Леонид Маркович Исаев (р. 1987) – старший преподаватель департамента политической науки Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

Военный парад – на самом деле род ритуального танца, нечто вроде балета, он выражает определенную философию жизни. […] Он наводит на мысль – не случайно, намеренно – о сапоге, топчущем лицо.

Джордж Оруэлл[1]

Середина XX века ознаменовалась для стран Ближнего Востока и Северной Африки антимонархическими переворотами и борьбой за национальную независимость. Главной движущей силой этих процессов выступали военные, в результате чего к власти пришли такие выходцы из движения «свободных офицеров», как Гамаль Абдель Насер в Египте, Абд аль-Карим Касем в Ираке, Муамар Каддафи в Ливии, Абдалла ас-Саляль в Йемене. Именно армия на протяжении десятилетий предопределяла политическое развитие арабских республик Северной Африки и Ближнего Востока. Соответственно, именно упрочению позиций военных во власти служила мемориальная и коммеморативная практика арабских режимов.

За нашу арабскую родину

По этой причине подавляющее большинство светских праздников, например, в Египте, Ливийской Джамахирии или Йеменской Республике были событиями ярко выраженной милитаристской направленности. Если вынести за скобки традиционные для мусульман праздники, почитаемые в любой арабской стране – такие, как Ид аль-Фитр, отмечающий разговение в завершение Рамадана; Ид аль-Адха, когда производятся жертвоприношения после окончания хаджа; установленный в честь дня рождения пророка Мухаммеда Маулид ан-Наби и отмечаемый по лунному календарю мусульманский новый год, – то нетрудно заметить, что все остальные даты связаны с различными победами арабского оружия, защищавшего ту или иную арабскую родину от империалистов и их израильских пособников.

«Законодателем мод» в данном отношении выступил Египет, где, помимо понятного нам Первомая и близкого православного Рождества, отмечаемого в силу наличия в стране многочисленной коптской общины, празднуются три ключевых государственных праздника: 23 июля – день Июльской революции 1952 года, 6 октября – годовщина Октябрьской войны 1973 года и 25 апреля – День освобождения Синая. При этом имеются еще несколько праздников, которые хоть и не объявлены выходными днями, но широко отмечаются по всей стране. В этом ряду, среди прочих, и Новый год по григорианскому календарю, и День матери, и День спортсменов, и такое сугубо египетское торжество, как Вафаа ан-Нил – начало паводка на реке Нил. Наряду с ними не менее активно отмечаются и важные для египетской истории военные даты, пусть даже не столь триумфальные, нежели перечисленные выше. Среди них: 18 июня – день начала эвакуации иностранных войск в 1954 году; 24 октября – день народного сопротивления в Суэце во время Октябрьской войны; 23 декабря – День победы, символизирующий окончание Суэцкого кризиса; 21 октября – день военно-морских сил Египта, приуроченный к уничтожению израильского эсминца «Эйлат» в ходе Шестидневной войны 1967 года.

В Ливии времен Джамахирии отмечались лишь пять светских праздников. В их числе были День Великой сентябрьской революции – 1 сентября 1969 года, когда группа «свободных офицеров» во главе с Каддафи свергла короля Идриса I; День независимости Ливии, провозглашенной 24 декабря 1951 года; дни эвакуации английских и американских военных баз, пришедшиеся на март и июнь 1970 года, и день провозглашения Джамахирии, о котором было объявлено 2 марта 1977 года.

В Йемене после обретения национального единства, состоявшегося в 1990 году, были учреждены шесть праздничных дней, синтезировавших мемориальную практику двух прежде независимых государств – Южного Йемена и Северного Йемена. Два из них, Новый год 1 января и День труда 1 мая, были международными датами. Что касается остальных памятных дат, то они были связаны с различными вехами местной истории. День единства нации 22 мая был установлен в память об объединении севера и юга страны. 26 сентября йеменцы празднуют годовщину сентябрьской революции 1962 года, уничтожившей Йеменское Муттавакилитское королевство и провозгласившей создание Йеменской Арабской Республики. 30 ноября стал Днем независимости Народно-Демократической Республики Южного Йемена. Наконец, 14 октября в стране отмечают начало освободительной борьбы против англичан: именно в этот день в 1963 году в провинции Лахдж произошло первое вооруженное столкновение между английскими войсками и отрядом шейха Рагиха Галиба Лабуза.

