Журнальный клуб Интелрос » Неприкосновенный запас » №4, 2016
Евгений Шторн (р. 1983) – социолог, независимый исследователь, работает в Центре независимых социологических исследований (Санкт-Петербург).
Дарья Бутейко (р. 1984) – антрополог, аспирантка Института европейской этнологии Университета имени Гумбольдта (Берлин).
Пространство памяти как пространство борьбы за память
Сальвадор Дали назвал одну из своих работ «Пространство памяти» (иногда ее называют также – «Мягкие часы»). На ней представлено утратившее изначальную форму изображение часов – символа времени, движение которого лишь кажется однонаправленным и неотвратимым, однако над его переопределением и перераспределением постоянно работают политические и социальные условия бытования исторических событий[2]. Как и часы на картине Дали, расплывающиеся под давлением внешних условий, пространство памяти – подвижная структура, трансформируемая обстоятельствами своего воспроизводства. Под пространством памяти мы понимаем как физическое и географическое место, так и его ритуальную инсценировку; как содержащиеся в нем объекты, так и акторов с их практиками взаимодействия с объектами, служащими медиумами для хранения, воспроизводства и переопределения памяти.
Говоря о пространстве памяти в современной России, мы сталкиваемся с конфликтом, произрастающим из одного движения, которое весьма условно можно назвать диссидентским[3]. В рамках противостояния «общему врагу» – советскому режиму – националисты разных мастей, верующие разных конфессий, либеральная интеллигенция и многие другие инакомыслящие могли восприниматься как единое целое. Лишь в 1990-е годы, уже после крушения СССР, произошел раскол этой коалиции, внутри которой даже противостоящие советскому режиму диссиденты марксистских убеждений были настроены по отношению к православной церкви весьма толерантно. В постсоветский период церковь, акцентируя тот факт, что она является одной из потерпевших сторон недавней истории, смогла приобрести на этом дополнительный моральный капитал и «кредит доверия»[4]. Стремление утвердить то или иное толкование этой истории и извлечь из нее определенный этический вывод привело к тому, что организации, занимающимся исследованием репрессий и увековечиванием памяти жертв террора (прежде всего Научно-информационный центр (НИЦ) «Мемориал») и Русская православная церковь из союзников превратились в конфликтующие стороны. Конкретный случай – пространство памяти, раскинувшееся на Соловецком архипелаге, – может проиллюстрировать этот конфликт.
Впервые обозначившись в 1990-е годы, этот конфликт заблокировал возможную коалицию между разными акторами исторической памяти и привел к фактическому противостоянию между РПЦ и «Мемориалом» в борьбе за пространство памяти[5], особенно остро проявившемуся во время установки монументального Соловецкого креста на Бутовском полигоне в День памяти жертв политических репрессий 30 октября 2007 года[6].
На сегодняшний день можно зафиксировать серьезное поражение «Мемориала» и других независимых от государства организаций в поле исторической памяти[7]. Общее усиление здесь клерикального дискурса сопряжено с возрастающей ролью РПЦ в проведении официально признанной культурной политики. РПЦ пытается не только вернуть себе прежнюю дореволюционную собственность, но и установить гегемонию на историческую память, что делает «Мемориал» еще более уязвимым в этой фактически игнорируемой общественностью дискуссии. Нам представляется важным отметить, что контекстом всей этой истории является общее «забывание» и утрата интереса к памяти о ГУЛАГе[8].
Соловки представляют собой пример такой борьбы за историческую память, где ограниченное пространство острова корреспондирует представлениям об ограниченном пространстве самой памяти, над которым необходимо утвердить доминирование. В этом тезисе мы опираемся на предложенную Ильей Калининым модель описания исторической политики в современной России как борьбы за историческое прошлое, понимаемое в качестве невозобновляемого ограниченного ресурса, который и является ставкой в борьбе за культурную монополию:
«Казалось бы, историческое прошлое, даже если говорить о нем в терминах символического ресурса, является ресурсом возобновляемым, его трансгрессивное воспроизводство связано с появлением новых фактов и новых интерпретаций, новых научных подходов, идейных споров, общественных дискуссий и так далее. Но власть, повинуясь привычной ей логике борьбы за природные ресурсы (и распределения доходов от их продажи), логике игры с нулевой суммой, когда увеличение чужого выигрыша означает уменьшение собственного, видит в прошлом именно ограниченный ресурс, за обладание которым… необходимо активно и жестко бороться»[9].
