Фэй Уэлдон - представительница послевоенного поколения британских интеллектуалов, принимавших живейшее участие в общественных процессах, начавшихся в 1960-е годы и в большой степени сформировавших нынешнее общество. Подобно многим своим современницам, Уэлдон сделала выбор в пользу тех вещей, которые сегодня женщины воспринимают как должное: карьеры, независимости, самовыражения. Несмотря на то, что Уэлдон с самого начала активно включилась в феминистское движение и продолжает исповедовать его основные идеи, ее суждения зачастую вызывают неоднозначную реакцию со стороны некоторых феминисток, считающих свою позицию наиболее передовой и не терпящих никаких компромиссов[1].

Анна Асланян: Каковы истоки феминизма? Как известно, это движение родилось из борьбы женщин за равные гражданские и политические права. Когда и как произошел переход к тому, что мы называем феминизмом сейчас?

Фэй Уэлдон: Думаю, переломным моментом в Британии стало принятие закона о равной оплате труда в 1970-м году. Разумеется, сам по себе этот формальный акт не обеспечил всеобщего равенства раз и навсегда, но он, по крайней мере, отразил общественное признание тех требований, которые женщины выдвигали уже давно. После Второй мировой войны вопрос оплаты труда встал по-настоящему остро: мужчин попросту не хватало, женщины вынуждены были пойти работать, а содержать себя и тем более семью им, тем не менее, не удавалось - отсюда и борьба за равную оплату.

Этот процесс занял немало времени: только на то, чтобы ввести закон в действие, ушло несколько лет. Словом, лишь к середине 1970-х годов женщины в ряде развитых стран начали зарабатывать достаточно, чтобы получить финансовую независимость. Не следует, однако, думать, что у этого явления были одни положительные стороны; ведь равная оплата означала еще и девальвацию доходов. То, что женщины стали получать столько же, сколько мужчины, привело к тому, что мужчины потеряли возможность содержать семью в одиночку. Тем самым, если говорить о большинстве населения, то сегодня женщина не просто может - она должна работать; путь домохозяйки перед ней практически закрыт.

Что до феминизма, такого, как мы его сегодня понимаем, его рождение - процесс этот, полагаю, длился с конца 1960-х до середины 1970-х - было сродни революции. Как и во всякой революции, главную роль тут сыграла относительно небольшая группа людей - интеллектуалов, представителей среднего класса. Основной целью женщин тогда было не формальное равенство, уже достигнутое; им стала важна возможность не только получить образование (она к тому времени имелась у многих - политика университетов была и остается в этом отношении справедливой), но и работать в сферах, которые прежде были им недоступны. Я говорю о таких профессиях, как финансовый работник, юрист, политик, наконец. В 1950-х годах о женщинах-банкирах не могло быть и речи. Медсестра, секретарь-машинистка, администратор гостиницы - выбор был невелик.

После окончания университета я работала копирайтером в рекламном агентстве, что тоже было делом достаточно необычным. Когда же начала писать для телевидения, это сочли прямо-таки подрывом основ: мужчины, работавшие там, долго не могли поверить в то, что женщина способна этим заниматься. В чем-то они были правы: ведь пока женщины не начали зарабатывать деньги, главными потребителями - а значит, и целевой аудиторией рекламы - были мужчины. Имелся у моих коллег и другой аргумент: телевидение связано с технологией, а женщины в ней ничего не понимают.

А.А.: Технология, научно-технический прогресс занимают немалое место в вашем творчестве. Уделяя внимание вопросам физиологии, рассуждая о женском организме, беременности, искусственном оплодотворении, вы опираетесь на исследования ученых. Вместе с тем, когда разговор заходит о достижениях западного общества, в котором женщины имеют возможность выбора, способны работать и воспитывать детей - иногда одновременно, - вы далеки от преувеличения внутренних факторов, связанных с развитием общественного сознания. Вы утверждаете, что человеческая природа мало изменилась за последние четыре десятилетия, тогда как техника шагнула далеко вперед, и именно противозачаточным средствам, стиральным и посудомоечным машинам мы обязаны улучшением положения женщин. В чем же в этой связи заключаются ваши расхождения с феминистками радикального толка?

Ф.У.: Меня обычно критикуют за приверженность к так называемому «биологизму». Суть, если говорить упрощенно, в том, что женщины, по моему мнению, кардинальным образом отличаются от мужчин. Об этом говорит весь мой личный опыт: я вырастила четырех сыновей, у меня есть еще три приемных сына, и все они явно не похожи на дочерей моих знакомых. В то же время нынче говорят о результатах медицинских исследований, показавших, что между мозгом женщины и мужчины нет никакой разницы. Не знаю, может быть; я не специалист. И все-таки утверждать на этом основании, что женщины и мужчины биологически равны во всем - несомненное преувеличение. Да, и меня часто раздражают мужчины, рассуждающие о вековом неравенстве как о чем-то ниспосланном свыше, но я понимаю, что в какой-то мере это неизбежно.

