Журнальный клуб Интелрос » Неприкосновенный запас » №125, 2019
Пол Робинсон (р. 1966) — специалист по международным отношениям, профессор факультета социальных наук Университета Оттавы (Канада).
[стр. 91—102 бумажной версии номера]
Заявления о том, что мир становится все более опасным местом, в современном дискурсе о международных отношениях стали чем-то банальным. Источники этой непреходящей опасности могут различаться — среди них упоминаются государства-изгои, несостоявшиеся государства, ревизионистские государства, этнические конфликты, терроризм, оружие массового уничтожения, дезинформация и так далее, — но идея, что нынешний миропорядок находится на грани краха, остается неизменной. С 2014 года, когда состоялась российская аннексия Крыма и началась война в Украине, мрачные предчувствия неуклонно нарастали. Многочисленные комментаторы заговорили о возможном тотальном крушении всей системы институтов и норм, управляющих международными отношениями. В этой статье предпринимается попытка выяснить, насколько оправданы подобные заявления. Завершает ее вывод о том, что, несмотря на усиливавшиеся перегрузки последних пяти лет, долгосрочные тенденции выглядят вполне благоприятно.
Нарастание напряженности между Востоком и Западом, начавшееся в 2014 году, подтолкнуло многих комментаторов, включая Роберта Каплана, к утверждению, что в мире «началась новая “холодная война”»[1]. Кое-кто, впрочем, пошел еще дальше. Например, американский ученый Стивен Коэн считает, что «новая “холодная война” более опасна, чем ее предшественница 40-летней давности»[2]. Аналогичным образом думают Сергей Караганов и Дмитрий Суслов, согласно которым нынешняя ситуация «гораздо тревожнее» той, которая наблюдалась во времена «холодной войны»[3].
Другие обозреватели полагают, что трудности современной международной системы не ограничиваются нарастающими трениями между Россией и Западом, но угрожают самим основам, на которых воздвигнута нынешняя система международных отношений. Как утверждает, например, Уолтер Рассел Мид, «Китай, Иран и Россия так и не приняли геополитический порядок, утвердившийся после “холодной войны”, и теперь всеми силами стараются ниспровергнуть его»[4]. Коэн рассуждает о «постепенной дезинтеграции того, что в Вашингтоне называли “миропорядком, пришедшим на смену “холодной войне”»[5], в то время как Караганов и Суслов пишут об «одновременном упадке большинства глобальных и региональных политических и экономических порядков»[6]. Наконец, как бы подытоживая, Каплан говорит о том, что «Либеральный Миропорядок, утвержденный Соединенными Штатами семь десятилетий назад, неотвратимо рушится»[7].
Однако с подобными оценками согласны не все. В частности, Стивен Уолт пишет: «Никакой “холодной войны” нет. [...] Да, нынешняя ситуация плохая. Но, называя ее новой “холодной войной”, мы не проясняем, а лишь запутываем все дело»[8]. Между тем Джон Айкенберри настаивает даже на «продолжающемся упрочении либерального миропорядка», добавляя, что прогнозы о его неизбежном крахе «базируются на колоссальном непонимании современных политических реалий»[9]. Андрей Сушенцов, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай», настроен столь же позитивно. В то время как «неопределенность стала нормой современных международных отношений», а «некоторые долгосрочные тренды делают систему более разболтанной и шаткой», в целом все же нет «никаких оснований сравнивать сегодняшнюю ситуацию с “холодной войной”», поскольку «международная обстановка сейчас стабильна, а предпосылки для глобального столкновения полностью отсутствуют». Более того, «с каждым годом наш мир становится все безопаснее и стабильнее»[10].
Из всего приведенного выше видно, что в рядах экспертов нет согласия относительно того, насколько «здорова» наша система международных отношений. Исследование, предпринятое в 2017 году «RAND Corporation», пришло к выводу, находящемуся где-то посередине между двумя крайностями. В нем констатируется, что «давление, которому подвергается международный порядок, сегодня стало более жестким, чем прежде», а «степень фрустрации, обусловленной перегрузками и издержками таких потрясений, значительно возросла»[11]. Однако наряду с этим авторы исследования отмечают:
«Преувеличение степени кризиса, переживаемого различными элементами послевоенной международной системы, было бы ошибкой, поскольку анализ, произведенный с привлечением множества переменных, свидетельствует о ее впечатляющей стабильности, а в некоторых случаях и о совершенствовании. [...] Послевоенное устройство подвергается давлению, но у него по-прежнему сохраняется значительный потенциал устойчивости»[12].
