[1]

В иностранных журналах первых годов революции есть фото праздничных советских столиц.

Праздники – торжество живописчиков-плакатистов: фрески, панно, лубки, фигурные плакаты пытаются захлестнуть стены улиц. Чувствуется реальность маяковских строк:

Улицы – наши кисти,

Площади – наши палитры.

Художник – работник кисти и краски – в первые годы революции задает тон оформлению.

Я смотрел в день десятилетия московскую демонстрацию, проходящую через Красную площадь, оглядывал убранство площадей и улиц и поразился одним фактом – до какой степени стало вербально (словесно) наше оформление.

Надписи-лозунги, надписи-цитаты на фасадах домов, лозунги-рапорта, агитстрофы, эпиграммы на стягах, проносимых колоннами. Краткие хронологические таблицы на Советской площади.

Фанерные буквы, розданные демонстрантам и складывающиеся в слова.

Три четверти демонстрационного оформления – это белые абзацы на красном фоне.

Родителем этого абзаца, несомненно, является газета. Причем интересует демонстрацию только семантика надписей.

Если бы хоть сколько-нибудь интересовала эмоциональная сторона, от этих надписей не несло бы таким серым газетным сукном. Я пропустил мимо своих глаз за шесть часов тысячи две плакат-абзацев, разглядывал их профессионально внимательно, память у меня очень хорошая, но запомнил я только один на фанерной карикатуре:

Голова – что полено (или – не голова, а полено)

У мистера Чемберлена.

Да один на стяге, написанный разными красками (о нем дальше).

Чаще всего эти лозунги-плакаты прямо списывались с газетных лозунговых списков, где опять-таки эти лозунги были поданы семантическим сырьем, без переработки речевиками-лозунгачами на потребу специальным демонстрационным заданиям.

Точно так же мало интересует демонстрацию изобразительное оформление плакатов. Полотнище уписывают всплошную, зачастую в несколько строк, лишь бы вмять в него порою весьма неуклюжую фразу.

В десяти саженях прочесть такое полотнище нельзя.

Шрифты также берутся однотипные, и вариация шрифтов как впечатляющее средство неупотребительна.

Напор на семантику (рациональный смысл) материалов демонстрационного воздействия особенно сказался в одном плакате, где разные слова были окрашены разными красками в зависимости от смыслового значения этих красок. Плакат этот гласил, кажется:

«Подрывающие единство

рядов ВКП –

предатели социализма».

«Подрывающие единство рядов» нарисовано фиолетовой (нейтральной) краской; «ВКП» – красной; «предателей» – желтой; «социализма» – красной.

Рисунок в демонстрации уцелел только в виде плакат-шаржа, прямого родственника нашей газетной карикатуры и по теме, и по конструкции, и по сатирическому эффекту.

Поскольку карикатура наших центральных газет главным образом трактует темы международные (Чемберлен – Пуанкаре – амстердамцы – фашисты) и относительно редко продергивает внутренних «вредителей социализма» вроде бюрократа, прогульщика, кулака и т.п., ту же пропорцию повторяет и демонстрация.

Шаржевая трактовка Чемберлена карикатуристом Денни оказалась стандартной для сатирических плакатов демонстраций.

Плакатов героико-символических было так мало, что их почти можно игнорировать.

Отмечая в качестве ведущего стандарта в демонстрации газетный абзац и газетную же карикатуру, нужно указать, что намечается еще большая семантическая рационализация советского демонстрационного плаката. Рядом с фразой на стягах все чаще появляется цифра. Цифра и формула взбираются на плакат. Рядом с картиной и карикатурой вырастает плакат-диаграмма, где расцветка и размеры изображаемого стоят в тесной связи со статистико-информационными заданиями.

Элемент рационалистической сути в цифрах и диаграммах, конечно, еще более силен, чем во фразах и шаржах. И то, что эти цифры и статистические таблицы на шестах вызывают повышенный эмоциональный взрыв в праздничных массах, великолепно подтверждает ту лефовскую мысль, что можно и нужно агитировать настоящей, подлинной действительностью, а не художнической выдумкой, подлинной пропорцией и темпом роста, а не вдохновенно-монументалистическими искажениями «творцов».

Усыхание художественно-эмоциональных моментов и усиление за их счет элементов хозяйственной рационалистики мы ни в коем случае не считаем явлением отрицательным. Здесь недоверие к поэтическим «ахам» и желание говорить по существу. Трезвость, но без зубоскальства. Некоторое, может быть, квакерское, верующее недоверие к иронике – это все особенности нашего дня. То, что газетчик и карикатурист на стягах демонстрации вытесняют прежних живописца и поэта, есть факт, несомненно, положительный.

Важно только, чтобы газетчик, отпечатывающий на стягах свои строки, был действительно первоклассным, квалифицированным газетчиком. Чтобы его лозунги и сентенции были построены с учетом обстановки и искомого воздействия. Чтобы они запоминались, чтобы они врезались в зрачок не только смыслом, но и своей изобразительной конструкцией, чтобы они зацеплялись неожиданностью и своеобразием своих оборотов за человеческие мозги, как репей цепляется за овечий хвост.

Отсюда наш очередной лозунг: «Речевики – лозунгари, ближе к демонстрационным плакатам!».

Культурный и изобретательный журналист, он же демонстрационный организатор, с хорошим чутьем уличных масштабов и рефлексов протекающей массы – вот, с нашей точки зрения, очередной социальный заказ, бросаемый юбилейной демонстрацией в советскую писательскую гущу.