Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » НЛО » №133, 2015

Михайль Семенко
12 стихотворений

1. АВТОПОРТРЕТ

Хайль семе нкоми

Ихайль кохайль альсе комих

Ихай месен михсе охай

Мх йль кмс мнк мих мих

Семенко енко нко михайль

Семенко мих михайльсе менко

О семенко михайль!

О михайль семенко!

 

11  VII. 914. Киев

 

Текст не требует перевода, публикуется в оригинальном виде. На приеме разложения и анаграммирования слов построено несколько стихотворных миниатюр Семенко, в том числе «Вай тра / рам та / трам…», «Город» («Осте сте / би бо / бу…»), «Стало льо тало…» (реализует принцип логогрифа), — которые датированы апрелем—маем 1914 года. Интересно, что эти же приемы использовал Василий Каменский в своих «железобетонных поэмах» «Константинополь», «Бани», «Скэтинг-рин», — вошедших в знаменитую книгу «Танго с коровами. Железобетонные поэмы» (М., [март] 1914).

Через восемь лет молодой соратник Семенко, девятнадцатилетний Гео Шкурупий, создаст собственный выразительный «Avtoportret» — по схожей модели, путем трансформаций своего имени/псевдонима — и включит его в свой первый поэтический сборник «Психєтози: Вiтрина третя» (Київ, 1922). Однако если «Автопортрет» Михайля Семенко тяготеет к зауми (с проблесками «тайного» эротического смысла — словами «семя», «охай», «кохаю»), то в «Avtoportretе» Гео Шкурупия обнаруживаются в ходе трансформаций такие элементы, как «ego», «geometr», «geograf», а весь текст в целом тяготеет к visual-poetry.

Остроумный и витальный «Автопортрет» Семенко неоднократно включал в свои книги. В 1930 году художник Георгий Дубинский включил в альбом карикатур на украинских писателей и шаржированный портрет Семенко, обыграв в заглавии работы («Хайль Се Менко Ми») именно это стихотворение[2].

 

2. СЕГОДНЯ

Я сегодня курю и курю папиросы

                  я сегодня смутный

я сегодня смутный я сегодня смертельно смутный

                 ведь я люблю ее косы

 

Вечер притих зачарованный месяцем сонным

                  где одиночит наш парк —

я сегодня не там ах я хочу в этот парк

                  не хочу быть безмолвным

 

Но я буду молчать ожидая четверг

                  несколько тусклых дней

ведь не могу же я первым признаться ей

                 месяц вечер без мер

 

За одною — одна — я курю папиросы

                я сегодня смутный

я сегодня смертельно смертельно смутный

                я люблю ее косы.

 

29  VIII. 916. Владивосток

 

Стихотворение относится к лирическим вершинам Семенко, созданным во время прохождения военной службы на Дальнем Востоке (1915—1917). Отголоском ученичества у Игоря-Северянина можно считать неологизм во второй строфе («одиночит»; в оригинале — «самотить»). Анафоры и кольцевая композиция придают стихотворению песенный характер, недаром в наши дни украинская женская группа «Dakh Daughters Band» создала на основе поэзии Семенко эффектную композицию «Я люблю її коси»[3]. Отмечу, что в своем сценическом облике все семь участниц этой группы используют элементы образа Пьеро (выбеленные лица, белые или черные платья-балахоны) — во многом наследуя именно Михайлю Семенко, избравшему Пьеро своей лирической маской и даже выпустившему в 1918—1919 годах три сборника «интимных стихотворений» под заглавиями «Пьеро задается», «Пьеро любит» и «Пьеро мертвопетлюет». По-видимому, для Семенко был важен тот комплекс смыслов, который на рубеже веков стал нести «архетипический» образ Пьеро — меланхоличного невротика, персонажа, которому неуютно в мире, который прячет свою сентиментальность за ироническими эскападами и имморализмом, пытаясь совладать с экзистенциальной «заброшенностью в мир». Все это мы видим в лирике Семенко вплоть до 1920-х годов.

 

3. ОРИОН. Этюд

Люблю нюхать осень.

Люблю вдыхать осеннюю прану.

Зеленые пятна быстро износит

сад, что трепещет заранее.

 

А ночью темень и хочется погибнуть.

