Ирина Рудик (р. 1986) – стипендиат программы «Baltika» для иностранных исследователей (Таллиннский университет). Сфера интересов: русская литература начала ХХ века, история русских студенческих организаций в Прибалтике.

[1]

 

Первые студенческие корпорации появились в Дерптском университете в начале XIX века. Они создавались по образцу немецких corps и изначально также были немецкими, хотя в 1828 году появилась польская корпорация, а в 1829-м – русская. До принятия в апреле 1855 года «Правил для корпораций студентов Дерптского университета» эти организации находились на полулегальном положении.

В соответствии с «Правилами» студенческие корпорации должны были проходить обязательную регистрацию в официальных (некорпорационных) инстанциях. Для ее прохождения требовалось согласие министра народного просвещения, что по сути означало официальную легализацию студенческих объединений этого типа.

После начала русификации Дерптского университета, когда возросло внимание общественности к «остзейскому вопросу», о корпорациях заговорили в печати. Авторы либо подчеркивали устарелость корпораций как таковых и их излишнюю немецкость, либо оправдывали их существование тем, что оттуда выходят лояльные подданные Российской империи. К числу последних авторов принадлежал барон Фердинанд Врангель[2].

По его словам, в корпорации он получил возможность общаться со студентами разных взглядов и разного социального положения. В организации «царила полная свобода отвлеченных воззрений и строгая безусловная дисциплина относительно нравственных понятий порядочности (Honorigkeit), в основе коих лежали два начала: правдивость и мужество»[3]. Итогом пребывания Врангеля в Дерптском университете и студенческой корпорации стало избавление от революционных настроений и германофобии:

 

«После двух с половиною лет, проведенных в Дерпте, я вернулся на государственную службу, но уже не революционером, а верным царским слугою, видевшим свою задачу в добросовестном исполнении своего долга, а не в преступном распространении своих незрелых представлений о наилучшем устройстве человеческого общества»[4].

 

В целом к началу ХХ века взаимоотношения между властями Российской империи и студенческими корпорациями были нейтральными: корпорации были признаны правительством, хотя и с некоторыми ограничениями, и в свою очередь принципиально не вмешивались в политические дела[5].

Авторы статей и путеводителей по Дерпту, выходивших до 1914 года, не всегда были настроены по отношению к корпорациям доброжелательно, но обнаружить там откровенную враждебность сложно. Нередки одобрительные описания, в том числе с указанием того, что студенты русского происхождения также вступали и вступают в немецкие корпорации:

 

«В Дерпте студенты русского происхождения показали, что они умеют ценить жизнь в корпорациях. В корпорационных списках встречается много русских и польских фамилий. [...] До сих пор еще не воскресла русская корпорация Рутения, прекратившаяся из-за малочисленности русских. Желательно было, чтобы русские студенты, число которых в последнее время увеличилось, основали снова корпоративный русский союз»[6].

 

Всплеск враждебности в отношении немецких корпораций стал результатом начала Первой мировой войны[7]. Националистически настроенные русские поспешили объявить прибалтийские губернии территориями, на которых живет немало потенциальных предателей, – разумеется, имелись в виду прибалтийские немцы.

Наиболее активную антинемецкую пропаганду вела газета «Новое время». Ее авторы также выпускали и отдельные книги о немецком засилье в Прибалтике. Среди последних отметим книгу Андрея Ренникова «В стране чудес: правда о прибалтийских немцах» и сборник, составленный Артуром Тупиным, «Прибалтийский край и война»[8].

Учитывая охватившую страну шпиономанию, неудивительно, что корпорантов стали подозревать в подрывной деятельности. Корпорации Дерптского (Юрьевского) университета и рижского Политехнического института были на тот момент преимущественно немецкими. К тому же студенческие корпорации вплоть до сегодняшнего дня – организации закрытые, имеющие собственные источники финансирования и в своих внутренних делах никому отчета не дающие. Можно провести параллель с масонскими ложами: что в них происходит, мало кто знает, но свое мнение о масонах есть у многих, и зачастую негативное. При таких исходных данных логично было объявить корпорации шпионскими гнездами.

