких больших предприятий, открыл собственный огромный пансионат в Сочи, со своим кафе и концертным залом; в заводской многотиражке с восторгом писали про это «похожее на громадный корабль здание»[53]. Примерно в то же время был создан памятный альбом с многочисленными фотографиями внешнего вида и интерьеров пансионата[54].
Теперь у людей стало больше времени, чтобы отдыхать в подобных местах. Постановлением ЦК и Совета министров от 26 сентября 1967 года была введена пятидневная рабочая неделя и минимальный отпуск увеличивался с 12 до 15 дней (то есть с двух до трех полных недель)[55]. Был принят ряд мер по улучшению условий ухода работников в отпуск для отдельных категорий советских граждан[56]. А «отгул», эта характерная особенность плановой экономики сталинской эпохи, в 1960—1970-е годы получил законный статус и беспрецедентную широту предоставления[57]. Изменилось и отношение к отдыху.
Например, в опубликованной в 1980 году книге об отдыхе и советском климате говорилось, что отпуск — это время, используемое в личных целях, а также (то есть во вторую очередь) для самосовершенствования:
Цель обычно у отпускников одна — как можно лучше использовать долгожданное время для восстановления, закалки, укрепления своего здоровья, отключиться от повседневного труда и быта, удовлетворить любознательность, предаться привлекающим неслужебным занятиям.
При этом так называемые отдыхающие предпочитают сравнительно малоподвижный отдых: они обосновываются, например, на берегу озера у воды, где можно ловить рыбу, кататься на лодках, купаться, загорать, ходить в ближайший лес за грибами и ягодами. Другие туристы более подвижны: они идут (летом) пешком или (зимой) на лыжах по долинам и через горные перевалы или покрывают большие расстояния на байдарках, плотах, занимаются водным слаломом на горных реках и пр.[58]
Цитируя протоколы XXV съезда КПСС, состоявшегося в 1976 году (в частности, «Программу социального развития и повышения уровня жизни народа»), Данилова обнаружила весьма любопытную смену акцентов: «В целях укрепления здоровья населения и лучшего использования свободного времени совершенствовать организацию активного отдыха трудящихся»[59]. То есть жирным шрифтом выделены лишь два слова — «отдых трудящихся», слово же «активный» оставлено как есть, и ощущение, что отдых больше не рассматривается как время физического и духовного самосовершенствования, еще больше усиливается.
Но самое главное, наблюдается сдвиг в календарном восприятии отпуска. Основная причина этого — возросшее внимание советского руководства к отношениям между родителями и детьми (в то время была широко распространена фраза «Дети — наше все»)[60]. Теперь предполагалось, что родители должны больше общаться с детьми, что явилось скрытым вызовом принципу (все еще прописанному в законе), согласно которому родители уходят в отпуск только тогда, когда не нарушаются интересы производства; у детей же свободное время всегда было жестко привязано к годовому циклу.
Еще до 1917 года было установлено правило: самые длительные школьные каникулы устраивались летом. Принцип «летнего перерыва» давал детям возможность помогать взрослым в сельскохозяйственных работах во время страды и соответствовал ритму трудового года в российской деревне. (Аналогичная ситуация сложилась и в Европе[61].) Что касается семей из высших слоев общества, то традиция летних школьных каникул и соответствовала принципу массового отъезда детей из больших и малых городов в загородный дом или на дачу, и подкрепляла его (хотя во время долгого перерыва в учебе детям могли нанимать репетитора). При советской власти сохранился тот же ритм школьной учебы с начала осени и до начала лета, когда у детей начинались долгие каникулы. Судя по критическим высказываниям Керженцева, живучесть этой традиции труднообъяснима. Но культурная инерция, возможно, основывалась на том предположении, что и теперь в долгие летние каникулы дети будут помогать родителям в уборке урожая (что, кстати, отвечало духу «трудового воспитания», характерному для педагогики и «педологии» того времени). И действительно, в 1935 году такое положение было окончательно утверждено: учебный год в школах и высших учебных заведениях должен был начинаться 1 сентября и заканчиваться в конце мая[62].
Как бы то ни было, очевидным результатом установившегося в Советском Союзе противоречивого порядка (раздробленный отпуск для большинства взрослых и продолжительные каникулы для детей) стало несовпадение ритма свободного времени у детей и родителей. Родители далеко не всегда могли взять отпуск, когда у детей были каникулы. Эта ситуация была осознана, были приняты меры по обеспечению летнего досуга детей полезными занятиями, что корнями уходило в дореволюционную традицию, но в 1920-е годы заботу о финансировании этой деятельности взяло на себя государство. С первых же дней пионерского движения летние лагеря стали органичной частью летних каникул[63].
По логике исходной советской модели каникулярное время для детей носило календарный характер (летом всегда были каникулы), а отпуск у взрослых от календаря не зависел (взрослые лишь могли уйти в отпуск летом). С обеспечением детей организованными государством занятиями потенциальный конфликт был разрешен, но лишь отчасти. На практике в пионерских лагерях всегда был дефицит свободных мест, и нередко возникала потребность прибегать к помощи неофициальных структур, которые могли бы позаботиться о ребенке (дети партийных чиновников, например, предпочитали уезжать на правительственные дачи родителей и делали это чаще, чем сами родители, которым эти дачи были предоставлены)[64]. Довольно распространенной практикой было отправлять детей к родственникам или к друзьям (или даже к родственникам собственной домработницы), живущим за городом[65].
Эта двойственность после смерти Сталина стала понемногу размываться. Конечно, старый порядок долго еще оставался в силе. Считалось нормальным, когда за детьми присматривает один из родителей, если другой работает, или родственники, если работают оба[66]. Мужья и жены все еще были лишены гарантий получить отпуск одновременно[67]. Вот что сообщает москвичка, мать которой работала учительницей:
Это хорошо было мне… у матери тоже с июля и до конца августа был отпуск. А у других, если родители работают все лето, ребенок остается один на один с собой, начинают мысли дурацкие лезть в голову... там и до беды не далеко. И родители будут во время рабочего дня переживать, как там ребенок один.