Кроме того, мы обращаемся к категориям твердой и мягкой памяти, предложенным Александром Эткиндом[10]. Под твердой памятью Эткинд понимает такие формы, которые способны закрепляться в пространстве на длительный срок; мягкая же память выражается в текстах и общественных дискуссиях о символическом значении событий прошлого и мест, в которых это прошлое разворачивалось (буквально – «имело место»).
«Жемчужина русского севера»
Основанный в середине XIV века на Большом Соловецком острове монастырь в 1920-е годы был приспособлен под первый в СССР исправительно-трудовой лагерь, куда ссылали политических оппонентов большевизма (Соловецкий лагерь особого назначения, СЛОН). В этот период слово «Соловки» использовалось как синоним слова «лагерь»[11]. Незадолго до начала Второй мировой войны лагерь был закрыт в связи с близким расположением к государственной границе. Узники частично были вывезены в другие лагеря, частично – расстреляны. До сих пор не установлено точное число жертв лагеря[12]. Новый этап истории архипелага наступил в 1967 году, когда на островах было основано отделение Архангельского областного краеведческого музея (с 1974 года известного как Соловецкий музей-заповедник). В экспозиции музея Соловки были представлены как шедевр русской архитектуры, в то время как культурные топосы Соловков-монастыря и Соловков-лагеря подвергались замалчиванию. С 1994 года на островах возобновил свою деятельность Спасо-Преображенский монастырь. В этот же период Соловки входят в список наследия ЮНЕСКО[13].
Илл. 1. Соловецкий кремль. Здесь и далее – фото Дарьи Бутейко.
Соловецкие острова, расположенные на севере европейской части России, в 160 километрах от полярного круга, – это не только символически нагруженное пространство, но и своего рода идеальное место для знакомства с природой севера. «Заповедная северная природа вместе с памятниками истории и культуры создавали редкий по эмоциональному воздействию комплекс»[14]. Уже тот факт, что в поселке, где постоянно проживают менее 1000 человек, имеется аэропорт и из трех ближайших населенных пунктов материка до архипелага можно добраться регулярным водным транспортом, демонстрирует логистическую организованность этих мест, связанную с большим потоком туристов – правда, в основном в летний период. Соловецкий архипелаг состоит из Большого Соловецкого острова, еще пяти крупных островов и порядка 100 небольших и практически необитаемых островков. В медийном пространстве Соловки наиболее часто визуально представлены стенами и башнями кремля, на территории которого сегодня расположен монастырь. Так, именно Соловецкий кремль изображен на 500-рублевой купюре[15].
Акторы особого назначения
Множество разнообразных акторов вносят свой вклад в формирование пространства памяти, представленного Соловками. Важную роль в формировании этого пространства, в определении или переговорах об установлении тех или иных правил коммуникации играют музей-заповедник, монастырь и «Мемориал». При этом мы понимаем роль локальных акторов прежде всего в их связи с метаакторами: музей – государство, монастырь – часть РПЦ, «Мемориал» представляет собой часть гражданского общества.
В настоящее время в монастыре проживают около 60 монахов и послушников. Это число относительно невелико по сравнению с 1917 годом, когда их насчитывалось около 200[16]. Соловецкий монастырь является ставропигиальным[17] и управляется напрямую патриархом Кириллом. Наместник монастыря, архимандрит Порфирий, он же директор музея-заповедника Виктор Шутов, находится то на острове, то в филиале монастыря в Москве. Говорить от имени монастыря имеют право патриарх, наместник и пресс-служба патриарха. Соответственно, монастырь является актором, практически закрытым для коммуникации и исследования. Однако представления о нем как об акторе интересующих нас процессов и мотивации его действий можно получить исходя из догматов Русской православной церкви и культурных практик, характерных для нее в последнее время.
Большинство музейных работников или являются уроженцами Соловков, или провели на островах значительное время, столь же долго сохраняя свои рабочие места в качестве сотрудников музея[18]. Практиканты или волонтеры в музейной работе, как правило, участия не принимают. Внешние экскурсоводы привлекаются лишь в летний сезон. Таким образом сохраняются условия для воспроизводства устоявшихся практик работы, а музей не сильно подвержен влияниям извне. Заведующая отделом учета и хранения объектов культурного и природного наследия Лариса Петровская предполагает, что большинство сотрудников музея если не верующие, то и не атеисты[19]. В то же время другой исследователь, Санами Такахаси, приводит в своей работе слова сотрудницы музея Антонины Сошиной и бывшего директора Михаила Лопаткина о религиозности основного состава сотрудников музея[20]. Как стало известно только что, в июле 2016 года, «в Соловецком государственном музее-заповеднике, возглавляемом наместником местного монастыря РПЦ, упразднен отдел ГУЛАГа»[21].
