[стр. 11—21 бумажной версии номера]

Депутаты, протестующие в стенах парламента, — своеобразная «визитная карточка» украинской Верховной Рады[1]. Репертуар протеста воспроизводится регулярно, а поводы для его перформансов разнообразны: от нарушений регламента, допущенных спикером или другими депутатами (в числе последних случаи, когда парламентарии подменяют личное голосование голосованием друг за друга), до обсуждения злободневных сюжетов, связанных, например, с заключением под стражу оппозиционеров (2011—2013) или с налоговыми махинациями политических «тяжеловесов», прячущих деньги в офшорах (2016). Блокирование парламентской трибуны и спикерского места, уклонение от голосования (либо в виде демонстративного ухода из зала заседаний, либо в форме отказа регистрироваться), а также иные формы протестной активности, выражаемые различными способами, нередко переходящими в своеобразный спектакль, составляют то, что я называю протестным репертуаром Верховной Рады[2]. Несмотря на регулярное использование подобных приемов украинскими парламентариями, они пока еще не стали предметом обстоятельного научного анализа — за исключением работы Юлии Шукан, опубликованной в 2013 году. Эта исследовательница объясняет тяготение к умышленному прерыванию работы и насилию в стенах Рады высоким уровнем социально-политического недовольства, характерным для 2000—2002 годов. Она также указывает на тот факт, что «Партия регионов» Виктора Януковича целенаправленно рекрутировала в депутатский корпус парламентариев-«боевиков»[3]. Результаты же моего исследования выглядят несколько иначе: они позволяют утверждать, что практика внутрипарламентского протеста и намеренного подрыва депутатской дисциплины сложилась в украинской Раде гораздо раньше, еще в начале 1990-х[4], хотя современные источники, повествующие о первых сессиях многопартийного парламента, не акцентируют внимания на манере поведения оппозиции, позволявшей ей одерживать верх над коммунистами[5]. В данной статье я попытаюсь ответить на следующие вопросы: когда возникла практика внутрипарламентских протестных акций и почему она получила столь широкое распространение?

В процессе исследования я опиралась на подробные отчеты о пленарных сессиях парламента, опубликованные в официальных СМИ. Моя методика не является образцовой, поскольку велика вероятность, что мелкие акции протеста (например длившиеся всего несколько минут) ускользнули от внимания обозревателей. При этом, однако, и газета «Правда Украины» в советский период, и газета «Голос Украины», ставшая официальным парламентским органом с 1992 года, содержат довольно подробные отчеты о многочисленных случаях протеста и неконструктивного поведения парламентариев после частично свободных выборов, прошедших в СССР в марте 1990 года. Кроме того, на страницах этих и других изданий публиковались интервью с депутатами-участниками протестных акций. Газетные статьи были дополнены другими историческими свидетельствами, позволившими вписать инциденты парламентского протеста в историко-политический контекст соответствующего временнóго отрезка[6]. Настоящий текст охватывает период с 1990-го по 2002 год. Исходя из намеченных целей мне нужно было проследить динамику протестной активности, изучить обстоятельства, которые влияли на ее изменения и мотивацию протестовавших депутатов, а также понять, почему предпочтение отдавалось определенным формам протеста и что заставляло их трансформироваться и становиться все более разнообразными. Ограничение рамок исследования 2002 годом объясняется двумя причинами. Во-первых, именно в этом году в Верховной Раде появляется современная и сложносоставная форма протеста, которую я и называю «спектаклем». Во-вторых, период с 2002-го по 2012 год детально рассмотрен в упомянутой работе Шукан, в то время как я сама подробно изучила период 2012—2016 годов[7].