Поэтому опять выручала модель летнего лагеря. Вот что сообщала та же москвичка о работе своей матери:
И вот для этих целей был придуман «Муравейник». Дети проводили в нем весь день с 8 утра до 7 вечера... как раз рабочий день родителей. Распорядок дня был примерно таким: сбор детей — 8.00, завтрак, прогулка до обеда до. 13.00, с 14.00 до 16.00 — сон, потом опять прогулка до 18.00, ужин около. 19.00 и все по домам. На прогулках всем лагерем ходили, в лесопарковую зону, где были детские площадки, спортивный комплекс и т.д., либо устраивались какие-нибудь развлекательные мероприятия: соревнования между отрядами, конкурсы, массовые игры[68].
В то же время новый взгляд на семейный отдых выражался в развитии сети пансионатов и массовом увлечении «диким туризмом»[69]. В медицинской брошюре 1970 года цитируется исследование, где говорится, что «подавляющее большинство» работниц, опрошенных на одном из московских заводов, заявило, что они предпочитают отправиться в отпуск с семьей, и это не только указывало на тенденцию, но подчеркивало норму[70]. Еще одним указанием на тенденцию в социальной политике было принятие в 1981 году закона, который обеспечивал три дополнительных дня к отпуску матерям с двумя и более детьми, а также до двух недель дополнительного отпуска за свой счет[71]. Развитие садоводческого движения обычно обсуждается в связи с прагматическими соображениями политического руководства позднего социализма (например, стремлением увеличить производство продуктов питания или предоставить населению возможность рационального досуга)[72], но одним из его результатов явилось то, что семейный отдых летом все больше рассматривался как положенная норма. Информантка 1936 года рождения, подчеркивая важность перемен в сознании людей по отношению к выходным дням и отпускам, указывала также, что прежде просто не было выбора:
Сейчас вот дерево родовое делают, а раньше этим не интересовались. Я вот не знаю, кто у меня прадед, кто у меня прабабушка. Я ведь их не знаю. Я даже не знаю отчество. Как звали мою бабушку по линии отца. Вот как. Мы же не общались. Некогда было. То есть нас не приучали к этому. Нам невозможно было съездить к друг другу в гости. Во-первых, времени не было, только в отпуск. Отпуска были очень маленькие. Сейчас вот я хочу себе отпуск — я сделаю отпуск. Я и отгулы какие-то возьму или без содержания возьму. Или вообще уйду на свои деньги, если у меня накопления есть, замену себе найду и всё, и отдыхаю. А раньше же мы не отдыхали. Поэтому мы так же и детей воспитали. Без ласки[73].
А уж советская элита теперь открыто считала, что лето создано для приятного отдыха. Вот что записал в своем дневнике в 1979 году киносценарист Анатолий Гребнев: «Элита давно уже не отдыхает дикарями — на то есть санатории с собственными пляжами, интуристские гостиницы, опять же с пляжами, и много другого всякого, о чем мы не ведаем»[74]. Но и те, кто обладал более скромными ресурсами, тоже начинали рассматривать «отпуск» и «отдых» как понятия взаимосвязанные. Показательно, что именно с этого периода о совместном семейном отдыхе стали вспоминать как о важном событии в истории семьи: старшие информанты сообщают, что первый в жизни отдых с одним из родителей, а иногда и с обоими приходится как раз на то время.
Инф. 1: Ну вот такого совместного у нас в детстве один раз вот только мы в пятьдесят седьмом году с мамой съездили в Евпаторию. Но…
Инф. 2: Но это уже поздний период, так сказать[75].
Поэтому в конце советской эпохи в августе царила странная атмосфера. С одной стороны, никакого официального перерыва в рабочем ритме, как это водилось в «буржуазной» Западной Европе, не было. В советском законодательстве не содержалось ничего, хоть отдаленно напоминающего «летние каникулы» британского парламента[76]. Даже в учреждениях местных органов власти все делали вид, что напряженно трудятся и что это нормально[77]. Для советской прессы не существовало «мертвого сезона», как в Британии (истории вроде «Кота, который говорил только по-итальянски» и т.д.)[78]. Нравоучительные фельетоны о злоупотреблениях отпуском лишь подчеркивали тот факт, что понятия «отдых», «паразитизм» и «лодырничанье» были почти синонимами. Например, в августе 1965 года чиновник ленинградской паспортной службы среди прочих нарушений докладывал о деле некоего Агеева, заявившего об утере паспорта, но на самом деле желавшего скрыть историю куда менее красивую. Дело в том, что во время отдыха на юге у него кончились деньги и, чтобы добыть некоторую сумму, он отдал паспорт в залог:
Греясь под лучами южного солнца и купаясь в морской волне, Агеев мучительно думал, как добыть денег на обратную дорогу. В Адлере ему посчастливилось встретить «доброго дядю» Егорова, который согласился за паспорт одолжить ему 55 рублей. Вернувшись в Ленинград, Агеев решил деньги не возвращать, ведь за утерю паспорта надо платить гораздо меньше[79].
Таким образом, в советской традиции (как и в протестантских морализаторских сочинениях XVIII—XIX веков) между свободным временем и предосудительным поведением усматривалась прямая связь[80]. Летний отдых по- прежнему являлся привилегией, отдыхающим летом завидовали. Женщина 1969 года рождения, родители которой были простые рабочие на заводе, вспоминает, что им регулярно удавалось уезжать куда-нибудь в отпуск, но кое у кого это вызывало возмущение:
Каждое лето. Каждое лето. В течение десяти лет, наверное, мы ездили. Ну, надо же было детей закалять, оздоровлять. Поэтому это было просто каждый год. Многие, конечно, уже стали возмущаться, что у папы на работе, Мельников берет отпуск все время летом. А это же все-таки все хотят, правда же? Вот. То тут у мамы тоже, почему Мельникова берет все время отпуск летом. Ну, чего. Папа — передовик производства. Почему он не может взять тогда, когда он хочет?[81]
Двусмысленность ситуации выражается в том, что родители постоянно требовали отпуска летом, когда отдыхать хотелось всем, и хотя многих это раздражало, приходилось мириться. Фактически, к 1970-м годам в Советском Союзе уже сложилось понятие сезона отпусков. Деловая активность существенно падала. В газетах наряду с важными политическими и международными новостями стали печатать «летние» рассказы, представляющие собой живописные картинки с местных курортов[82]. Со второй половины июля и до конца августа города превращались в некое подобие сонного царства[83]. Фильм Виталия Мельникова «Отпуск в сентябре» казался эксцентричным уже потому, что сама ситуация осеннего отпуска воспринималась как странная[84].