Общество «Мемориал» было основано в конце 1980-х годов с целью сохранения памяти о репрессиях в СССР. Частью этой организации является научно-исследовательский центр в Санкт-Петербурге (НИЦ «Мемориал»). «Мемориал» является одной из наиболее известных и влиятельных организаций гражданского общества в Санкт-Петербурге, сочетая широкую просветительскую и правозащитную деятельность. Им реализуется множество проектов, одним из которых является ежегодное проведение в начале августа Дней памяти в Сандормохе и на Соловках. После того, как 6 ноября 2015 года Минюст внес региональное общественно учреждение «Научно-информационный центр “Мемориал”» в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента, вся публичная деятельность осуществляется Фондом Иофе[22].
Помимо вышеназванных акторов, мы также учитываем гетерогенную группу пользователей пространства архипелага, то есть всех посетителей Соловков, разделяя их на следующие условные группы. «Туристы-потребители» – люди, активно включающиеся в музейные программы, старающиеся увидеть «как можно больше». «Паломники» – в первую очередь заинтересованные в посещении «святых мест». «Экотуристы» – те, кто едет на Соловки за природными ландшафтами, интересуется фауной архипелага, арендует велосипеды, квадроциклы или лодки, проводит максимальное количество времени на природе. «Мемориальцы» – участники Дней памяти и другие посетители Соловков, концентрирующие свое внимание преимущественно на истории Соловецкого лагеря и сохранении памяти о нем. Обозначенные категории носят схематичный характер и зачастую границы между ними прозрачны.
В 2014 году на Соловках побывали около 58 000 посетителей[23]. После резкого сокращения числа туристов в 1990-е поток приезжих в последнее десятилетие постоянно увеличивается. Две трети их приезжают издалека: около трети посетителей – из Архангельской и Мурманской областей, а также из Карелии, 22% из Москвы, 10% из Санкт-Петербурга, 23% из других регионов России. Кроме того, около 10% посетителей приезжают из других стран[24]. Для того, чтобы добраться до островов, необходимо преодолеть довольно длительный путь. Людей, использующих авиасообщение, относительно мало, высокие цены на авиаперелеты и риск нелетной погоды (на Соловки летает небольшой самолет АН-24) отпугивают желающих – таким образом, лишь 10% общего числа посетителей прибывают на острова самолетом.
Илл. 2. Порт Соловков.
Илл. 3. Бывшие лагерные бараки. В первом – музей СЛОНа, во втором – продовольственный магазин.
От общего числа респондентов, отвечавших на вопросы авторов у стен Соловецкого кремля, 18% посетителей Соловков определили себя как паломники и еще 6% как паломники-туристы. Некоторое количество паломников-трудников проживает в монастыре длительное время: «Мы ежегодно приезжаем сюда, чтобы напитаться святостью этого места», – говорит один из них[25]. Географическая удаленность островов способствует сосредоточению на духовных практиках, позволяя отвлечься от привычного габитуса, выйти из структур обыденной жизни и переосмыслить устоявшиеся ценности и взгляды[26]. Эту же возможность предоставляет и время, проведенное на природе вдали от цивилизации[27].
В последние годы заметно смещение удельного веса посетителей в пользу паломников. Одна из посетительниц Соловков, постоянно приезжающая сюда в течение последних 20 лет, констатирует изменение состава посетителей за этот период: «Раньше сюда студенты на реставрацию приезжали да туристы, студентов теперь нет, зато появились паломники»[28].
Для «мемориальцев» Соловки – это место памяти о лагере, позволяющее лучше понять трагическую историю советских репрессий или судьбу своих предков, бывших заключенных СЛОНа. С ними могут себя идентифицировать и индивидуальные путешественники, интересующиеся историей террора, и некоторые участники фестиваля авторской песни, который ежегодно проводится на Соловках уже более 10 лет, но прежде всего – это участники традиционных ежегодных Дней памяти, проводимых в Сандормохе и на Соловецких островах. В любом случае не до конца понятно, можно ли отнести к категории туристов тех, кто приезжает на Соловки вместе с «Мемориалом». В каком-то смысле программу посещения можно воспринимать как туристическую, к тому же за истекшие 27 лет в силу естественного хода времени уходят из жизни дети и даже внуки заключенных, которые составляли значимую часть тех, кто ехал с «Мемориалом» в Сандормох и на Соловки. Сегодняшние участники Дней памяти далеко не всегда персонально связаны с историей репрессий. Их интерес можно обозначить не столько как личный, сколько как интеллектуальный, но это определение не отрицает и их туристической мотивации. Фактически можно говорить о поколенческом разрыве; те, чья семейная память сохранила историю ГУЛАГа как часть личной истории, перемежаются с теми, кто просто хочет узнать больше об этой истории, посетив Соловки. Таким образом, Дни памяти становятся своего рода тематической экскурсией, хотя не все сотрудники «Мемориала» готовы принять этот факт как существующую реальность.