Перебои в работе украинского парламента участились, когда он стал многопартийным, а в его стенах появилась реальная возможность отстаивать разнонаправленные интересы. В переломные исторические моменты протестные перформансы оказывались единственным способом, позволявшим оппозиции выразить свое мнение или повлиять на процесс принятия решений. На той стадии протесты, расшатывавшие коммунистическую систему, воспринимались как легитимный способ продвижения демократии. Как раз на начальном этапе, когда регламентирующие работу парламента нормы еще не были разработаны, впервые опробовались поведенческие прецеденты, которые воспроизводились и впоследствии. Новые политические кризисы — принятие в 1995—1996 годах Конституции Украины, попытки президента взять под свой контроль основные парламентские должности в 2000-м и 2002-м — обусловили изменения в репертуаре протестных акций. После того, как оппозиция перестала влиять на исполнительную власть, парламент вступил в длительную полосу обструкционизма. Протестные выступления в зале пленарных заседаний подражали украинским социальным движениям и отражали их особенности.

Возникновение плюрализма и внутрипарламентский протест

После краха однопартийного режима, состоявшегося вслед за мартовскими выборами 1990 года, Украина узнала, что такое парламент, работающий с перебоями. Довольно разнородная, но преисполненная решимости оппозиция получила в республиканском Верховном Совете (Верховной Раде) 27,5% мест[8]. Ее представители («Демократический блок», позднее — «Народная рада») первыми обратились к протестным практикам, желая громче заявить о себе, заставить парламентское большинство идти на компромиссы и лишить его возможности сводить на нет неугодные инициативы за счет перевеса голосов. В первые дни работы нового парламента протестующие вставали с мест, покидали зал заседаний или угрожали сделать это, требуя прямой телевизионной трансляции парламентской сессии, изменения повестки и пропорционального партийного представительства при распределении руководящих должностей в парламентских комитетах[9]. Отказ регистрироваться или бойкот голосования из раза в раз демонстрировали свою действенность, поскольку, прибегая к ним, оппозиция лишала парламент кворума в две трети голосов, чему способствовало и то обстоятельство, что депутаты от коммунистов не слишком прилежно посещали заседания[10].

Состоявшееся через три недели после начала работы парламентской сессии избрание коммунистов на должности спикера и трех вице-спикеров породили опасения у оппозиции, что она вот-вот безвозвратно утратит инициативу. Подобные страхи заставили ее обратиться к менее конвенциональным формам парламентского поведения и расширить репертуар протестных акций. Так, депутаты физически блокировали доступ к трибуне и начали использовать мегафоны[11], перенося в зал заседаний протестные практики, характерные для уличных выступлений[12]. Коммунисты, которые не были готовы мириться с новыми реалиями, предполагавшими наличие оппозиции, вскоре тоже обратились к протестным практикам своих противников, из-за чего парламентские сессии начали напоминать «базарные склоки»[13]. В 1990 году произошли и первые драки между депутатами[14]. Поскольку ставки были высоки, напряжение не спадало. Через несколько недель после выборов именно этот созыв парламентариев принял декларацию о суверенитете Украины, а через год провозгласил независимость украинского государства. Нет ничего удивительного, что градус напряженности порой зашкаливал, а депутаты переходили от бойкота и криков к кулачным боям[15].

На формы протеста влиял и состав Верховной Рады, а именно явное меньшинство оппозиции, разнонаправленность интересов депутатов и различия в источниках их мотивации. Для депутатов-коммунистов, которые зачастую занимали и другие официальные должности, необходимость публично отстаивать свои интересы была в новинку. В прежние времена они относились к Верховной Раде как к подконтрольному органу, лишь дополняющему другие властные структуры[16]. Оппозиция же расценила попытку Михаила Горбачева передать партийную власть государственным институтам как исторический шанс и стала добиваться активного участия в парламентской деятельности и гарантий быть услышанной. Среди оппозиционных депутатов было много представителей интеллигенции и бывших политических заключенных[17], что придавало высказываемым ими мнениям весомость и моральную обоснованность. Поскольку оппозиция фактически не имела доступа к СМИ, выход на парламентскую трибуну был для нее жизненно необходим, позволяя транслировать альтернативные идеи на общенациональный уровень и продвигать демократическую политическую повестку.

