Как утверждают американские психологи Конджер и Петерсон, «взросление начинается с биологии и заканчивается культурой»^[1]. Иными словами, именно культура определяет, в каком возрасте индивидуум переходит в разряд взрослых, каковы критерии взрослости и взросления, как оно протекает и каким должен быть полноценный взрослый^[2]. Восток и Запад в этом смысле представляют два полюса. Категорию «взрослости» они описывают в разных системах координат: для Европы и США эта система связана прежде всего с самим индивидуумом, а для Восточной Азии, включая Китай, — с другими людьми и окружающим миром.

Кодекс взрослого

В традиционном обществе рубеж вступления во взрослую жизнь, как правило, отмечен принятием на себя каких-либо обязательств по отношению к другим: женитьбой, началом трудовой деятельности и т. п.^[3] В современном обществе эти события все реже ассоциируются со взрослением^[4]; критериями перехода становятся ответственность за свои действия, способность к самостоятельному принятию решений и финансовая независимость^[5]. Ориентация на внешний мир сменяется ориентацией на самого себя^[6].

Современное китайское общество во многом сохраняет черты традиционного, однако принятые в нем критерии взросления тоже отражают этот сдвиг: важнейшими атрибутами взрослого в Китае стали «ответственность за свои действия» и «финансовая независимость от родителей». Однако в отличие, скажем, от американцев взрослый китаец должен также «контролировать эмоции», «быть готовым заботиться о других» и «поддерживать родителей материально»^[7]. Эти характеристики суть не что иное, как классические конфуцианские добродетели: «сыновняя почтительность» и страх «потерять лицо».

Конфуцианская доктрина ставит интересы и потребности семьи выше интересов индивидуума. В традиционном Китае забота о благополучии родителей и семьи была важной составляющей нравственного развития и маркером зрелости^[8]. Похожая ситуация и в современном Китае: большинство молодых людей ожидают, что в будущем им придется заботиться о родителях, и предполагают, что пожилые родители будут жить с ними. Это, несомненно, связано с неразвитостью пенсионной системы и объективной экономической необходимостью, однако здесь нельзя не отметить и влияние конфуцианства: «кодекс взрослого китайца» точно так же предписывает «быть порядочным человеком, хорошим сыном/дочерью, быть самодостаточным, быть гордостью семьи и зрелой личностью».

При этом «порядочному человеку» предписывается «не наносить вред другим», «не делать чего-то себе во благо, если это заставит других страдать», «вести себя так, чтобы не было стыдно смотреть на себя в зеркало и не бояться предстать перед Небом (т. е. Богом)» и др. «Быть хорошим сыном/дочерью» означает «давать деньги родителям в знак сыновней почтительности», «заботиться о семье и прославлять семью и потомков» и «заботиться о родителях даже после свадьбы». «Самодостаточность» в понимании китайцев — это прежде всего финансовая независимость и стабильная работа. «Зрелую личность» характеризует ответственность, то есть способность «думать не только о себе, но и о других», «принимать во внимание последствия своих действий и реакцию окружающих»^[9].

Таким образом, взрослый китаец — это почти конфуцианский идеал, «благородный муж, который ведет себя безупречно по отношению как к своим близким, так и к посторонним людям».

Бао, гуаньси, гуань и скрытый родительский контроль

Ориентация на семью и приоритет интересов семьи в Китае одновременно ускоряют и замедляют процесс взросления. С одной стороны, каждый стремится как можно скорее обрести финансовую независимость и взять на себя опеку над родственниками. С другой стороны, по мере взросления ребенка родители ничуть не снижают уровень своей ответственности за его благополучие, как и уровень своих требований к нему. Эта глубокая связь детей и родителей обусловлена, среди прочего, традиционными китайскими принципами организации общественных отношений: бао («взаимность»), гуаньси («связи») и гуань («управление»)^[10].

Концепция бао, или «взаимности», сложилась под влиянием философии конфуцианства и буддизма. Суть ее заключается в необходимости взаимности любого действия. В применении к детско-родительским отношениям это означает, что повзрослевший ребенок должен «вернуть» родителям ту заботу, которую они «потратили» на него. Исследования показывают, что принцип бао до сих пор актуален для китайского общества: чувства вины, долга и благодарности за «жертвы, на которые пошли родители ради своих детей» во многом определяют поведение китайской молодежи^[11].