Душу мою возьмите за пару корон!

...Весело, весело, когда ветер гонит в спину,

а из-за горы вонзается Орион.

 

1831  VIII. 917. Владивосток

 

Стихотворение написано в последние месяцы пребывания во Владивостоке и относится к пейзажной и медитативной лирике Семенко. Известно, что в это время он интересуется восточными учениями и искусством, покупает японские гравюры. Не случайно в его поэзии появляется упоминание «праны», одного из центральных понятий йоги (на санскрите означает «дыхание» или «жизнь») — жизненной энергии, пронизывающей всю вселенную. Стихотворение войдет в первый же сборник, который Семенко выпустит после возвращения в Киев: «П’єро задається. Фрагменти. Інтимні поезії. Кн. 1» (Київ, 1918); в эту книгу войдет около трети из 200 стихотворений, написанных во Владивостоке.

 

4. ВЕЛОСИПЕД

Холодные обтирания утром солнечным

и расслабляющие солнечные ванны.

Пролетите по улице велосипедом гоночным,

блеснут в глаза промелькнувшие панны.

 

Смеряйте взглядом самонадеянного англичанина,

выступите как Пьеро на ажурном вечере.

На экваторе распалитесь отчаянно

и остыньте на глетчере.

 

16  VI. 918. Киев

 

Стихотворение вошло в сборник «Blok-Notes. Поезiї 1919 року» ([Київ]: Флямiнго, 1919). Несмотря на то что стихотворение отчасти «северянинское» по духу, в нем присутствуют особые авторские маркеры — «экватор» и «глетчер» (ледник, кристаллический лед — одно из любимых слов раннего Семенко).

Примеряя на себя маску декадентского Пьеро, Семенко попытался ее радикализировать, и хотя эта маска неминуемо тянет за собой предсказуемый ассоциативный ряд (имена от Бердслея и «мирискусников» до Блока, Евреинова, Мейерхольда, Чурилина, Вертинского и ряда других современников), все это не слишком согласуется с его репутацией. Черты классического печального любовника, неудачливого соперника Арлекина, также представляются мало подходящими для Семенко. Тем не менее радикал и экспериментатор использует маску именно Пьеро, культом которого была пропитана артистическая атмосфера двух российских столиц. Целый ряд стихотворений Семенко снабжает однотипными заглавиями: «П’єро загрожує», «П’єро кохає», «П’єро наївить», «П’єро рїшучить», «П’єро сантїменталить», «П’єро страждає» и др. Не исключено, что Семенко мог знать пантомиму Ж.-К. Гюисманса и Л. Энника «Пьеро сомневающийся» (Pierrot Sceptique. Paris, 1881) с иллюстрациями Жюля Шере (имя Гюисманса неоднократно встречается в текстах Семенко). Также ему мог быть знаком цикл из 50 стихотворений «Лунный Пьеро» бельгийского поэта Альберта Жиро (Pierrot lunaire: Rondels bergamasques. Paris, 1884), по мотивам которого в 1912 году Арнольд Шёнберг создал одноименный вокально-инструментальный цикл, своеобразный манифест атонального периода его творчества.

Стоит упомянуть, что на закате футуризма в Москве отдельным изданием вышла пьеса Жюля Лафорга «Пьеро» в переводе Вадима Шершеневича и с иллюстрациями Обри Бердслея. Интересно, что у Лафорга Пьеро — Fumiste[4] (то есть разгильдяй, мошенник, трепач; отмечу попутно неумышленное созвучие слов «футурист» и «фьюмист»). Лафорговский Пьеро-разгильдяй коррелирует с маской влюбленного Пьеро-трампа (бродяги, клоуна), которую использовал Семенко на протяжении всего творчества.

В 1919 году одну из своих теоретических работ Семенко опубликует под созвучным псевдонимом: ПМертвопетлюйко — причем под инициалом «П.» здесь, полагаю, следует понимать именно Пьеро.

 

5. ТОЛЬКО КРОВЬ

Глаза крепко, крепко стиснуты

губы изломаны.

Влажные колени с болью раздвинуты

в час сладкой истомы.

Не было начала — не будет

конца-краю.

Секретность одеял.

В этой волне чувствую тебя

в крови сгораю.