Возвращаясь к технике, благодаря которой мы сегодня живем куда лучше в практическом смысле этого слова, вспомним, что изобретателями большинства этих замечательных вещей, так облегчающих нам жизнь, были мужчины. Можно сказать - как это часто делают феминистки, обвиняя мужчин в мировом господстве, - что женщины по-прежнему существуют в мире, изобретенном мужчинами.

А.А.: Вашу писательскую карьеру в немалой степени определил феминизм, а как вы оцениваете свою роль в этом движении?

Ф.У.: Когда я впервые начала писать - мой первый роман вышел в 1967-м, - я прекрасно понимала, что общество, в частности, британское, устроено несправедливо в отношении женщин. Как писатель я считала своим долгом отражать это в книгах; мне и в голову не приходило пытаться что-то изменить в мировом масштабе. Если благодаря моим романам что-то все-таки изменилось - прекрасно, но тут, думаю, сыграло роль стечение обстоятельств.

Что до феминистского общественного движения, я, конечно, участвовала в кампаниях, выступала, выражала свою позицию. Ведь то, что говорили сторонники феминизма, казалось мне столь очевидным, я была того же мнения и высказывала его, как умела. Никаких причин не присоединяться к этому движению у меня попросту не было.

Разумеется, изменения за прошедшее с тех пор время произошли огромные - как я уже говорила, в каждодневной жизни это случилось в основном благодаря техническому прогрессу. В сфере эмоций, отношений между полами перемены тоже заметны. Например, самые поверхностные мои наблюдения касаются популярности разных типов мужчин среди женщин. В мое время большинству нравились эдакие мачо, с квадратной челюстью и грубыми чертами лица. Сегодня женщины предпочитают других партнеров - более мягких, заботливых, отчасти похожих на них самих. Преимущество заключается в том, что такие мужчины лучше проявляют себя в воспитании детей. И, надо сказать, молодые люди сегодня действительно выглядят не так, как те, кого я знала в молодости. Кто знает, быть может, это и есть их собственный небольшой вклад в общее дело феминизма.

Я не пытаюсь защищать мужчин - в этом меня порой обвиняют ультрапрогрессивные феминистки, находящиеся на переднем крае борьбы. Мужчины интересуют меня в той же мере, что и женщины: мне интересны люди, а не представители того или иного пола, я хочу понять человеческую природу. Вернемся к тому, что происходило на заре феминизма. Тогда, как мы уже говорили, картина не была черно-белой, как порой принято изображать ее нынче. Следует заметить, что предвзятость мужчин-профессионалов была в то время направлена не столько против самих женщин - будущих коллег, сколько против отсутствия у последних необходимых для работы знаний, навыков. Мужчины, добившиеся успехов в определенной профессии, не стремились к дискриминации по гендерному признаку как таковой - они хотели продолжать свое дело, не теряя темпов. Многие из них искренне считали, что, выступая против равной оплаты труда, заботятся о женских интересах. Ведь факт, с которого мы начали, остается фактом: женщина получила независимость, но заплатила за это необходимостью работать, зачастую - потерей полноценной семьи. Как бы ни упростился наш быт, желание добиться карьерных вершин означает, что женщина не может иметь столько детей, сколько хочет, или не способна самостоятельно их воспитывать. А уж о том, чтобы полностью полагаться на деньги партнера, и думать нечего. Мой первый муж говорил: я не допущу, чтобы моя жена ходила на работу. Сегодня мужчины рассчитывают на то, что женщины будут вносить вклад в семейный бюджет - например, платить за няньку для детей. Не забудем и о том, что равная оплата достигнута относительно давно, но нельзя сказать, чтобы у мужчин и женщин сравнялась за это время производительность труда. Женщины в среднем чаще отсутствуют - по болезни, своей или ребенка, чаще работают на полставки. Если твоя жизнь протекает по 28-дневному циклу, это не может не отразиться на работе.

А.А.: Понимая, что современное общественное устройство еще далеко от феминистских идеалов, какое направление развития вы видите для этого движения?

Ф.У.: Сегодня, как мне кажется, женщинам среднего класса, получившим образование, особенно не на что жаловаться. Их ситуация неизмеримо лучше той, которую застали их матери. Действительно, никто больше не останавливает женщин в их карьерных и личных устремлениях, они вольны самосовершенствоваться и всячески себя проявлять. Бороться им надо не за свои права, а за права тех, кто по-прежнему их лишен. В мире таких людей предостаточно. К тому же, не обязательно ехать в какую-нибудь далекую страну, чтобы помогать женщинам там. Почему бы не посмотреть на собственных соседей - скажем, на мусульманское сообщество, живущее рядом с тобой? Там до сих пор существуют браки, устроенные иногда против воли женщины, бывают убийства с целью защиты чести семьи - проблем хватает. Вот против чего стоит бороться; возможно, тогда правительство прислушается, примет соответствующие законы. Вместо болтовни о мультикультурализме надо обращать больше внимания на жизнь людей, которым недоступны все имеющиеся у нас свободы.

