Около 120 лет назад была издана книга «Экономические провалы», наделавшая много шума в России. Ее автор – русский предприниматель Василий Александрович Кокорев призвал отказаться от слепого подражания Западу и перейти к поиску своих внутренних начал для экономического возрождения России. Удивительная работа! Читая ее, забываешь о том, что наблюдения и мысли, высказанные автором, относятся к другому, теперь уже далекому от нас времени. Слишком много приходит на ум аналогий с современностью. Как жили не своим умом, так и продолжаем жить! «Политический журнал» публикует сегодня некоторые извлечения из книги Василия Кокорева. Книгу перечитал Валентин ЛОГУНОВ.

Василий Кокорев предостерегал от слепого подражения Западу

Мы начали описание «Экономических провалов» … словами «пора домой», разумея при этом … смысл, а именно: пора государственной мысли перестать блуждать вне своей земли, пора прекратить поиски экономических основ за пределами России и засорять насильственными пересадками их родную почву; пора, давно пора возвратиться домой и познать в своих людях свою силу, без искреннего родства с которой никогда не будет согласования экономических мероприятий с потребностями народной жизни; пора утвердиться в том, что только это спасительное согласование есть верный путь к покойному и правильному движению от силы в силу, тогда как путь розни и разлада с жизнью (т.е. нынешний путь) тянет в обратную сторону – от бессилия к бессилию, низводя прямо в бездну неисправимого экономического расстройства. И мы дошли, наконец, до той глубины этой бездны, где уже редеет дыхание, не освежаемое чистым воздухом.

…Я полагаю, что внесу в сокровищницу общей пользы посильную лепту, если изложу последовательно все случаи пережитых Россией финансовых и экономических провалов… События эти всегда предварялись блестящими надеждами и ожиданиями со стороны изобретателей их и сопровождались самыми горькими последствиями, достававшимися на долю народонаселения.

По щучьему веленью и польскому наущенью…

…Слух о намерении правительства сделать монетною единицей серебряный рубль и тем самым удорожить денежную стоимость жизни в три с половиною раза появился в 1837 г. Слух этот сильно встревожил всех; каждому представлялось, что имеемый им капитал значительно сократится в выражении своей ценности при покупке на рынке разных потребностей жизни. Так, например, пенсионеры, получавшие примерно 350 руб. в год, могли при установлении новой единицы получать только 100 руб. и, конечно, не верили в то, что жизнь их пойдет прежним порядком без всяких лишений. Заводчики и фабриканты, нанимавшие рабочих, предвидели, что при определении новых окладов, переложенных на серебро, нельзя будет тому рабочему, который примерно получал в месяц 10 руб. 50 коп. на ассигнации, назначить только 3 руб. серебром. Отсюда выводилось то заключение, что производство фабрикатов и заводских изделий вздорожает, а средства к покупке сократятся от непомерного возвышения денежной единицы.

В начале 1838 г. распространился слух, что мысль о серебряной единице внесена в Государственный совет членом оного, бывшим польским министром Любецким. Слух этот настойчиво поддерживался с добавлением к нему известия о том, что бывший тогда министр финансов граф Канкрин ратует против введения крупной единицы. Возникли подозрения, что тлетворный ветер дует из Польши. Народ заговорил: мы поляков побили дубьем, а они нас бьют рублем.

(1 июля 1839 г. издается манифест о введении в действие серебряной единицы. – В.Л.).

…И зажили мы бойко, весело, укладывая в карманах не тяжелые ноши золота и серебра, а легкие бумажные знаки кредитных банков. Народная жизнь увидела перед собой совершенно противоположное явление тому, которое ей предсказывали изобретатели высокой единицы: на рынках все стало дорожать, и со временем цены на все потребности сделались на серебро почти те же самые, какие были на ассигнации. По этой причине рабочий труд заявил требование на прибавку жалованья, которая в силу необходимости была сделана; но через год, когда заводчики и фабриканты свели свои счеты, производство их выразилось убытком.