Как будет показано в настоящей статье, это сбалансированное заключение гораздо ближе к истине, чем приводимые выше алармистские оценки.
Под «международным порядком» имеется в виду «совокупность правил, норм и институтов, которые регулируют взаимоотношения ключевых акторов на международной арене»[13]. В нем можно выделить три сегмента. Первым выступает «порядок безопасности», или «военно-политический порядок». В его рамках поддерживаются международный мир и безопасность, а основными его гарантами служат государства. Ключевым элементом здесь выступает Устав ООН, но значительную роль играют также нормы международного права, международные и региональные альянсы и институции, а также международные договоры. Вторым элементом оказывается «экономический порядок», который регулирует и поддерживает международную торговлю. В данном случае основой также служат многочисленные международные законы, институты (Мировой банк, Международный валютный фонд и так далее) и договоры. Наконец, третьим элементом можно считать «ценностный порядок». Он обеспечивает качественное управление, демократию, соблюдение прав человека и базируется на своде международных правозащитных документов, главным из которых является Всеобщая декларация прав человека 1948 года[14].
Для того чтобы выяснить, насколько «здоров» нынешний миропорядок, в этой статье сначала анализируется уровень государственного участия в его поддержании в целом, а потом оцениваются достижения каждого из выделенных выше трех сегментов в обеспечении тех целей, которые перед ними стоят.
Если международный порядок действительно испытывает проблемы, то мы должны будем зафиксировать пересмотр существующих договоров, сворачивание участия в международных институциях и сокращение числа самих этих институций. И наоборот, если мир в хорошей форме, можно ожидать подписания новых договоров, учреждения новых институтов и более активного участия в их работе. В текущей ситуации вопреки тому, что общая картина противоречива и некоторые проблемы действительно имеют место, долгосрочные тенденции вселяют оптимизм.
Вероятно, самым очевидным свидетельством стресса, испытываемого международным порядком, можно считать разрушение созданной в годы «холодной войны» системы контроля над вооружениями. Юджин Румер отмечает:
«Застой в американо-российских отношениях… жестко пресекает любую возможность заключения новых соглашений, направленных на контроль над вооружениями, и ставит под вопрос сохранение нынешних контролирующих структур. [...] Вся система контроля над вооружениями оказалась под угрозой»[15].
Начиная с 2002 года, когда Соединенные Штаты в одностороннем порядке вышли из Договора об ограничении систем противоракетной обороны, и до 2019 года, когда перестал работать Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, несущие опоры российско-американской системы контроля над вооружениями падали одна за другой. К настоящему моменту от нее не осталось почти ничего, за исключением Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-III), который в 2021 году так же едва ли будет продлен.
Отмеченные обстоятельства, разумеется, не могут не вызывать определенного беспокойства, но их не стоит интерпретировать в качестве подтверждения того, будто государства в массовом порядке выходят из международной системы. В докладе Института экономики и мира за 2018 год отмечается: «За последние сто лет дипломатические отношения между странами продемонстрировали прирост на 600%, а формальных альянсов на сегодняшний момент в 77 раз больше, чем в 1918 году»[16]. Если в 1980 году в мире было около 10 тысяч международных организаций, то к 1992-му, когда «холодная война» завершилась, их насчитывалось уже 30 тысяч. В настоящее время их 70 тысяч[17]. За подобной динамикой, как предполагается, стоит «постепенное увеличение численности и разнообразия организаций, институтов и соглашений, которые обеспечивают мирное разрешение конфликтов»[18]. «RAND Corporation» заключает:
«Характерной особенностью послевоенного мироустройства стало наличие множества публичных и частных институтов различных типов, причем их общее количество остается стабильным. Членство отдельных государств в ведущих международных институтах типа ООН и ВТО также устойчиво. Нет никаких признаков того, что ведущие державы покидают ключевые институты существующего миропорядка»[19].