Значительная часть публицистов старательно не замечала корпораций, объединявших представителей других национальностей: латышских Selonia и Talavia, русской Fraternitas Arctica, эстонских Vironia, Sakala, Ugala, Rotalia, польских Arconia и Veletia[9]. Особое внимание националистически настроенных русских публицистов к немецким организациям, подозрения в том, что они подрывают устои империи, сказались на общем отношении общества к немецким корпорациям.

 

Немецкие корпорации – «враги русского народа»

19 октября 1914 года в газете «Русский инвалид» вышел текст, в котором – с едкими комментариями журналиста издания – был приведен обширный пересказ статьи историка Эрнста Серафима «Наша академическая молодежь и запросы времени»[10]. Статья Серафима была посвящена образованию на немецком языке и немецким студентам в университетах Российской империи. Говорилось в тексте и о корпорациях.

Так, цитируется отрывок об обрусении некоторых немецких студентов, учащихся в университетах Москвы и Петрограда. Журналист «Русского инвалида» курсивом выделяет ключевые для его статьи моменты и комментирует их в скобках:

 

«Немцы вообще склонны к восхищению и преувеличенной оценке чужих народностей. Немногие немцы – профессора, где таковые имеются, немецкие семьи, сами сильно подверженные денационализации, и даже немецкие студенческие корпорации, за исключением разве петроградской “Nevania”, сохранившей традиции и влияние (кстати, любопытно было бы знать, существует ли сейчас этот оплот германцев на берегах реки Невы?) не могут служить этому, (т.е. обрусению) достаточным противовесом»[11].

 

Упоминанием корпорации Nevania разговор об этих объединениях не заканчивается. Серафим переходит к рассказу о корпорациях Дерптского (Юрьевского) университета, и цитирующий его журналист также высказывается по этому поводу:

 

«Как повествует далее г. д-р Э. Серафим, нередко в немецких семьях, посылающих своих сыновей в университеты, приходится сталкиваться с мнением, что “дерптские” корпорации “впрочем, уже двадцать и более лет потерявшие свое влияние на общую массу студенчества”, не являются достаточным противовесом относительной малоценности […] университета в научном отношении. Студенты-немцы образовывают, де, корпорации по германским (reichsdeutschen) образцам и предаются попойкам, уже отжившим свой век, а для жгучих вопросов современности в них якобы нет места. Г-н Серафим немедленно берет под свою защиту юрьевские “Corps'ы”, указывая на ошибочность такого обобщения [...]»[12].

 

Особо подчеркивалось, что Серафим был редактором «Ежегодника», выпускавшегося Deutscher Verein, и в этом же «Ежегоднике» статья и была опубликована. Название этой организации к тому времени стало практически символом вредоносного немецкого объединения на территории Российской империи. В статье из «Русского инвалида» корпорации напрямую связываются с Deutscher Verein:

 

«Влияние “Дейчерферейна” было огромным и в дальнейшей, университетской, жизни балтийской молодежи, так как этот антигосударственный ферейн всеми силами поддерживал феодальные наклонности и традиции студенческих корпораций не только в русском Юрьевском университете, но и далеко за пределами Прибалтийского края, воспитывая для будущего надежных носителей и стойких борцов за “великую” пангерманскую идею»[13].

 

Стремление установить реальную или кажущуюся связь между немецкими организациями было характерно для русской печати 1914–1915 годов. О корпорациях рижского Политехнического института и Юрьевского университета нередко говорилось наряду с замечаниями о других немецких обществах и школах. Идея большей части высказываний сводилась к уже процитированным тезисам: в этих объединениях воспитывают предателей, агрессивно настроенных по отношению к русским и всему русскому. Иногда публикации кочевали из одного издания в другое: так, в номере за 7 сентября газеты «Русский инвалид» в традиционном обзоре прессы была помещена цитата некоего «юрьевского корреспондента» газеты «Новое время», который писал:

 

«Корпоранты по-прежнему смотрят на наших студентов свысока. Цели этих корпораций в сущности те же самые, что и у закрытого “Дейч-Ферейна”. Одна из них даже носит название “Тевтонии”»[14].