…Я не могу дать очертание тому расстройству, которое серебряная единица произвела вообще в России, а поименую только те бедствия, какие произошли в Солигаличе (Кокорев вместе с родственниками владел здесь местным солеваренным заводом. – В.Л.). Сто человек заводских рабочих пошли по миру, и пятьсот человек дровопоставщиков и извозчиков для перевозки соли в ближайшие села и города потеряли свои заработки. В городе Галиче и селении Шокше закрылись все замшевые фабрики, получавшие оленью кожу для выделки замши из Архангельской губернии; в Костроме закрылись полотняные фабрики Дурыгиных, Углучаниновых, Солодовниковых, Ашастиных и Стригалевых; в Ярославле и Кинешме закрылись известные салфеточные фабрики, и вместе с этим уничтожился спрос на лен, оживляющий сельский быт в губерниях Ярославской, Вологодской и Костромской.

…Припоминаю одно печальное, потрясающее обстоятельство. Все фабриканты (из Костромы. – В.Л.) собрались и поехали в Петербург … объяснять свою убыточность и просить выделанные на их фабриках парусину и холсты принять в казну вместо заготовления таковых в Англии, дабы этим способом ликвидировать свои дела без банкротства. Просьба не была уважена, и возвратившиеся фабриканты в ближайшее время обанкротились, а один из старших Дурыгиных, который орудовал делами своей фирмы, уединясь от семьи, вышел на крышу своего дома и бросился на мостовую.

Царский серебряный рубль стал источником множества экономических проблем

…Я видел в серебряной единице гнев Божий, наказание, превосходящее по убыткам, понесенным во всей России, в несколько раз те потери, какие причинила война 1812 г.

…За два года до введения этой единицы во всех сословиях заявлялись предостережения с выражением вредных от этого последствий. Никто не находил нужным возвышать стоимость жизни и приучать русских людей к широким расходам; но в это время еще никому не приходило в голову, чтобы крупная единица произвела другое зло, переместив за границу всю массу нашей золотой и серебряной монеты. Эту беду увидели лишь тогда, когда монета исчезла на всех внутренних рынках (этому способствовало, в частности, и то, что Россия необдуманно брала кредиты на Западе на строительство железных дорог на сомнительных направлениях, теряя при этом на их погашении до 50 копеек с одного кредитного золотого и серебряного рубля. – В.Л.).

Есть и ситец. Нету льна…

По поводу распространения бумагопрядилен, ткацких и набивных ситцевых фабрик возникло какое-то делорассмотрение в Государственном совете, кажется, вследствие представления в 1848 г. гр. Закревского, желавшего уменьшить число фабрик в Москве, в видах освобождения города от зловония … Я дозволил себе выяснить весь вред, наносимый этими фабриками крестьянскому сельскому хозяйству и торговому балансу России. Вред этот состоял в том, что русский крестьянин стал носить ситцевые рубашки, а крестьянки – ситцевые сарафаны и платья, и таким образом все русское народонаселение сделалось данником Америки, по платежу денег за хлопок. Вместе с тем другая часть народонаселения, занимавшаяся посевом льна в губерниях Вологодской, Костромской, Ярославской, Владимировской, Псковской и Витебской, потеряла возможность сбыта его.

(Василий Кокорев предпринял попытки защитить отечественного производителя, добившись аудиенции у тогдашнего министра финансов Вронченко. Каков же был результат? – В.Л.).

Граф мне сказал, что Государственный совет для льнопрядильщиков дал такие льготы, каких не имеют бумагопрядильни, а именно: дал право каждой вновь возникающей льнопрядильне получать бесплатно отвод 100 десятин казенной земли и быть 1-й гильдии купцам без платежа по гильдейским свидетельствам. Разумеется, это гомеопатическое пособие никакого влияния на развитие дела не имело, так как на устройство льнопрядильни нужно, по крайней мере, миллион рублей, который и должен быть огражден тарифом на хлопок, а не пожертвованием 100 десятин земли, стоящих, положим, в Пензенской губернии 3000 рублей, и не облегчением платежа гильдейских податей, составляющих тогда 200 рублей в год.

Со времени образования бумагопрядилен до 1878 г. не было никакого тарифа на хлопок в сырце, и Россия в течение этого времени заплатила за этот материал Америке, по крайней мере, миллиард рублей, нарядив всех в ситцевые одежды и уничтожив огромную отрасль промышленности, существовавшую во всех деревнях при окраске холста в синий цвет кубовую краскою с набойкой по ней ручным способом разных узоров. Теперь на каждом крестьянине, на каждом фабричном и рабочем труженике вы видите – в его непрочной ситцевой рубашке – вывеску плательщика подати в пользу Америки.

