За год до августовского путча, в июле 1990 года, мы провели один из первых в России опросов, посвященных изучению массового исторического сознания. Опрос был проведен в Ленинграде по городской репрезентативной выборке. Как ни странно это может показаться сегодня, в те далекие дни советский режим и все, что с ним связано, казались навсегда скомпрометированными, а западная демократия и западный рынок представлялись главными ориентирами, способными вывести страну из системного кризиса. Нам очень хотелось верить в то, что будущее России не будет иметь ничего общего с ее советским прошлым. Но данные нашего опроса свидетельствовали о другом: разрыв с советскими традициями, нравами и ценностями в сознании наших соотечественников на поверку оказывался весьма поверхностным. Несмотря на стремление отвергнуть “все советское”, образы создателей советской власти, воплощавших важнейшие ценности коммунистического режима, сохраняли свою привлекательность для ленинградцев. И если Сталина в те годы жители города в большинстве своем осуждали, то другие главные строители социалистического ГУЛАГа - Ленин, Дзержинский, Киров, Орджоникизде - оставались образцами моральной стойкости, героизма, политической мудрости и гуманизма в сознании тех, кому всего лишь год оставалось называться “советскими гражданами”. Верховное божество и полубоги советского пантеона по-прежнему притягивали к себе узами личной лояльности даже тех, кто решительно не желал больше жить в построенном ими обществе.

Год спустя, как раз в тот момент, когда телеканалы всего мира показывали кадры падающих с пьедесталов советских идолов, редакционный комитет французского исторического журнала “Анналы” принимал решение о публикации нашей статьи, в которой мы рассказывали о результатах опроса. Членам комитета казалось, что сама история опровергла наши гипотезы (но статью они все-таки взяли)[1].

Итак, что за истекшие семнадцать лет изменилось в восприятии истории нашими соотечественниками? Как они оценивают исторический опыт страны, и прежде всего советское прошлое? Каковы те исторические ориентиры, на которые они оглядываются, готовясь совершить важнейший политический выбор? Новый опрос, в который были включены самые значимые вопросы семнадцатилетней давности, позволит нам задуматься об этом. В этот раз опрос проводился не только в Санкт-Петербурге, но и в Казани - столице крупнейшей автономии, и в Ульяновске - одном из центров “красного пояса” (и родине Ленина).

В историческом сознании россиян за последние полтора десятилетия произошла настоящая “смена вех”: 44% опрошенных считают, что советское прошлое оказывает положительное влияние на нравственность современных россиян, и 50% утверждают, что оно положительно сказывается на развитии отечественной культуры! Интересно представить, что произошло бы, если бы половина современных немцев заявила, что нацизм положительно сказался на нравственности и культуре Германии…

Позитивная оценка советского прошлого - и, в частности, сталинизма - глубоко укоренена в сознании многих соотечественников. Сталинскую эпоху многие по-прежнему воспринимают как “золотой век”. Как и в 1990 году, в их воображении сталинизм предстает хорошо организованным обществом сознательных тружеников. Сегодня 74% опрошенных петербуржцев считают, что “при Сталине в стране была прочная трудовая дисциплина” (в 1990 году так считали 81,6%), и 68% уверены в том, что “люди добросовестно работали” (против 67% в 1990 году). Почти половина опрошенных петербуржцев (47,5% и 42% соответственно) при этом отрицает, что “организация труда стояла на низком уровне” и что “люди работали только под страхом наказания” (такие ответы на оба вопроса дали 46% респондентов в 1990 году). 34% опрошенных петербуржцев считают, что в “стране царила атмосфера радости и оптимизма”.

Однако главной чертой сталинизма в воображении соотечественников все-таки оказывается чистота морального облика граждан. 64% опрошенных петербуржцев считают, что “при Сталине люди были добрее, бескорыстнее, отзывчивей”, и 57% не разделяют мнения о том, что “при Сталине люди были озлоблены, непорядочны, эгоистичны”. Приходится констатировать, что советский человек сталинской поры выглядит для наших современников образцом порядочности.

