В экономической публицистике, тяготеющей к математической точности определений, в качестве основного фактора принятия решений о государственных инвестициях неизменно называют «эффективность». Если она не достигается, то оправдание также хорошо известно: решение было политическим. И на этом, как правило, ставится точка. Но часть политологов, историков и радикальных экономистов на этом не останавливаются. И находят другие ответы.

Вирус в логике Госплана СССР

Впервые с необходимостью изучения логики принятия неэффективных экономических решений автор столкнулся, анализируя причины банкротства АО «Камышинский кузлит» в Волгоградской области[2]. Рождение предприятия было овеяно мифами. Один из них гласит, что 28 апреля 1968 года председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин вызвал в кабинет председателя Госплана СССР Николая Байбакова и положил перед ним аналитическую записку, отпечатанную на бланке Управления КГБ по Волгоградской области. Документ, подписанный шефом местных чекистов, генерал-майором Федором Мясниковым, сообщал о том, что в регионе созрел заговор: женщины города Камышина накануне Дня солидарности трудящихся, 1 мая, практически в полном составе решили бросить работу. Причина демарша заключалась в том, что после ввода флагмана легкой промышленности, Камышинского хлопчатобумажного комбината (ХБК), где более 82% коллектива на тот момент составляли приехавшие из разных уголков страны представительницы слабого пола, в городе возникла острая нехватка мужчин. Далее легенда гласит, что Алексей Косыгин оставил на документе следующую резолюцию: «Тов. Байбакову. Женщин удовлетворить. Доложите»[3].

Уже на следующий день, 29 апреля, председатель Госплана представил премьер-министру проект постановления правительства о строительстве в Камышине кузнечно-литейного завода со штатной численностью, равной штатной численности ХБК[4]. Экономическая целесообразность строительства нового предприятия обосновывалась расширением производства на чебоксарском заводе «Промтрактор». По сути, предприятие строилось как филиал производственного комплекса, находящегося от него на расстоянии 760 километров. Это означало, что завод не проектировался для производства готовой продукции; он должен был лишь отливать и ковать заготовки деталей для тракторов Т-330 и Т-500, выпускаемых в Чебоксарах. И поэтому, когда в 1993 году «Промтрактор» сократил производство, камышане остались без заказов. Штатная численность предприятия за три года сократилась с 6500 до 1035 человек.

Как позже признался Федор Мясников, никакого заговора на самом деле не было, просто женщины периодически донимали этой темой горисполком и городской комитет КПСС. Легенда о женщинах-заговорщицах была придумана и оформлена его камышинскими подчиненными, чтобы подтолкнуть плановые органы к принятию нужного экономического, а точнее -- политэкономического, решения. В сегодняшних реалиях, обосновывая подобное действие, можно было бы сослаться на не экономическое, но вполне правовое понятие «гендерного равновесия». Но при отсутствии гражданских прав и гласности антикризисная технология, эксплуатирующая «теорию заговора», как утверждают многочисленные эксперты, была единственной. Более того, подобная практика была не редкой, так как отвечала ментальности советской и партийной элиты, склонной к ритуализации экономических отношений[5]. И, хотя в целом такая логика не вписывалась в практику планирования с ее разветвленным математическим аппаратом и теориями пространственного развития, многочисленные решения, принятые на основе «теории заговора», ощутимо корректировали экономическое пространство Советского Союза. Особенно заметно это было в таких сферах, как размещение производства, экономическое районирование и размещение государственного заказа у иностранных поставщиков[6].

Заговор как катализатор инвестиций

Логику «теории заговора» можно обнаружить при принятии государственными (муниципальными) агентами экономических решений на микро-, мезо- и макроуровне -- в полном соответствии с тайным собранием, описанным в книге Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев». Но, несмотря на это, «теория заговора», как было отмечено выше, по-прежнему игнорируется экономической наукой. Причины при этом называются разные. Например, Джордж Энтин, почетный профессор Пенсильванского университета, считает, что «теория заговора» умерла вместе с тоталитарной культурой[7]. «А как же убийство президента Кеннеди или Уотергейт?» -- возражают ему оппоненты. Но об этом немного позже.

Анализируя механизмы принятия неэффективных решений о государственных инвестициях как в России (СССР), так и в экономически развитых странах мира, можно выявить два вектора.