 

Упомянутая Teutonia была одной из самых молодых корпораций балтийских немцев при Юрьевском университете: в Chargiertenconvent она была принята только в 1912 году, и сложно сказать, насколько «деструктивную» деятельность она вела. Название оказалось для корпорации настолько неудачным, что его начали приводить в газетах как показатель крайней неблагонадежности немецких корпораций. В декабре 1914 года в «Рижском вестнике» в очередной раз был поставлен вопрос о том, когда же немецкие корпорации наконец будут закрыты:

 

«Если признано было своевременным и необходимым закрыть “Дейчер-ферейн”, […] то ясно, что та же участь должна постичь и немецкие студенческие организации. […] Напомним, кстати, что в Юрьеве существует даже корпорация “Тевтония”»[15].

 

Ренников в своей книге также отдельно выделяет Teutonia:

 

«Эти корпоранты продолжают и поныне щеголять в своих красных фарбен, вроде тевтонов из корпорации “Тевтония”! И никто не знает, что сейчас творится у них на заседаниях»[16].

 

Разговоры о закрытии корпораций велись с самого начала войны, и в газетах то отрицалось скорое принудительное завершение их деятельности, то говорилось, что вопрос уже решен и закрытие последует со дня на день. В том же «Рижском вестнике» 5 декабря 1914 года было опубликовано сообщение, что в министерстве решено закрыть все корпорации[17].

Днем раньше, 4 декабря, газета «Русское слово» напечатала практически идентичный текст, в котором приводилось также высказывание попечителя Рижского учебного округа Алексея Щербакова о том, что в целях борьбы с немецким влиянием в Прибалтике надо обратить внимание на немецкие корпорации[18].

Подобного рода высказывания вызывали вполне ожидаемую реакцию членов немецких корпораций: они начали бойкотировать официальные мероприятия, но это только убеждало журналистов в собственной правоте. 5 октября в Политехническом институте в присутствии попечителя Щербакова состоялся молебен о даровании победы русской армии. После молебна от имени студентов была послана телеграмма императору с выражением верноподданнических чувств. Автор заметки подчеркнул, что представителей корпораций не было ни на молебне, ни на последовавшей за ним манифестации, тогда как ранее они «считали своим долгом неукоснительно являться на все торжества, происходящие в институте»[19].

Через некоторое время Щербаков вторично посетил институт для того, чтобы зачитать «Высочайшую благодарность» в ответ на посланную студентами телеграмму. Манифестация состоялась вновь: на этот раз студенты с флагом прошли к дому управления округа и поблагодарили попечителя за посещение института. Автор заметки в «Рижском вестнике» (возможно, тот же самый, что и в предыдущий раз) вновь указал на то, что немецкие корпорации в этих событиях участия не приняли.

10 декабря 1914 года о якобы провокационном поведении членов немецких студенческих корпораций писала «Рижская мысль». На этот раз юрьевские корпоранты обвинялись в том, что не сняли декелей при встрече с погребальной процессией, когда хоронили раненого, умершего в лазарете, «когда все прочие встречные обнажали головы»[20]. Это, как замечает автор, вызвало возмущение публики. Рядом с этой заметкой помещена вторая, вновь о предполагаемом закрытии немецких корпораций.

Было бы неверным говорить, что антинемецкие настроения были свойственны только журналистам периодических изданий. В путеводителе по Юрьеву, вышедшем в 1915 году, Александр Тюрьморезов следующим образом начинает параграф о корпорациях: «Юрьевские корпорации есть не что иное, как пережиток немецкого засилья в здешних краях вообще и в частности – в Юрьевском университете»[21].

Далее автор развивает свою мысль в еще более хлестких выражениях. В его изложении корпорации становятся не просто объединениями немцев, а демонстративно антироссийскими образованиями, местом «внутренней эмиграции» немецких студентов:

 

«Корпорант, прячась от всего русского в стенах своей корпорации, утопал во всех этих пышных церемониях и этикетах. В корпорации ему ничто не напоминало о России: язык, песни, дуэли, этикеты, церемонии – все это было чисто немецкое. Корпорация была для корпоранта немецким государством в русском государстве»[22].

