К середине 2000-х годов в России сложилась определенная исследовательская традиция изучения взаимоотношений советской власти и религии в послесталинский период. Во-первых, этой проблематикой занимались в большинстве своем православные (по религиозным убеждениям и мотивации научной деятельности) специалисты. Часть из них представляет поколение, пришедшее в науку во времена перестройки[1], другие, преимущественно молодые исследователи, занялись этими темами уже в конце 1990-х. Во-вторых, в основном, изучались взаимоотношения между Советом по делам религий при Совете министров СССР (и его территориальными подразделениями)[2] и зарегистрированными религиозными организациями, прежде всего Русской православной церковью. Это было результатом влияния распространенного в западной советологии (и обусловленного конкретными политическими причинами) намерения разоблачить деятельность Совета по делам религий[3] и, в то же время, очевидным следствием относительной доступности московских и провинциальных архивов этой ликвидированной в 1991 году структуры.

Проблема доступа к части описей Совета по делам религий в Государственном архиве Российской Федерации (и в региональных архивах) остается нерешенной. В частности, основной массив документов в ГАРФ открыт до 1963 года, а часть документов более раннего периода по-прежнему засекречена. Однако это не идет ни в какое сравнение с тотально (или преимущественно) засекреченными другими комплексами документов послесталинского периода, в том числе и по религиозной проблематике.

Это и есть одна из главных причин «невнимания» исследователей к деятельности других кураторов религиозной сферы в период 1950--1980-х годов. В частности, центральной политической структуры СССР -- аппарата Центрального комитета КПСС и региональных комитетов партии. В принципе, тезис о том, что Совет по делам религий был исполнителем «линии партии», не оспаривается, однако конкретные аспекты руководства Советом со стороны аппарата ЦК КПСС до сих пор остаются неизвестными. Большинство исследователей ограничивалось попытками проследить позицию первых лиц страны по религиозному вопросу и дальше переходило к изложению деятельности Совета.

Неразработанность темы практического повседневного руководства религиозной сферой стала, прежде всего, следствием специфической системы партийного делопроизводства, согласно которой запрещалось оставлять копии партийных документов в собраниях документов государственных органов. Более того, и подразделения Центрального комитета и региональные комитеты партии вообще старались производить поменьше бумажной продукции. Подавляющее большинство распоряжений государственным органам давалось в устной форме. Как правило, не велись и стенограммы тех «установочных» собраний и совещаний, где представителям заинтересованных ведомств излагалось очередное изменение линии партии в той или иной сфере. В 1990--2000-е годы очередным препятствием стало почти полное засекречивание партийной документации послесталинского периода.

В результате, до сих пор не вполне понятна даже структура и персональный состав тех подразделений в партийном аппарате, которые в 1950--1980-е годы проводили религиозную политику в жизнь. Пока достоверно известно следующее: на постоянной основе эту сферу курировал Отдел пропаганды ЦК КПСС, в котором -- в рамках сектора массово-политической работы -- в 1960--1991 году существовала особая, не имевшая официального названия группа (в 1970-е годы состоявшая из одного человека -- Эмиля Лисавцева) по религиозной проблематике[4], напрямую подчинявшаясязаместителю заведующего отелом пропаганды. Кто (и в составе каких подразделений ЦК) занимался подобной работой в предшествующий период и, в частности, координировал масштабную антирелигиозную компанию рубежа 1950--1960-х годов, неясно до сих пор.

Другим контролирующим религиозную жизнь органом власти был Комитет государственной безопасности при Совете министров СССР. В нем, в частности, существовал религиозный отдел, входивший в 1950--1960-е годы в состав 4-го (а со второй половины 1960-х годов -- 5-го) управления (борьба с инакомыслием)[5]. Несмотря на появление в 2005 году статьи Ирины Масловой, использующей обнаруженные в РГАНИ справки КГБ о состоянии религиозности в советском обществе, очевидно, что эта тема еще ждет своего исследователя[6].