Результатом такого положения вещей и оказалась неразбериха в порядке работы, который следовало считать нормальным. Если бы к 1977 году август был окончательно признан временем отдыха, съемочной группе «Виктора Крохина» могли приказать заняться доработкой картины, когда отдел культуры горкома снова заработает в полную силу. Но с другой стороны, императив «работы» был уже не столь строг, чтобы секретаря Т.И. Жданову можно было отозвать из отпуска, приказать заняться делом и решить проблему.
Оформление отпуска отныне происходило в иной атмосфере: в последние десятилетия советской власти было принято считать, что отдых также полезен обществу. Вот что гласил текст одной популярной медицинской брошюры 1970 года: «От того, как человек отдыхает, зависит его работоспособность, самочувствие <...> Вот и получается, что это — дело общественное, государственное». Иными словами, чтобы приносить максимальную пользу обществу, нужно и отдыхать как следует: «Никому, а тем более женщинам, не стоит проводить отпуск дома <...> когда человек прилаживает над костром закопченный котелок с туристской кашей, он отдыхает, а когда привычным движением ставит на газ в удобной кухне кастрюлю с супом, то работает и при этом устает»[85]. То есть полный перерыв в работе положительно стал общественным долгом.
В расширительном смысле сам факт, что слово «отпуск» не имеет столь глубоко связанной с отдыхом семантической нагрузки, как английское «holiday», затруднял возможность ставить под сомнение право работника на отпуск[86]. В динамике скандала, поднятого вокруг выпуска «Второй попытки Виктора Крохина» в прокат, отразилась не просто культурная политика отбора подходящего для широкого показа материала, но и зарождающийся новый, ориентированный на календарь поведенческий код. Пока секретарь горкома отсутствовала на рабочем месте и не могла руководить процессом, фильм вообще не следовало пропускать в Госкино. Но в том-то и дело, что на рабочем месте Ждановой не было потому, что она находилась «в отпуске». И этот факт освобождал от ответственности и саму Жданову, и ее подчиненных. Скорее всего, в августе даже неутомимого Григория Романова не было в городе; он отдыхал на своей государственной даче в Осиновой Роще[87].
В начале XXI века отношение к августу как к месяцу отдыха служило также фоном для растущего ощущения того, что это месяц катастроф — «черный август»[88]. Не исключено, что решающим моментом — если не источником — мистического осмысления августа в этом ключе стал августовский путч 1991 года. Я лично помню разговоры в то время о том, что Хрущева сняли именно в августе, и теперь сопоставление обоих событий как бы подкрепляло зловещий характер этого месяца. В истории России найдутся и другие месяцы, когда события принимали дурной для страны оборот, — февраль или март, например[89]. Но августовский путч 1991 года случился как раз тогда, когда почти никто уже не сомневался, что август — это месяц отпусков. Речь идет не только о самих зловещих событиях, но и об общем чувстве, что в это календарное время такого происходить не должно. Естественно, после 1991 года, с прогрессирующей эрозией сложившегося в Советском Союзе пуританского отношения к отдыху и возникновением нового типа «огосударствления времени», с включением в календарь все более длинных праздников, чувство катастрофичности августовских событий, случившихся к тому же «не ко времени», только усиливалось.
Специфическая семиотическая нагрузка, присущая августу в недавнем прошлом, указывает на глубокое расхождение в советской и постсоветской культуре в понимании проблемы свободного времени и времени летних отпусков. С самого начала советского периода, как в законодательстве, так и в повседневной практике, отпуска и выходные дни одновременно являлись и правом человека, и привилегией. Но постепенно первый смысл, что отдых является законным правом каждого трудящегося, был подкреплен конституционными нормами, расширились законные возможности для получения отпуска, улучшились условия использования свободного времени. В свою очередь, семейный отдых поддерживал понимание важности института семьи, как в идеологическом, так и в практическом смысле.
В конечном счете, вопреки аргументации Вердери, «огосударствление времени» в социалистический период было явлением не просто репрессивным. Государственное управление временем проявлялось не только в том, чтобы заставлять нерадивых крестьян выходить на посевную в «неурочное» время или собирать урожай в престольные праздники. Оно еще и стимулировало сближение в сознании людей определенных фаз календаря с приятным времяпрепровождением. Таким образом, за несколько десятилетий в стране установился круглогодичный цикл, породивший широкое социальное согласие и воспринимавшийся как «традиционный», несмотря на то что с архаичными социальными практиками он был почти не связан.
Пер. с англ. Вл. Кучерявкина
ПРИЛОЖЕНИЕ
Религиозные праздники, отмечаемые в Березовском сельсовете <1935—1936 гг.>
(список приводится по архивному документу, включая странности вроде «Св. Мкарий». — К.К.)
|
1. |
Дер. Залучье (кол-з Коломна) |
Св. Мкарий. 14 VIII[90] |
|
2. |
Калкина |
Духов день — июнь |
|
3. |
Краснодубье |
Фрол — август |
|
4. |
Залучье (кол-з Береза) |
Успенье |
|
5. |
Береза |
Никола летний[91] Спас — 6-го августа |
|
6. |
Зачерны |
Никола летний Св. Кирик — июль |
|
7. |
Градино |
Ильинская пятница — июль |
|
8. |
Заколиние (кол-з Нов. Быт) |
6-е воскресенье после пасхи |
|
9. |
Студенец (кол-з Нов. Быт) |
Казанская Божья Матерь[92] |
|
10. |
Макрица |
6-е воскресенье |
|
11. |
Рогачево (кол-з Борец) |
Св. Ягитрий — июнь |
|
12. |
Калиновец |
Никола летний Тихвинская Божья Матерь[93] |
|
13. |
Ваньково |
Св. Ягитрий |
|
14 |
Веретье (кол-з Париж. ком.) |
Троица |
|
15 |
Радомины |
Спас — август |
|
16 |
Степково |
Троица |
|
17 |
Неменны (единоличн.) |
Ягитрий |
|
18 |
Морецы (кол-з Равенство) |
Иван Купала — июнь Осенняя Богородица — сентябрь |
|
19 |
Малиниково |
Никола летний Спас |
|
20 |
Самушино |
Никола зимний |
|
21 |
Замушки (кол-з Замушки) |
Архангел — сентябрь |
|
22 |
Язовки |
Воздвижение |
|
23 |
Котье (кол-з Борщ) |
Осенняя Богородица |
Источник: ЦГАИПД-СПб. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1545. Материалы Отдела культпросвет- работы Обкома ВКП(б) к областному совещанию по культурной работе в колхозах, совхозах и МТС. 2 января 1936 г. — 27 февраля 1936 г. Л. 21
[1] Выражаю благодарность Джулиану Грэффи за весьма ценные указания на источники по истории кинематографа в брежневскую эпоху и за комментарии к первоначальному варианту текста, а также Евгению Добренко за информацию по библиографии. Интервью, помещенные в тексте, заимствованы из проекта «Детство в России: социальная и культурная история», получившего поддержку Фонда Леверхульма (2003—2006). Код состоит из идентификатора проекта (Oxf/Lev), места (SPb (Санкт-Петербург), M (Москва), P (Пермь), V (поселок— интервью проводились в сельских поселениях Ленинградской области в 2004 году и в одной из деревень Новгородской области в 2005 году)), даты (02 и т.д.) и номера записи (PF1 и т.д.). Интервью проводили Александра Пиир (в Санкт-Петербурге), Екатерина Мельникова, Оксана Филичева и Вероника Макарова (интервью в деревнях), Светлана Сироти- нина (в Перми), Юлия Рыбина и Елизавета Шумилина (в Москве). Также я ссылаюсь на материал из серии CKQ (интервью, проведенные мной в 2003—2004 годах) и из серии Oxf/AHRC UK (интервью, проведенные в 2008 году Энди Байфордом). Всем коллегам я глубоко благодарна за помощь. В целях защиты от вмешательства в частную жизнь все имена информантов изменены и точные подробности мест, где брались интервью, опущены. Дополнительную информацию о проекте и об анкете см.: www.ehrc.ox.ac.uk/lifehistory и www.mod-langs.ox.ac.uk/russian/childhood/.