Государства по-прежнему выносят свои споры на рассмотрение международных инстанций, например ВТО, с той же интенсивностью, что и раньше; в то же время «общее число заседаний Совета Безопасности ООН, а также резолюций, в этот орган внесенных и им принятых, с 2005 года остается примерно на одном и том же уровне». Использование в Совете Безопасности права вето, напротив, стало более редким, чем в 1970—1980-е годы[20]. Сказанное позволяет предположить, что международные институты работают с той же эффективностью, что и прежде.
Сам по себе рост численности международных институций вовсе не обязательно представляет собой благотворное явление. Нередко высказываются опасения по поводу того, что возникновение альтернативных структур может ослабить уже действующие органы, а распространение новых институций способно обернуться «бессмысленным удваиванием международных организаций, функционально дублирующих друг друга»[21]. Тем не менее сам факт подобного институционального «размножения» говорит о том, что глобальный порядок превратился в «хорошо отлаженную и интегрированную систему»[22]. Причем под этим углом зрения данная система представляется довольно прочной.
Одним из первейших предназначений международного порядка выступает обеспечение мира и безопасности на планете. Простейшим способом оценки, насколько эффективно происходит выполнение этой функции, представляется подсчет магнитуды вооруженных конфликтов (другими словами, общего количества таких конфликтов, а также физического и человеческого ущерба, ими причиняемого) и сравнение полученных результатов с данными прошлого. В ходе такой процедуры выясняется, что за последние десять лет наш мир стал более жестоким, но тем не менее в нем гораздо меньше насилия, чем было тридцать лет назад, когда завершилась «холодная война». Таким образом, оценочные суждения, касающиеся степени благополучия нынешнего международного порядка, в основном зависят от того, с каким конкретно периодом мы сравниваем современное положение вещей.
«Холодную войну» иногда представляют в виде относительно стабильной эпохи. Такое воззрение ошибочно. В 1960—1970-е годы разворачивались многочисленные конфликты, обусловленные деколонизацией, а также разгорались гражданские войны в только что освободившихся государствах. Вмешательство двух сверхдержав в подобные противостояния превращали их в прокси-войны. Совокупным итогом указанной динамики явилось то, что с 1945-го до 1990 года мир «стабильно тяготел к переменам и войнам»[23].
Согласно данным, собранным Центром системного мира, за годы «холодной войны» магнитуда вооруженных конфликтов в мире возросла в четыре раза. Но после ее завершения прокси-войны тоже в большинстве своем завершились. Результатом оказался резкий спад глобального насилия. Как отмечается в одном из последних докладов упомянутой организации, «в сопоставлении с пиковым периодом середины 1980-х глобальная магнитуда вооруженных конфликтов снизилась на 60%, к 2007 году упав до уровня 1961 года»[24]. Иначе говоря, по сравнению с эпохой «холодной войны» наш мир стал гораздо безопаснее.
С 2011 года тенденция к снижению сменилась противоположным трендом, а количество конфликтов вновь начало расти, хотя оно по-прежнему гораздо ниже показателей 1980-х. В тот же период наблюдалось и заметное оживление терроризма. Это обстоятельство заставило авторов другого доклада — «Глобальный индекс мира — 2018» — сделать вывод, что «сегодняшний мир значительно менее стабилен, чем мир образца 2008 года»[25].
Уместно, однако, заметить, что подъем глобального насилия, действительно наблюдавшийся в последние восемь лет, имеет четкую географическую локализацию. Как отмечается в том же докладе, «наиболее многочисленные нарушения мира происходили на Ближнем Востоке и в Северной Африке»[26]. Специалисты Центра системного мира дополняют картину, отмечая, что «общая магнитуда вооруженных конфликтов применительно к немусульманским странам и тем странам, где мусульмане составляют меньшинство, с завершения “холодной войны” неуклонно снижалась»[27]. Эта организация также констатировала, что «90% террористических атак с высокой долей жертв приходятся на ближневосточный и североафриканский регион»[28]. Иначе говоря, наблюдаемый в настоящее время рост числа вооруженных конфликтов свидетельствует не о глобальном, а о региональном кризисе.
Одновременно у нас есть данные о том, что нынешние государства в целом становятся более прочными. В разделе, анализирующем неустойчивость государств, авторы «Глобального доклада — 2017» делают вывод, согласно которому «из 167-ми перечисленных стран почти 80% (129 стран) показывают позитивную динамику в Индексе хрупкости государств… и только 16 стран ухудшили в нем свои показатели»[29]. Среди прочего такая тенденция проявила себя и в снижении количества государственных переворотов, наблюдаемом в мире в последние тридцать лет[30].