Гуаньси, или «связи», — понятие ключевое как для современного, так и для традиционного китайского общества. Связи — один из важных критериев успеха в Китае. Те черты, которые должен развить китаец по мере взросления, нужны именно для того, чтобы построить вокруг себя гармоничную и устойчивую социальную сеть и занять в ней достойное место. Детско-родительские отношения — это один из самых прочных видов гуаньси, который к тому же по мере взросления ребенка приобретает новые измерения: часто к семейным отношениям добавляются профессиональные (семейный бизнес).

Гуань, букв. «управление», — механизм, регулирующий отношения между индивидуумами, находящимися на разных ступенях социальной иерархии. Неважно, о ком идет речь — будь то правитель государства и его подданный или глава семьи и его подопечные, — принципы гуаньнеизменны: это обучение, наставление, увещевание, наблюдение и контроль. Высший требует и заботится, низший покоряется и выполняет требования. Это понятие вполне применимо и к детско-родительским отношениям, в которых родителю традиционно отводилась роль учителя, проводника^[12].

«Скрытый родительский контроль» и есть не что иное, как классическое управление гуань. Он позволяет родителям с помощью определенных навыков и особого, присущего только китайцам такта «родительски наставлять, поучать, тренировать и контролировать» своих детей. Дети в свою очередь следуют долгу сыновней почтительности и согласуют свои личные интересы с родительскими требованиями.

Одна из главных целей «скрытого родительского контроля» — не дать ребенку совершить ошибку. «Долг родителей — не позволить детям ступить на неправильный путь». По мнению китайцев, на Западе родители ведут себя неправильно, позволяя детям учиться на их ошибках, — это «пустая трата времени» и «вред». Родители должны помочь детям «отличить хорошее от плохого» и направить их на «верный путь»^[13].

Однако указывают на «верный путь» родители неявным образом: дети порой и не подозревают, что ими руководят. По словам китайских подростков, родители «никогда не говорят о чем-то прямо и не сообщают свое мнение открыто», «промывают мозги» и «научились лепить из нас что хотят». Родители в свою очередь признаются, что предъявляют к детям высокие требования, но всегда используют мягкие средства для достижения нужных целей и находят щадящие формы для выражения своих чувств. Они редко требуют выполнения правил, позволяют детям самим «назначать свой комендантский час». Они не мучают детей постоянными наставлениями, но строят свои отношения с ними таким образом, чтобы в нужный момент «помочь сделать правильный выбор»^[14].

Китайские родители активно практикуют эту добродетель: непрестанно наблюдают за ребенком, стремясь уберечь его от негативных влияний. Они не жалеют сил на разъяснение своей позиции и приучают детей просчитывать последствия своих действий. Китайские родители так логичны и рациональны в своих действиях, будто речь идет не о ребенке, а об управлении фирмой или страной. Не случайно гонконгский психолог Чинг-ман Лам называет эту методу «стратегическим авторитарным воспитанием»^[15].

Интересно, что у китайских подростков такой стиль воспитания вызывает не только позитивные оценки, но и гнев, раздражение, чувство вины, беспомощности и т. п., однако в конечном счете все негативное подавляется или вытесняется благодарным отношением к родителям. По мере взросления это отношение принимает форму реальной заботы о них. Впрочем, это никак не меняет статус теперь уже взрослого ребенка: он по-прежнему остается объектом «скрытого родительского контроля» и «стратегического авторитарного воспитания», то есть, в нашем понимании, никогда не взрослеет.

Экспресс-взросление

Ясно, что процесс взросления в Китае проходит без привычного для Запада подросткового бунта против родителей. Он лишен и некоторых других элементов, ассоциирующихся для нас с переходом из юности в зрелость — таких как «поиск себя» (identity exploration) и рискованное поведение^[16].

На Западе период между поздним подростковым возрастом и достижением полноценной взрослости^[17] характеризуется рядом серьезных личностных изменений. В это время принимаются решения, которые определяют всю дальнейшую жизнь^[18]. На этот период приходится наиболее активное исследование возможных жизненных сценариев. Индивидуум ищет себя, часто меняет сексуальных парт-неров, специальности в университете или место работы. Не так редко молодые люди вовлекаются в эксперименты с наркотиками и алкоголем, в рискованное поведение (например, вождение автомобиля в состоянии опьянения), проявляют агрессию и т. п.