[2] Г.В. Романов находился на партийной работе с 1955 года, когда его назначили секретарем парторганизации кораблестроительного завода; на этом посту он проработал до 1983 года, затем его выдвинули в секретари ЦК (Руководители Санкт-Петербурга. СПб.: Нева, 2003).
[3] ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 3.
[4] См., например, реакцию Романова на просьбу редакции журнала «Коммунистический вестник» в 1977 году прислать к юбилею Великой Октябрьской социалистической революции статью о «колыбели Революции». С указанием написать эту статью Романов препроводил просьбу двум своим подчиненным (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 165. Д. 62. Л. 42).
[5] См., например, запись в блоге депутата от фракции «Яблоко» Бориса Вишневского «Увековечение Григория Романова — позор»: http://echo.msk.ru/blog/boris_vis/776099-echo/. 1 февраля 2012 года вандалы выразили свое отношение к этому, испачкав краской памятную доску Романову на улице Куйбышева, дом 1 (http://karpovka.net/2012/02/02/31517/). Как хорошо известно, о Романове ходили самые разнообразные легенды: рассказывали, что свадьбу своей дочери он якобы устроил в Таврическом дворце, а по другим сведениям, на борту крейсера «Аврора». Лично мне один бывший журналист поведал, что на Ленинградском радио было запрещено даже упоминать о собаках, потому что Романов патологически боялся этих животных. Во многих случаях (если не в большинстве) эти слухи не подтверждались фактами, тем не менее в них выражено представление о диктаторских замашках Романова, пожалуй, самого авторитарного первого секретаря обкома со времен Жданова. Но за пределами интеллигентских кругов Романова не столь недолюбливали, простому народу он запомнился как патриот местной промышленности и вдохновитель создания сети городских ПТУ. См., например: Ваксер А.З. Ленинград послевоенный: 1945— 1982 годы. СПб.: Остров, 2005. С. 363—366.
[6] В окончательной версии фильма Бортник пел «Балладу о детстве» Высоцкого в характерном жестко-хриплом стиле самого мэтра. По версии оператора фильма А. Зверевой, Высоцкого сначала приглашали на роль Сергея, брата героя фильма, но «те сроки, которые он поставил режиссеру, конечно, были нереальны — он готов был сниматься один день в месяц. Конечно, он был очень занят, но ему предлагалась главная роль и ждать его так долго режиссер не мог. Поэтому дело не пошло. Он записал песню и уехал. Песню записывали прямо здесь, в комнате, даже не в тонателье» (интервью А. Зверевой 2005 года, цит. по: Цы- бульский М. Владимир Высоцкий в Ленинграде // http:// v-vvysotsky.narod.ru/Vysotsky_v_Leningrade/text10.html#1). По ходу «проработки» фильма «Вторая попытка Виктора Крохина» «Баллада» Высоцкого была вырезана из фильма, но в версии 1987 года восстановлена по постановлению коллегии Госкино СССР и секретариата правления СК СССР от 12 сентября 1986 года (Милосердова Н. Конец советского кино. Летопись перестройки 1986—1991 гг. 1986 // Киносценарии. 1999. № 1. С. 187).
[7] O скандале вокруг фильма в Госкино см., в частности: Барабан Э.П., Юренева Т.И. Заключение на материал художественного фильма «Вторая попытка Виктора Крохина» // Запрещенные фильмы: Документы. Свидетельства. Комментарии. Полка. Вып. 2 / Сост. и ред. В.П. Михайлова. М.: НТ-Центр, 1993. С. 155—158. Но фильм подвергался цензуре и в Ленинграде. Документы ЦГАИПД (Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 4—10) подтверждают, что местное партийное руководство с исключительным усердием относилось к делу цензуры. Ср. воспоминания Валерия Головского: «Когда бы я ни приехал в Ленинград и попросил показать какой- нибудь фильм, на студии отвечали: этот фильм в горкоме, этот фильм в обкоме. Так они и перебрасывали картины из одного кабинета в другой» (Голов(жой В. Кинематограф 1970-х: Между оттепелью и гласностью. М.: Материк, 2004. C. 136). (Между тем, версия Головского, что Романов сам смотрел все фильмы, выпущенные «Ленфильмом» («все [фильмы] неизменно смотрел сам Романов» (там же)), документально не подтверждается, так как в этом случае Романов не считал бы разрешение фильма упущением своих подчиненных. В то же время не исключено, что Романов сам смотрел все фильмы, выпущенные «Ленфильмом» после начала 1978 года.) В другой своей книге (Golov- skoy, V.S., RimbergJ. Behind the Soviet Screen. The Motion- Picture Industry in the USSR 1977—1982. Ann Arbor: Ardis, 1986. P. 18—19) Головской выразил мнение, что в Ленинграде более чутко следят за кинопроизводством, чем где бы то ни было в СССР, за возможным исключением Азербайджана. Подробнее об этом случае с точки зрения истории кино см. мою статью «Victor Krokhin's Second Attempt and Leningrad Film Censorship in the 1970s'» (в печати).