Может быть, наши соотечественники просто мало знают о событиях своего недавнего прошлого? В такую возможность трудно поверить хотя бы потому, что “ужастиками по мотивам сталинских репрессий” изобилуют популярная литература и кино. Осведомленность о терроре подтверждается данными опроса: 91,6% знают о том, что при Сталине имели место репрессии, и 63,5% понимают, что речь шла о десятках миллионов жертв (от 10 до 50 миллионов). Особенно показательно, что 62% считают репрессии “ничем не оправданными”.

Однако знание трагической истории отнюдь не вызывает у потомков чувства ответственности и вины, не заставляет их задуматься, что сделало их родственников не только жертвами, но и соучастниками беспрецедентного террора. Напротив, 80% считают, что россияне имеют несомненное право гордиться своей историей, а еще 66% согласны с известным высказыванием о том, что “современные россияне не несут ответственности за преступления, совершенные в годы советской власти”. Наши соотечественники вовсе не намерены ворошить семейное прошлое и задавать неприятные вопросы своим папам и мамам, бабушкам и дедушкам.

Теперь посмотрим, как сказывается знание о репрессиях на отношении наших соотечественников к лидерам партии, под руководством которой был создан тоталитарный режим. Возьмем для примера фигуру Дзержинского, основателя ЧК, по сей день остающегося покровителем ФСБ. Потомки оценивают “железного Феликса” в целом положительно: 71% считают, что он “стремился навести порядок в стране”, 46% полагают, что он “стремился улучшить жизнь простых людей”. Никаких иллюзий относительно того, каким именно образом Дзержинский добивался решения этих задач, опрошенные не имеют: он “был беспощаден к врагам советской власти”, отмечают 68% респондентов. И только 12% однозначно согласны с утверждением, что Дзержинский “безжалостно уничтожал ни в чем не повинных людей”. В свете этих откровений неудивительно, что 35% опрошенных, следуя советской традиции, называют его “благородным мечтателем, рыцарем революции” и только 7,2% считают его палачом и преступником.

В отличие от лозунгов советской пропаганды, которые по-прежнему вызывают раздражение, лидеры коммунистического режима рождают у значительного числа опрошенных искреннюю симпатию и глубокую привязанность. Сталин занимает третье место в рейтинге государственных деятелей, вызывающих симпатии опрошенных Петербурга и Казани. Однозначно отрицательно роль Сталина в истории нашей страны оценивают только 23% всех опрошенных. Ленин занимает четвертое место в Петербурге и Казани, а в Ульяновске он вышел на второе место, отодвинув Сталина на четвертое. И почти половина (44%) опрошенных со всех трех городах положительно оценивает роль Ленина в истории России.

В придании сталинизму “человеческого лица” и привлекательности для потомков важную роль играет сталинский миф о “Великой Отечественной”. В этом мифе война, унесшая 27 миллионов жизней и продемонстрировавшая пренебрежение советской системы к человеку, сравнимое разве с отношением к рабам в восточных деспотиях, - подается как неизбежная и сознательная жертва народа, принесенная на алтарь Отечества. Важнейшей задачей сталинского мифа о войне было подменить рассказом о патриотической жертве память о страданиях и гибели миллионов невинных людей в “мирное” - довоенное и послевоенное - советское время. “Заградительный миф” о войне был призван заслонить собой репрессии и скрыть трагедию людей, находившихся под властью тоталитарного режима. Сегодня “заградительный миф” мешает россиянам задуматься о природе общества, в котором возможен такой чудовищный масштаб военных потерь. Избавляя потомков от чувства исторической вины за советский строй, “заградительный миф” успешно выполняет функцию главного объединительного мифа постсоветской общности. День Победы вышел на первое место среди всех общероссийских праздников, оставив далеко позади и День Независимости, и Рождество, и Пасху, и Новый год. Это понятно: ведь 76% опрошенных россиян считают, что победа в войне является величайшим событием в истории России.