Обобщая вышеизложенное, можно сказать следующее: хотя текущее увеличение вооруженных конфликтов настораживает, за пределами Ближнего Востока и Северной Африки ситуация выглядит вполне благоприятно. Исходя из исторических стандартов людям на большей части нашей планеты выпало жить в очень мирное время.
По мнению Мэтью Гудмана из Центра стратегических и международных исследований, «глобальный экономический порядок испытывает перегрузки»[31]. Кризис 2008 года подорвал веру в глобализацию как в источник экономического процветания. Как следствие: «Brexit, избрание Дональда Трампа, подъем крайне правых и крайне левых партий, скептически относящихся к экономической интеграции, [...] совокупно поставили под сомнение общепризнанную ранее идею, что глобализация выступает естественной и нормальной характеристикой международных экономических отношений»[32]. В то же время выход на сцену новых экономических гигантов в лице Китая и Индии повлек за собой разочарование в наличных международных экономических институтах, которые, как полагают многие, предвзяты в пользу Запада. В связи с этим провозглашается, что мир переживает «глобализационный откат» и что «процесс фундаментальной перестройки основополагающих принципов глобальной экономики уже запущен»[33].
Действительно, подобные утверждения можно подкрепить некоторыми аргументами. Текущий раунд переговоров ВТО, идущий в Дохе, застопорился. Соединенные Штаты вышли из Транстихоокеанского партнерства и заняли более агрессивную позицию в торговых переговорах с такими странами, как Канада и Китай. Глядя на ситуацию в более широкой перспективе, «RAND Corporation» отмечает:
«После краткого периода восстановления, последовавшего за финансовым кризисом 2008 года, интеграционные процессы в торговой сфере в последние несколько лет затормозились, [...] а глобальные потоки товаров, денег и услуг вслед за очень кратким посткризисным оживлением снизились на 14% по сравнению с пиковыми предкризисными значениями 2007 года и продолжают пребывать в стагнации»[34].
Вместе с тем стоит заметить, что сегодняшнее снижение показателей мировой торговли лишь отчасти перечеркнуло интеграцию предыдущих десятилетий. Как указывают в «RAND Corporation», несмотря на нынешние протекционистские тренды, «от глобальной торговли не отказалась ни одна крупная страна»[35]. Вопреки всем нынешним затруднениям международный экономический порядок «слишком велик, чтобы рухнуть»[36]. Негативные последствия серьезного оспаривания и целенаправленного разрушения сложившейся системы настолько велики, что в них не заинтересован никто. Китай, например, постоянно подчеркивает, что поощряемые им новые учреждения типа Азиатского инфраструктурного инвестиционного банка «предназначены не для замены, а для укрепления уже имеющихся институтов»[37]. В целом международный экономический порядок доказал свою способность к адаптации и продолжает приносить плоды — подобные, например, заключенному в 2009 году в рамках «Большой двадцатки» соглашению, предусматривающему выделение стимулирующего пакета объемом пять триллионов долларов для преодоления последствий финансового кризиса[38].
Таким образом, международный экономический порядок пребывает примерно в той же ситуации, что и международный военно-политический порядок. По сравнению с положением, имевшим место десять лет назад, он переживает стресс, но в сопоставлении с диспозициями двадцати-, тридцати- или сорокалетней давности он по-прежнему выглядит непоколебимым. Тотальный коллапс этой системы представляется в высшей степени невероятным.
Западные политики часто говорят о «либеральном международном порядке». В этих словах запечатлена международная система, которая основывается на качественном управлении и либеральных ценностях, включая приверженность демократии и правам человека. Исходя из подобного видения распространение либеральной демократии считается признаком успеха международного порядка. Соответственно, отступление либеральной демократии воспринимается как проявление его несостоятельности.
После 1992 года число стран, именуемых «демократическими», резко возросло, в то время как число «автократических» государств пропорционально снизилось. Согласно «Глобальному докладу — 2017», «мировая система стала более демократичной, чем когда бы то ни было»[39]. Аналогичным образом и в «Глобальном индексе мира — 2018» отмечается, что «за последние сто лет распространение демократии по планете достигло векового максимума»[40]. Иначе говоря, если рассматривать ценностный порядок в долгосрочной перспективе, он выглядит совсем неплохо.