«Торжество» земледелия

Вскоре после коронации императора Александра Николаевича был назначен, вместо П.Ф. Брока, министром финансов А.М. Княжевич. Во время этого переходного министерства от старых порядков к новым подготовлялось освобождение крестьян с предшествовавшим этому великому, достославному и светлому делу весьма мрачным событием – уничтожением опекунских советов, отчего земледелие и землевладение остались без всяких пособий кредита, брошенные на произвол судьбы, или, иначе говоря, отданные во власть ростовщикам. Давным-давно зная А.М. Княжевича за человека, исполненного самых лучших сердечных стремлений, мне много раз приходилось беседовать с ним о невозможности оставлять сельское хозяйство без кредитных учреждений в какое бы то ни было время, а тем более в период освобождения крестьян, когда от земли отнимается у дворянских имений даровой труд, а для найма рабочих и приобретения новейших земледельческих орудий и машин нужны деньги. Разделяя этот взгляд, А.М. Княжевич выразился так: «Ничего не поделаешь с Ними; Они так хотят, чтобы всякая деятельность становилась на свои ноги и никакой уступки в этом не сделают». – «Но позвольте возразить: разве возможно, чтобы новорожденный ребенок – наше сельское хозяйство с вольнонаемным трудом – мог сразу встать на ноги без всякого о нем попечения? И кто же эти Они, очевидно желающие искалечить русскую сельскую жизнь?» Тут я впервые узнал, что Они – люди новых воззрений, составившие из 5-6 человек кружок, стремящийся в кабинеты высокопоставленных лиц и салоны влиятельных барынь для распространения в них своих взглядов, дабы потом, мало-помалу расширяя свой круг, забрать в свои руки направление правительственной власти. Еще позднее я узнал, кто именно Они, и убедился в том, что это все люди по большей части честные, благонамеренные и бредившие об экономической равноправности, но без всякого понимания нужд и потребностей русской жизни. Эти Они проповедовали нам в тарифных комиссиях понижение цен на пошлину с кофе, потому что кофе разовьет мозговые силы крестьянина, и требовали такого же понижения на пикули и капорцы, как приправы, могущие дать вкус грубой крестьянской пище. Сколько тут добросердечия, смешанного с полным неведением деревенской жизни!

Но Они, блистая книжным чужеземным знанием, приобрели такое значение, что их стали собирать на дворцовые вечера и признавать за свежую силу, способную обновить общий строй высшего управления. Они не замедлили поступать на места в тех кабинетах и комитетах, откуда проистекает действие власти. В это время Они усидчиво работали по сочинению новых законопроектов, приводя механизм самобичевания в непрерывное действие, но всегда под веянием человеколюбивого попечения о благе народном. Если бы Они имели русскую жилку, то, конечно, при их трудолюбии и настойчивости из них образовались бы полезнейшие для Отечества деятели … Но Они, стремясь все переиначить и переделать по-новому, изгоняли из службы всех тех лиц, которые не принадлежали к их воззрениям, какую бы ни имели эти лица опытность в делах. Этим самым Они лишили себя возможности прислушиваться к требованиям жизни и указаниям опыта, и отсюда произошло то, что своя своих не познаша, и земледельческая жизнь в скором времени после 1863 г. стала задыхаться от беспрерывного пьянства и бескредитного удушья.

В 1868 г. появились земельные банки с самыми угнетательными для земледелия уставами. Появление этих банков было чуждо начинаниям со стороны правительства; оно возникло из корыстных видов учредителей банков. Приниженные, угнетенные и придушенные семилетним безденежьем, помещики протянули руки за пособием в эти банки (которые народ назвал «мышеловками») и обязались платить такие проценты, каких сельские доходы от овса, сена и т.п. никогда не могут дать. Кроме того, значительная часть займов была сделана на металлическую валюту, которая подлежит колебаниям от политических и других событий, не зависящих от заемщиков, привлеченных по своим займам к обязанности оплачивать все потери, порождаемые биржевым курсом. Этот экономический провал, пришедший к нам не от внешних уже врагов, а от нас самих, изображал жестокое самобичевание. Большинство помещиков бросили свои усадьбы, семейства их пошли скитаться куда попало, и в тех пунктах, где процветала семейная жизнь, образовались безлюдные развалины с характером мрака и отчаяния (как все это похоже на годы современных реформ – В.Л.).