 

1918. Кибинцы  Киев

 

Эта миниатюра входит в цикл «Белая студия», состоящий из 33 стихотворений. В эротических стихах Семенко умудряется быть одновременно застенчивым и грубым, эпатирующе откровенным и нежным. Попытки передать страсть приводят поэта к ломающейся метрике, а также к верлибру.

Неизменная печаль, «смертельная грусть» (см. выше стихотворение «Сегодня»), невозможность вернуть утраченную идиллию, «опаленность» любовью, одиночество перед лицом судьбы — чувства, характерные для интимной лирики Семенко. При этом поэт все более тонко использует систему полутонов и намеков, «лирический сюжет» тяготеет к абстракции. Отчаяние шифруется. Как правило, такие стихи имеют форму чрезвычайно емких, концентрированных восьмистиший — см. далее стихотворение «Слов» 1921 года.

 

6. ГНАТУ МИХАЙЛИЧЕНКО

Надвинулась ночь.

Много ночей будет.

Казалось, никто не покличет,

покой слов не разбудит.

И вырвется боль в слезах.

Никто схваченному не поможет.

И лишь одно в ушах — страх.

И ни к чему здесь: «боже, боже».

Лишь в последний жизни момент

вырвет стон пуля одна.

Но простит такой рудимент

любви волна.

 

 I. 920. Киев

 

Сформированная после Февральской революции Центральная Рада 26 января (6 февраля) 1918 года была свергнута большевиками, но уже через три недели Киев оккупировали германские войска, приведшие к власти гетмана Скоропадского. Вскоре после этого Семенко возвращается в Киев. Петлюровские войска заняли Киев в декабре 1918 года, изгнав Скоропадского и немецкие оккупационные части и несколько последующих месяцев определяя судьбу Украины. Уже к февралю 1919-го петлюровцев изгнали большевики, а через месяц была провозглашена Украинская Советская Социалистическая Республика (УССР) как самостоятельное государство. В августе части Красной армии были выбиты из Киева войсками Деникина и город перешел под контроль Вооруженных сил Юга России (ВСЮР); 1 октября большевики буквально на три дня захватили город, затем вновь сдав его деникинцам, но в декабре Киев вновь был взят большевиками (в январе 1920-го Киев возьмут польские войска, но продержатся только до июля, когда город уже окончательно перейдет к большевикам).

Таким образом, значительную часть 1919 года Семенко, чья связь с эсерами («боротьбистами») и большевиками была очевидна, подвергался опасности. Организованная им литературная группа «Фламинго» почти сразу же прекратила существование, поскольку вошедшие в нее Гнат Михайличенко и Василий Чумак 21 ноября были расстреляны деникинскими властями как большевики-подпольщики. (Впоследствии двадцатисемилетний Михайличенко и восемнадцатилетний Чумак на некоторое время были провозглашены основоположниками украинской советской литературы[5]). Сам Семенко был арестован деникинской контрразведкой, однако спустя две недели освобожден. Освобождение поэта из застенков до сих пор остается загадкой; возможно, он был слишком известной личностью в литературных кругах (редактировал журнал «Мистецтво») и возымели действие ходатайства о его освобождении — например, со стороны руководства Украинской академии художеств и/или со стороны Ильи Эренбурга, который при белых был в Киеве заметным публицистом, напечатавшим ряд антибольшевистских статей.

Обоим своим расстрелянным товарищам Семенко посвятил реквиемы — стихотворения «Гнату Михайличенко» и «Василию Чумаку» датированы 4— 8 января 1920 года, то есть созданы буквально через две-три недели после изгнания деникинских войск из Киева; оба реквиема вошли в книгу Семенко «Лучи угроз» (Харьков, 1921).

 

7. СЛОВ

Сильней чем мы ветер

дождь надписи смыл

не знали магических

литер однодневки мы

 

избитая сказка

решила все в ответ

а я разве что-то сказал?

у меня слов нет.

 

10  III. 921. Рига

 

Стихотворение написано в Риге, где Семенко был в составе украинской делегации для подписания Рижского мирного договора (18 марта 1921 года) между РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польшей — с другой. Договор завершил советско-польскую войну (1919—1921); к Польше отходили обширные территории Западной Украины и Западной Белоруссии.