Однако в краткосрочной оптике ситуация предстает не столь благополучной. Американская организация «Freedom House» отмечает, что ее ежегодные отчеты «фиксируют общемировой регресс в соблюдении политических и гражданских прав на протяжении тринадцати лет подряд, с 2005-го по 2018 год; усредненные глобальные показатели с каждым годом снижаются, а те страны, в которых положение с правами человека за год ухудшилось, стабильно превосходят по численности те страны, где оно улучшилось»[41]. По наблюдению «RAND Corporation», «в начале 2000-х проявился мощный тренд к интеграции международных правозащитных стандартов в правовые системы отдельных государств», но в последние годы «прогресс замедлился»[42]. Такое суждение звучит мягче, чем предыдущее.
К сходным выводам приходит и «Глобальный индекс мира — 2018». В этом документе «негативный мир» (то есть отсутствие войны) противопоставляется «позитивному миру», который определяется как «утверждение в обществах таких установок, институций и структур, которые создают и поддерживают мир», — например, эффективных правительств, низкого уровня коррупции, принятия прав других[43]. По заключению авторов, «глобальные показатели позитивного мира в последнее десятилетие заметно улучшились»[44]. Впрочем, вслед за этим делается уточнение: «Средний уровень позитивного мира стабильно нарастал между 2005-м и 2013 годом. [...] Однако к 2015 году совершенствование этого показателя прекратилось, а в 2016-м было зафиксировано его ухудшение»[45].
Выводы обзоров, концентрирующихся на динамике ценностного порядка, разнятся в зависимости от применяемой в них методологии. Обобщенная картина позволяет говорить, что в первые пятнадцать лет после завершения «холодной войны» происходило наступление либеральной демократии и распространение правозащитной идеологии, но после этого процесс замедлился и даже частично пошел вспять, хотя не настолько далеко, чтобы отменить все предыдущие достижения.
Как видно из приведенных выше данных, краткосрочные тренды, характеризующие развитие трех сегментов международного порядка, в основном негативны. В последние годы в мире наблюдается рост насилия (пусть даже только в одном регионе планеты), замедление или даже обращение вспять экономической интеграции и определенный регресс в плане демократизации и соблюдения прав человека. Однако все эти негативные явления лишь поверхностно сказались на позитивных переменах минувших десятилетий. По сравнению с эпохой «холодной войны» нынешняя международная система отличается относительным здоровьем. Уровень международной интеграции остается высоким, и пока ни одно государство не обнаруживает желания разрушить или игнорировать ее. Даже такие державы, как Китай и Россия, которые зачастую обвиняются в «ревизионизме», на деле «глубоко интегрированы в существующий международный порядок»[46] и «не имеют серьезных проектов альтернативного порядка»[47]. Они просто пытаются подтолкнуть нынешнюю систему в направлении, более соответствующем их собственным национальным интересам.
В будущем мы увидим, насколько далеко зайдет негативный тренд последних лет и удастся ли ему перечеркнуть достижения, сделанные с завершения «холодной войны». Но в текущий момент рассуждения о «новой “холодной войне”» остаются беспочвенными — как и идея, что мир сегодня более опасен, чем он был в период настоящей «холодной войны». Фактически, несмотря на наличие некоторых вполне серьезных проблем, планета стала более стабильной, более мирной, более интегрированной. Иначе говоря, международный порядок предстает перед нами изрядно потрепанным, но вполне живым.
Авторизованный перевод с английского Андрея Захарова, доцента факультета истории, политологии и права РГГУ
[1] Kaplan R. A New Cold War Has Begun // Foreign Policy. 2019. January 7 (https://foreignpolicy.com/2019/01/07/a-new-cold-war-has-begun/).
[2] Cohen S. War with Russia: From Putin & Ukraine to Trump & Russiagate. New York: Hot Books, 2019. P. 171.
[3] Karaganov S., Suslov D. A New World Order: A View from Russia // Russia in Global Affairs. 2018. October 4 (https://eng.globalaffairs.ru/pubcol/A-new-world-order-A-view-from-Russia—19782).