В современном китайском обществе не предусмотрено места для беззаботного молодого человека, который уже обрел некоторую независимость, но еще не обременен сколько-нибудь значимой социальной ответственностью. Китаец рождается в узах ответственности. Да и сами взрослеющие китайцы не стремятся задерживаться в переходном состоянии. На вопрос: «Достигли ли Вы зрелого возраста?» больше половины (59 %) китайских студентов ответили «да», треть (35 %) — «в чем-то да, в чем-то нет», и только 6 % сказали категоричное «нет»^[19].

Кроме того, западный процесс взросления не согласуется с традиционными китайскими стереотипами поведения. Конфуцианская доктрина предписывает сохранять полный контроль над собой во всех ситуациях, что, конечно, не вяжется с употреблением алкоголя. Наркотики до сих пор ассоциируются с унизительным для Китая периодом Опиумных войн; к тому же закон очень строго карает распространение и употребление наркотиков. Взрослеющие китайцы законо-послушны: 83,6 % никогда не уличались в распитии спиртных напитков, 92,3 % не пробовали наркотики и 85,5% не садились за руль в нетрезвом состоянии^[20].

Что касается поиска себя, то свободы у китайцев по сравнению с западными сверстниками совсем мало. После поступления в университет переход с одного факультета на другой практически невозможен. Брак и отношения с противоположным полом во время учебы до последнего времени были запрещены. Жесткая конкуренция на рынке труда не позволяет часто менять работу. У взрослеющего китайца нет времени на рассмотрение разных жизненных сценариев. Он должен как можно быстрее принять решение о своем будущем и действовать в выбранном направлении.

Культура кавайности

И все же, несмотря на «врожденные узы ответственности» и экспресс-переход в разряд взрослых, китайцы славятся своей инфантильностью. Объясняется это распространившейся в последние двадцать-тридцать лет модой на «кавайность». «Кавайность» (точнее, «кэайность», от китайского ke`ai — «вызывать любовь») — это способность человека, животного или небольшого объекта вызывать чувство жалости, нежности и желание о нем позаботиться^[21]. Поскольку с понятием кавайности европейцы впервые столкнулись в Японии, в английском (теперь и в русском) языке стало использоваться японское слово kawai,«милый».

Безумная тяга к «кавайному» впервые стала темой общественных дискуссий летом 1999 года, когда «Макдоналдс» на Тайване начал предлагать своим клиентам мягкие куклы Hello Kitty по цене производителя. Кампания оказалась необычайно успешной. Ежедневно к дверям «Макдоналдса» приходили толпы женщин и детей. Опасаясь, что куклы будут быстро распроданы, они занимали очередь задолго до рассвета^[22].

«Кавайность» появилась на Тайване в середине 1990-х, в пору активной эмансипации тайваньских женщин^[23]. По мере обретения женщиной независимости и отхода от традиционной модели, в которой все женские роли реализовались внутри семьи, конфуцианский идеал скромной и послушной жены, благоговеющей перед мужчиной, все больше терял привлекательность^[24]. «Кавайность», или инфантильная женственность, позволяла хотя бы внешне сгладить возникшее противоречие.

Не прошло и десяти лет, как «кавайность» охватила весь Дальневосточный регион — прежде всего Китай. Причем теперь она распространилась не только на эмансипированных женщин, но и на юношей, включающих в свою экипировку женские аксессуары. Сегодня кавайность — это сложный комплекс поведения, включающий особые манеры, голос, речь, мимику, жесты, одежду. Идеальное воплощение кавайности — человек, который вызывает такое же умиление, как хорошенький маленький ребенок. Между тем за «кавайной» внешностью может скрываться что угодно: затяжной конфликт с начальником, сложный развод со второй женой, больные родители и т. п. Кавайность создает иллюзию молодости, и это позволяет китайцам оставаться самой неврослеющей нацией в мире.

***

«Кодекс полноценного взрослого» складывался в Китае под влиянием философии конфуцианства, восточного коллективизма, а также особенностей детско-родительских отношений и популярных в Азии стереотипов поведения. Если на Западе взрослый — это тот, кто берет на себя ответственность за собственные поступки, то в Китае это тот, кто берет на себя ответственность за других. На Западе основная характеристика взрослого — независимость от окружающих, в Китае же, наоборот, это полная интеграция во все сферы общественной жизни: от семьи до локальных сообществ. В Китае индивидуум никогда полностью не отрывается от родителей. По мере взросления у него появляется круг обязанностей, связанных с заботой о старшем поколении, но долг послушания он несет с самого начала жизни. Выходит, что взрослый китаец — это одновременно и супергерой, который берет на себя ответственность за весь мир, и вечный ребенок.