Стихотворение вошло в цикл «Зок»[6], десять стихотворений из которого также были созданы в Риге[7], все они относятся к лирическим шедеврам Семенко, имеют, по сути, дневниковый характер и совершенно свободны от актуальной политической злободневности.

Отсутствие пунктуации приближает целый ряд миниатюр Семенко к традициям дальневосточной поэзии, прежде всего к японским хайку и танка. Своеобразной симультанностью и медитативностью лирика Семенко обогащается во время его военной службы на Дальнем Востоке. Его «пренебрежение» пунктуацией способно резко повышать информационный потенциал текста, в значительной мере избавляя его от однозначности и логической предзаданности, допуская иной раз двузначное, а то и четырехзначное прочтение одних и тех же фрагментов строк, стыков строк, размытых строфических границ.

Позднее, в 1920-е годы, оппоненты пролеткультовского толка упражнялись в остроумии по поводу ненормативной пунктуации Семенко; в одном из стихотворений 1922 года поэт адресует литературным противникам ряд обвинений в ретроградности, в том числе и такое: «Пока учились двоеточия или там запятые ставить — / бах — / а вон уже и отменяются знаки препинания...» (здесь у него, возможно, отголосок дискуссий того времени о возможности использования украинцами латинского алфавита, а также отзвук языковых утопий эпохи; ср., например, с тезисом Льва Троцкого «Эсперанто — язык мировой революции»). Значимое отсутствие пунктуации в еще большей степени важно для следующего стихотворения.

 

8. ДУРА

Осенью чувствуешь

         что можешь по-разному думать

                   и если ты

                              не дурак

                                            то

не стесняйся некоторых тем

         каждый твой неясный жест

                    намек будущему —

                             потом

                                         разберутся.

                      Если ты не такой —

не выходи на улицу

           ибо на улице

                      обтешут оботрут.

            ЧЕГО ТОЛКАЕТСЯ — ДУРА

А по тротуару ходит порой море народу

          и мысль осенью

                  очень честно работает

                            и в груди

                                     в такт:

           как замечательно умирать —

                       если б тебя расстрелял петлюра!

 

 Х. 922. Киев

 

Стихотворение автобиографично; было включено автором в цикл «Решта». При внешней простоте оно сложно организовано; при очевидной авторской самопогруженности текст выходит (и выводит читателя) вовне — в буквальном смысле «на улицу», в ее толкотню, тротуары и обрывки чужих разговоров.

Суггестия, смутно ощущаемая читателем даже при беглом прочтении, во многом объясняется формальной структурой стихотворения, ее многоуровневой закольцованностью.

Во-первых, рифмующиеся два слова — самое первое (заглавие) и самое последнее: дура—петлюра. К ним примыкает еще раз повторенное слово «дура», поставленное в сильной позиции — в композиционно выделенной строке «ЧЕГО ТОЛКАЕТСЯ — ДУРА».

Во-вторых, эта «спрятанная» (за счет удаленности друг от друга) зарифмованность указанных трех слов поддерживается девятикратным повторением буквенных комплексов Д(Т)+У+Р по мере чтения от заглавия к финалу (русский перевод в этом смысле полностью соответствует оригиналу). При этом полную или усеченную анаграмму слова «ДУРА» мы обнаружим в словах: ДУРАк, рАзбеРУТся, АбАТРУТ, ТРАТУАРУ, нАРоДУ, гРУДи.

В-третьих, если в начале автор лишь только на пути к откровенности и признанию (по-видимому, прежде всего признанию самому себе): «Осенью чувствуешь, что можешь по-разному думать <…> не стесняйся некоторых тем…», — то к финалу эта мучительная проблема преодолена, причем вновь буквально повторяются исходные концепты «осень/мысль/откровенность»: «…и мысль осенью очень честно работает…»

В-четвертых, закольцованность композиции реализована также и графически, за счет лесенки, задающей визуальную последовательность ритма строк.