Мне известны аргументы части западных феминисток о том, что женщины в других культурах, несмотря на внешнее отсутствие прав, по сути пользуются куда большим общественным влиянием. Следовательно, считают сторонники этой теории, надо оставить их в покое, не вмешиваться и вообще исходить их того, что, скажем, обитательницы гарема вполне довольны своей жизнью и не стремятся к переменам. То же можно было сказать про моих соотечественниц в 1950-е годы: они целиком полагались на мужей, не знали тревог по части финансов, вели спокойную жизнь. Но ведь другой они не знали! Во многих иммигрантских сообществах ситуация сегодня похожая, и нам проще говорить: давайте не станем вмешиваться. Хотя, конечно, я не берусь судить, когда и где женщины жили наиболее счастливо; возможно, в 1950-е многие и в самом деле были довольны своим существованием, не ходя на работу, воспитывая детей. Лично я на такое готова не была - мне всегда представлялось, что работать интереснее, чем сидеть дома.

А.А.: Говоря о «женском вопросе» вы не делаете окончательных выводов, ваш феминизм скорее выглядит как продолжение принципа здравого смысла, которым можно руководствоваться в повседневной жизни. А какова в целом динамика изменения отношения к феминизму в обществе?

Ф.У.: В наши дни, начни кто-нибудь вмешиваться в жизнь тех же мусульманских семей - или индийских, или восточноевропейских, - популярности ему это не прибавит, спасибо никто из подзащитных не скажет. Наверное, отношение к возмутителю спокойствия будет такое же, как некогда ко мне и моим единомышленникам. До того, как феминизм полностью вошел в рамки обыденного, наши взгляды казались многим не просто радикальными - возмутительными, безумными, эгоистичными. Помню, я упомянула в беседе со знакомым, что мне предлагают повышение на работе. Его реакция была немедленной: «Откажись!» Когда я спросила почему, он серьезно объяснил мне, что, согласившись, я отберу кусок хлеба у какого-нибудь мужчины, которому надо кормить семью. Я пыталась возражать: «Но ведь в моей семье кормилец я» - он мне так и не поверил.

Другой забавный случай произошел с женщиной, которая не одобряла моих взглядов на семейные традиции. Мать, жена, достойный член общества, регулярная посетительница церкви, она постоянно говорила мне, что они с мужем - и многие другие пары - совершенно счастливы, а такие, как я, стремятся разрушить их правильную, гармоничную жизнь. Вскоре ее обстоятельства изменились: муж продал их дом, не посоветовавшись с ней, и уехал в Израиль, где стал раввином. Не знаю, как развивались ее взгляды с тех пор; помню только, что ко мне она заметно потеплела.

Мы уже говорили про революции - так вот, я по-прежнему уверена, что делают их небольшие группы энтузиастов, хотя для успеха необходимо всеобщее недовольство существующим положением дел. И если поначалу революционные лидеры популярностью не пользуются - что ж, таковы законы игры. Ленин, как известно, тоже некогда вел подпольную деятельность.

Каково будущее феминизма? Не знаю; могу лишь попробовать взглянуть на настоящее из прошлого. Однажды, в начале 1980-х, я с делегацией западных писательниц приезжала в Москву. Нас привели на встречу в Союз писателей СССР. Мы с удивлением заметили, что ни одной женщины среди них нет, и попросили их сделать для нас исключение: позвать хоть кого-нибудь - не зря же мы сюда приехали. Они пригласили каких-то поэтесс; когда те выступали, мужчины переставали слушать, утыкались в свои газеты. Я поразилась было, но потом вспомнила, что лет 10 назад то же самое происходило в Британии - женщины-ораторы никакого внимания не привлекали, прежде всего потому, что совершенно не умели говорить перед публикой. Правда, сегодня, глядя по телевизору выступление какой-нибудь женщины - члена парламента, я зачастую не вижу большой разницы. Впрочем, то же можно сказать и о большинстве нынешних политиков-мужчин.

Перевод с английского Анны Асланян

1) Так, высказывание писательницы, что «стать жертвой изнасилования не самая страшная участь для женщины», произвело эффект красной тряпки; ее оппоненты сошлись на том, что смерть, вероятно, в самом деле хуже, в пылу спора забыв про другие возможные варианты.