[8] ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 4.
[9] ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 5.
[10] Отсутствие Ждановой весьма знаменательно, поскольку она была известна своим консерватизмом: «...их, этих начальников, было немерено, и все они придерживались крайне реакционных взглядов. Это и завотделом культуры горкома Жданова, и завотделом культуры обкома Пахомова, и конечно, самый главный идеолог области и гонитель всего неортодоксального Григорий Романов» (Головской В. Кинематограф 1970-х. С. 136).
[11] ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 5.
[12] Например, в сентябре 1936 года руководство «Ленфиль- ма» было наказано за недостаток бдительности в деле, где якобы «было допущено контрреволюционное использование сбора материалов и самого материала для сценария о детстве и юношестве С.М. Кирова» (охарактеризованное как «преступное бездействие» и «вопиющий случай потери классовой бдительности»), а в феврале 1937 года E.M. Тамаркин, ответственный за сектор кинематографа в ЦК, подверг критике чиновников Главреперткома, которые, не проверив содержания, разрешили показ фильма о Ленине в предыдущем месяце, во время «Ленинских дней»: «Преступную безответственность проявили зав. сектором кино Главреперткома т. Березкин и уполномоченный Главреперткома по кинохронике т. Никитин, которые обязаны были, разрешая демонстрацию фильма, тщательно его проверить». (Допущенный к показу в начале 1936 года фильм содержал кадры с Радеком, который к тому времени успел стать «врагом народа».) См.: Кремлевский кинотеатр 1928—1953: Документы / Под ред. Г.Л. Бондаревой; сост. К.М. Андерсон, Л.В. Макси- менков, Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая. М.: РОССПЭН, 2005. C. 347—348, 386.
[13] О политике «доверия к кадрам» и ее результатах в региональных партийных организациях см. любопытную статью Йорама Горлицки: Gorlizki Y. Too Much Trust? Regional Party Leaders and Local Political Networks under Brezhnev // Slavic Review. 2010. Vol. 69. № 3. P. 676—700.
[14] Verdery K. The «Etatization» of Time in Ceausescu's Romania // What Was Socialism and What Comes Next? Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1996. P. 39—57.
[15] См., например: Binns C.A.P. The Changing Face of Power: Revolution and Accommodation in the Development of the Soviet Ceremonial System // Man. 1979. Vol. 15. № 1. P. 170— 187; Petrone K. «Life has Become more Joyous, Comrades»: Celebrations in the Time of Stalin. Bloomington: Indiana University Press, 2000; Рольф М. Советский массовый праздник в Воронеже и Центрально-Черноземной области России (1927—1932). М.: РОССПЭН, 2009; Малышева С. Советская праздничная культура в провинции: пространство, символы, мифы (1917—1927). Казань, 2005; Байбурин А., Пиир А. Счастье по праздникам // Антропологический форум. 2008. № 8. C. 227—257 (http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/008/08_04_baiburin-piir_k.pdf).
[16] «Советская власть с первых дней Великой Октябрьской социалистической революции впервые в мире установила для всех рабочих и служащих очередные отпуска от 12 дней до 2 месяцев в году. Месячные и более длительные отпуска имеют многие категории рабочих, служащих, учителя, врачи и научные работники» (Москатов П. Право советского гражданина на отдых. М.: Профиздат, 1938. С. 26).
[17] Текст декрета см. в: Декреты советской власти. Вып. 2. М.: Гос. изд. политической литературы, 1959. № 232. С. 433— 444. Краткий обзор его международного контекста см. в: Цуркан Н.В. Ежегодные оплачиваемые отпуска по российскому и зарубежному законодательству (сравнительный анализ): Автореферат дис. ... канд. юридич. наук. М., 2011 (www.atiso.ru/attachments/article/398/Curkan.doc).
[18] Декреты советской власти. См. также: http://base.consultant.ru.
[19] Для некоторых слоев дореволюционного общества эти условия были весьма щедрыми. Согласно «Уставу о службе гражданской» (1896), ст. 757, государственные служащие могли брать до четырех месяцев непрерывного отпуска; дополнение от 1906 года (ст. 760, примеч. 2) давало право оплачиваемого отпуска сроком до двух месяцев («с содержанием до двух месяцев и без содержания до четырех месяцев»). См.: Свод законов Российской Империи / Под ред. Д. Мордухай-Болтовского. СПб., 1912. Т. 3. В то же время декрет 14 июня 1918 года устанавливал норму необходимого минимума. Некоторым профессиям предоставлялись значительно более длительные отпуска — например, 48 дней для школьных учителей и преподавателей в университетах, а также высшего персонала академических институтов (Об отпусках работников НИ, учебных и культурно-просветительных учреждений. Постановление СМ СССР от 21 апреля 1949 года // Сборник законодательных актов о труде. М.: Юридическая литература, 1977. С. 272—274). В некоторых случаях высококвалифицированные рабочие заводов могли получить 24 дня отпуска (фактически месяц), как в случае с Гончуковым (см. ниже).
[20] См.: Ловелл С. Досуг в России: «свободное» время и его использование // Антропологический форум. 2005. № 2. С. 136—172 (http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/002/02_02_lovell.pdf).
[21] Там же. См. также: Ловелл С. Дачники: История летнего жилья в России 1710—2000. СПб.: Академический проект, 2009. Гл. 6.
[22] Русское слово отпуск семантически близко английскому leave (в котором заложена идея «позволения»), а также другим английским терминам с этим же значением: furlough (пишется также: furloe, furlow и т.д.), от голландского verlof (и соответственно немецкого Verlaub, в современном языке устарелого и означающего «позволение»). (Согласно Оксфордскому словарю английского языка, слово furlough зафиксировано в начале XVII века, в то время как термин leave стали употреблять на 150 лет позже.) Словом отпуск, как и словом furlough, сначала называли документ, выданный человеку, которого «отпустили» (см. «Устав о службе гражданской»). Все термины, обозначающие «отпуск», первоначально употреблялись в контексте военной службы; в гражданской сфере они стали использоваться позднее, как, например, субботний отпуск в университетах, принятый и в американских учреждениях в конце XIX века (Оксфордский словарь дает ссылку на постановление Гарвардского университета 1880 года).