В-пятых, читатель сталкивается с невозможностью однозначного понимания не только количества героев стихотворения, но даже их пола: слово «дура», казалось бы, должно относиться к женщине, но оно также могло употребляться и по отношению к мужчине, как южнорусский диалектизм, с оттенком снисходительности, но не оскорбления. Таким образом, с равными основаниями мы можем реконструировать ситуацию, в которой героем стихотворения будет один-единственный персонаж (альтер эго автора), либо два (он и его собеседник), либо три (включая кого-то, толкнувшего героя на улице). Однако восклицание «Чего толкается — дура»[8] вполне может быть и репликой представителя безликой толпы («моря народа»), обращенной к автору/герою — поэту, опрометчиво «вышедшему на улицу». Представляется, что эта амбивалентность (в эпизоде «на улице» речь о мужчине? о женщине? или же «дура» — это обращение к самому себе?) была запрограммирована — то есть тревожащая читателя ситуация непонимания смоделирована автором намеренно.

В-шестых, сразу после констатации «…и мысль осенью очень честно работает…» наступает драматическая развязка: «как замечательно умирать — если б тебя расстрелял петлюра!» Собственно, именно к этому самопризнанию — к шокирующему заявлению о желанном и утраченном шансе достойной смерти — и шел герой стихотворения.

Фамилия Семена (Симона) Васильовича Петлюры[9], главы Директории Украинской Народной Республики (УНР), дана с маленькой буквы, как имя нарицательное, и отсылает к реалиям только что завершившейся Гражданской войны на Украине (1918—1921), когда там постоянно менялась власть. О судьбе быть расстрелянным, которую в 1919 году Семенко избежал, см. выше комментарий к стихотворению «Гнату Михайличенко».

 

9. [СЕМЬ]

Понеділок

Вівторок

Середа

Четвер

П’ятниця

Субота

Неділя

 

2 - XII. 922. Киев

 

Стихотворению «Семь» Семенко и его соратники по панфутуризму придавали программный характер, предлагая в качестве литературного текста простое перечисление дней недели[10]. Нечто подобное в 1913-1917 годах делал, например, Марсель Дюшан, провокативно выставляя как художественные произведения велосипедное колесо, сушилку для бутылок, лопату или писсу ар (знаменитый «Фонтан», выставленный с подписью-псевдонимом R. Mutt, т. е. «Р. Дурак»). При этом Дюшан демонстративно дистанцировался от роли художника, свои реди-мейды считал насмешкой над искусством, расширяя, исследуя на прочность и проблематизируя понятие эстетического. Существует немало общего между провозглашенной Семенко в 1920 году «смертью»/«ликвидацией» искусства и теорией лефовцев, а также некоторыми предшествующими практиками дадаистов.

Стихотворение «Семь» закрывало этапную книгу Семенко «Кобзарь» (Киев, 1924; Харьков, 1925) - большой 650-страничный том, куда Семенко включил все сочиненное с 1910 по 1922 год. Стихотворение не имело заглавия, будучи предварено лишь порядковым номером «VII» (финальное седьмое стихотворение финального цикла «Решта»[11]). Через пять лет Семенко вновь ставит это стихотворение в качестве финального аккорда, завершая им второй том своего «Полного собрания сочинений» (Харьков, 1930). По-видимому, стихотворение несет и библейскую символику — поэт выступает творцом мира, подытоживая сделанное на «седьмой день». Во многом это действительно итог — после 1922 года Семенко практически оставляет лирику.

Первоначально стихотворение «Семь» было опубликовано в русском переводе в газете «Катафалк искусства» (1922) - в качестве пародийно-эпатажного жеста — под заглавием «Стихотворение». Здесь мы оставляем его в первозданном виде; можно констатировать, что стихотворение в виде перечня семи дней недели переведено на все языки мира…

 

10. ЗАВОД ИМЕНИ МИХ. СЕМЕНКО

Снова

пришел

предназначенный час —

не замкнуть его —

не обойти.

Флаг

на воротах

уже

рыжий.

Эй!

Иди!

Сколько ни есть

вас!

Спина

на смену спине

куёт —

опять пришло

время

моё —

заработала моя машина.

Кто сказал — что

без труб?

Кто это

сказал — что

без

дыму?

Тысячи полиняло

губ —

тысячи поэтов и

поэтенят

поставлено

к

овину.

Пройден

да

аж

до конца —

пройден

путь

от конца к

концу —

лишь та

выжила

птица

что спáла с

лица.