На тех, кто вместо одной из экскурсий по местам трагической памяти выбирает, например, лодочную прогулку по пресным озерам внутри Большого Соловецкого острова, посмотрят скорее с неодобрением. Экскурсионная программа «Мемориала» скомпонована довольно плотно, и посещение «святых» мест, связанных с историей монастыря, или знакомство с местной природой возможны только в контексте лагерной истории. Это обусловлено не только сжатыми сроками – посещение Соловков занимает от трех до пяти дней, – но принципиальной необходимостью обозначить наиболее важные моменты прошлого, связанного с деятельностью СЛОНа. Экскурсионные программы музея-заповедника представляют историю лагеря в совершенно редуцированном виде, так что другой возможности ознакомиться с этой темой на Соловках нет.
Борьба
Последние годы, предшествовавшие распаду СССР, и первые годы после этого характеризовались сотрудничеством между перечисленными выше акторами. Когда после 60-летнего перерыва, в 1989 году, на острове должна была состояться первая православная служба, «местная власть, напуганная этим обстоятельством, прежде чем выдать официальное разрешение, потребовала, чтобы кто-то взял на себя ответственность… и расписался, что отвечает за этот акт возрождения православного служения на острове»[29]. Свою подпись поставил тогда Вениамин Иофе.
Однако период сотрудничества продлился недолго. У представленных на острове коллективных субъектов исторической памяти были различные представления о своей роли в интерпретации соловецкого культурного наследия и назначения Соловецкого музея-заповедника. Наместник монастыря и пресс-служба патриарха заявляли о необходимости уединения для монахов и специального статуса религиозно-исторического места, способного гарантировать подобное уединение, которое иначе могло быть нарушено массовым туризмом. Инокиня Ксения, юрист Московской патриархии, допустила введение ограниченного режима посещения для светских посетителей:
«Доступ к объектам культуры для туристов будет согласован с монастырской жизнью. Подобный режим существует на горе Афон в Греции, туда пускают ежедневно не более 110 туристов, каждому из которых дается особый пропуск. Пропуск желающие посетить монастыри Афона заказывают за 1–2 месяца до поездки»[30].
Соловецкий музей-заповедник и «Мемориал» видели опасность в распространении церковных правил на всю территорию островов: среди прочего они могли негативно сказаться на планах увековечивания памяти о жертвах лагеря. Различия в интересах сторон не могли не вызвать напряжения. В итоге конфликт между монастырем и музеем-заповедником был решен, но не в результате внутренних переговоров, а «сверху». В 2010 году наместник монастыря был назначен директором музея. Критика этого решения со стороны сотрудников музея не была при этом особенно значительной. Прежде всего, являясь верующими людьми, сотрудники музея не решались вступать в оппозицию к решениям церкви. Сложившаяся коалиция государственной власти[31] и монастыря, за которым стоял авторитет РПЦ, стала наиболее значительной силой и получила право на то, чтобы определять культурно-историческое значение острова. Естественно, что в этой ситуации позиции «Мемориала» выглядели намного слабее.
Белое море памяти
Есть свидетельства, что память о лагере сохранялась и в годы, предшествующие новой эпохе[32]. Как бы то ни было, но после съемок фильма «Власть Соловецкая» (1988, режиссер Марина Голдовская), ставшего «одним из первых советских документальных фильмов, имевших массовый кинопрокат, зрительскую аудиторию и, как следствие, кассовые сборы, что совершенно не типично для документального кино»[33], и организации выставки посвященной истории СЛОНа[34], Соловки становятся местом регулярных визитов всех, кто интересовался историей ГУЛАГа. Поначалу на Соловецком камне, установленном на Аллее памяти на улице Павла Флоренского в поселке Соловецкий, не было даже надписи[35]. Камень был памятником всем погибшим в заключении. Позже появляется надпись на самом камне, затем устанавливается большой деревянный крест – сегодня на аллее находятся более 15 памятных знаков. Установлены отдельные камни памяти украинцам, полякам, армянам, скаутам, анархистам, социалистам и так далее.
Илл. 4. Соловецкий камень.
Илл. 5. Дни памяти, 2013 год.