1. Первично желаниеполучить государственные инвестиции. В этом случае экономическое обоснование инвестиций подкрепляется аналитической запиской (как правило, с грифом «секретно») либо публикациями в СМИ со ссылками на неких авторитетных экспертов. Методология здесь вторична, а псевдозаговор просто служит катализатором экономического выбора, как эффективного, так и не слишком эффективного. Можно предположить, что цепочка именно таких решений привела в ХХ веке к политэкономическому феномену, получившему название «гонки вооружений».

2. Первичен сам заговор,которыйлибо действительно существует, либо в него верят представители одной из трех групп, от которых зависит принятие решения: а) эксперты; б) будущие получатели инвестиций и их лоббисты; в) лица, принимающие решения об инвестировании. В данном случае возникает эффект резонанса, который может проявиться в ритуализации коллективного поведения и создании ранее не свойственных системе институтов. В качестве примера историки чаще всего ссылаются на социализацию экономики Запада перед лицом коммунистической опасности.

Можно также найти примеры и на стыке двух векторов. Скажем, «всемирный заговор химиков», который, с одной стороны, стал традиционной темой обсуждения в кулуарах экономических форумов и конференций, а с другой стороны, -- никогда не выносился на трибуны и не упоминался в официальных докладах. Речь идет вот о чем. В 1980-е годы бурно развивающаяся мировая химическая отрасль стала проявлять признаки стагнации. И тогда лидеры ведущих химических концернов якобы целенаправленно раскрутили тему СПИДа (согласно радикальной версии -- создали сам вирус), заставив государства интенсивно закупать для детских и медицинских учреждений одноразовую посуду и шприцы и тем самым создав себе на долгие годы стабильный рынок сбыта. Более того, СССР был последней державой, которая сдалась под напором одноразового пластика, причем произошло это за месяц до подписания Беловежских соглашений.

Кстати, директорский корпус советской химической отрасли неоднократно обращался как в профильное министерство, так и в Госплан СССР с просьбой, в целях диверсификации производства и удовлетворения потребностей населения, разрешить выпуск одноразовой посуды и упаковки. Госплан на протяжении двадцати лет отвечал отказом, мотивируя его тем, что стоимость утилизации пластиковых отходов в течение одного года примерно равна экономическому эффекту от производства пластиковой посуды и упаковки в течение 12 лет. Только опасность СПИДа, точнее, нежелание идти против общественного мнения и давление международных медицинских кругов сломали железную логику советского планового ведомства. Любопытно также, что в настоящее время уже природоохранные организации заставляют правительства всего мира инвестировать средства в переработку и хранение пластика. Более того, по данным немецкого исследовательского учреждения «MichaelSuccowStiftung», акционерами большинства предприятий, производящих оборудование для утилизации пластиковых отходов, являются акционеры предприятий, производящих одноразовую пластиковую посуду и упаковку[8].

Сегодня противостояние двух построенных на «теории заговора» концепций можно услышать и почувствовать в Тольятти (Самарская область). Сторонники одной версии пытаются убедить жителей и рабочих «Автоваза» в том, что целью проводимой на предприятии реформы является выведение российской автомобильной промышленности из-под контроля со стороны США, прежде всего, корпорации «GeneralMotors», пустившей в городе корни в виде ОАО «GM-Автоваз». Причем эта версия, по словам рабочих, поддерживается и менеджментом совместного предприятия, утверждающим, что именно заинтересованные лица в силовых органах России организовали и финансируют забастовочный комитет на заводе «FordMotorsCompany» во Всеволжске (Ленинградская область), останавливая тем самым западную экспансию на российский рынок. Приверженцы второй версии, в свою очередь, пытаются доказать, что все это -- полная ерунда. По их мнению, подлинной целью смены руководства, перевода предприятия под государственный патронаж и очередных инвестиций в модернизацию производства выступают не достижение экономической эффективности и создание конкурентоспособной продукции, а идеологическое прикрытие государственных расходов, обеспечивающих безбедное существование приближенной к Кремлю группе менеджеров. То есть, мягко выражаясь, с точки зрения конспирологии, такое поведение экономических субъектов нельзя классифицировать иначе, как «многоуровневый заговор».