 

С точки зрения русского националиста, такие порядки были совершенно неприемлемыми. Корпорации были объявлены виновными в унижении русских, в военных неудачах и прочих бедствиях. Автор выражает надежду, что столь вредные организации будут в скором времени закрыты:

 

«Они [корпорации] вырабатывали в корпорантах немецкую настойчивость и упрямство: вырабатывали в них любовь ко всему немецкому, а в частности ко всему германскому; стесняли свободное развитие личности, отнимали массу времени, приучали к праздной жизни, пьянству, разврату и т.д., а главное – вырабатывали в них то, благодаря чему мы на войне терпим неудачи. Надо думать, что эти чисто немецкие учреждения уже не воскреснут и если некоторые еще не закрыты, то необходимо их закрыть навсегда»[23].

 

Прямых обвинений корпорантов в шпионаже автор также не избежал. Рассказывая о специфике корпорационной иерархии, Тюрьморезов упоминает, что новички-фуксы находятся в полном подчинении у старших. Но умением подчиняться требования к новичку не исчерпываются: «идеальный фукс должен быть хитер и ловок, как лисица (вероятно для того, чтобы быть хорошим шпионом)». Однако, то ли опасаясь гневных отповедей со стороны действовавших тогда же в Тарту латышских и эстонских организаций, то ли желая придать дополнительную антинемецкую окраску своему высказыванию, автор делает примечание: «Это предположение, конечно, относится к фуксам германских корпораций»[24].

В «немецком засилье» в Прибалтике, по мнению Тюрьморезова, тоже есть вина корпораций:

 

«Филистры[25] эти, пробравшиеся на высшие государственные должности при помощи таких же старейших филистеров, признавали за людей только своих корпорантов, протежировали их и старались всеми силами, чтобы вся административная власть, особенно Прибалтийского края, была в немецких руках»[26].

 

Эти замечания автора созвучны высказываниям Ренникова. Тот прямо заявляет о формировании органов местного самоуправления в основном из членов корпораций: «В Риге говорят, будто в члены Думы обыкновенно выбирают бывших корпорантов рижской корпорации Fraternitas Baltica и юрьевской Fraternitas Rigensis»[27]. Впрочем, для того, чтобы стать объектом нападок, корпорантам вовсе не обязательно было вести себя каким-то особо вызывающим образом. Раздражение вызывало уже то, что они выделялись на фоне других студентов.

 

Корпорации и их знаки отличия

Постоянным камнем преткновения в отношениях между корпорациями и русскими властями был вопрос о ношении регалий – лент и, в особенности, цветных шапочек-декелей. Еще Николай Языков в 1825 году писал об очередном ужесточении правил ношения университетской формы:

 

«Теперь у нас критическое время для Фуражек: до сих пор студенты все-таки носили какие угодно, красные, зеленые, голубые[28] – теперь правительство уже решительно истребляет эти явные признаки либерализма и готовности к возмущению против законных властей. Полиция университетская и городская ходит по городу и снимает запрещенные Фуражки; много смешных и странных сцен: на улицах встречаешь приятелей с открытыми головами, будто сумасшедших, иные носят Фуражки под мышками. О tempora, о mores! Строгость в этом случае дошла до безрассудства: студент может, по словам начальства, лучше не посещать лекции, чем являться на улице в незаконной Фуражке! До чего мы дожили! Сегодня, 4-Сент., запрещено уже и ходить без Фуражек: за это обещают выгонять из университета»[29].

 

На протяжении десятилетий ношение знаков отличия то разрешали, то вновь запрещали, но каждый раз вопрос об этом вызывал бурную реакцию как в среде корпораций, так и в прессе. Еще до начала войны в «Рижском вестнике» вышла статья, посвященная желанию корпораций вернуть себе право открытого ношения регалий. Автор высказывается по этому поводу резко негативно:

 

«Цветные шапочки нужны сторонникам корпораций только потому, что они, с одной стороны, составляют приманку для молодежи, а с другой, содействуют внешнему обособлению местных элементов среди студенчества. Возможность носить красивую студенческую форму при невозможности для корпорантов щеголять своими цветными шапочками, как известно, сильно понизила привлекательность корпораций. [...] Введением в обращение корпорационных шапочек и лент надеются снова повысить заманчивость корпораций, и тем самым усилить их личный состав, и поддержать таким образом эти увядающие старонемецкие студенческие организации, которые нужны местным политиканам известного сорта для сохранения и укрепления балтийско-немецких традиций в студенческой молодежи в видах охранения местной немецкой обособленности»[30].