При этом во всех трех случаях центральным событием коммеморативного года до начала «арабской весны» выступала годовщина самой первой, «изначальной» революции, в ходе которой армия утвердила существующий политический порядок. В тех случаях, когда военным приходилось еще отстаивать и независимость революционной родины, годовщина революции дополнялась празднованием дня победы, в роли которого в Египте, например, выступает праздник 6 октября.

Парад и праздник

Еще со времен Великой французской революции строители нового мира тяготели к устроению праздников. Анализируя этот феномен, Мона Озуф отмечала солидаризирующую функцию праздничного действа:

«Празднику надлежит сделать невиданные доселе социальные узы несомненными, вечными, нерушимыми. […] Сотворение праздника – точки, где сливаются желание и знание, где воспитание масс подчиняется радости, – соединяет политику с психологией, этику с моралью, пропаганду с религией»[2].

Это наблюдение, верное в отношении любых устанавливаемых революцией праздников, вдвойне правильно в плане парадов, демонстрирующих военную мощь нового режима и его готовность защитать «революционные завоевания» от внешних и внутренних врагов.

Марширующие в сопровождени бронетехники войска были призваны подчеркнуть незыблемость нового порядка. Соответственно, арабы, для которых и сегодня такие понятия, как «революция» и «революционер», остаются едва ли не сакральными, с энтузиазмом относились к организации зрелищ, увековечивающих сам революционный порыв и ту роль, которую сыграла в нем армия. Арабский парад выступает как «специфическая коммеморативная практика, репрезентующая различные моменты исторического прошлого в контексте современной политической реальности»[3]. В том политическом поле, которое сложилось в арабских республиках после получения независимости, парад символизировал начало «новой», революционной эпохи – «июльской» применительно к Египту, «сентябрьской» в отношении Йемена и Ливии.

Для Гамаля Абделя Насера переворот, произведенный «свободными офицерами» летом 1952 года, служил базисом всей мемориальной политики. 23 июля, день революции, и 26 июля, изгнание короля Фарука I, оставались главными праздниками на протяжении всего правления этого харизматичного египетского лидера. Исключением был лишь краткий период объединения Египта с Сирией в 1958–1961 годах, когда День единства Объединенной Арабской Республики, празднуемый 22 февраля, вышел на первый план. Новый календарь, как отмечает специалист по ближневосточным коммеморативным практикам, подчеркивал «дихотомию между прошлым и будущим, светом и тьмой, свободой и подчинением»[4]. Первоначально 23 июля называлось Днем национального освобождения, что прекрасно соответствовало основной цели революции – прекращению британского присутствия в Египте. Позже, когда этот вопрос был решен, праздник переименовали в День революции.

Структура праздника окончательно устоялась в 1953–1954 годах. Общественные пространства декорировались победной атрибутикой, огнями, египетскими флагами, а также другими символами, ассоциировавшимися с революцией. Первые два дня празднеств в Каире предполагали развлечения для народа, включая факельные шествия, представления у берегов Нила, спортивные состязания и тому подобное. Тремя главными событиями были сопровождавшаяся выступлением национального лидера демонстрация на площади Тахрир, военный парад, а также собрание представителей элиты в офицерском клубе с участием известных исполнителей Умм Кульсум и Мухаммеда Абд аль-Ваххаба. 26 июля празднества перемещались из Каира в Александрию. Книги, фильмы, песни и выставки, рассказывающие об истории революции, составляли культурное измерение торжественных мероприятий.

С 1955 года торжества стали в большей степени ассоциироваться с фигурой президента Насера – «руководителя революции и ее лидера». Своими пространными публичными выступлениями ему не раз удавалось воодушевлять массы. А главной особенностью официальных церемоний того периода стали торжественные презентации различных проектов: закладка краеугольных камней в основание социально значимых строек, распределение земли между безземельными крестьянами и так далее.