Поиск третьей силы и проблема поколений

Итак, «теория заговора» (conspiracytheory) -- объяснение события, последовательности событий или наблюдаемой действительности скрытым воздействием, совершаемым с некими тайными целями законспирированной группой лиц[9]. Это наиболее краткое и логичное определение, которого придерживаются большинство пишущих на данную тему авторов. Но вот дальше исследователи интересующего нас явления разделяются на две большие группы.

Представители первой считают, что все развитие цивилизации, в том числе, так называемый современный экономический рост, предстает в виде одного большого заговора (либо последовательности заговоров поменьше), то есть эта группа опирается на веру в способность элит влиять на историю[10]. Представители второй уверены, что развитие цивилизации в принципе детерминировано[11], а заговоры привносят лишь временные возмущения и отклонения в предначертанный курс.

Таким образом, если проанализировать приведенные выше вероятности использования теории заговора как катализатора государственных инвестиций, то вторая группа, по-видимому, оказывается ближе к истине, и вот почему:

-- АО «Камышинский кузлит» обанкротился;

-- гонка вооружений постепенно сошла на нет, хотя по инерции и подогревается элитами с обеих сторон;

-- во многих странах мира постепенно вводятся ограничения на оборот пластика;

-- GM замедляет темпы экспансии в экономическом пространстве России;

-- российские эксперты пока не видят для отечественной автомобильной промышленности перспективы светлого будущего.

Второй вывод, который можно сделать из вышесказанного, таков: явный или мнимый заговор в экономике не держится дольше одного поколения. Если проанализировать вышеприведенные примеры, то в рядах заговорщиков мы увидим:

-- активных, но неудовлетворенных женщин;

-- техноструктуру[12] гонки вооружений в составе акционеров предприятий ВПК, бюрократов и технократов;

-- менеджеров и акционеров химических концернов;

-- техноструктуру GM;

-- российских промышленников-патриотов.

Впрочем, реально в первом случае заговорщиками выступили опять же бюрократия и технократия. Здесь заговор стал механизмом либо адаптации техноструктуры к изменениям окружающей среды, либо (что, согласно Джону Гэлбрейту, бывает чаще) приспособления окружающей среды к растущим потребностям техноструктуры.

Как отмечают эксперты, техноструктура -- достояние поколения, родившегося в 1940--1950-е годы и теперь уступающего первенство финансистам и маркетологам. Следующей экономической элитой, по мнению шведских экономистов-футурологов Александра Барда и Яна Зодерквиста, станет «нетократия» (netocratia) -- изобретательные и изощренные манипуляторы, превращающие создание связей в искусство. С точки зрения этих ученых, очень скоро именно ее представители сменят маркетологов, построивших современное общество потребления[13].

Сменяя друг друга во времени, различные элиты -- предприниматели-одиночки, техноструктура, маркетологи, нетократы -- в полном соответствии с требованиями конспирации моделируют заговор, на какое-то время переключают на себя потоки государственных инвестиций, извлекают выгоду и уходят с политэкономической арены, отдавая власть следующему поколению. Учитывая все это и развивая идею Хаким-Бея[14], можно сказать, что заговор есть точка кристаллизации/институционализации хаоса, момент истины, соотносящий требования времени и возможности общественной среды.

Но все же пока научная публицистика отдает «теорию заговора» на откуп литературе («Лезвие бритвы», «Маятник Фуко», «Код да Винчи»). Следуя этой тенденции, даже американский экономист-практик Джон Перкинс избрал для своей работы о связи «теории заговора» и государственных инвестиций жанр публицистического романа-автобиографии[15]. Аргументируя такой выбор, он утверждает, что благодаря такой форме механизмы принятия неэффективных экономических решений станут понятными для большего числа граждан. Но, по мнению его оппонентов, именно так и происходит изгнание «теории заговора» из рамок науки, ибо никакой ученый-экономист не станет ссылаться на художественное произведение.