[23] Правила об очередных и дополнительных отпусках. Изданы на основании Постановления СНК СССР от 2 февраля 1930 г. — протокол № 5/331, п. 28 (http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=53 448;fld= 134;dst= 100028); Орловский Ю. Отпуска рабочих и служащих. М.: Гос. изд. юридической литературы. М., 1963.
[24] Гастев А. Как надо работать // Организация труда. 1921. № 1. С. 19.
[25] Там же.
[26] Саломонович Е.Д. Нормирование труда в учреждениях // Организация труда. 1925. № 3. С. 61.
[27] См.: Там же. С. 63—64, с критикой одного корреспондента (технического сотрудника), который якобы посвящал всего 51,5% своего времени основной производственной деятельности.
[28] См. образцовую «хронокарту» на 17 июля 1923 года в книге: Гастев А. Время. М.: Центральный институт труда, 1923. С. 24:
Самообслуживание Прогулка
Администр. распоряж. Приготовл. доклада Завтрак Приемы
Заседание коллег.
Поездка в НКНД
Обед
Отдых
Комячейка
Разборка матер.
Прогулка.
[29] Соловьев И. Физиологические паспорта // Время. 1925. №8. С. 16.
[30] Временный устав лиги «Время» (Принят на заседании Временного Президиума от 2-го августа 1923 года) // Время. 1923. № 1. С. 4. Жирный шрифт в оригинале.
[31] О любопытной дискуссии по поводу антропологического воздействия «непрерывки» см.: Гумерова М. Национализация свободного времени (СССР 1920—1930-е гг.) // Конструируя «советское»? Политическое сознание, повседневные практики, новые идентичности. Тезисы докладов научной конференции в Европейском университете в Санкт-Петербурге. 20—21 апреля 2012 года. СПб.: ЕУСПб., 2012. С. 46—51.
[32] Это, насколько мне известно, не совсем точно: во всяком случае, в британских школах неизменно были «пасхальные каникулы», когда я сама там училась в 1960—1970-е годы; такое положение сохраняется и до сих пор.
[33] Керженцев П.М. Борьба за время. М.: Изд. «Красная новь», 1924. С. 18—19.
[34] Прославление широких возможностей проведения отдыха при Сталине см., например: Москатов П. Право советского гражданина на отдых. С. 25—37;
[35] CKQ, интервью с женщинами 1924 года рождения и с женщинами 1930 года рождения в Тавдинском районе, деревня Герасимовка, 19 сентября 2003 года. Другие если и помнят что-то, то очень мало: Oxf/Lev V-05 PF9 (ж. 1928 г.р.); Oxf/Lev V-05 PF5 (ж. 1921 г.р.).
[36] Oxf/Lev V-04 PF2, ж. 1927 г.р. из деревни Новгородской области, отец плотник, мама колхозница.
[37] Отчет за подписью «А. Никаноров». Из материалов Отдела культпросветработы обкома ВКП(б) к областному совещанию по культурной работе в колхозах, совхозах и МТС. 2 января 1936 г. — 27 февраля 1936 г. (ЦГАИПД-СПб. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1545. Л. 15). Оригинал местами подчеркнут красным карандашом. В сопоставлении с этим описанием пьяного веселья довольно странным выглядит утверждение в начале того же самого отчета (Там же. Л. 14): «Неузнаваема стал<а> старая Береза, за годы революции и особенно за последние годы»; но какие-то перемены, по-видимому, были. «В былые годы, — вспоминают пожилые колхозники, — Михайлов день гуляли целую неделю» (Там же. Л. 15—16).
[38] См. перечень местных праздников в Приложении (ниже).
[39] Рабочее время и отдых работников железнодорожного транспорта. Пост. СНК СССР от 21 августа 1939 г. и Инструкция НКТ СССР от 27 сентября 1930 г. М.: Гоструд- издат, 1930. C. 17 («Экстренный вызов на работу согласно ст. 30 постановления производится с соблюдением очередности — в зависимости от продолжительности нахождения на отдыхе»).
[40] См., например, воспоминания женщины, которая работала педиатром: «.раньше было даже запрещено брать за свой счет [отпуск] как. Ну раньше были повышение квалификации и прочее, всё» (Oxf/Lev SPb-06 PF75, ж. 1937 г. р., педиатр).
[41] Гончуков А. Моя жизнь и работа. Воспоминания. (Кировский завод). Ч. 1. 1904—1949 гг. (ЦГАИПД. Ф. 4000. Оп. 18. Д. 333. Л. 113). Позднее Гончуков напишет, что время отпуска ему отмерили весьма щедро: например, он жаловался, что в 1962 году ему впервые предоставили отпуск не в двадцать четыре дня, как прежде, а всего лишь в двенадцать (Там же. Д. 335. Л. 177).
[42] Oxf/Lev SPb-02 PF8, м. 1933 г. р., родители рабочие.
[43] Это не означает, что военные автоматически имели право на отпуск, нет, отпуск был наградой за самоотверженную службу. Отпуск предоставляли короткий, и в расчет никак не принималось расстояние до места, куда нужно было ехать отпускнику. Такая ситуация драматически описывается в прекрасном фильме Чухрая «Баллада о солдате» (о нем см. ниже). Такая же ситуация сохранялась и после войны, см., например: Oxf/Lev V-5 PF16, м. 1925 г. р.:
«Соб. 1: А в увольнительную вы домой не приезжали?
Инф.: Шесть лет дома не был.
Соб. 1: Да вы что!
Инф.: Шесть лет! Первый отпуск я получил, находился — город Красноводск. <...> Дали мне первый отпуск через шесть лет. И поехал я через море Каспий на пароходе четыреста километров. Доехал до Баку. В Баку на поезд сел, в общем, я трое суток добирался до дому». Об отпуске как о поощрении военнослужащих срочной службы в последующие годы см: Oxf/Lev P-07 PF37 (м. 1946 г.р.) и Oxf/Lev P05 PF20 (м. 1949 г.р.).
[44] Oxf/Lev SPb-04 PF57, ж. 1927 г.р. Информантка начала работать в 1941 году в возрасте 14 лет, потому что мама устроила ее на работу, чтобы она могла получить разрешение эвакуироваться из блокадного Ленинграда.
