«Марш миллионов», состоявшийся 15 сентября в Москве, вызвал весьма противоречивые комментарии. Прежде всего, по-разному оценивается число участников: мнения полицейских властей и организаторов митинга, как и в прочих случаях начиная с декабря 2011 года, различаются примерно на порядок. Милиция говорит: «Вас мало! (что означает: «Что вас слушать…»); организаторы же утверждают: «Нас много!» (то есть: «Извольте нас слушать!»). Можно предположить, что первые вводят в оценку некий понижающий, а вторые – некий повышающий коэффициент.

Есть оценки и самих участников – они интересней всего. В них отражаются и ожидания, и наблюдения, и разница между тем, чего ждали, и тем, что увидели. В данном случае, похоже, в среде участников единое ощущение выработаться не успело, поэтому оценки, которые автор собирал по горячим следам, тяготели к полюсам: «К сожалению, меньше, чем я думал(а)» и «К счастью, все-таки больше, чем я думал(а)».

Так же разнятся впечатления о настрое этого митинга. Одни хотели испытать там замечательное чувство подъема и воодушевления, которое им ведомо по первым подобным акциям, чувство лихой коллективной отваги и замечательной дружбы незнакомых между собой людей. Хотели – и ушли ни с чем. Другие тащились, как на работу (это их слова), проклинали собственную несвободу в этой борьбе за свободу. А на митинге увидели самоотверженных старушек, придумывавших и писавших на картонках слова, мудрее и сильнее, звучавших с трибуны; увидели людей, которые добирались издалека, чтобы исполнить свой гражданский долг; увидели, наконец, как их много, пришедших через силу. И потому очарование и разочарование попеременно встречались в ответах на вопрос: «Ну, как там было?».

Противоречат друг другу и те, кто обсуждает, так сказать, теорию уличного протеста. Выходившие на первые митинги в декабре 2011 года понимали, что будут не одни (большинство так или иначе договаривались с кем-либо), но не ожидали, что таких, как они, то есть «нас», окажется столь много. Это первое впечатление, возникавшее еще на подходах к месту митинга, было и остается одним из самых сильных, если не самым сильным для большинства участников. Каждый следующий митинг заставляет трепетать: соберется ли столько же участников, будет «нас» больше или меньше? Численность собравшихся оказалась чуть ли не важнейшим фактором протеста.

Собственно, социальный эффект оказалось возможным конвертировать в политический именно ввиду массовости: власти испугались численности как таковой. Дальнейшие события показали, что боялись они не штурма Кремля, не возможной атаки – к этому-то они были подготовлены собственной идеологией насилия. А вот мирное и массовое действие российские власти не понимают и переносят с трудом. Сколько раз за последние сто с небольшим лет в России стреляли именно в мирные и массовые демонстрации. Почаще, чем смиряли вооруженные выступления.

Словом, число участников, массовость – ключевой фактор. Митинг с меньшей численностью, чем предыдущий, многими расценивается как неудачный. Это распространенное мнение об акции 15 сентября. Но у теоретиков уличного протеста есть и другой аргумент: нельзя останавливаться, нельзя дать огню погаснуть. Мы были, и мы придем еще, власти боятся нашего упорства. Они пугают нас, пугаясь все больше. Если посмотреть на акцию 15 сентября с этой точки зрения, то ее можно назвать неудачей, но только тех, кто решил бороться с митинговой активностью методами устрашения, террора.

Но устрашение не помогает. Увеличили штрафы до запредельных, народ все равно идет. Стали множить преследования «участников массовых беспорядков» 6 мая. Народ идет. Увеличили ответственность за нарушения. Не помогает. Дмитрия Гудкова лишили мандата, показали – Дума пойдет на все ради защиты этого строя, сложившегося порядка вещей. Массовая демонстрация протеста состоялась.

