Антонов Д. И., Майзульс М. Р. Анатомия ада: путеводитель по древнерусской визуальной демонологии. — М.: ФОРУМ; НЕОЛИТ, 2014. — 240 с.

В эпоху, когда средства массовой информации работают по негласному принципу «Больше ада!», стараясь как можно сильнее шокировать аудиторию, особенно интересными становятся возможные вечные прообразы, например, традиционные представления о загробных ужасах, унаследованные россиянами от предков. Ибо очень хочется в наше трудное время, так сказать, стереть случайные черты. Весьма полезной для этого может оказаться книга Дмитрия Антонова и Михаила Майзульса «Анатомия ада»: вниманию любознательного читателя предложен иллюстрированный путеводитель по древнерусскому аду.

Основной объем книги занимает, конечно, не текст, а иллюстрации — распределенные по наиболее частотным и важным с точки зрения авторов мотивам — приметы бесов, искушения, исход души, посмертные испытания, лестница на небеса, воздушные «станции», стихии ада, ад как персонаж, сатана, казни, демоны-мучители, сатана поверженный и т. п.

В альбоме воспроизведены фрагменты средневековых церковных фресок, икон и книжных миниатюр, прежде недоступные широкой публике. Раньше в подобных альбомах воспроизводились обычно другие сюжеты — лики Христа, Богоматери и святых.

Для верующих Древней Руси, по большей части неграмотных, подобные изображения были своеобразным путеводителем в незримое. Из них христианин узнавал о нравственном смысле своих поступков и своей посмертной судьбе и, что самое главное, — о том, от чего следует воздерживаться в жизни земной, чтобы избежать адских мук. Изображения демонического мира в иконописи давали форму и цвет тому, что его не имело, подобно тому, как современное телевидение создает эффект нашего личного присутствия там, где нас не было.

Графические мотивы, выделенные авторами книги, можно поделить на две группы. Первая — общие, то есть не зависящие от темы, фактически — коды любого изображения, где можно найти демона. Вторые иллюстрируют взаимодействие беса и грешника. Последние складываются в историю о погибели или же спасении индивидуальной души, неотделимой от истории мира: обе завершаются концом света, окончательным поражением сатаны и Страшным судом.

Как отмечают авторы, демоны на иконах, фресках и миниатюрах  — суть аллегорические изображения греховных побуждений, их персонификации. Они обычно представлены как нагие мужчины со вздыбленными волосами. Бесы повернуты в профиль, их фигуры одноцветные — серые или красные. Нередко их изображают крылатыми, поскольку бесы — это падшие ангелы. У некоторых птичьи или звериные лапы, когти или головы, второе лицо на животе. В некоторых случаях им придаются черты инородцев — таковы бесы в островерхих литовских шапках на миниатюре из жития Сергия Радонежского.

На изображениях, моделирующих мир целиком, демонам отведено специальное место: бесы или пасть ада — внизу и справа от зрителя, то есть для персонажа, находящегося внутри нее, — слева.

В разделах альбома, относящихся к прижизненным искушениям и загробной участи смертных, представлены изображения, где бесы и грешники вместе. Эти фрески, иконы и миниатюры, как бы визуально демонстрирующие присутствие бесов среди живущих. Их участие в греховном поступке — почти физическое: вот бес направляет руку Каина, убивающего брата; вот, приобняв, удерживает человека, вознамерившегося отойти от стола сладости мира; вот оттаскивает его в момент молитвы от иконы; вот подгоняет, заставляя идти за блудницей.

Большой и богато иллюстрированный раздел альбома посвящен мытарствам, посмертным испытаниям души, которая в сопровождении ангелов пытается вознестись на небо и по пути преодолевает воздушные «станции», на которых обитают бесы, персонифицирующие ту или иную разновидность греха. Муки грешников в аду подчеркнуто телесны, и нередко сама телесность их напрямую увязана с характером проступка: злоязычного подвешивают за язык, блудницу змеи кусают за грудь, чревоугодников жарят на вертеле в адском пламени. На миниатюрах, изображающих исход души, бес с топориком извлекает душу из тела или же зачитывает скорбящему ангелу список грехов новопреставленного.

Подводя итог своим штудиям, авторы и составители альбома фиксируют известную двойственность представлений наших предков об аде и тамошних обитателях. У ученых-книжников — одни, а у иллюстраторов и их аудитории — другие.

Это не удивительно, поскольку в отличие от канонических священных текстов визуальные изображения, во-первых, опираются на апокриф, во-вторых, варьируют, то есть живут по законам, близким к фольклорным. В изображения ада и его обитателей проникают даже известные по заклинаниям сестры-лихорадки (в русской фольклорной традиции — демоны, насылающие болезнь).

Часть демонических образов можно считать материализацией метафор, присутствующих в текстах духовной тематики: пожирающий грешников ад на картинке превращается в чудовище с огромной пастью, толкающий грешника на дурной поступок бес — в антропоморфную фигуру у него за спиной.

Однако думается, ни апокрифы, ни влияние русского фольклора, ни принцип материализации словесной метафоры всех причуд визуальной демонологии не объясняют. По-видимому, важнее всего сама потребность, которая воззвала к жизни эту систему образов — персонификация была самым действенным способом сделать абстрактное этическое понятие наглядным. Подобная форма популяризации имела свои побочные эффекты: если в христианском богословии человеческая воля считается свободной, на фреске, на иконах и в древнерусской книжной миниатюре мы видим грешника-марионетку, за которого борются бесы и ангелы.

Разумеется, книга Дмитрия Антонова и Михаила Майзульса очень ценна в первую очередь для тех, кто интересуется древнерусской культурой, но думается, окажется полезной не только для расширения кругозора, но и для духовного упражнения особого рода. Поскольку средневековые изображения с демонами представляют собой аллегорию внутреннего мира с персонификацией аффектов и нравственных категорий, разворачивающуюся до размеров космоса, то мы, соответственно, можем попытаться проделать обратную операцию с современным образом мира, конструируемым СМИ.

Аналогия между средневековым изобразительным искусством и массмедиа может показаться слишком смелой. Но ведь именно в иконописи появились клейма (последовательность сценок, излагающая житие святого, своего рода протофильм) и симультанные изображения, отдаленными потомками которых можно считать современный газетный разворот или же интерфейс информационного сайта.

Сегодня в СМИ информирование, подчас, уступает место пропаганде, замешанной на вульгарной конспирологии, структурная аналогия между СМИ и средневековым изобразительным искусством превращается в содержательную. Мы вновь видим бинарную картину мира, построенную на оппозиции свой — чужой, с обязательной демонизацией последнего. Средний человек вновь оказывается лишенным способности суждения, превращается в поле битвы между внешними силами, бессильную марионетку, за которую борются уже не ангел и бес, а, например, заграничные враги государства и его ревностные защитники.

Конечно, свести образ мира к субъективной реальности целиком и полностью не получится. Однако было бы в высшей степени полезным попытаться отделить события, происходящие независимо от нас, от наших собственных неадекватных психологических защит и проекций, которые скорее всего типичны для всех активных потребителей информации в нашей стране и активно используются нынешними «инженерами человеческих душ» от телевидения