[45] См.: Указ Верховного Совета «Об отпусках рабочим и служащим» от 30 июня 1945 года (http://base.consultant.ru), отменивший Указ Председателя Верховного Совета от 26 июня 1941 года «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время».
[46] Oxf/Lev SPb-02 PF8, м. 1933 г.р., родители рабочие.
[47] Oxf/Lev SPb-03 PF36, м. 1940 г.р., ж. 1946 г. р., родители рабочие.
[48] Gorlizki Y, Khlevniuk O. Cold Peace: Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945—1953. New York: Oxford University Press, 2004. P. 8.
[49] Ibid. P. 63, 196.
[50] См., например, рассказ Шукшина «Вечно недовольный Яковлев». В более широком контексте см. воспоминания экономиста 1935 года рождения: он всегда брал отпуск летом, но он был «начальник», и, следовательно, как ни странно, зимой ему приходилось работать больше, чем летом: Оxf/AHRC V-04 PF23.
[51] Gorsuch A. All This is Your World: Soviet Tourism At Home and Abroad After Stalin. Oxford: Oxford University Press, 2011. P. 18.
[52] Ibid. P. 186.
[53] Пансионат для кировцев // Кировец. 3 июля 1970. С. 3.
[54] Архив музея Кировского завода.
[55] «О мероприятиях по дальнейшему повышению благосостояния советского народа», постановление ЦК КПСС и СНК от 26 сентября 1967 года (http://base.consultant.ru).
[56] См.: Кодекс законов о труде РСФСР. М.: Юридическая литература, 1977.
[57] Например, работники, активно участвующие в деятельности добровольной народной дружины или товарищеских судов, вознаграждались дополнительными днями к законному отпуску (Комментарий к законодательству о труде /
Общ. ред. В.И. Теребилова. М.: Юридическая литература, 1981. С. 120). Распространились также упоминания о понятии «отгул» в художественной литературе того периода, как показано в Национальном корпусе русского языка, где имеется лишь одна ссылка, приходящаяся на сталинскую эпоху (1949 год) против 14 на 1955—1991 годы.
[58] Данилова H.A. Климат и отдых в нашей стране. Европейская часть СССР. Кавказ. М.: Мысль, 1980. C. 3.
[59] Там же. С. 5.
[60] Подробнее об этом см. мою книгу: Kelly C. Children's World: Growing Up in Russia, 1890—1991. New Haven, 2008. Ск 4, 9, 10.
[61] С другой стороны, «школьные каникулы» и «лето» не всегда были неразрывно связаны между собой. В Шотландии до самого конца XX века в октябре существовал двухнедельный перерыв в школьных занятиях, так называемые «кар- тошкины каникулы» (tattie holiday) или «копка картошки» (tattie howking), когда дети помогали родителям убирать урожай картофеля (http://www.bbc.co.uk/scotland/history/scotlandonfilm/forum/rural/thread5...).
[62] Об организации учебной работы и внутреннем распорядке в начальной, неполной средней и средней школе. Постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 3 сентября 1935 года // Справочник советского работника: для председателей, секретарей и других работников советов и исполнительных комитетов. М.: Власть советов, 1937. С. 789.
[63] См., например: Пионерская правда. 1925. 15 марта. С. 1. О приметах сталинской эпохи, включая специальные дома отдыха для беспризорных детей, см. книгу: Счастливой смене — здоровый отдых: Сборник материалов по художественной работе в летних пионерских лагерях, площадках и форпостах. Ижевск: УдГиз, 1935; Дар Д. Счастливое детство. Л.: Изд-во Леноблисполкома и Ленсовета, 1937. С. 65 («Каждое лето, как только окончатся в школах занятия, почти три четверти всех ленинградских ребят покидают город и отправляются на берег моря, на горячий песок, на душистую траву, в сухие сосновые леса. Лучшие пригороды, лучшие дачные места Ленинградский совет отдал детям»).
[64] См., например: Боннэр Е. Дочки-матери. Нью-Йорк: Изд- во им. Чехова, 1991.
[65] См., например, интервью ж. 1936 г.р. (Катриона Келли, Оксфорд 2002 г., CKQ-Oxf-02 PF1). Ср.: Oxf/AHRC UK- 08 PF39 AB (ж. 1980 г.р.): «Я вспоминаю лето, в основном, потому что я уезжала к бабушке на дачу; у нас был маленький домик — где-то 2 часа езды на электричке от Питера, и меня туда всегда на 3 месяца просто сбрасывали и все».
[66] Из переписки Анатолия Белинского с женой Флоренти- ной Белинской становится ясно, что Анатолий (писатель) регулярно брал на себя заботу о детях на различных дачах, в то время когда Флорентина, будучи ученым-исследователем, оставалась в Ленинграде (Белинский А. Письма прошлого века: семейная хроника. СПб.: Дума, 2008. С. 479— 481); в 1969 году, напротив того, Белинский в августе жил в Ленинграде, а семейные обязанности взяла на себя его жена (с. 496—498).
[67] См.: Белинский А. Письма прошлого века... С. 327—331. Такое случалось и позже. Например, одна наша информантка помнит, что ей в начале 1980-х не разрешили поехать в отпуск с мужем, хотя они только что поженились (ж. 1958 г.р., CKQ Oxf-03 PF13).
[68] Oxf/Lev M-03 PF24 — 1968 г.р., дочь учительницы, отец рабочий-строитель.
[69] В пансионатах и других заведениях начали открывать семейные отделения — см., например: Профсоюзные курорты и здравницы Грузии / Под ред. председателя Грузинского республиканского совета по управлению курортами профсоюзов, кандидата медицинских наук П.А. Чиквиладзе. Тбилиси: Мецниереба, 1977. С. 44—45, 66—67. Многие наши информанты помнят регулярный семейный летний отдых в 1970—1980-х годах. См., например, интервью: Oxf/ Lev SPb-03 PF16 (ж. 1969 г.р.); Oxf/Lev SPb-03 PF16 (ж. 1931 г.р.); CKQ E-03 PF3; CKQ Oxf-03 PF13.
[70] Михайлова Т. Отдых — дело общественное. М.: Медицина, 1970. C. 10—11. По решению XXI съезда КПСС базы и дома отдыха были переданы профсоюзным организациям ( Сар- кизов И.З. Отдыхайте в Подмосковье: Справочник о домах отдыха и санаториях. М.: Моск. раб., 1962. С. 3—4), что также подчеркивало важность отпуска.