Конечно, неотъемлемой частью этого мифа является представление о гуманистической миссии советской армии в Европе, о героизме и благородстве советского солдата: 78% опрошенных согласны с утверждением, что “советские воины несли свободу народам Европы”, и 62% отвергают мысль о том, что в Восточной Европе советский солдат зачастую был насильником и мародером. Напротив, 72% убеждены, что советские воины лишь самоотверженно спасали мирных жителей оккупированных стран. Заградительная роль мифа о “Великой Отечественной” проступает со всей отчетливостью в ответах на вопрос о семейной истории: 73% респондентов спешат занять свое место в военно-патриотическом эпосе, указав, что в их семьях были пострадавшие или погибшие в годы войны. И хотя советский террор обернулся вдвое большим количеством жертв, чем война , 67% отрицают наличие в их семьях пострадавших от репрессий или притесненных в годы советской власти.

Милитаристский миф, ставший главным объединительным мифом нации, не может не сказываться на общественных настроениях. Больше половины (56%) опрошенных считают, что сегодня над Россией нависла внешняя военная угроза. Среди них 76% ожидают нападения со стороны США, 15% - со стороны Китая. Если к этому прибавить постоянный рост ксенофобских и националистических настроений, то картина получается довольно мрачной.

 

Очевидно, что выбор страной политической перспективы тесно связан с оценкой собственной истории. Данные опроса позволяют проследить связь между политическими симпатиями и историческими представлениями респондентов. Посмотрим, как сторонники основных политических партий оценивают разные аспекты отечественной истории.

Для начала - некоторые общие сведения об электорате разных политических партий. Среди опрошенных 30,7% “испытывают симпатии” к “Единой России”, 8,8% - к КПРФ, 6,3% - к ЛДПР, 3,2% - к “Яблоку”, 2,8% - к СРРПЖ, 1,97% - к СПС. 41,7% опрошенных (мы будем называть из “скептиками”) заявили, что они не испытывают симпатий ни к одной из ведущих политических партий. Различия по городам, которые вполне прослеживаются по другим индикаторам, здесь выглядят незначительными, за исключением, пожалуй, чуть более высокой доли приверженцев “Яблока” в Казани (5,8%) и чуть меньшей доли “скептиков” в Ульяновске (37,6%). По возрасту избиратели “Единой России” и “Яблока”, равно как и “скептики”, повторяют средние показатели по массиву, тогда как самым старым является электорат КПРФ, 39% которого составляют лица старше 65 лет (в среднем по массиву таковых 14,4%). Самый молодой электорат у СПС и у ЛДПР (соответственно 92,5% и 60% лиц моложе 45 лет). С социопрофессиональной точки зрения ЛДПР оказывается самой пролетарской партией - среди ее избирателей 22% рабочих и 8% работников сферы обслуживания. Для сравнения - среди сторонников СПС эти категории вместе составляют только 3%. Если СПС и, отчасти, “Яблоко” предстают, как мы сейчас увидим, партиями интеллигенции, то КПРФ - это партия пенсионеров (52%). Самый высокий образовательный ценз у сторонников СПС. 52,5% среди них - люди с высшим образованием и еще 17% - с незаконченным высшим (как правило, это студенты). На втором месте по уровню образованности стоит “Яблоко”: 44% его избирателей имеют высшее и 20% незаконченное высшее образование. У ЛДПР и КПРФ соответствующие показатели значительно ниже (21,5% и 28% соответственно лиц с высшим образованием), равно как и у партии власти (32%). Неудивительно, что сторонники СПС и “Яблока” знают историю значительно лучше других. Включенный в анкету тест на историческую грамотность на “отлично” заполнили соответственно 41% и 39% приверженцев этих партий, что в полтора-два раза лучше результата избирателей “Единой России”, КПРФ и ЛДПР (соответственно 22%, 23% и 25%).