Если подсчитать риски, которые брал на себя каждый участник, и сравнить их с такими же рисками, скажем, в феврале, то получится, что «цена» для каждого пришедшего на нынешнее шествие во много раз больше. А если перейти от подсчета индивидов к разговору о действиях общества, то можно сказать, что властям было недвусмысленно показано, что мирный протест продолжает развиваться и устрашение не является адекватным инструментом для его остановки.

Протестный процесс меняется. Так, в комментариях участников и наблюдателей немало было сказано, сколь разнородны ряды участников. В словах ветеранов протеста сквозило даже некоторое недовольство/недоверие: от присутствия политически и духовно чуждых им сил было не по себе. Многие из них полагали, что их протест – настоящий, а те, кто примкнул позже, имеют мотивы не такие чистые, они «просто пиарят себя».

Но можно посмотреть на эту ситуацию иначе: манифестантам в декабре 2011-го удалось нащупать и выразить то, что волнует не узкую группу, а значительную часть общества. Потому к их движению и стали примыкать все новые и новые группы. Закономерно, что конкретные мотивы у каждого свои, закономерна и ревность зачинателей.

В этот раз «еще более пестрый», более левый состав демонстрации был ее преимуществом: надо понимать, что массовые ресурсы протестного движения как раз «слева». Но если оценивать настрой демонстрации не по цвету знамен, а по политическим ориентациям участников, то лидерство «правых» продолжает сохраняться. Вот данные опроса, проведенного «Левада-центром» на митинге 15 сентября, участники отвечали на вопрос «Люди каких политических взглядов наиболее близки вам по своим идеям?».

Как и на митингах 2011 года, первые два места занимают «демократы» (29%) и «либералы» (23%) (в нашем политическом жаргоне это фактически синонимы). Далее идут, как и раньше, коммунисты (17%). Национал-патриоты являются следующей по значимости политической силой (12%), и в этом есть элемент новизны. На Западе такие силы считаются правыми, у нас же они принадлежат скорее левому крылу. А вот социалисты и социал-демократы, которым выразили поддержку 10%, и «зеленые» (10%) у нас скорее «справа», хотя согласно международным практикам это левые силы. Понятно, где стоят те, кто назвал себя «новыми левыми» (7%). Наши анархисты (4%) ведут себя как правые, «антифа» (3%) тоже скорее относятся к правому флангу. Слева или справа числить «консерваторов» (3%) и «монархистов» (5%), сказать затруднительно.

В целом политический спектр протеста выглядит живым и разнообразным. Ясно, что площадь дает возможность проявиться таким политическим или протополитическим силам, которые наша формальная политическая система просто не видит. Еще 4% опрошенных назвали другие более мелкие политические группы, а 13% участников отказались ассоциировать себя с какой-либо политической силой Это особенно интересно, если вспомнить, что опрос проходил в пространстве, безусловно политическом, – об этом не давали забыть полицейские овчарки, автозаки и шеренги полиции как непременный фон всего мероприятия.

А вот спектр политических задач, которые участники митинга считают первоочередными. На первом месте (впервые!) оказался «независимый суд» (44%). На втором – первоначальный лозунг этих протестов: «Свободные и честные выборы» (35%.) Новым стало включение требований «обеспечения социальной справедливости» (33%). Далее следует «равенство всех граждан перед законом, независимо от их богатства, места в вертикали власти, также национальности и пр.» (32%). Смены власти, ухода Путина в отставку требуют 24%; свободы слова, отмены цензуры на телевидении – 23%. «Ясной национальной политики в защиту русских» – 20%, «изменения Конституции с целью реального закрепления разделения властей» – 19%. Задачи «гражданской инициативы, самоорганизации общества снизу» ставят 18%; прекращения преследований по политическим мотивам – 16%. Резкого ограничения монополизма государства в экономике потребовали 12%.

Стоит сравнить повестку этого протопарламента на проспекте Сахарова с тем, чем занята Дума на Охотном ряду, чтобы понять, кого волнуют стратегические вопросы развития страны, а кого – сиюминутные задачи сохранения строя