Так и

я:

снова живу —

встать —

лечь —

снова новую

мартенову

печь —

пропадай пропадом жисть

моя!

 

1925

 

Со второй половины 1920-х творчество Семенко мутирует, в русле общелефовских установок, в (само)принудительную агитку, но откровенные и мощные лирические всплески время от времени еще прорываются. В эти годы резко меняется не только тема, но и строфика, часто используется свободный стих, который Семенко оценил еще в пору раннего увлечения творчеством Уолта Уитмена. Стихотворение с амбивалентным заглавием «Завод имени Мих. Семенко» поэт включил в свой «Малый Кобзарь» (Харьков, 1928).

В строках «…заработала моя машина. / Кто сказал — что / без труб? / Кто это / сказал — что / без / дыму?..», по-видимому, аллюзия на Маяковского, в произведениях которого сравнение поэзии с производством встречается неоднократно; ср., например, в стихотворении «Поэт рабочий» (1918): «Я тоже фабрика. / А если без труб, / то, может, / мне / без труб труднее…»; в поэме «Рабочим Курска, добывшим первую руду» (1923): «Мне фабрика слов в управленье дана…»; в стихотворении «Домой!» (1925): «Я себя / советским чувствую / заводом, / вырабатывающим счастье…»

В упоминании «тысячи поэтов и поэтенят» также ощущается созвучность со знаменитым «Приказом № 2 армии искусств» Маяковского, где присутствуют схожие уничижительные суффиксы по отношению к легионам собрать -ев по перу: «Это вам — / прикрывшиеся листиками мистики, / лбы морщинка -ми изрыв — / футуристики, / имажинистики, / акмеистики, / запутавшиеся в паутине рифм…» (1921).

Индустриальная тема станет в стихах Семенко ключевым «социальным заказом» на последующее десятилетие, ведь с конца 1925 года курс на индустриализацию стал главным лозунгом СССР.

 

11. ПЕСНЯ ТРАМПА

СЕсенину

Выпил —

жизнь выпил —

и повесился на трубе.

         Кинул

жизнь липовую

и папироску недокуренную

на столе.

         Трижды

обнесли вкруг Пушкина

тело сухое

твое.

           А моя —

и моя жизнь —

гнездовье кукушкино

и твое переплетается

будто мое.

           Конечно

умирать не ново —

не ново и жить

тож —

жизнь наша не

всегда

бедова —

и кругла —

как манеж.

           Но мозг и мысль в будущее —

бодрый —

я понесу

хоть мое тело — пудами

и унциями —

стоит каких-то пару су.

            Выпью и я — выпью

и — пьяный — встречуся

с тем кого ищет душа моя.

            Может — может тоже

повешуся,

но — к сожалению —

восьмидесятилетним — я.

 

I. 926. Одесса

 

Украинские панфутуристы во главе с Михайлем Семенко считали необходимым «сбрасывать с парохода современности» не только собственных украинских «литературных генералов», но и российских поэтов — прежде всего Маяковского и Есенина[12]. Но цену обоим они, безусловно, знали. О потрясении, которое вызвала смерть Есенина, говорит это стихотворение — написанное мгновенно после получения трагического известия и уже 10 января опубликованное в харьковской газете «Культура и быт»[13]. В стихотворении отразились подлинные обстоятельства гибели Есенина и детали его похорон (31 декабря гроб трижды был обнесен вокруг памятника Пушкину на Страстном бульваре). Как позднее и Маяковский в знаменитом стихотворении «Сергею Есенину», Семенко цитирует строки предсмертного восьмистишия Есенина; как и Маяковский, он пытается противопоставить/защититься от есенинской трагедии собственным оптимизмом («бодростью» социалистического строительства); как и у Маяковского, у него это не получается. Более того, Семенко примеряет есенинский способ ухода из жизни на самого себя, с горечью говорит о собственной неприкаянности и даже чужеродности в украинской литературе («и моя жизнь — гнездовье кукушкино…»).

Уход поэта от «жизни липовой» обретает символическое и сакральное измерение. Англицизм «трамп» (бродяга) в заглавии стихотворения — давно известная читателям самоаттестация Семенко, трампом он называл себя и в дореволюционных стихотворениях и будет называть себя так позднее, до конца 1920-х.