…В экономической жизни России пошатнулись три главных устоя: денежный курс, народный кредит и сельской хозяйство. Шаткость этих устоев искривила все здание, по всем его линиям. Вдобавок к этим бедствиям, с введением акцизной системы, явилось право безграничного увеличения кабаков, отчего в последние 25 лет более двух миллионов крестьян пропили все принадлежности своего хозяйства и остались без лошадей и коров. Подтверждением этой горькой истины служат подворные описи, сделанные в некоторых губерниях и обнаружившие, что в лучших уездах Рязанской губернии у 1/6 части населения не оказалось ни скота, ни молока для детей.

…Быть может, эти слова покажутся преувеличенными и невероятными, но правдивость их подтверждается массой беспомощных людей, которые стучат в двери своих соседей, могущих им что-либо дать. Иные говорят: если пропился какой-нибудь мужик, то и погибай за свою вину. Но так как пропились два миллиона, теперь пропивается третий, а за ним пойдет четвертый, то уже нельзя махнуть рукой. Спасая пропившихся, мы спасаем себя, спасаем общий порядок.

В плену у Ротшильда

Константин Маковский. У околицы. 1859 г.

Описываемый провал, получив свое начало прежде 1856 г., продолжает и доныне угнетать нашу жизнь самыми разрушительными последствиями. Он состоит в том, что знаменитые Они как будто сговорились с нашими западными завистниками и стали соединенными силами в речах, в печати и, наконец, в государственных воззрениях проводить идею, придавая ей значение какого-то догмата, о невозможности верховной власти разрешать – без потрясения финансов – печатание беспроцентных денежных бумажных знаков на какие бы то ни было производительные и общеполезные государственные потребности.

…Все, что было отяготительно русскому правительству и народу, было желательно Европе, потому что всякое наше оскудение усиливало европейское влияние на Россию. Европа постигала, что верноподданная Россия, преданная в глубине души безусловному исполнению царской воли, всегда готова двинуться всюду, по первому с высоты престола мановению; а дабы положить этой силе преграды и затруднения, надобно было сверх других экономических козней связать нам руки, то есть подчинить правилу, что вместо простых денежных знаков можно выпускать только процентные бумаги с продажей их на европейских биржах, дабы этим способом постепенно вовлекать нас в неоплатные долги, а верховной русской власти противопоставить власть Ротшильдов и других заправителей биржевого курса и сделать из этого курса политический и финансовый барометр для определения русской силы; показания же барометра заимствовать из бюллетеней иностранных бирж, находящихся в распоряжении противников нашего преуспеяния. В этой интриге Они явились горячими пособниками, затрудняя царскую (читай – государственную. – В.Л.) мысль и волю во всех ее стремлениях к созиданию русского благоустройства на свои домашние средства; словом, Они возродили власть принципов и подчинили им боготворимую русским народом его исконную святыню.

…Напущенный на нас туман под вымыслом науки со всею его запутанностью заставляет многих предполагать, что финансисты уподобляются алхимикам, знающим секрет философского камня, и что поэтому надобно во всем подчиниться их воззрениям, а камень этот, в то время, пока мы еще не погрязли в заграничных долгах, был самый простой: приход, расход, с устранением всего излишнего и ненужного, а затем остаток или недостаток, с покрытием последнего пропорциональною на всех раскладкою, сообразно средствам каждого. Хотя эта раскладка далеко не составила бы и половины той суммы, которую теперь надо платить народонаселению по заграничным займам, но разве можно было такую простую мысль вдолбить в головы финансистов, зараженных каким-то высшим европейским прогрессом!