Подавляющее большинство сторонников “Единой России” относят себя к верующим православным, что роднит партию власти с КПРФ (по 72%). Интересно, что сказали бы на это теоретики марксизма, и в особенности - практики ленинизма? ЛДПР уступает им в твердости веры лишь незначительно (68%). Больше половины сторонников “Яблока” (56%) также считают себя верующими. СПС оказывается самой “светской” партией, хотя и в этой “партии интеллигенции” процент верующих (42%) не назовешь низким. С точки зрения культурных ориентаций интересен такой показатель: среди сторонников СПС только 27% опрошенных никогда не бывали за границей, тогда как в “Единой России”, КПРФ, ЛДПР таковых в два раза больше (соответственно 54%, 57% и 56%).

 

Перейдем теперь к особенностям восприятия советского прошлого избирателями разных партий. Как мы видели, большинство респондентов оценивают советский опыт весьма положительно. Однако в такой оценке есть значимые различия, которые позволяют выявить существование, по крайней мере, двух стабильных политических культур, опирающихся на различные представления об истории. Например, процент считающих, что репрессии были оправданы “объективными трудностями модернизации страны”, среди коммунистов в двадцать раз выше, чем среди приверженцев СПС, в пять раз выше, чем среди “яблочников”, и в три раза выше, чем среди “единороссов”. Коммунисты оценивают роль Сталина в истории России однозначно положительно вдвое чаще, чем жириновцы (40% и 19% соответственно), и в четыре раза чаще, чем “правые” (10%).

Однако представления об истории отражают не только полярные взгляды политических противников. Они обнаруживают сходство во взглядах тех, кого привыкли считать политическими оппонентами. Например, среди сторонников “Единой России” и “Яблока” почти одинаков процент тех, кто считает, что репрессии были ничем не оправданы (65% и 68%), тогда как среди приверженцев СПС так думают 85%, а среди сторонников КПРФ - 39%. Уверенность в том, что при Сталине имели место репрессии, у “правых” почти стопроцентная (98%), а среди “яблочников”, как и среди коммунистов, в этом очевидном факте убеждены 88%. Размах сталинских репрессий ниже всех, понятно, оценивают коммунисты: 36% из них считают, что репрессии коснулись не более 10 миллионов человек. Менее ожидаемым оказывается сходство представлений по этому вопросу приверженцев КПРФ и “яблочников” (по 35%). Для сравнения, только 18% сторонников СПС придерживаются такой же точки зрения.

Оценка влияния советского прошлого на различные аспекты современности тоже позволяет выявить интересную “межпартийную” солидарность. Понятно, что самую высокую оценку советскому опыту по всем параметрам дают коммунисты. За ними с некоторым отрывом тянутся “единороссы”: они тоже положительно оценивают влияние советского прошлого на современную культуру (51% при 65% у коммунистов), нравственность (соответственно 46% и 54%) и политику (32% и 47%). Чуть сильнее расхождение “единороссов” и коммунистов по вопросу о советской экономике - ее влияние на российскую современность оценивают положительно 26% единороссов и 44% коммунистов. Интересно отметить, что взгляды избирателей “Яблока” на благотворность советского прошлого близко совпадают со взглядами жириновцев - почти половина в обоих случаях оценивает положительно его влияние на современную российскую культуру (46% и 43%) и нравственность (45% и 40%) и четверть - на политику (26% и 22%). Однако в том, что касается экономики, заметно различие - 15% “яблочников” и 26% сторонников ЛДПР верят в позитивное влияние советской экономики на постсоветскую. По сравнению с другими партиями СПС выглядит самой последовательной в негативной оценке советского опыта. Но некоторые реакции ее сторонников также настораживают. Например, среди них треть положительно расценивает влияние советского прошлого на культуру и мораль. Учитывая, что речь идет о либералах, такую оценку репрессивного режима нельзя не признать высокой.