Критически разбирая работу Хаким-Бея «Хаос и анархия», Кевин Куган заявляет, что «теория заговора» представляет интерес лишь как разновидность социологии культуры, как отслеживание фантазий определенных внутренних и внешних групп, и сама по себе не имеет онтологического статуса[16]. Для категорического подтверждения или отрицания «теории заговора» необходимо верить в Историю. Однако она постоянно рассыпается на десятки концептуальных вариантов: этноисторию, психоисторию, социальную историю, историю идей, вещей, менталитетов и так далее. Причем это не конкурирующие исторические идеологии, но разнообразные варианты Истории. Если встать на такую позицию, то у нас в руках окажется еще одно подтверждение тезиса современного неоинституционализма о том, что история творится не «великими людьми», а является результатом слепой борьбы экономических интересов. Но, в таком случае, где же место «теории заговора»? Может ли заговор обладать детерминирующим воздействием или детерминизм есть сумма многочисленных и беспорядочных микрозаговоров?

«Теория заговора» не умирает

Как представляется, можно поспорить с тезисом Джорджа Энтина о том, что «теория заговора» умерла вместе с тоталитарной культурой. Скорее, она работает там, где не работает демократия в силу асимметричного доступа к информации. Ганс-Петер Мартин и Геральд Шуман в нашумевшей работе «Западня глобализации: атака на процветание и демократию»[17]приводят многочисленные примеры принятия политэкономических решений, вполне укладывающихся в логику «теории заговора», прежде всего, анализируя деятельность немецких транснациональных корпораций, шантажирующих национальные правительства и институты Европейского союза либо увольнением тысяч сотрудников, заботиться о которых придется государству, либо потерей конкурентоспособности на мировом рынке. Например, в 1993 году компания «Daimler-Benz», которая тогда почти не платила налогов, получила свыше 500 миллионов марок из федерального исследовательского фонда. Тем самым, более четверти федеральных дотаций на научные исследования было выделено фирме, которая с их помощью смогла начать зарабатывать по всему миру, не создав при этом ни одного рабочего места в Германии. Кстати, аналогичная практика до недавнего времени была распространена и в России, когда бюджетные средства расходовались не на модернизацию и инфраструктурные реформы, а на поддержание «живых трупов» -- неэффективных предприятий с критической численностью занятого на них населения.

Иными словами, если опираться на эту парадигму, современный менеджмент должен обладать не только способностью принятия эффективных решений, но и умением генерировать логику заговора, заставляя государство помогать ему денежными и административными ресурсами в противостоянии с глобализацией, ВТО, конкурентами и так далее. Сегодня, когда в России набирает силу увлечение «технопарками», многим может показаться интересным пример компании «Siemens», несколько лет назад напугавшей Европу заговором американо-японских производителей микропроцессоров. Речь идет об инспирируемых ею в течение нескольких лет прогнозах, согласно которым Япония и США вот-вот монополизируют производство микропроцессоров -- основного сырья компьютерной эры. Правительство Германии и Европейская комиссия, судя по публикациям в СМИ, отнеслись к этим предупреждениям очень серьезно, вложив несколько миллиардов немецких марок в европейские электронные корпорации, причем особенно щедро -- именно в корпорацию «Siemens». Но, как вскоре выяснилось, совершенно напрасно. Немецкая компания приступила к разработке чипов следующего поколения совместно с конкурентами -- американской IBM и японской «Toshiba»[18]. Более того, в 1998 году в Ричмонде (США, штат Виржиния) начало работать совместное предприятие «Siemens» и американской «Motorola» по производству сверхпроизводительного чипа, разработанного при финансовой поддержке со стороны ЕС.

На мой взгляд, похожая ситуация складывается сегодня в России, и вот характерный эпизод. Советник заместителя министра информационных технологий и связи РФ Илья Пономарев, выступая 11 июля 2007 года перед бизнесменами на ежегодном форуме национального бизнеса «Новый бизнес новой России», так и не смог сформулировать назначение технопарков в сфере высоких технологий. Он лишь сумел определить технопарк как «комплекс недвижимости, которая будет расти в цене». Тем не менее, напомним: на строительство этих объектов Россия собирается потратить 29 миллиардов рублей. «Так это всего-навсего заговор девелоперов, решивших за счет налогоплательщиков свести риски на нет?» -- последовал вопрос из зала. Оратор сделал вид, что не услышал[19].