Посвященную Есенину «Песню трампа» Семенко перепечатает в 1928 году — в качестве финального стихотворения своей программной книги «Малый Кобзарь» — то есть вновь придавая ему особый, глубоко личный и символичный характер: текст выполняет роль экзистенциального финального аккорда в томе избранных произведений.

 

12. К ВЫХОДУ ТОМОВ МОЕГО

«ПОЛНОГО СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ»

Кому-то попадет и эта книжка.

Историю литературы — не обойти, —

как бы я ни закрывал глаза и ни опускал их низко.

Не обманешь историю, читатель, и ты.

 

Найдутся моськи, что будут плеваться,

имитируя

«революционность» свою:

хватит терпеть, мол, хфуториста нахальство

и чуждую нам его пачкотню.

 

Что им литература, история, даты.

Им бы хоть горстку писательских благ.

Я б и хотел им три горсти дать —

но все ж история — упряма и зла.

 

Кумовством обманешь только себя и кума.

Не все родились одинаковы. И опять

придется и дальше работать и думать.

Вот почему об истории у меня короткая речь,

но долгая память.

 

 Х. 930. Харьков

 

Это стихотворное обращение к читателю предваряло третий том «Полного собрания сочинений» Семенко, вышедший в сентябре 1931 года. Обращение для поэта важное и, по сути, итоговое.

Особой гордостью Михайля Семенко неизменно оставался тот факт, что именно он привил Украине «бациллу футуризма»: «…в украинском искусстве возникла бацилла великого, монументального процесса футуристической деструкции мирового искусства»[14]. Но если восемью годами ранее, в 1922-м, тоже подводя определенные итоги, он иронически констатировал, что «легче трем верблюдам с телочкой в ушко иглы пролезть, чем футуристу сквозь укрлитературу к своим продраться», то в конце 1930 года иронии уже нет места — разве что саркастическое передразнивание своих недругов, неспособных без ошибки произнести слово «футурист».

Поэт подводит итоги, думает о своем месте в истории и вновь говорит об одиночестве. Уже нет соратника и заочного соперника Маяковского, вот-вот будет распущена «Новая генерация» и все остальные литературные группировки. Уже состоялась почти полная трансформация поэзии в публицистику. Впереди — компромиссы, политическое шельмование, аресты соратников и даже символичный отказ от литературного имени: «Я / теперь / Семенко Михаил, / а до этого / был / Семенко Михайль…» Поэту будет отпущено еще семь лет жизни, но все главное он уже написал. Ровно через семь лет, после полугода пыток в застенках НКВД, с абсурдным клеймом «украинского фашиста» М.В. Семенко будет расстрелян.

 

Перевод с укри комментарий Андрея Россомахина

 

[1] При жизни М. Семенко лишь несколько его стихотворений было опубликовано в русских переводах. Много позднее ряд стихотворений был переведен дочерью поэта, И.М. Семенко (1921—1987), однако ее намерение опубликовать сборник русских переводов осталось нереализованным. В 1970—1980-х годах два десятка стихотворений было напечатано в журнальной периодике («Литературная Грузия», «Аврора», «Даугава», «Дружба народов»), еще столько же текстов вошло в поэтические антологии в 1990-е. Хочется надеяться, что перевод и издание на русском языке представительного тома лирики Михайля Семенко — дело обозримого будущего. Приведем здесь один из ранних переводов — стихотворение «Кондуктор», вошедшее в цикл «Пьеро любит» (1916), — этот верлибр в переводе Юрия Олеши был дважды опубликован при жизни поэта (Антология украинской поэзии в русских переводах / Под ред. А. Гатова и С. Пилипенко. [Киев], 1924. С. 186; Поэзия народов СССР: Сборник / Сост. С. Валайтис. М., 1928. С. 33):

КОНДУКТОР

Хорошо быть

 кондуктором на товарном поезде!

В пасмурную ночь,

осеннюю, дождливую,

сидеть на тормозе

в тулупе,

согнувшись, съежившись,

глядеть в бегущую бездну.

О днях, что минули,

что в сердце остались,

как светлые пятна,

про образы милые,

заснувшие в груди навеки,

навеки, —

мечтать,

[мечтать,]

вглядываясь в мрак.