Вовлеченность в общественное протестное движение и оказываемая ему поддержка не только стали важной частью стратегии парламентской оппозиции, направленной на подрыв доверия к Коммунистической партии Украины[18], но и создали благоприятные условия для перенесения в стены парламента протестных практик, использовавшихся улицей. Конкретный исторический момент, на который пришлись первые сессии нового созыва, тоже оказал влияние на мировоззрение депутатов, поскольку абсолютно все правила политической игры воспринимались как поддающиеся корректировке или радикальному пересмотру. Для обновленной Верховной Рады это означало, что существующие парламентские нормы и правила больше не годятся для обслуживания многопартийной демократии. Плохо проработанные и устаревшие, они предназначались для парламента, механически утверждающего чужие решения. Например, временный Регламент закреплял за спикером исключительные полномочия по формированию повестки заседаний[19]. Не обладая иными формальными каналами внутрипарламентского влияния, оппозиционеры считали оправданным использование методов пассивного сопротивления — если это помогало корректировать повестку. Не исключено, что готовность оппозиции расширить рамки приемлемого парламентского поведения черпала силу и в институте депутатской неприкосновенности, а также в отсутствии санкций за нарушение парламентских процедур.

Репертуар протеста

Обретение независимости и избрание Леонида Кравчука на пост главы государства обусловили стремительные перемены в расстановке политических сил в стенах Рады, однако институциональная природа украинского парламента и порядок его работы фактически остались прежними. До обретения независимости предназначение Рады ограничивалось легитимацией деятельности КПСС в Украинской ССР, но теперь произошли изменения, в результате которых ей предстояло в режиме ad hoc превратиться в демократический парламент суверенного государства, переживающего «множественный транзит»[20]. При этом состав элит почти не изменился, поскольку парламентские выборы не проводились до 1994 года, институт люстрации не использовался, общее видение возможных радикальных реформ отсутствовало[21]. Даже проект Регламента Рады вызывал настолько острые разногласия, что депутаты смогли принять его только в 1994 году. Таким образом, на протяжении этого времени, да и позже, санкции за протестные действия в зале парламентских заседаний просто отсутствовали — причем даже несмотря на вступление Регламента в силу[22]. Репертуар протеста, сформированный оппозиционной «Народной радой» в исходные недели первого созыва парламента, сохранялся в неприкосновенности и использовался депутатами самых разных политических взглядов. Начиная с 2000 года в некоторых протестных акциях появился элемент театральности: привлекая целый арсенал практик неконструктивного поведения, их участники одновременно апеллировали к различным аудиториям и затрагивали разные человеческие чувства. Из-за отсутствия точных данных трудно делать какие-либо выводы о том, как менялась частота актов процессуальной дестабилизации[23], но с 1995 года их средняя продолжительность явно увеличилась, простираясь от нескольких часов или дней до нескольких недель или даже месяцев.В 1990-е самой распространенной формой протеста оставался отказ от регистрации для голосования[24]. Краткосрочные по своей природе такие акции длились по несколько часов на протяжении одного или двух дней. Исключениями выступали более длительные периоды прерывания работы, сопровождавшие в начале каждого созыва избрание парламентского руководства, когда парламентские фракции торговались между собой, обеспечивая наиболее выгодный для себя раздел власти. Обычно отказ регистрироваться обусловливался неудовлетворенностью текущей повесткой, будь то повестка дня, недели или всей сессии, а за ним следовал перерыв в заседании, во время которого лидеры фракций и парламентское руководство согласовывали уступки в пользу недовольных — например корректировку стоящих перед Радой вопросов. Впервые продолжительные протестные акции такого рода были организованы между ноябрем 1995-го и мартом 1999-го правыми парламентскими фракциями, возражавшими против присоединения Украины к Межпарламентской Ассамблее стран СНГ[25]. Они принесли свои плоды, поскольку этот вопрос несколько раз снимался с рассмотрения. Коммунисты прибегли к аналогичной тактике весной 1996 года, пытаясь воспрепятствовать рассмотрению проекта Конституции; это продолжалось до тех пор, пока президент Леонид Кучма не пригрозил вынести данный вопрос на референдум, заставив коммунистов изменить линию поведения и активнее искать иные возможности повлиять на проект[26].