Как уже отмечалось, полная осведомленность опрошенных о ГУЛАГе никак не мешает им считать, что советской историей можно гордиться. Особенно распространено такое мнение среди коммунистов (79%) и единороссов (72%), но даже среди “яблочников” и “правых” их почти половина (по 49%). Интересно, какие еще исторические факты могли бы поколебать это малообъяснимое чувство гордости за свою историю?

71% “единороссов”, 67% жириновцев и 65% “яблочников” согласны с мнением, что “современные россияне не несут вины за преступления, совершенные в годы советской власти”. Напротив, читатель будет, вероятно, удивлен, узнав, что мнение либералов-сторонников СПС здесь в точности совпадает с мнением “единороссов” (73%), что, как мы видели, вовсе не типично для их ответов на другие вопросы.

Чем можно объяснить столь неожиданное согласие? Возможно, ответ “правых” на вопрос о том, виновен ли народ в репрессиях, позволит прояснить ситуацию: 53% из них (при 38% по массиву в целом) считают, что народ являлся жертвой репрессий (другие варианты ответов - соучастником; и жертвой, и соучастником одновременно). Именно отношение к “народу” как к невинной жертве “тоталитарного режима” было позицией, которую демократы-западники заняли по отношению к советскому прошлому в 1990-е годы. Тем самым они способствовали погружению постсоветского общества в многолетнюю историческую амнезию. Обелив, вместе с советским народом, самих себя, они получили прекрасную возможность перейти от осуждения “преступлений сталинизма” к бурному включению в новые экономические отношения. Удивительно, что эта устойчивая модель до сих пор сохраняется в сознании сторонников СПС, став как бы частью их культурного наследия, их “политического генофонда”.

Обратимся к “памяти партий” о “повседневном сталинизме”. Понятно, что среди сторонников КПРФ идеализация этого последнего достигает высшей отметки - 60-80% из них последовательно соглашаются с высказываниями, выражающими представление о “золотом веке” при Сталине. Столь же предсказуемо, что избиратели СПС наиболее последовательны в отрицательных ответах на соответствующие вопросы. Тем не менее даже среди них до 40% разделяют отдельные элементы этого мифа - не так уж мало для либералов.

Небезынтересно, что представления о “золотом веке” при Сталине наиболее близко совпадают у избирателей партии власти и ЛДПР. Они отстают от коммунистов примерно на 15-20%. При этом следует отметить, что “единороссы” более последовательны в своих симпатиях к сталинизму, тогда как сторонки ЛДПР, отвечая на разные вопросы этого блока, чаще дают взаимоисключающие оценки. В этом можно увидеть показатель более низкой образованности жириновцев, но можно заподозрить и большую их “критичность” по сравнению с партией власти.

Особенно неожиданно, что электорат “Яблока” в своих оценках сталинизма тяготеет не к СПС, а к “Единой России”, следуя за ней лишь с незначительным отрывом (не более 10%). Показательно, что эта разница образуется обычно не за счет увеличения числа несогласных с положительными оценками сталинизма, а за счет роста числа “затруднившихся ответить”.

Аналогичную картину - ожидаемое несогласие, уживающееся с неожиданным сходством взглядов политических оппонентов, - мы наблюдаем при анализе отношения к полубогам советского пантеона. Так, среди категорически несогласных с высказыванием, что “Дзержинский был палачом и преступником”, сторонников КПРФ в четыре с половиной раза больше, чем сторонников СПС (54% и 12%). Среди “единороссов” таковых 30%, среди жириновцев 26% и среди “яблочников” 20%. Категорически не согласны с высказыванием, что Дзержинский “безжалостно уничтожал ни в чем не повинных людей”, 58% избирателей КПРФ, 39% “единороссов”, 36% сторонников ЛДПР, 28% “яблочников” и 18% “правых”. Наверное, было бы неправильно интерпретировать эти данные как восприимчивость, например, электората “Единой России” к идеалам КПРФ. Скорее, они указывают на существование глубинных пластов исторических представлений, обеспечивающих родственность исторических и культурных ориентаций значительной части избирателей разных партий. Сталинизм и его палачи являются для “единороссов” почти столь же важной составляющей их исторического и культурного наследия, как и для коммунистов.