Каковы были отношения между всеми этими надзирающими за религиозной жизнью организациями? Каковы были отношения между региональным начальством (как партийным, так и советским, которому формально принадлежало право регулировать религиозную жизнь) и представителями контрольных инстанций (СДР и КГБ) в религиозном вопросе? Какова была специфика отношений к религиозным организациям на региональном (республиканском, областном) уровне? Пока мы об этомрасполагаем лишь отрывочными сведениями, которые можно почерпнуть в некоторых работах или в отдельных публикациях документов.

Отсутствуют и современные исследования о том, что представлял собой мир советских религиоведов, число которых стремительно выросло после принятия в начале 1960-х годов стратегического решения высшего политического руководства о ликвидации институциональных религиозных организаций путем радикального усиления «научной» атеистической пропаганды. Результатом этого решения стало появление Института научного атеизма в составе Академии общественных наук (образовательного учреждения ЦК КПСС), а также региональной сети специалистов из числа философов и журналистов, резко увеличилось число антирелигиозных публикаций (в том числе квазинаучных исследований современной религиозности)[7]. Актуальные для своего времени работы западных специалистов по данному вопросу[8] не имели резонанса в постсоветской России, хотя значительная часть религиоведов советского времени не только продолжает работать в настоящее время и довольно активна в академическом плане, а документы Института научного атеизма в РГАСПИ открыты для исследователей.

Своих исследователей ждут и «антирелигиозные» публикации в советской прессе, носившие (и особенно в 1960-е годы) массовый характер. Эти публикации были, как правило, основаны на местном материале и содержали довольно много фактов (впрочем, их достоверность и адекватность еще стоит оценить).

Совсем вне поля исследования оказались работы многочисленных социологических групп, появившихся в 1960-е годы как в столице, так и на местах, одним из аспектов работы которых стало выяснение степени религиозности населения. Несмотря на разницу в методиках (и порой сомнительную аккуратность работы), они содержат крайне интересные сведения, отчасти коррелирующие со статистикой исполнения обрядов, собиравшейся СДР по своим каналам[9].

Еще один аспект религиозной жизни, не попавший в поле внимания исследователей, -- собственно религиозные практики советского времени и их динамика. Какова была обрядность в конкретных приходских общинах разных конфессий? Насколько приходские обычаи различалась в рамках одной и той же религиозной организации? Какова была «народная» религиозная обрядность, не связанная рамками определенной общины, но находившая свое выражение, например, в почитании «святых мест»? Какие технические, культурные и идеологические новации проникали из «советского» мира в рамки религиозных общин? Ведь, например, в 1950--1960-е годы в провинциальных храмах происходит подлинная техническая революция -- туда проводят электричество, воду и телефон.

Да и какова в целом была внутренняя ситуация в религиозных организациях? Что происходило в них -- помимо (и лишь частично завися от) властей в таких делах, как: кадровая и экономическая политика, смена поколений духовенства и мирян, пришедшееся на 1950--1960-е годы идеологическое обособление от зарубежных религиозных центров? Менялся ли гендерный баланс и каков он, собственно, был? Какие религиозные лидеры приобретали авторитет и в каких районах? Какая религиозная литература, мифологемы получали распространение и в какое время? Какова была реальная степень зависимости местных общин от центральных управленческих органов? Как верующие воспринимали руководителей своих конфессий, которых, как правило, не имели шансов увидеть или услышать вживую? Насколько была распространена мимикрия запрещенных религиозных общин (например, части протестантов и униатов) под легально действующие?

Раскрытие этих тем -- дело будущего. В публикуемом блоке материалов редакция «Неприкосновенного запаса» предоставляет место материалам, авторы которых преимущественно принадлежат к новому поколению специалистов, начавших свои исследования в 2000-е годы. Мы также посчитали необходимым сделать несколько интервью с теми, кто непосредственно курировал религиозную сферу в СССР, находясь как в ранге начальников, так и в ранге экспертов. Эта тема будет продолжена в 5-м номере «НЗ» за этот год.