Протестуя, депутаты намеренно покидали зал заседаний. К подобным практикам обращались как проправительственные силы, так и оппозиция, хотя они скорее мотивировались желанием выразить недовольство — без надежды на желаемый результат. Например, в 2000 году, протестуя против спорного закрытия газеты «Сiльскi Вiстi»[27], зал заседаний на пять минут покинула смешанная группа правых и левых депутатов, а также парламентских журналистов. На протяжении 1990-х набирала популярность и такая форма протеста, как блокирование доступа к парламентской трибуне или к спикерскому креслу. Как правило, это краткосрочное действо было призвано спровоцировать перерыв в заседании. Время от времени мирные протестные акции перед трибуной перерастали в драки. Интересно, что блокирование трибуны, как и потасовки, после 1994 года применялись все чаще, в то время как в первый созыв, с 1990-го по 1994-й, подобных случаев почти не наблюдалось.

Смысловое наполнение протестного блокирования трибуны менялось вместе с политической обстановкой[28]. В 1990-е спикер и партии, имевшие в парламенте большинство мест (коммунисты и социалисты), находились в оппозиции к президенту страны. Ситуация изменилась в январе — феврале 2000 года, после так называемой «бархатной революции», когда президент Кучма впервые добился формирования в парламенте лояльного ему большинства, представители которого получили все ключевые посты внутри легислатуры. Новая комбинация оказалась поворотной по меньшей мере в двух отношениях. Во-первых, с этого момента руководство парламента в лице спикера всегда сохраняло лояльность по отношению к исполнительной власти, что институционально влияло на оппозицию, парламентский ресурс которой во многом был утерян. В результате политическая система Украины начала превращаться в пирамиду, в пределах которой верхушка получала всю полноту власти[29]. Лишенным основных рычагов формального влияния оппозиционерам больше нечего было терять, и это заставило их обратиться к более радикальным способам защиты собственных интересов, включая блокирование трибуны. Борясь с политическим натиском Кучмы, пытавшегося отобрать кресло спикера у левых и заставить (используя формальные, неформальные и незаконные методы)[30] достаточное число депутатов примкнуть к президентскому большинству, представители теснимых им фракций на протяжении 21 дня узурпировали трибуну и в прямом смысле слова оккупировали зал заседаний, заявляя о попрании парламентской процедуры. Тем самым они создали важный прецедент: практика длительной блокады трибуны сделалась моделью поведения оппозиционных партий, которые утратили (или, как это было в 2006 году, вот-вот могли утратить) влияние в правительстве[31]. Искусственное формирование парламентского большинства и установление контроля над руководством Верховной Рады стали важными элементами в строительстве политической пирамиды, производимом Кучмой. Нарастание президентского авторитаризма и вытеснение оппозиции на обочину парламентской жизни привели к тому, что начиная с осени 2000 года оппозиционные депутаты были вынуждены направить свои усилия на внепарламентскую деятельность и заняться созданием широкого общественного движения за стенами Рады.

Увольнение главы Национального банка Украины и попытка сменить председателей парламентских комитетов в 2002 году подтолкнули некоторых оппозиционеров к тому, чтобы превратить блокирование трибуны в полноценный политический спектакль, объединивший целый спектр протестных практик: визуальных (баннеры и плакаты движения «Вставай, Украина!»), аудиальных (депутаты, скандирующие «Регламент!») и соматических (возмущенная молодежь, заполнившая балкон, и депутаты, не подпускающие оппонентов к трибуне, ломающие оборудование в зале и защищающие кулаками свои плакаты и упомянутых молодых сторонников)[32]. Год спустя та же модель была успешно воспроизведена в связи с попыткой президента Кучмы изменить Конституцию в свою пользу. Она вбирала в себя все новые вариации протестных практик, бывших тогда в ходу у протестующих на улицах: оппозиционеры распевали национальный гимн и патриотические песни; пытались помешать открытию заседаний воем сирен; украшали новогоднюю елку проектами парламентских резолюций и экспертными заключениями о неконституционности рассматриваемых поправок, выстилая ими же скамью спикера[33]. Преисполненные решимости депутаты проводили ночи напролет, забаррикадировавшись в зале, чтобы предотвратить какой-либо ответный демарш со стороны президента[34]. Подобные спектакли заметно обогатили репертуар украинского парламентского протеста, получив широкое распространение в президентство Януковича.