Люди, приезжающие почтить память погибших в Соловецких лагерях, могут найти или не найти тех, кого ищут, если речь идет о какой-то определенной группе репрессированных. Фактически особое упоминание одних групп жертв автоматически делает исключенными другие. При этом практика установления памятных знаков отдельным категориям узников, разделенным по национальному, конфессиональному, территориальному, а подчас и профессиональному признаку, на местах массовых захоронений жертв репрессий не является уникальной для Соловков[36]. Подобный пример организации мест памяти мы находим на Левашовском кладбище и в урочище Сандормох – местах массовых захоронений жертв репрессий. Несмотря на то, что Аллея памяти является сосредоточением светской памяти о лагере на Соловках, данное пространство не является исключительно секулярным. Так Вениамин Иофе отмечает экспансию религиозного памятного знака в пространство, изначально задуманное и предназначенное для памяти светской.
«Наш внеконфессиональный памятник всем жертвам Соловков теперь оказался под сенью вероисповедного знака – креста, поставленного рядом с ним незадолго до нашего приезда. Каждый полдень тень от этого креста ложится на камень, посвященный памяти людей, многие из которых никак не могли бы эту символику для себя принять»[37].
С течением времени, и особенно в результате реставрации, пространство Соловецкого музея-заповедника (кремля) стало все больше ассоциироваться с монастырем. В свою очередь многие мемориальные следы лагеря были утрачены. По словам Ирины Флиге:
«20 лет назад на следы лагеря можно было натолкнуться буквально в каждой точке Соловков. Сегодня их практически нет. Нет их по разным причинам. Что-то утрачено от времени, что-то ликвидировано в результате ремонтов разных зданий Соловецкого кремля, во время реставрации и так далее. Фактически таких следов не осталось»[38].
Экспозиции и выставки, недавно открытые в музее-заповеднике, равно как и трансформация выставочного пространства, указывают на приоритет церковных тем над светской памятью о лагере. Также и экскурсии внутри кремля, монополизированные музеем и паломнической службой, представляют Соловки как жемчужину архитектуры и сакральное пространство православной веры, в то время как прошлое, относящееся к лагерю, практически не упоминается. Таким образом посредством содержательно тенденциозных экскурсий мягкая (в терминах Эткинда) светская память о лагере оказывается практически вытесненной из пространства Соловков.
Илл. 6. Экспозиция в государственном музее-заповеднике.
Устойчивый нарратив, воспроизводимый РПЦ и монументализированный в деревянном кресте, приобретает черты твердой памяти, в то время как деятельность по сохранению памяти о лагере, символически выраженная в Соловецком камне, которую проводит «Мемориал», остается в формате мягкой памяти – в форме текстуальной передачи информации, устойчивое существование которой мало чем подкреплено: «эта память практически ничем не защищена на будущее»[39].
Ежегодные Дни памяти, организуемые музеем-заповедником и НИЦ «Мемориал» с 1989 года, хотя и начинались как светское мероприятие, в последние годы все больше насыщаются клерикальным содержанием, представленным в бесплатных обзорных экскурсиях по кремлю и на Секирную гору, которые проводятся сотрудниками музея-заповедника:
«Экскурсии музея концентрировались на истории монастыря, женщин просили надевать платки и юбки, религиозная составляющая стала частью светской экскурсии»[40].
Несмотря на то, что формы памяти и их содержательное наполнение были закреплены за церковной составляющей, совместное участие в Днях памяти «Мемориала» и музея-заповедника делали именно их «зоной контакта»[41], в пространстве которой имели место переговоры о значении включенных в экскурсии объектов и той памяти, которая в них заключена, а легитимность нахождения различных акторов в общем пространстве была взаимно признана.
Например, в 2014 году во время проведения Дней памяти была организована экспозиция «Неперемолотые. Опыт духовного сопротивления на русском севере в XX веке»[42], посвященная православным священникам и монахам – жертвам политических репрессий. В программе были вокально-поэтические вечера, посвященные семье Цветаевых, судьбам представителей интеллигенции, вывезенных из молодой советской республики на «философском пароходе», а также «внутренней эмиграции». Собственно, все эти мероприятия были организованы Культурно-просветительским фондом «Сретение» и Северодвинским региональным объединением пострадавших от политических репрессий «Совесть» при поддержке «Малых православных братств во имя святых архангелов Михаила, Гавриила и Рафаила». Кроме того, в программе Дней памяти были экскурсии по Соловецкому монастырю, акция «Свеча памяти» на Секирной горе и церемония у Соловецкого камня, а также посещение Соловецкого музея жертв политических репрессий.