Вероятно, именно эта глубинная родственность воззрений на историю способна успешно создавать основу для компромиссов в сфере политического действия, открывая широкое поле для маневра партийным лидерам. Непроработанное прошлое превратилось в субстрат межпартийного согласия, на котором стало строиться зыбкое здание антидемократического национального единства.

В ответах на вопросы о войне полярные мнения высказывают сторонники КПРФ и СПС. Партия власти лишь несколько отстает от коммунистов. От нее в свою очередь отстает ЛДПР, вслед за которой с небольшим отрывом идет “Яблоко”. Например, 85% сочувствующих коммунистам оценивают “победу в Великой Отечественной войне” как “величайший подвиг в истории России”. Среди приверженцев СПС с этим согласны только 37%. Второе место по военно-патриотическому духу занимают “единороссы” (78%), опережая в своем порыве даже ЛДПР (72%). “Яблочники” с 62% вновь оказываются ближе к ЛДПР, чем к СПС. Или другой пример: 9 мая считают главным российским праздником[2] 60% избирателей КПРФ, 24% сторонников СПС, 45% “единороссов”, 37% жириновцев и 32% яблочников.

Несколько больше сюрпризов, чем при анализе ответов на вопросы о советском прошлом, нас ожидает при обращении к ответам на вопросы о политических ориентирах сегодняшнего дня, прежде всего на вопросы, проверяющие наличие националистических и ксенофобских установок. В самом деле, есть чему удивиться, когда процент тех, кто чувствует себя европейцем, оказывается самым низким среди приверженцев “Яблока” - даже ниже, чем у коммунистов (24% и 35% соответственно). Или когда тех, кто “не испытывает симпатий к американской демократии”, среди “правых” оказывается почти столько же, сколько среди “единороссов” - больше половины! (51% и 56%). Или когда процент считающих, что над Россией нависла военная угроза со стороны США, среди сторонников СПС составляет две трети (!), что лишь на 4% ниже, чем среди коммунистов (64% и 68%). Или когда все у тех же “правых” чувство гордости за свою историю рвется наружу с большей силой, чем у жириновцев (90% и 88%).

Еще большее недоумение вызывают данные, имеющие непосредственное отношение к ксенофобии. По соответствующим вопросам мнение “правых” оказывается драматически расколотым: среди них самый высокий процент тех, кто считает, что мигрантам следует запретить приезд в РФ (24% при среднем 12%), и тех, кто предлагает “разрешить (им) работать в России с условием их возращения домой” (44% при среднем 33%). Вероятно, именно склонностью части электората СПС к ксенофобии можно объяснить шокирующее даже на фоне других партий отношение “правых” к экстремистским партиям и группировкам: среди либералов самый низкий процент тех, кто относится к скинхедам и нацболам резко отрицательно (соответственно 47% при среднем 71% и 46% при среднем 61%), и самый высокий - тех, кто “скорее не симпатизирует” скинхедам (39% при среднем 10%) и нацболам (34% при среднем 13%).

Либеральный политический профиль СПС, довольно отчетливо выделявшийся на фоне других партий при оценке сталинизма, несколько блекнет, как только мы переходим к анализу более непосредственных политических реалий. Может быть, наша гипотеза о сохранении целостных политических культур, опирающихся на соответствующие системы исторических представлений, не верна?