[71] Постановление ЦК КПСС и Совета министров от 22 января 1981 года (http://base.consultant.ru).
[72] См., например: Ловелл С. Дачники. Гл. 6; Нефедова Т., Полян П., Трейвиш А. Город и деревня в Европейской России. Сто лет перемен. М.: ОГИ, 2001. С. 385—387.
[73] Oxf/Lev P05 PF18, ж. 1936 г.р., Пермь. Информанты более старшего возраста разделяются на тех, кто не сомневается в том, что выходные дни положены человеку по праву, и тех, кто все еще испытывает чувство вины за то, что берет отпуск. Примеры первой категории см. ниже.
[74] Гребнев А. Дневник последнего сценариста. 1945—2002. М.: Русский импульс, 2006. С. 168.
[75] Oxf/Lev SPb-03 PF36 (инф. 1: ж. 1946 г.р., инф. 2.: м. 1940 г.р., родители рабочие).
[76] По традиции в августе парламент не заседает, и официально этот перерыв объясняется тем, что «члены парламента могут исполнять другие свои обязанности» (http://www.parliament.uk/about/faqs/house-of-commons-faqs/business-faq-p...), что, в сущности, является фикцией. В случае чрезвычайных обстоятельств парламент может быть снова созван, но такое случается редко, хотя порой парламентские каникулы отодвигаются на более поздний срок.
[77] Например, знакомство с Бюллетенем Исполнительного комитета Ленинградского городского совета народных депутатов за соответствующий промежуток времени (№ 15— 18 1960, 1965, 1970 и 1975 годов) показало, что в августе, по меньшей мере, трижды устраивались собрания.
[78] «Кот, который говорил только по-итальянски» — рассказ, печатавшийся в газете «Оксфорд мейл» в начале 1980-х. Хозяин этого котика был итальянец, и (как сообщалось в кратком содержании рассказа на первой странице газеты!) его питомец не понимал команд на английском языке, которые подавал ему сосед-англичанин, присматривавший за ним, пока хозяин был на отдыхе. Этот рассказ, в частности, цитировался в сатирической серии о «мертвом» парламентском сезоне, публиковавшейся в газете «Гардиан» в том же году.
[79] Иванов П. Гордиться паспортом // Ленинградская правда. 1965. 10 августа. С. 4.
[80] О христианском осуждении праздности и безделья см., например, Второе послание апостола Павла Фессалоникий- цам (именно отсюда взята знаменитая формула «кто не работает, тот не ест»: «Ибо когда мы были у вас, то заве- щевали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь»), а также нравоучительное стихотворение Исаака Уотса «Противу праздности и шалостей» (1715) о трудолюбивой пчелке (ныне известное, главным образом, потому, что послужило образцом Льюису Кэрроллу для создания образа маленького крокодильчика):
Как мило маленькая пчелка Использует священный день, Жужжит трудяга без умолку, Кружит, не ведая про лень.
[81] Oxf/Lev SPb-02 PF14, ж. 1969 г.р., родители рабочие.
[82] Например, в августе 1977 года, вместе с репортажами с фестиваля молодежи и студентов в Венгрии и информацией о меню в рабочих столовых, «Ленинградская правда» печатала следующие статьи: Холодилов С. Дары огородные // ЛП. 1977. 4 августа; Карнаухова Г. Летний сезон в парках // ЛП. 1977. 5 августа; Сергеева О. Праздник огня, воды и музыки // ЛП. 1977. 16 августа; Зоны отдыха ленинградцев: На берегу озера Разлив // ЛП. 1977. 17 августа; Ленинградские этюды: У речного вокзала // ЛП. 1977. 31 августа.
[83] «Я помню, мы иногда летом приезжали в город, очень ненадолго обычно, и это было там в самом конце августа, потому что мы уезжали в самом начале июня, и обычно в конце августа приезжали, и в городе бывали очень мало, и летом ощущения очень странные были, потому что там жарко, как-то пыльно, трамваи за окном гудят» (Интервью: м. 1970 г.р. Проводила Екатерина Изместьева. Oxf/AHRC-SPb-11 PF1 EI).
[84] Приношу благодарность Джулиану Грэффи за то, что он указал мне на это.
[85] Михайлова Т. Отдых — дело общественное. C. 5, 7.
[86] Здесь я привожу аналогичный довод, что и Марк Б. Смит в своем чрезвычайно любопытном труде, посвященном праву собственности в Советском Союзе, где автор особо подчеркивает, что советские граждане имели твердо гарантированные права на недвижимость в виде квартир, арендуемых ими у государства (Smith M.B. Property of Communists: The Urban Housing Programme from Stalin to Khrushchev. De- Kalb, IL: Northern Illinois University Press, 2010).
[87] О расположении дачи, которой Романов, вероятно, пользовался на протяжении четырнадцати лет, см.: Рожков Е. Григорий Романов: свадьба, которой не было, перевернула мир // Вести недели. 2003. 2 февраля (http://www.vesti7.ru/news?id=1826). Тот факт, что Романов предпочитал Осиновую Рощу Комарово, где были расположены правительственные дачи первых секретарей обкома, возможно, объясняется тем, что он не любил ленинградской интеллигенции, традиционно отдыхавшей на курортах побережья Финского залива; вдобавок этот поселок находился совсем недалеко от города, что позволяло быстро вернуться на свое рабочее место.
[88] См., например, статью «Черный август» на сайте http://ru.wikipedia.org/; Черный август в России // Коммерсант. 2007. 8 августа (http://kommersant.ru/doc/795522).
[89] На эти месяцы приходятся не только Февральская революция и период самого отчаянного голода во время Ленинградской блокады, но и «ленинградское дело», и суд над Иосифом Бродским. Это нисколько не ставит под сомнение существования более ранних, «личных» традиций (Анна Ахматова, в частности, считала август несчастливым месяцем, поскольку он ассоциировался для нее с рядом трагических событий в личной жизни, таких, как арест и казнь Гумилева: см., например, стихотворение «К смерти» из цикла «Реквием»).
[90] Так! В официальном православии праздник преподобного (а не святого) Макария Египетского празднуется 1 февраля, преподобного Макария Жабынского — 4 февраля, преподобного Макария Оптинского (1782—1862) — 29 июня и преподобного Макария Оптинского (1788—1860)— 20 сентября, так что речь здесь идет о чисто местной традиции.
[91] 9 (22) мая
[92] 8 (21) июля
[93] 26 июня (9 июля).