Между этим простым, так сказать, мужицким взглядом и якобы научным воззрением финансистов существует непроходимая пропасть, такая бездна, что с одного берега на другой никогда нельзя докричаться. Сколько раз случалось, что на одном берегу ревут от пропойства по причине безграничного открытия кабаков, а на другом радуются возвышению дохода от питейного сбора; на одном берегу пустеют тысячи помещичьих усадеб… гибнет скотоводство, производя разрушение сельского хозяйства от недостатка удобрения, вследствие чего семейства помещиков лишаются крова и средств к жизни, а на другом берегу, для снискания благоволения Европы, Перрейры и Уайненсы получают миллионы от русской, благодетельной для них, казны и т.д.

…И мотать русские деньги за границей

Никакой вопрос в период преобразований, начавшихся с 60-х годов, не был решен так искренно, как вопрос о поездках за границу. Сразу были отворены ворота для всех, с правом ехать куда угодно. Теперь подсчитаем примерно, во что обошлось России это щедрое разрешение. Положим, что за границей проживает русских людей, в течение 30 лет, только пять тысяч человек, не считая больных и учащихся специальным предметам. Если положить расходов в день за квартиру, переезд по железным дорогам, содержание, экипаж, удовольствия и покупки только по 40 франков на каждого, не говоря о фон Дервизе (или господах олигархах, если иметь ввиду современность. – В.Л.), расходующем, вероятно, с содержанием своих дворцов более 1000 франков в день и других, имеющих средства для значительных издержек, то пять тысяч лиц в течение 30 лет израсходовали более двух миллиардов франков, которые понадобилось оплачивать, за истощением уже сибирского золота на тарифный провал, новыми заграничными займами, входящими в государственную роспись, следовательно, и упадающими к платежу на весь русский народ. Вправе ли общественная совесть одобрить эту роскошь расходования денег за границей в ущерб народных средств? Что же по этому вопросу финансовая наука молчит, не указывая никаких правил, охраняющих народный карман? Если существует эта наука, то она должна обнимать все случаи жизненных проявлений. Гораздо правдивее и добросовестнее будет прямо сказать, что никакой науки нет, а есть просто финансовое искусство, различно принимаемое в каждом государстве, по соображению с местными условиями и народным воззрением.

…Граф Г.А. Строганов … по этому поводу… сказал: «Все кажущееся неисправимым (имеется в виду экономическое и финансовое состояние. – В.Л.) у других, легко исправимо у нас одним почерком пера; стоит только издать указ: сидеть всем дома пять лет и есть щи с кашей, запивая квасом, и тогда финансы правительства и наши придут в цветущее состояние».

…Нет сомнения, что затронутый вопрос о неприличии для русских людей жить за границей во время упадка ценности нашего рубля более 40% возбудит сильное возражение, так что многие в этом усмотрят не только неудобство, но даже деспотизм. Но разве это не деспотизм, когда одна двухсоттысячная часть из общего населения России производит своею жизнью за границей вредное для всех русских людей влияние в смысле экономическом? … Не тот деспотизм опасен и разрушителен, который, открыто воздерживая несколько единиц от ненужных затрат, приносит общую пользу, а тот, который уподобляется ножу, помазанному медом, вроде, например, бесчисленного увеличения кабаков, под либеральною маской попечения об общем благе, но с затаенною целью спаивать народ…

…Читатель, без сомнения, сам собою придет как к выяснению вредных влияний либерального деспотизма... так и к заключению, что из всех преобразований было только одно вполне искреннее, без задних мыслей, без поворота назад – это право мотать русские деньги за границей. И мотовство это установилось так крепко, что и доселе существует во всей своей широте; а русская жизнь, угнетенная пережитыми провалами, переносит безропотно свое горькое обнищание, твердо веря в то, что «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничтожит».

…Вся беда в том, что наш либерализм, начавшийся с 60-х годов (ХIХ века. – В.Л.) и заявивший себя разными преобразованиями, был не искренний, а ложный. Первая подкладка преобразований заключалась большей частью в служебной карьере тех лиц, которые сочиняли и проводили новые законопроекты. Вторая подкладка при утверждении законопроектов – желание пощеголять перед Европой появлением в России либеральных начал. При этом никто не давал себе труда вникнуть в народные потребности, и оттого новые правила и постановления сыпались на русскую жизнь, как хлопья снега, производя всеобщее угнетение.