Новые времена – новые праздники

Эпоху Анвара ас-Садата, ставшего после кончины Насера вторым президентом Египта, можно условно разделить на два периода. В первый из них (1970–1973) ас-Садат следовал установлениям, которые были заведены его предшественником, лишь исподволь и неспешно формируя собственный стиль управления страной и новые источники легитимности. Второй период, продолжавшийся до убийства ас-Садата в 1981 году, характеризовался усилением процессов «денасеризации». В коммеморативной сфере это отразилось в учреждении новых праздников и реорганизации официального календаря. День революции оставался главной датой до Октябрьской войны 1973 года, которая сыграла принципиальную роль в легитимизации правления ас-Садата. Однако одной системной вехи новому лидеру было недостаточно, и он стал обращаться к иным инструментам собственной социализации. Оказавшись наследником яркого и самобытного руководителя, ас-Садат нуждался в выработке такого имиджа, который отличал бы и дистанцировал бы его от предшественника. Озаботившись этой задачей, новый президент в мае 1971 года произвел масштабную чистку чиновничества и офицерства. В результате почти все министры, крупные военачальники и члены центрального комитета Арабского социалистического союза, которые «согласились между собой, что после Насера следует ввести коллективное руководство и что слабая фигура Садата пойдет на роль “английской королевы”»[5], очутились в тюрьме.

Отправив за решетку почти всю когорту «свободных офицеров», некогда совершивших военный переворот, президент сделал лишь половину дела. Революция 1952 года стала менее актуальной, но ее нужно было окончательно заменить каким-то иным символическим событием, связанным уже не с бывшим, а нынешним лидером. Ас-Садат решил увековечить себя военной победой, добившись реванша за унизительное поражение египетской армии в Шестидневной войне 1967 года и потерю Синайского полуострова. Так была задумана Октябрьская война 1973-го. 6 октября египетская армия форсировала Суэцкий канал, но через восемнадцать дней, когда боевые действия завершились, израильские войска располагались всего в ста километрах от Каира, и лишь угроза советского военного вмешательства спасла Египет от безоговорочной капитуляции.

Президент, однако, «выжал» из этой ситуации максимум возможного: он, невзирая на факты, громогласно объявил о военной победе Египта, и представление об этом настолько прочно укоренилось в головах египтян, что они продолжают верить в свою мнимую победу даже сегодня. Дело в том, что для ас-Садата был важен не столько чистый выигрыш, сколько любой результат, который был бы лучше, чем у Насера. И ему удалось добиться желаемого: именно с того времени «победа» в Октябрьской войне вытесняет годовщину революции с первого места в иерархии египетских государственных праздников. Любопытно, что вплоть до нынешнего дня «полупобеда» Египта над Израилем в 1973 году отмечается в Каире не только масштабным вечерним салютом, но и необычным по своей идее парадом. Вопреки устоявшейся мировой традиции, в соответствии с которой парадами отмечаются дни окончания войн, символизируя тем самым их победные завершения, египтяне устраивают парад в честь начала войны – в память о 6 октября, когда египетские войска пересекли Суэцкий канал. Логика понятна: для Каира первая фаза боевых действий складывалась вполне успешно, а сокрушительный контрудар израильской армии последовал лишь позже.

Желая еще более принизить значение и место революции, осуществленной Насером, ас-Садат выступил с еще одной инициативой: он попытался уравнять две революции – «июльскую» 1952-го и «майскую» 1971-го. Именно «революцией» чистка 1971 года именовалась в официальных документах, более того, это название даже закрепили законодательно. Однако подобная практика так и не прижилась; даже в глазах заклятых врагов Насера новшество выглядело абсолютной бессмыслицей. В 1981 году практика празднования «майской» революции умерла вместе с ее инициатором.

Революция продолжается

Иначе говоря, в период правления ас-Садата главным египетским праздником становится 6 октября, день начала арабо-израильской войны 1973 года, вытеснивший на периферию годовщину революции «молодых офицеров». Этот праздник выступает главным событием года для египетской армии, и его отмечают большим военным парадом. По иронии судьбы, главному инициатору «возвышения» военной даты было суждено погибнуть именно на праздничном параде, которым он так дорожил и к которому относился столь трепетно. Дело в том, что военные парады второй половины 1970-х годов было принято завершать небольшим театрализованным представлением, в ходе которого военные воздавали особую хвалу президенту. Скажем, в 1980 году в завершение парада у правительственной трибуны неожиданно для многих собравшихся высадилась группа парашютистов, которая отсалютовала главе государства, а тот в ответ стоя приветствовал десантников. Что-то похожее повторилось и в следующем, 1981, году, но теперь исход импровизации оказался радикально иным. Когда под занавес прохождения воинских колонн к правительственной трибуне подъехал артиллерийский грузовик, никто из гостей уже особо и не удивился. Но спрыгнувшие с него солдаты, которые, как потом выяснилось, представляли одну из исламистских группировок, открыли стрельбу по трибуне, а вставший по инерции для приветствия ас-Садат стал легкой мишенью для пули.