Кроме того хотелось бы остановиться на двойственности природы «теории заговора». Тот же Джордж Энтин утверждает: заговор -- противозаконные действия небольшой, работающей втайне группы людей, вознамерившихся осуществить поворот в развитии исторических событий, например, свергнуть правительство. Но, с другой стороны, он, как и большинство американских историков, выражает полное согласие с тем фактом, что США возникли в результате заговора зародившейся на континенте новой аристократии против метрополии. Более того, большинство современных государств тоже было рождено в результате заговоров. Другими словами, неудавшийся заговор противозаконен, удавшийся -- прогрессивен: победителей не судят. Тогда стратегическая задача заговорщиков -- это легитимная институционализация.

С этой точки зрения, интересно вспомнить два законопроекта, внесенных в Государственную Думу страховым лобби. Первый из них со временем превратился в федеральный закон «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств», который был принят 3 апреля 2002 года, а затем доведен до относительного совершенства многочисленными поправками. Второй законопроект, предполагавший обязательное страхование объектов недвижимости, был всенародно объявлен заговором страховщиков и предан забвению. Оба документа вносились и рассматривались по одной схеме. Но первый лег на благодатную почву, поскольку, во-первых, автомобиль в тот момент еще считался роскошью, а не средством передвижения, а, во-вторых, за относительно небольшое вознаграждение автовладелец перекладывал абсолютно понятный и статистически прогнозируемый риск на компанию-страховщика. Второй законопроект, напротив, встретил массовое сопротивление наших сограждан, еще недавно приватизировавших «хрущевки» и не осознавших себя собственниками, способными переложить часть рисков на третьих лиц. Иными словами, между субъектами и объектами заговора существует обратная связь, усиливающая или ослабляющая его последствия.

Гражданское общество и тайная власть

В свете недавнего усиления контроля над некоммерческим сектором и внесения соответствующих поправок в закон «О некоммерческих объединениях» стоит сказать несколько слов о взаимосвязи денег, «теории заговора», гражданского общества и тех же государственных инвестиций.

Для начала следует напомнить, что массовый исход американских доноров некоммерческого сектора за пределы США начался в 1995 году -- после обсуждения в одном из отелей Сан-Франциско знаменитой концепции «20 на 80», называемой также теорией «золотого миллиарда». Ее суть состоит в том, что в XXI веке для успешного функционирования мировой экономики будет достаточно 20% населения Земли. Остальным уготованы социальные роли, описываемые всевозможными «обидными» словами: от относительно деликатного «консьюмериат» (от английского «consumer» -- «потребитель») дорадикальнооскорбительного «ротожопа», выдвинутого Виктором Пелевиным.

Более «гуманную» схему работы с потребителями предложил профессор Рустум Рой из университета штата Пенсильвания:

«Если предполагается, что их существование должно быть осмысленным и целостным, то помощь должна исходить от широкого спектра добровольческих служб и оказываться на добрососедской основе через различные клубы и ассоциации. Скромная оплата могла бы реально увеличивать ценность такой деятельности и таким образом самооценку миллионов граждан»[20].

Идея была подхвачена, тем более что американская финансовая элита скоро сообразила, что вывоз капитала через сеть НКО увеличивает спрос на доллары, делая валюту США более стабильной.

К 2006 году и российская элита пришла к пониманию того, что помощь западных фондов есть не только экспорт «оранжевой революции», о котором любят рассуждать наши политологи, но и еще один канал поддержания спроса на американскую национальную валюту. Прояснилось также и то, что общество «20 на 80» оказалось очередной «уткой» американских политтехнологов. Ибо логика денежного обращения требует постоянного спроса на товары, услуги и деньги со стороны как можно большего числа домашних хозяйств, а вывод 80% населения планеты из числа активных экономических агентов не просто сжимает денежную массу, но приводит к коллапсу всю мировую финансовую систему. Все это противоречит, наконец, и почитаемому на Западе кейнсианству. Таким образом, ослабив деятельность западных фондов в России и возложив функции доноров на государственные агентства, российское правительство усилило спрос на российскую национальную валюту, ускорило внутреннее денежное обращение и, как следствие, повысило спрос на продукцию предприятий-резидентов. Опять многоуровневый заговор?

Вывод из всего вышесказанного может быть таким: теоретически заговоры могут зарождаться и развиваться как в плановой (в том числе, закрытой), так и в децентрализованной экономике -- в областях, где налицо асимметрия в доступе к информации. То есть там, где общество не обладает достаточной компетенцией для осуществления контроля и проведения экспертизы правительственных расходов.