 

Стремление строго запретить ношение знаков отличия было вызвано желанием властей полностью русифицировать университет, приблизив его к остальным высшим учебным заведениям Российской империи. Декели слишком явно намекали на «немецкость» их обладателей, и такой ореол сохранился и после образования латышских и эстонских корпораций. Неудивительно, что после начала войны националистически настроенные публицисты, говоря о корпорациях, не обошли вниманием вопроса о ношении регалий.

В сентябре 1914 года в «Новом времени»[31] появилась статья, приведенная затем в книге Тупина. Автор описывает ситуацию, сложившуюся в рижском Политехническом институте. Министр народного просвещения Иван Делянов, установивший форменную одежду для студентов этого учебного заведения, через некоторое время был вынужден пойти на компромисс с корпорациями и отменить форму для членов этих организаций, чтобы они смогли носить знаки отличия с гражданской одеждой. Вот, к чему это привело, согласно автору:

 

«Все студенты местных дворян и городских сословий (бюргеров) поступили, разумеется, в различные корпорации. [...] Ношение же установленной правительственной властью форменной одежды оказалось распространенным лишь на студентов, так сказать, второго, низшего, сорта, т.е. русских и вообще не немцев. [...] В сущности корпорации с их “цветами” достигают тех же целей, что и недавно закрытые “Schul-Verein'ы”. [...] Последовательно было бы закрыть и корпорации с отменою права ношения немецких шапок и лент»[32].

 

Все корпорации, действовавшие в тот период в Политехническом институте, были для автора однозначно пронемецкими и деструктивными. О латышских и русских организациях публицист предпочел не говорить, делая акцент на том, что вступление в корпорацию возможно якобы только после принесения клятвы верности Германии и «обязанности следовать германским нравам»[33].

В конце сентября 1914 года в кампанию против корпорационных знаков отличия оказались вовлечены и петроградские студенты. В «Русском слове» говорилось о существующих в Петроградском университете немецких корпорациях, имеющих «отличительные значки и корпорантские шапочки»[34]. Немцы якобы вели себя вызывающе, и ректор попросил их регалий не носить и столь провокационно себя не вести. Эстонскую корпорациюRotalia, основанную в Петербурге в 1913 году, автор не упомянул.

В скандале, связанном со знаками отличия корпораций, не обошлось без письма в редакцию «Нового времени» от патриотически настроенного русского студента Юрьевского университета:

 

«Право ношения шапок и лент, этой эмблемы фатерлянда, по сие время в русском императорском Юрьевском университете не отменено. […] Высказываю свое горячее пожелание о скорейшей ликвидации германских корпораций, что, по моим наблюдениям, найдет в среде русского студенчества горячий и живой отклик»[35] (курсив автора).

 

В июне 1915 года вышел официальный приказ о запрете ношения корпорационных знаков отличия в течение всего срока военного положения. Нарушителям грозил штраф до трех тысяч рублей или арест на срок до трех месяцев. Приказ был опубликован в газете «Лифляндские губернские ведомости» за подписью генерал-лейтенанта Павла Курлова, помощника главного начальника Двинского военного округа[36]. Действие приказа распространялось на студентов Юрьевского университета и рижского Политехнического института. 1 июля в той же газете вышло дополнение к приказу: ношение корпорационной символики так же было запрещено и студентам Ветеринарного института.

 

Немецкие корпорации и русские студенты

Как уже было сказано, корпорации в глазах националистически настроенных журналистов были плохи не только сами по себе, но и потому, что они якобы унижали всех остальных студентов, в особенности – русских. Унизительными были как демонстрация собственной инаковости, так и прямая враждебность. В статье из «Вечернего времени», помещенной в сборник Тупина, о такой враждебности говорится очень подробно. По мнению автора, корпоранты-немцы ведут себя вызывающе, на русских студентов «стали смотреть как на пришлый и крайне нежелательный элемент», а особое негодование публициста вновь вызвала демонстрация корпорационных цветов:

 

«Корпоранты теперь, когда каждый Русский охвачен одним желанием – уничтожить гнусного врага, устраивают в здании университета шествия с корпорантскими знаменами с немецкими на них надписями и всюду демонстративно афишируют немецкую речь»[37].

