[стр. 6—11 бумажной версии номера] [1]

Z: Чтобы понять милитаризацию нефти и динамизм машин войны в войне с терроризмом, необходимо понять нефть как предельную теллурианскую смазку, или носитель эпических нарративов. Инструментализировать нефть через производство, навязать какую-то авторскую линию этому носителю нарративов — все равно, что кормиться экскрементами дьявола или их производными: всегда есть опасность отравиться и умереть или что еще похуже. В современных исламских отсылках к радикальному Джихаду как глобальному процессу исламский подход к мобилизации тактик объясняется как защита, а не как нападение. В исламском подходе, то есть пути Джихада, исламская война определяется защитой, рассеиванием и заражением систем жизнеобеспечения, тогда как западные крестовые походы машин войны или тактических линий картографируются на плане нападения, эскалации и военного вторжения. Таким образом, западный воинственный динамизм тактики всегда считается неисламским, ведь он воспринимает войну как явление динамического продвижения машин войны, которое неизбежно превращается в нечто по сути своей вторгающееся, потому что такие одержимые динамические машины войны инстинктивно преодолевают и нарушают границы. «Я есть, поскольку я двигаюсь» — этот девиз определенно делает вас persona non grata в некоторых местах. Такой активный динамизм не может действовать на расстоянии или поражать врага, не нарушая границ и территорий. Западный крестовый поход и его подход к машинам войны не могут быть воспроизведены исламом, потому что характерный для него динамизм не соответствует законам ислама и вере, что трансгрессия есть идолопоклонство, потому что все земли и территории принадлежат Божественному, а не машинам войны и их тактикам. Для Исламского Джихада все должно функционировать как оборона. Следовательно, механизм столкновения динамически асимметричен. Эта асимметрия — асимметрия не военных действий, а самих принципов войны. Если, согласно исламу, Джихад не может быть трансгрессивным или вторгающимся, а должен производиться как чистая оборона, то как возможно исполнять обязанность по подготовке земли к принятию Божественного, по превращению ислама из ближневосточного или афроазиатского культа в глобальную религию? Ответ лежит либо в изобретении или открытии новых машин войны, использующих мирную коммуникацию в качестве средства наступления, либо в разработке мирного и нетрансгрессивного медиума, носителя, необходимого для машин войны Джихада.

Вкратце можно сказать, что, поскольку западные тактики неразрывно связаны с фронтами крестовых походов и поскольку Джихад должен пониматься как стратегическая и действующая на расстоянии атака на идолопоклонство, лишенная манифестированной трансгрессии, первая задача политик милитаризации ислама — найти или разработать динамический вектор или нейтрального носителя, чтобы протаскивать контрабандой и мобилизовывать исламские машины войны. Этот медиум должен быть в состоянии заменить динамизм западных тактик и предоставить исламским машинами войны возможность нетрансгрессивного движения. Соответственно, такой динамический медиум или носитель может репрезентировать только мир; он должен быть сущностно отделен от самой идеи нападения. По этой причине такой медиум должен быть частью природы или принадлежать земле, то есть быть нейтральной третьей стороной. Для исламской стороны этот непроблематичный медиум должен происходить от Божественного и вести к нему. Но в противостоянии западному фронту он должен быть политически неназойливым (нейтральным) и благорасположенным к капитализму. Сущность, способная удовлетворить оба условия, должна быть природной сущностью, представителем планетарного разума. Только как планетарная сущность и природное событие такой медиум может непроблематично служить носителем исламских машин войны. Поскольку тактика, как динамизм или модус движения, принадлежит машинам войны, а не Божественному и связана с человеческой логистикой и командными цепочками, Джихад может использовать только такую платформу движения, которая перемещает машины войны естественно или, точнее говоря, как собственность Божественного. Для этого нет ничего более удобного и релевантного, чем нефть. Исламский апокалиптизм хорошо понял, что в трубопроводы можно закачать все что угодно — нефть продвинет это вперед и растворит в себе, а это значит, что то, что доберется до цивилизаций-крестоносцев, не может быть извлечено и отделено от нефти. Нефть нельзя политически дистиллировать. Различные сущности в нефти вступают в новые химические соединения, которые невозможно вновь разложить на элементы и основные составляющие. На другом конце трубопровода, то есть на Западе — пункте извлечения и потребления, — все, что присутствует в нефти, остается закамуфлированным; это всего лишь побочный нефтепродукт. Военная магия использования нефти скорее как среды перемещения, а не тактик, раскрывается тогда, когда кто-либо утверждает, что нефть как нейтральная сущность есть часть природы, есть планетарная сущность, вездесущая, несмотря на различные степени ее концентрации в земле. Если исламские машины войны растворимы в нефти, а нефть есть вездесущая планетарная сущность, то исламская милитаризация больше не локальна — она глобальна и планетарна. Подъем нефти как медиума мобилизации машин войны предвещает закат тактического нападения и рассвет нападения повсеместного, встроенного в, казалось бы, мирную вездесущесть природы.