Вне подготовленной музеем программы директор НИЦ «Мемориал» Ирина Флиге провела экскурсию у Савватьевского скита, где был установлен камень в память о расстрелянных политзаключенных – позже загадочным образом исчезнувший[43]. Несмотря на то, что программа составлялась государственным музеем, подавляющее большинство мероприятий так или иначе имело отношение к православному поминовению и к православным жертвам СЛОНа. Даже на относительно светских мероприятиях программы Дней памяти ощущалось присутствие православия. Экскурсоводы настоятельно просили женщин надевать платки при входе в разнообразные культовые места, на Алее памяти монахом из Соловецкого монастыря была прочитана молитва. Фактически единственным исключительно светским поминовением оказалось лишь «неофициальное» посещение Савватьево.
Илл. 7. Дресскод.
При этом в 2015 году музей-заповедник и монастырь заявили о том, что Дни памяти чрезвычайно политизированы, вследствие чего в дальнейшем они отказались от участия в них. Параллельно была организована конференция, посвященная истории лагеря, которая должна была стать конкурирующей по отношению к деятельности «Мемориала» формой памяти. Тем не менее Дни памяти традиционно состоялись в августе 2015 года. Организаторами выступили НИЦ «Мемориал» при поддержке фонда Фридриха Эберта[44], что позволило на этот раз освободить программу мероприятия от церковных компонентов и сфокусироваться на истории лагеря. Однако небольшое количество участников Дней памяти и умолчание о них в прессе не позволило событию стать поводом, который смог бы радикально изменить сложившуюся ситуацию и внести новые акценты в общественные дискуссии о Соловках[45].
В последние годы запущен ряд правительственных программ, нацеленных на увеличение числа туристов на Соловки. Подобные программы, естественно, не делают акцент на трагической истории лагеря[46]. Скорее, наоборот, государство предпочитает маркировать Соловки как духовное пространство православной традиции. Новости на государственных каналах освящают религиозные службы и визиты на Соловки патриарха[47]; журналы путешествий демонстрируют идиллические пейзажи Соловков, представляя Соловки духовным центром России, а историю Соловков – тесно вплетенной в нарратив победоносной истории Российской империи. В то же время памяти о Соловках как о первом лагере политзаключенных отводится место лишь на периферии медийного пространства. Одним из наглядных примеров является выпуск программы «Чудеса России» – «Соловки. Крепость духа»[48]. Фильм, как и заявлено в его названии, обращается прежде всего к теме духовности и представляет ее наиболее характерной и важной особенностью Соловков. Лагерь в фильме упоминается при этом только один раз. Фильм выстроен на легендарных источниках, оперируя мифами как наиболее адекватной формой разговора об этом пространстве: легенда о чудесном появлении островов из моря в ответ на молитвы сдавленных льдами рыбаков, рассказанная вначале, задает главный тон фильма. В конце фильма выражается общее сомнением в том, что духовную сущность островов можно передать рациональным образом.
Медийные репрезентации Соловков как сакрального пространства, образца красоты северной природы, отдаленной энигматической зоны конструируют особый образ Соловков в публичном пространстве. «Раньше приезжало много случайных людей, посмотреть, что тут есть, сейчас же люди знают, зачем едут»[49], – подтверждает частая посетительница Соловков факт сформировавшегося образа архипелага и его притягательность для определенных групп посетителей. Так, уже в 2013 году преобладающая часть посетителей (около 40%) связывали свои ожидания от Соловков с церковным наследием, 27% – с природой островов, в то время как только 6% респондентов связывали Соловки в первую очередь с лагерем[50].
***
В статье была предпринята попытка охарактеризовать пространство памяти Соловков в соотношении с его основными акторами. Пространство памяти было представлено как продукт их деятельности по преобразованию исторического прошлого, как эффект их практик, соотношения сил и вовлеченности в механизмы власти, а также борьбы конкурирующих субъектов памяти за ее символическое пространство. Производимое пространство памяти в свою очередь опознавалось как фактор, структурирующий деятельность самих акторов и влияющих на восприятие Соловков извне. Воссоздание внешнего вида монастыря, определение рутин, интерпретации, предлагаемые музеем и монастырем, закрепили за Соловками представления как о месте, предназначенном для духовных практик, отдыха на природе и туризма. При этом, как показывает пример пребывания на островах участников Дней памяти, Соловки стали восприниматься как пространство, соответствующее этому гегемониальному дискурсу, даже теми, кто приехал туда вместе с «Мемориалом». В символическом пространстве, созданном доминирующими ныне институциями, наиболее представленной является память о Соловках как о монастыре, равно как и нарратив, органично вплетающий Соловки в историю Российской империи. Вместе с тем практически полное отсутствие на островах светских форм исторической памяти о лагере в значительной мере способствовало вытеснению памяти о Соловках как о лагере, предназначенном для политических заключенных.