 

После рассказа о такой демонстрации неблагонадежности автор говорит об ответной реакции русских: «Возмущенные таким поведением корпорантов, русские студенты обратились с жалобою к ректору, но ничего не достигли»[38].

Некоторые публицисты готовы были смириться с существованием корпораций как объединений особого типа, но корпорации эти должны были быть какими угодно, только не немецкими. В этом случае общая «деструктивность» организаций не подчеркивалась, а на первый план выходил рассказ о неравенстве между корпорациями.

В декабре 1914 года в «Рижской мысли» вышла небольшая анонимная заметка о том, что в Юрьеве в Chargiertenconvent представлены исключительно немецкие корпорации (в их числе снова названа неоднократно упомянутая Teutonia), тогда как в Риге ситуация намного лучше: в состав совета корпораций входят также «корпорации русские, латышские, польские, эстонские». Автор заметки не предлагает реформировать систему представительства корпораций, а заявляет, что «всему этому корпорационному немцефильству наступит вскоре конец»[39].

Ренников с негодованием пишет о дискриминации инонациональных, не немецких, корпораций в Риге и Юрьеве. В рижском Политехникуме, по его словам, каждый студент знает, что быть членом немецкой корпорации более престижно, чем какой-либо еще:

 

«Большая разница числиться в немецкой корпорации “Fraternitas Baltica” или в какой-нибудь латышской “Selonia”, а тем более несчастной русской “Fraternitas arctica” [так в тексте. – И.Р.]. Фон-Книррим на немецкие корпорации смотрит с отеческой улыбкой, на латышские – с улыбкой презрения, а на русскую – просто нахмурившись»[40].

 

Автор не уточнил, что на тот момент в «несчастной русской» корпорации насчитывались 455 членов, и это было весьма значительным числом.

Далее он пишет, что в Юрьеве ситуация ничуть не лучше. Там, при Ветеринарном институте, тоже есть угнетаемая русская организация. В роли организации «угнетающей» выступила Fraternitas Dorpatensis, члены которой якобы составляют большинство профессорского состава института. Немцы, оказавшиеся на всех ключевых должностях, не позволяют новой русской корпорации существовать наравне с ними: «Русскую корпорацию “Славия”, в которой принимают участие великороссы, малороссы и белорусы, институтское начальство не утверждало целых полгода»[41]. Членов этой корпорации, по мнению автора, намеренно не допускают к университетским постам:

 

«Члены студенческой немецкой корпорации вырастают, становятся большими и сразу попадают в состав совета института! […] Ничего подобного нельзя в этом смысле добиться от других корпораций вроде польских или русской “Славии”. Из польских и русских студентов окончившие попадают куда-нибудь в глушь, в земство средних губерний»[42].

 

Противопоставление «хорошего русского» и «плохого немецкого» характерно и для Тюрьморезова. Он подчеркивает, что немцы-корпоранты позволяли себе то, чего не позволяли себе русские студенты: «Очевидно, для корпорантов не были писаны законы, и то, что было невозможно для русских студентов, было возможно для корпорантов»[43].

Однако, в отличие от Ренникова, «плохих» и «хороших» корпорантов у Тюрьморезова не существует. Корпорации плохи по определению, и даже русская корпорация «Рутения» мало чем отличалась от немецких организаций. Студенты, входившие в нее, «заразились немецким духом», но сколько-нибудь длительное время корпорации просуществовать не удалось:

 

«Заразились немецким духом и некоторые русские студенты: в 1829 году, главным образом по почину поэта Языкова, возникла корпорация русских студентов “Ruthenia”, которая кое-как просуществовала около тридцати лет и умерла на “веки веков”»[44].

 

Столь же пренебрежительно Тюрьморезов говорит и об упомянутой нами выше русской корпорации «Славия», действовавшей при Ветеринарном институте: «Русская корпорация “Slavia”. Очень молодая и уже зачахшая корпорация. Адр.: Аллейная № 54»[45].