Для Рады 1990-х были вполне привычны стихийные формы протеста — выкрики с мест, хлопанье в ладоши, пение национального гимна, ритмичные удары по столам. Шум не столько дополнял иные формы протеста, сколько превратился в его самостоятельную разновидность, используемую депутатами для выражения одобрения или неодобрения (кстати, ту же роль он играет и в других парламентах, включая Вестминстер). Письменных упоминаний, касающихся этой формы протеста, почти нет, за исключением отметок «Шум в зале», часто встречающихся в стенограммах. Что же касается визуального протеста, то в 1990-е он почти не использовался: известны лишь два случая, и оба были связаны с попытками коммунистов в 1995-м и 1998 году пронести в зал заседаний флаг СССР в годовщину октябрьской революции. В рядах правых фракций данные акции вызывали возмущение, в последнем случае вылившееся в драку[35]. Использование в зале заседаний эффектного реквизита началось с приходом 2000-х, хотя соматические формы протеста возникли еще раньше. Так, 2000-м и 2001 годом соответственно датируются голодовка нескольких депутатов[36] и попытка самосожжения, совершенная женщиной-депутатом. Именно с инцидентом 2001-го связано хронологически первое из известных мне упоминаний о применении транспарантов в парламентском зале[37]. Эта форма визуального протеста довольно быстро стала настолько распространенной, что удостоилась отдельного запрета в Регламенте, принятом в 2006 году. Парламентские акции протеста, запланированные и спонтанные, лишь изредка перерастали в потасовки. Подобные казусы можно было наблюдать начиная с 1990-х. Правда, если раньше это были драки между двумя или тремя депутатами, возникавшие из-за разногласий по серьезным вопросам, то с появлением протестных спектаклей потасовки стали массовыми. Первая из таких постановочных драк произошла в декабре 2002 года.

Некоторые выводы

Разнообразие протестного репертуара, используемого в Верховной Раде, обусловлено переломным моментом в истории Украины. В 1990 году у новорожденной оппозиции не было иных средств борьбы с коммунистической монополией на принятие решений в парламенте, кроме тех, которые использовались на улице сторонниками перестройки. Этот спектр внутрипарламентских протестных практик оставался неизменным на протяжении всего первого созыва Рады, поскольку в 1990—1994 годах состав элит и институциональная природа парламента оставались прежними. В основном причиной депутатских протестных выступлений в тот период оказывался отказ спикера следовать положениям Регламента. В последующие созывы конфликты, связанные с перераспределением властных полномочий, обусловили появление новых форм и методов протеста. С одной стороны, протестные практики получили столь широкое распространение в парламенте последующих созывов из-за того, что ординарный порядок применения Регламента в ходе пленарных заседаний подрывал доверие оппозиции к формальным процедурам и давал ей основание считать себя умышленно ограниченной в правах. С другой стороны, неконструктивное поведение депутатов подстегивалось тем, что за него фактически не наказывали, ибо предусмотренные санкции были ничтожны и применялись лишь изредка. Изучение современного использования внутрипарламентского протестного репертуара, а также смысла, вкладываемого в него депутатами и избирателями, требует дальнейшей работы. Это поможет получить более четкое представление о роли парламента в политической системе Украины.

Авторизованный перевод с английского Екатерины Захаровой