[1] Авторы выражают благодарность Илье Калинину, Александру Кондакову, Евгении Кулаковой и Анке Гизен за неоценимую помощь в работе над текстом. Статья основана на материалах, собранных Дарьей Бутейко во время ее полевых исследований, проведенных летом 2013-го и 2015 годов на Соловецких островах в рамках работы над диссертацией. Другим важным источником послужили наблюдения Евгения Шторна в качестве участника в 2014-м и 2015 году ежегодных Дней памяти, организуемых «Мемориалом» в урочище Сандормох и на Соловках.
[2] Чарнота А. Право, память и забвение: регулирование коллективной памяти квазисудебными институтами // Общество и право: исследовательские перспективы / Ред.-сост. А. Кондаков. СПб.: ЦНСИ, 2015. С. 187–211.
[3] Даниэль А. Диссидентство: культура, ускользающая от определений // Россия–Russia. Вып. 1(9): Семидесятые как предмет истории русской культуры. М.; Венеция, 1998. С. 111–124.
[4] Chapnin S. Church of Empire. Why the Russian Church Chose to Bless Empire (www.firstthings.com/article/2015/11/a-church-of-empire).
[5] Богумил З. Кресты и камни: соловецкие символы в конструировании памяти о ГУЛАГе // Неприкосновенный запас. 2010. № 3(71). С. 11–29.
[6] Дорман В. От Соловков до Бутово: Русская Православная Церковь и память о советских репрессиях в постсоветской России // Лабораториум: журнал социальных исследований. 2010. № 2. С. 327–347.
[7] Гизен А. Расколотая память: отражение конфликта вокруг «Мемориального центра Пермь-36» в российских медиа // Журнал исследований социальной политики. 2015. № 3. С. 363–376.
[8] Дубин Б. Хранителем памяти является только разнообразное и глубокое общество // Горбачевские чтения. Вып. 5: Гражданское общество: настоящее и будущее, 1937–2007. Память и ответственность. М.: Горбачев-фонд, 2007. С. 125–127.
[9] Калинин И. Бои за историю: прошлое как ограниченный ресурс // Неприкосновенный запас. 2011. № 4(78). С. 337; см. также: Он же. Прошлое как ограниченный ресурс: историческая политика и экономика ренты // Неприкосновенный запас. 2013. № 2(88). С. 200–214.
[10] Эткинд А. Кривое горе: память о непогребенных. М.: Новое литературное обозрение, 2016. С. 221–244.
[11] Бродский Ю. Соловки. Двадцать лет особого назначения. М.: РОССПЭН, 2002.
[12] О масштабах советского террора см. доклад Арсения Рогинского «Масштабы советского террора. Аресты, осуждения. 1921–1953», представленный на семинаре «Мемориала» «Государственный террор в СССР. Источники и методы изучения» 21 апреля 2015 года (www.youtube.com/watch?v=Xtk2-AuZQnc).
[13] Cultural and Historical Ensemble of the Solovetsky Islands (http://whc.unesco.org/en/list/632/).
[14] Скопин В. На Соловецких островах. М.: Искусство, 1990.
[15] Интересно упомянуть замечание Юрия Бродского о том, что с недавнего времени на купюре выведен рисунок Соловецкого монастыря, а ранее на нем был изображен отличающийся рисунок крепости, существовавшей в годы, когда там находился Соловецкий лагерь особого назначения (Сорокин А. От издателя // Бродский Ю. Указ. соч. С. 3).
[16] По данным официального сайта Соловецкого монастыря http://solovki-monastyr.ru.
[17] Ставропигиальный (греч. «крестоутвержденный») монастырь – монастырь, подчиняющийся непосредственно патриарху. Название обусловлено тем, что крест в главном храме такого монастыря, находящийся позади престола, водружали лично патриархи. Управление ставропигиальным монастырем осуществляет наместник в чине архимандрита или игумена. – Примеч. ред.
[18] Интервью Дарьи Бутейко с сотрудниками Соловецкого музея-заповедника.
[19] Полевой дневник Дарьи Бутейко, запись от 1 августа 2015 года.
[20] Такахаси С. Образ религиозного ландшафта в СССР в 1965–1985 годы (на примере Соловецкого музея-заповедника) // Вестник Евразии. 2008. №4. С. 9–26.