В качестве альтернативы немецким организациям, славящимся своими кутежами и пренебрежением их членов к занятиям в университете, автор предлагает «Общество русских студентов». В описании «Общества» акцент делается на внимании к науке: «Цель общества – объединить русское студенчество и дать ему осмысленный отдых. Кроме этого, общество преследует научно-просветительные цели: оно имеет богатую библиотеку»[46]. Впрочем, до войны «Общество» не всегда описывали с подобной благожелательностью. Так, в брошюре Михаила Лаврецкого «Город студентов. Бытовые картинки старого Дерпта» приведено подробное беллетризованное описание вечера в «Обществе русских студентов»:

 

«Конвент-квартира [...] состояла всего из двух небольших комнаток: в одной находилась маленькая библиотека и читальня Общества, а в другой происходили сходки. [...] Русские “комильтоны” любили преимущественно пить водку, чередуя ее иногда с пивом. Тут – среди этого разношерстного товарищества чисто русских юношей, обрусевших, долго живших в центральных губерниях России немцев, поляков и евреев – уже не было никакой обрядности и торжественной обстановки при кутежах»[47].

 

Ситуация с немецкими корпорациями не была столь пугающей, какой ее описывали процитированные нами публицисты. Как и в любых других крупных организациях, здесь собирались люди с разными политическими и общественными взглядами. Изначально в основной своей массе корпоранты были лояльны к государственной власти. В немецкие корпорации вступали и представители других национальностей, в том числе русские. Кампания же по дискредитации корпораций и принудительной русификации немцев (под угрозой высылки), безусловно, дестабилизировала положение.

 

Дальнейшая деятельность корпораций

Главной задачей авторов большинства антинемецких текстов была не демонстрация фактического положения дел, а создание образа врага. Тот же Ренников, писавший о дискриминации немцами русских и латышских корпораций в Риге, не упомянул, что между организациями существовали тесные контакты, и не только официальные. Например, в архиве русской корпорации Fraternitas Arctica имеются фотографии совместной пирушки с немецкой корпорацией Rubonia, состоявшейся в октябре 1914 года, то есть уже после начала войны.

В ответ на огромное количество публикаций антинемецкой направленности прибалтийские немцы и менее радикально настроенные русские пытались дать опровержения наиболее одиозным текстам, приводя реальные факты. По проблеме корпораций также появлялись заметки, корректирующие нападки националистически настроенных авторов. Часть из них вошла в сборник, составленный Александром Мейендорфом[48].

Так, директор Ветеринарного института Карл Гаппих пишет, что немцы-корпоранты не попадают в состав университетского совета автоматически, а наравне с прочими служат до этого в других ведомствах или на низких должностях. Относительно «дискриминации» русской организации Гаппих высказывается подробнее:

 

«Из русской корпорации “Славия” никто не мог попасть в совет потому, что корпорация существует всего лишь с прошлого года, а из польских корпораций при институте служили Некраш и служат Л. Гогель и А. Ярминский. [...] Русская корпорация “Славия” утверждена попечителем учебного округа вскоре после ходатайства о том совета. Прошение об утверждении корпорации было подано при наступлении каникул, когда совет не собирается, и поэтому утверждение замедлилось на несколько месяцев, но отнюдь не на 1½ года»[49].

 

«Славия», несмотря на создавшуюся вокруг нее атмосферу скандала, не являлась сколько-нибудь значимой организацией: к ноябрю 1914 года в корпорации состояли семь действительных членов, пятеро кандидатов и двое филистров. Однако антинемецкие настроения коснулись и ее, правда, несколько иным образом, чем упомянутые немецкие корпорации.

Осенью 1914 года директор Гаппих, видимо, под давлением «сверху» составил распоряжение в адрес корпорации. В нем было предложение исключить из состава организации «неприятельских подданных (кроме лиц славянского, французского и итальянского происхождения, а также турецких подданных христианских вероисповеданий)»[50]. Директора необходимо было уведомить о результатах с указанием фамилий исключенных. В случае же отсутствия таковых лиц – уведомить также и об этом. 22 декабря 1914 года, уже по распоряжению попечителя учебного округа, директор направил в «Славию» срочное требование сообщить, на каком языке ведется делопроизводство в корпорации.

Корпорация, сославшись на устав, ответила, что в составе организации неприятельских подданных нет и быть не может, делопроизводство также велось на русском языке. Более того, 22 декабря «Славия» продемонстрировала, что она является не просто благонадежной, но и крайне патриотически настроенной организацией. Одновременно с письмами о национальном составе и языке делопроизводства в Совет профессоров было послано и письмо с сообщением об учреждении стипендии «имени князя Олега Константиновича, погибшего в борьбе народов с варварством тевтонов». О своей патриотической инициативе корпорация сообщила и «Его Императорскому Высочеству Великому Князю Константину Константиновичу»[51]. Учреждение стипендии было одобрено «августейшими родителями» князя, а корпорации вынесена благодарность[52].