[2] Дубинський ГНаш литературний Парнас. Харкiв; Київ, 1930.

[3] Группа использует в своих выступлениях тексты Т. Шевченко, Леси Украинки, М. Семенко, А. Введенского, И. Бродского, Ю. Андруховича, Ч. Буковски, тексты на нескольких диалектах украинского, английском, французском, русском и немецком языках. Участницы используют до пятнадцати музыкальных инструментов: контрабас, виолончель, фортепиано, гитару, скрипку, аккордеон, маракасы, барабаны, ксилофон, бубен и др. Музыкальные обозреватели находят сходство «Dakh Daughters» с Амандой Палмер, «Rammstein», «Laibach», «System of a Down» и «Dresden Dolls» (см., например: http://www.kp.ru/online/news/1506015).

[4] Лафорг ЖПьерро (Pierrot Fumiste) / Пер. В. Шершеневича. М., 1918. Первое французское издание вышло в 1882 году. Отмечу, что на русский язык стихи Жюля Лафорга (1860—1887) переводили не только символисты, но и футуристы: В. Шершеневич, К. Большаков и Б. Лившиц.

[5] В 1921—1925 годах в Киеве существовал Театр имени Гната Михайличенко, который возглавлял Марк Терещенко — его Семенко также рекрутировал в Ассоциацию панфутуристов.

[6] В «Кобзаре» этот цикл насчитывал 32 стихотворения, следующих под римской нумерацией, без заглавий. Во втором томе «Полного собрания сочинений» Семенко оставил в этом цикле 22 стихотворения, снабдив их заглавиями. Слово «Зок» — по-видимому, производное от слов «зойк» (вскрик, возглас отчаянья), «зокола» (вокруг да около, издалека) и «зокрема» (отдельно, лично; то, что не вошло в сборники).

[7] Переводы восьми из них, осуществленные дочерью поэта Ириной Семенко, были напечатаны в журнале «Даугава» (1987. № 11. С. 109—110).

[8] В 1924 году Семенко дает эту строку заглавными буквами (Кобзарь. Киев, 1924. С. 623), позднее отказывается от такого усиления, но добавляет вопросительный знак в конце строки (Повна збірка творів: [В 3 т.] Харьков, 1930. Т. 2. С. 247).

[9] Ранее Петлюра был упомянут в стихотворении «Наступление», созданном в июне 1920 года как отклик на события советско-польской войны.

[10] См., например: «Консерватизм в методах мышления и в теории вызывает чрезвычайно анекдотические последствия в практике, даже тогда, когда люди считают, что: “— Понедельник, / Вторник, / Среда и т. д.” - это не стихотворение» (Гадзинский ВПятилетка и проблема литературной «фор мы» // Нова генерація. 1929. № 11. С. 41).

[11] Решта (укр.)  разное, другое, остаток.

[12] См. публикуемые здесь мистификации из альманаха «Семафор в будущее» (1922).

[13] Семенко МПісня трампа (С. Єсеніну) // Культура і побут (Харків), 1926. № 2. 10 січня. С. 3.

[14] Семафор у майбутнє. Aparat Panfuturystiv. № 1 / Ред. М. Семенко. Київ, 1922. С. 42.

- See more at: http://www.nlobooks.ru/node/6313#sthash.spD9xXUE.dpuf



Другие статьи автора: Семенко Михайль

Архив журнала
№164, 2020№165, 2020№166, 2020№167, 2021№168, 2021№169, 2021№170, 2021№171, 2021№172, 2021№163, 2020№162, 2020№161, 2020№159, 2019№160, 2019№158. 2019№156, 2019№157, 2019№155, 2019№154, 2018№153, 2018№152. 2018№151, 2018№150, 2018№149, 2018№148, 2017№147, 2017№146, 2017№145, 2017№144, 2017№143, 2017№142, 2017№141, 2016№140, 2016№139, 2016№138, 2016№137, 2016№136, 2015№135, 2015№134, 2015№133, 2015№132, 2015№131, 2015№130, 2014№129, 2014№128, 2014№127, 2014№126, 2014№125, 2014№124, 2013№123, 2013№122, 2013№121, 2013№120, 2013№119, 2013№118, 2012№117, 2012№116, 2012
Поддержите нас
Журналы клуба