Машины войны растворяются в нефти. Роль нефтепровода не военное нападение, а поддержание жизни. Трубопровод поставляет нефть как стратегическую смазку и нейтральную среду для перемещения машин войны, обладающих мобильной и распыленной эффективностью. Нефть достигает фронтов крестового похода по трубопроводам; закачивая в трубу газ вместе с нефтью, можно достичь самых дальних уголков. Как только нефть добирается до места назначения, машины войны крестового похода, первичная диспозиция которых — динамичность, заправятся этим топливом и соединятся с нефтью и ее производными. По мере того, как машины западного просвещения потребляют нефть, либо сжигая ее сгустки, либо жирея на этих сгустках, контрабандные машины войны начинают активироваться и вырываться из прежних химических связей. Нервная система и химия машин войны, контрабандой протащенных нефтью, незаметно сливаются с западными машинами, пирующими нефтью, поскольку нефть уже растворила их в себе или превратила в тонкую эмульсию ее химические элементы или органические производные (исламские идеологии, амбиции, имплицитные политики, социально-религиозные сущности и формации). Эти машины войны нагружены стратегическими линиями исламского апокалиптизма, который подпитывает и наращивает трансгрессивный импульс западных машин войны, потому что Божественного и его пустыни можно достигнуть только путем участия. Экстремистские доктрины Джихада говорят о том, как все на свете срабатывает в форме микроуправления, провоцирующего наступление исламского апокалиптизма, и как Царство может быть построено только благодаря совместному участию. Роль исламских машин войны, стало быть, состоит в том, чтобы разобрать трансгрессивный западный военный динамизм и в то же время подтолкнуть западные машины войны к эскалации их опустынивающих импульсов. Другими словами, эскалация западных машин войны ведет к освобождению пустыни Божественного — Пустынной Свободе. Для Джихада эскалация западных машин войны, не подчиняющаяся их идолопоклоннической логике трансгрессии, возможна только путем рассеивания их изнутри с помощью нефти.

Если западные машины войны выражают капиталистическое стремление растрачивать энергию и материалы, то нет лучшего алтаря для этой растраты, чем исламский апокалиптизм и его божественная цель. Теперь зараженные разумностью нефти, а также растворенными в ней машинами войны, западный технокапитализм и его машины войны (как специфически петрополитические единицы) стремятся к оживленному сотрудничеству с исламскими машинами войны, исламским населением и их землями, которые совпадают с расположением резервуаров горючего. Рассогласованность и асимметрия между машинами войны на двух фронтах и распаленная жажда нефти, нарастающая в западных машинах, питающихся нефтью, склоняет это сотрудничество в сторону соучастия взрывного, конфликтного типа. Соответственно, оборона Джихада и нападение/вторжение крестового похода становятся столь же синергичными, сколь и асимметричными. По мере того, как запас нефти западных машин в этом жарком соучастии истощается, они бросаются к более твердым слоям сгустка, которые несут в себе более активные исламские машины войны и более странные формы разумности. Чем глубже под землю уходит логика нефтедобычи, тем более чудовищные аватары нефти выходят на поверхность.

Трубопровод — это поверхностный носитель нефти и растворенных в ней сущностей; следовательно, долг машин крестового похода просвещения — докапываться до все более глубинных уровней. Капиталистическая политика предельной доступности, или прорыночная теория в отношении нефти, существенно увеличивает глубину Сгустка.

Z: Секретный разворот: подпитываемые энтузиазмом, более исламским, чем сами исламские сущности, берсерки капитализма устремляются к исламскому апокалиптизму, сливаясь с машинами войны, работающими на нефти. Когда дело касается взгляда через нефтяную трубу, машины просвещения оказываются особенно петромонголоидными.

Z: Если любое движение (например электрический ток) в электропроводящем материале производит магнитное поле, то трубопровод, по которому движутся нефть и исламские машины войны, должен производить мощнейшее магнитное поле комбинированных стратегий между Исламом и Землей, окружающее своими завихрениями трубу.

Z: Ближний Восток преследует мир как петролль. Есть ли что-то более лавкрафтианское, чем строительство нового трубопровода, сплетение его булькающих флейт? Вопрос в том, как долго этот пещерный тип чувствительности может перемещаться с помощью этого современного транспортного средства?

Z: Теория глубокой горячей биосферы Томаса Голда [2] предполагает, что нефть — это не ископаемое топливо, но что она происходит из потоков природного газа, которыми питаются бактерии, живущие в недрах Земли. Поэтому демонархия нефти не подчиняется законам мертвых (то есть сохранившихся тел доисторических организмов), а скорее оживлена плутоническим витализмом (абиогенная нефть, генерируемая нижней биосферой Земли). Нефть выходит на поверхность из первичного источника, то есть не из Земли, а из Внешнего, помещенного здесь как ксенохимический (xeno-chemical) Инсайдер. Нефть производится плутоническими силами и нижней биосферой, а не разложением ископаемых и органических тел. Следовательно, нефть куда более субстанциональна и следует другой, автономной логике планетарного распределения. Петрополитическая теория Голда, взятая за основу, имеет иное, куда более стратегическое влияние на вышеупомянутый трубопроводный сценарий. Если нефть каким-то образом бессмертна, то бессмертны и растворенные в ней машины войны — по крайней мере до тех пор, пока они не выполнят своих задач: одну — от имени Инсайдера и Земли, другую — от имени монотеизма и Божественного.

Z: Да, вкратце: торговля нефтью в исламской петрополитической сети используется в первую очередь не ради пользы и благосостояния стран и не ради процветания каких-то сфер производства, а ради самого трубопровода.

Перевод Полины Хановой, научная редактура Йоэля Регева