Сменивший ас-Садата новый президент Хосни Мубарак по сути уравнял значимость двух важнейших для «страны фараонов» событий: июльской революции и начала войны 6 октября. Если первое символизировало незыблемость принципов 1952 года, то второе особо подчеркивало доминирующую роль военных в общественно-политической жизни государства. Придя к власти, Мубарак оказался в не очень удобном положении наследника сразу двух весьма разных предшественников, представлявших при этом одно и то же поколение политических лидеров. Причем если первый из них был наделен природными качествами вождя, то второму пришлось выстраивать харизму искусственно. Их наследника не устраивало ни то ни другое, поскольку «ему нужен был имидж лидера современного типа: лидера, “менеджера, организатора”»[6]. Решая эту задачу, Мубарак перекроил режим, «вышедший из офицерского мундира», придав ему более гражданский характер.

Первым большим праздником в период правления Мубарака стала тридцатая годовщина революции 1952 года. Размах празднований, впрочем, оказался неожиданно скромным. День революции тогда совпадал с религиозным праздником Ид аль-Фитр, и президент принимал участие в молитве по случаю последнего, в то время как народ погрузился в собственные праздничные гуляния. Что касается годовщины Октябрьской войны, то для Мубарака, пришедшего к власти после убийства ас-Садата, этот праздник имел двойной смысл:

«С одной стороны, празднование победы, в которой он был командующим воздушными силами, а с другой, – напоминание об убийстве его предшественника во время военного парада»[7].

Военный парад, выступавший ключевым ритуалом октябрьских торжеств, был вообще отменен, официально – по соображениям безопасности. В таком решении, однако, заметную роль сыграли и веяния мирного времени, во многом обусловленные потеплением отношений между Египтом и Израилем. Главные моменты праздника теперь связывались с почитанием павших героев революции 1952 года: после возложения венков у мемориала неизвестному солдату Мубарак повторял аналогичную церемонию на могиле ас-Садата. Тем не менее следующее десятилетие характеризовалось рутинизацией коммеморативных практик, несмотря на спорадические попытки руководства страны «оживить» былые события.

Подобный расклад сохранялся до «арабской весны» 2011 года, ставшей очередным переломным моментом в истории страны. Переживая две новые революции подряд всего за три года, египтяне не уставали клясться в верности идеалам 1952 года. Во время революционных потрясений 25 января и особенно 30 июня площадь Тахрир пестрела портретами Гамаля Насера, а его сына Абд аль-Хакима толпа в прямом смысле этого слова носила на руках. Духовный внук Насера Абд аль-Фаттах ас-Сиси официально подтвердил смысловую взаимосвязь между революцией «июльской» и революцией «январской». Тем самым новый военный режим символически присвоил себе свершения предшествующей исторической эпохи, наделив их, впрочем, новым значением.

Сейчас 25 января занимает важное место в иерархии египетских праздничных дат, став торжеством государственного масштаба, в ходе которого вспоминают мучеников, павших от рук мубараковского режима и сражавшихся за свободу. Правительство в этот день выплачивает компенсации семьям, пострадавшим в революционных событиях, а улицы городов заполняют толпы людей, участвующих в народных гуляниях. Стоит отметить, что празднование «январской революции» приходится на тот день, когда начались протесты (25 января), а не на момент отставки президента Хосни Мубарака (11 февраля). Как уже отмечалось, подобная практика весьма непривычна: скажем, днем революции 1952 года считается свержение короля Фарука I, то есть ее финальное, а не начальное событие. Во многом такой подход объясняется спонтанностью произошедших в 2011 году потрясений, приведших к краху режима, а также неверием людей, собравшихся на площади Тахрир, в успех их революционного порыва.

Учреждение в постреволюционном Египте нового торжества вполне укладывается в модель уже описанной «ностальгической модернизации»[8], образуя своеобразный синтез былого и будущего, в котором восстановление насеровского прошлого производится посредством специальных коммеморативных практик. Причем в египетском случае социокультурный потенциал для изменения «не изыскивался за счет привлечения внешних ресурсов, а возник в результате реконструкции соответствующих исторических оснований»[9].

- See more at: http://www.nlobooks.ru/node/6352#sthash.zwOpxVax.dpuf