[21] Солдатов А. Гламурный ГУЛАГ // Новая газета. 2016. 15 июля. № 76 (www.novayagazeta.ru/society/73841.html).
[22] См.: www.memorial-nic.org.
[23] Портал Соловецкого архипелага: http://my-solovki.ru/archipelago/news/pochti-60-tysyach-turistov-posetil....
[24] Все приведенные в этой статье данные получены Дарьей Бутейко в ходе опроса посетителей Соловецких островов с 2-го по 9 августа 2013 года. Опрос проводился у стен кремля, ежедневно с 13:00 до 17:00. Всем посетителям предлагалось принять участие в опросе. Были заполнены 162 анкеты.
[25] Женщина, 52 года, из Москвы. Полевой дневник Дарьи Бутейко, запись от 12 августа 2013 года.
[26] Turner V., Turner E. Image and Pilgrimage in Christian Culture. Columbia: Columbia University Press, 1978.
[27] Бауман З. От паломника к туристу // Социологический журнал. 1995. № 4. С. 133–154.
[28] Женщина, около 45–50 лет, из Москвы. Полевой дневник Дарьи Бутейко, запись от 7 августа 2013 года.
[29] Иофе В.В. Итоги века // Он же. Границы смысла. Статьи, выступления, эссе. СПб.: НИЦ «Мемориал», 2002. С. 54.
[30] Лялякина А. РПЦ добивается особого правового статуса для святых мест // Известия. 2013. 31 января.
[31] Так, например, губернатор архангельской области Сергей Михальчик заявлял о возможности ограничения пребывания на Соловках для не паломников: Поток туристов на Соловки предложили ограничить // Лента.ру. 2013. 21 июня (https://lenta.ru/news/2013/06/21/turists/).
[32] Такахаси С. Указ. соч. С. 9–26.
[33] Барышников К. Режиссер и оператор Марина Голдовская. Между прошлым и будущим… но всегда в настоящем // Вестник МГУ. Сер. 10 «Журналистика». 2011. № 5. С. 147–160.
[34] А также Соловецкой тюрьмы особого назначения. Открыта 5 июня 1989 года, авторы Александр Баженов, Юрий Бродский, Антонина Мельник и Антонина Сошина, демонтирована в октябре 2002 года.
[35] См. фильм «Крепко целую и люблю» (2006, режиссер Анастасия Черкасова) на официальном YouTube-канале Фонда Иофе: www.youtube.com/watch?v=AE-atiJ7kFg.
[36] Крихтова Т. Репрезентация этничности в памятниках и связанных с ними практиках на Левашовском мемориальном кладбище // Этнографическое обозрение. 2014. № 2. С. 139–152.
[37] Иофе В.В. Итоги века. C. 52–56.
[38] Соловки: храм или ГУЛАГ? (www.svoboda.org/content/article/1808161.html).
[39] Флиге И. Современное историческое знание о Большом терроре и публичная память о нем заметно разошлись // Горбачевские чтения. Вып. 5… С. 131–136.
[40] Мужчина, 32 года, из Санкт-Петербурга, участник Дней памяти в 2014 году.
[41] Pratt M.-L. Arts of the Contact Zone // Bartholomae D., Petroksky A. (Еds.). Ways of Reading. New York: Bedford; St. Martin's, 1999. Р. 33–40.
[42] Голубева Н., Тушина О. Соловки – это престол Божий, где в любом месте можно совершать литургию (http://psmb.ru/newmartyrs/article/solovki-ehto-prestol-bozhii-gde-v-ljub...).
[43] См.: www.gulagmuseum.org/showObject.do?object=310037505&language=1; а также http://gulagmuseum.org/showObject.do?object=309991331&language=1.
[45] Единственное исключение: Шкуренок Н. Власть Соловецкая: непрожитое прошлое // Новая газета. 2015. 19 августа. № 89 (www.novayagazeta.ru/arts/69603.html).
[46] Шаркова Е. Продвижение территории с историко-культурным потенциалом (на примере Соловецких островов) // Век информации. Медиа в современном мире. Петербургские чтения: материалы 54-го международного форума 22–24 апреля 2015 г. / Ред.-сост. С.Г. Корконосенко, Д.П. Гавра. СПб., 2015. С. 283–287.
[47] Патриарх Кирилл поклонился Соловецким святыням (www.1tv.ru/news/social/15251); Патриарх Кирилл совершил на Соловках праздничное богослужение (www.1tv.ru/news/culture/159827).
[49] Женщина, из Архангельска. Дневник Дарьи Бутейко, запись от 3 сентября 2015 года.
[50] По результатам опроса посетителей Дарьи Бутейко в 2013 году.