Однако если внимательно проанализировать распределение ответов сторонников СПС, то окажется, что снижение числа “очарованных сталинизмом” достигается за счет увеличения доли “затруднившихся ответить”. По разным вопросам из блока о “золотом веке” сталинизма процент “затруднившихся” колеблется в диапазоне от 30% до 40%. Можно было бы подумать, что это вызвано большей склонностью к рефлексии, свойственной интеллигенции, стремлением избежать слишком прямолинейных формулировок, предлагаемых в анкете… Тем не менее целый ряд вопросов не вызвал у “правых” затруднений такого рода: например, на вопрос о том, что должно в первую очередь защищать российское законодательство, общество или личность, 14% выбрали интересы государства, 84% - права личности и только 2% затруднились ответить. Примеры такого рода можно было бы умножить.

Напротив, процент затруднившихся определить свое отношение к высказываниям, дискредитирующим светлый образ советского прошлого, среди сторонников СПС особенно высок. Например, на вопрос о роли Ленина в истории России 45% из них выбрали ответ: “Сегодня трудно дать однозначную оценку”. На вопрос, согласны ли они с высказыванием, что “Дзержинский безжалостно уничтожал ни в чем не повинных людей”, 42% либералов “затруднились ответить”. Среди “правых” самый высокий процент (49%) “затруднившихся” высказаться относительно того, что при Сталине “люди были озлоблены, непорядочны, эгоистичны”.

Создается впечатление, что электорат СПС глубоко расколот. В нем есть активная часть приверженцев либеральных ценностей и соответствующих им представлений об истории. Это означает, что либерально-демократические ценности сохраняют, несмотря на их долгую дискредитацию политическими лидерами и политической конъюнктурой, свое значение, пусть и для незначительного меньшинства соотечественников. Но, наряду с этим ядром, среди избирателей СПС имеются и такие, кто “затрудняется” сформулировать свое отношение к важнейшим историческим и культурным ориентирам, столь резко отличающим профиль этой партии от политического большинства. Возможно, эта часть электората СПС уже вступила в “спираль молчания”, чтобы присоединиться к мнению большинства непосредственно в ходе выборов.

 

К каким же выводам приводит нас анализ отношения избирателей различных партий к истории? Электорат “Яблока” по своим предпочтениям становится все ближе к партии власти. В свою очередь электорат “Единой России”, культурно самой неопределенной партии большинства, сближается в своих оценках прошлого страны и ее будущих ориентиров с бывшей правящей партией. Общая тенденция: самые кровавые десятилетия советской власти не вызывают у потомков ничего, кроме сдержанного чувства одобрения и нескрываемой гордости. Такой взгляд на прошлое составляет тот глубинный слой, ту основу постсоветской общности, в которую уходят корнями и в глубинах которой теряются политические различия, кажущиеся на ее фоне достаточно поверхностными. Конечно, в российском обществе существуют два вполне сформировавшихся взгляда на сталинизм - его едва ли не полное обеление (КПРФ) и вполне последовательное осуждение (СПС). Эти два взгляда опираются на весьма когерентные системы исторических представлений, лежащих в основе двух основных политических культур постсоветского общества - державно-коммунистической и либерально-демократической. Но между двумя противоположными политическими культурами расползается скользкая почва исторической бесчувственности, подталкивающей избирателей “Яблока” к “Единой России”, а “Единую Россию” - ближе к платформе КПРФ. Никакой третьей политической культуры, отраженной в исторических представлениях, пока обнаружить не удается, и, вынужденное выбирать, большинство соотечественников склоняется скорее к державности, чем к свободе. В исторической бесчувственности могут увязнуть последние политические альтернативы, открыв широкую дорогу “суверенной демократии” - определенно нового типа.

_______________________________________

1) Khapaeva D., Koposov N. Les démi-dieux de la mythologie soviétique // Annales: Economies, Sociétés, Civilisations. 1992. Vol. 45. № 5-6.

2) Этот вопрос анкеты был “открытым”, без “подсказок”.