В результате общей политики «дегерманизации» Прибалтики, составной частью которой явились обвинения корпораций в действиях, враждебных российской власти, часть организаций, преимущественно немецких, к концу 1915 года завершила свою деятельность (как упомянутая Teutonia) или приостановила ее. Приостановка деятельности могла быть полной или же касалась только внешних ее проявлений. О том, что некоторые корпорации продолжили существовать «подпольно», свидетельствуют фотографии из Исторического архива Эстонии. Например, в фонде корпорации Estonia имеется групповая фотография, датированная 5 декабря 1915 года[53], и фотография coetus'a[54] – февралем 1916-го[55].

Другая часть, состоявшая преимущественно из эстонских и латышских корпораций, продолжала существовать вплоть до революции.

Осенью 1915 года студенты-корпоранты из рижского Политехнического института, оказавшиеся в эвакуации в Москве, обратились к властям с просьбой дать официальное разрешение на продолжение деятельности, но в начале декабря в этом им было отказано[56]. Видимо, в дальнейшем решение было пересмотрено, либо корпоранты его проигнорировали, так как они продолжали носить знаки отличия и устраивать мероприятия.

Сохранилось фото coetus'а 1915 (или 1916-го) года эстонской корпорации Vironia, сделанное в Москве[57]. Fraternitas Arctica была на некоторое время закрыта в первом семестре 1916 года, так как большинство ее членов были призваны в армию.

Действовавшая в Петрограде эстонская корпорация Rotalia была закрыта весной 1915 года вместе с немецкими организациями со ссылкой на правила военного положения. Члены корпорации опротестовали это решение. Дмитрий Баринов пишет:

 

«На свою ликвидацию “Rotalia” ответила прошением петроградскому градоначальнику, автором которого был Отто Тииф. Им высказывалось непонимание того, почему эстонская корпорация была закрыта, в то время как некоторые русские и польские продолжали действовать. В прошении отмечалось, что никаких связей с немецкими корпорациями [...] “Rotalia” не имеет, а также подчеркивалось, что корпорантам “особенно тяжело чувствовать на себе недоверие, ибо мы, как все эсты, беззаветно любим нашего монарха и великую родину и всем готовы это доказать”»[58].

 

Осенью того же года эстонской корпорации было разрешено продолжить деятельность.

Существование юрьевской «Славии» прекратилась к осеннему семестру 1915 года. Документов о прекращении ее деятельности не сохранилось: возможно, члены корпорации организацию официально не закрывали.

Летом 1918 года в оккупированной немецкими войсками Риге был открыт памятник немецкому солдату. Сохранились фотографии, свидетельствующие о том, что на церемонии открытия присутствовали представители корпораций, по всей видимости, немецких, с флагами и регалиями. Это был временный монумент, поставленный преимущественно с целью сбора средств – он был из дерева, а недалеко от памятника можно было купить гвозди и вбить их в постамент. Доход от продажи гвоздей шел на поддержку немецкой армии[59].

Другие корпоранты, члены латышской корпорации Selonia, в ноябре 1918 года разрушили памятник. Через некоторое время он был установлен снова, но простоял недолго.

В декабре того же года был образован «Добровольческий Балтийский батальон», через несколько месяцев преобразованный в «Добровольческий Балтийский полк». Его сформировали студенты рижского Политехнического института и Юрьевского университета, изначально он входил в составе первой эстонской дивизии, а с лета 1919 года был в составе Северо-Западной армии. В полку служили преимущественно прибалтийские немцы, но были также русские и эстонцы. Довольно значительную часть составляли члены немецких корпораций Fraternitas Academica, Livonia, Estonia, Fraternitas Baltica, Neobaltia и других. В октябре 1919 года полк был расформирован.

Многие немецкие корпорации продолжили существовать после провозглашения прибалтийскими государствами независимости, но в 1938–1939 годы последние из них свернули деятельность и больше на территории Прибалтики не восстанавливались.