[4] Mead W.R. The Return of Geopolitics: The Revenge of the Revisionist Powers // Foreign Affairs. 2014. № 3. P. 69—70.
[5] Cohen S. Op. cit. P. 50.
[6] Karaganov S., Suslov D. Op. cit.
[7] Цит. по: Erlanger S. Is the World Becoming a Jungle Again? Should Americans Care? // The New York Times. 2018. September 22 (www.nytimes.com/2018/09/22/world/europe/trump-american-foreign-policy-europe.html).
[8] Walt S.M. I Knew the Cold War. This is No Cold War // Foreign Policy. 2018. March 12 (https://foreignpolicy.com/2018/03/12/i-knew-the-cold-war-this-is-no-cold-war/).
[9] Ikenberry J. The Illusion of Geopolitics: The Enduring Power of the Liberal Order // Foreign Affairs. 2014. № 3. P. 80.
[10] Sushentsov A. Geopolitical Acceleration and the New International Reality // Valdai Discussion Club. 2019. March 15 (http://valdaiclub.com/a/highlights/geopolitical-acceleration/).
[11] Mazarr M. et al. Measuring the Health of the Liberal International Order. Santa Monica: RAND Corporation, 2018. P. XIV.
[12] Ibid. P. XV.
[13] Ibid. P. XIII.
[14] О природе международного порядка см.: Kudnani H. What is the Liberal International Order? // The German Marshall Fund of the United States. 2017. May 3 (www.gmfus.org/publications/what-liberal-international-order); Clunan A. Russia and the Liberal World Order // Ethics and International Affairs. 2018. № 1. P. 45—59; Mazarr M. et al. Op. cit. P. 8—9.
[15] Rumer E. A Farewell to Arms… Control // Carnegie Endowment for International Peace. 2018. April 17 (https://carnegieendowment.org/2018/04/17/farewell-to-arms-.-.-.-control-pub-76088).
[16] Global Peace Index 2018: Measuring Peace in a Complex World. Sydney: Institute for Economics & Peace, 2018. P. 32.
[17] Mazarr M. et al. Op. cit. P. 30.
[18] Ibid. P. 65.
[19] Ibid. P. 29.
[20] Ibid. P. 30.
[21] Kellerman M. The Proliferation of Multilateral Development Banks // The Review of International Organizations. 2019. № 1. P. 107.
[22] Marshall M., Elzinga-Marshall G. Global Report 2017: Conflict, Governance, and State Fragility. Vienna, VA: Center for Systemic Peace, 2017. P. 32.
[23] Harper J.L. The Cold War. Oxford: Oxford University Press, 2011. P. 3.
[24] Marshall M., Elzinga-Marshall G. Op. cit. P. 25.
[25] Global Peace Index 2018… P. 26.
[26] Ibid. P. 26.
[27] Marshall M., Elzinga-Marshall G. Op. cit. P. 15.
[28] Ibid. P. 22.
[29] Ibid. P. 37.
[30] Global Peace Index 2018… P. 37.
[31] Goodman M. Current State and Evolution of the Global Economic Order // Parallel Perspectives on the Global Economic Order. September 2017. P. 5 (www.csis.org/analysis/parallel-perspectives-global-economic-order).
[32] Frieden J. The Backlash against Globalization and the Future of the International Economic Order // Diamond P. (Ed.). The Crisis of Globalization: Democracy, Capitalism, and Inequality in the Twenty-First Century. London: I.B. Tauris, 2019. P. 43.
[33] Ibid.
[34] Mazarr M. et al. Op. cit. P. 17.
[35] Ibid. P. 52.
[36] Goodman M. Op. cit. P. 5.
[37] Ibid. P. 7.
[38] Ibid.
[39] Marshall M., Elzinga-Marshall G. Op. cit. P. 9. См. также диаграмму: Р. 31.
[40] Global Peace Index 2018… P. 32.
[41] Freedom in the World 2019 (https://freedomhouse.org/report/freedom-world/freedom-world-2019).
[42] Mazarr M. et al. Op. cit. P. 37.
[43] Global Peace Index 2018… P. 60.
[44] Ibid. P. 32.
[45] Ibid. P. 65.
[46] Ikenberry J. Op. cit. P. 88.
[47] Ibid. P. 90.