Однако и во время «междуцарствия» что-то происходит. В частности, демонстрируется, как может работать властный тандем Путин–Медведев. На президиуме Госсовета в Тобольске 27 марта, где обсуждали проблемы развития частного предпринимательства, избранный президент заявил о том, что у него «возникает мысль» принять волевое решение о полном запрещении любых проверок малого бизнеса, потому что только на федеральном уровне его контролируют 30 органов власти по 45 направлениям. Через четыре дня, 1 апреля, действующий президент заслушивал в Кремле оперативный доклад Шойгу о готовности МЧС к весенним паводкам. В конце беседы он попросил министра ослабить административную нагрузку на малый и средний бизнес, но так, чтобы это не сказалось на пожарной безопасности. Спустя три дня Госдума приняла во втором чтении законопроект, в сто раз (!) уменьшающий возможность злоупотреблений со стороны пожарного надзора.

Механизм власти сработал ошеломляюще быстро. Что было тому причиной – громкое заявление Медведева или тихая просьба Путина? Но малый бизнес прессингует еще масса других проверяющих. Когда у Путина запланированы рабочие встречи с министром внутренних дел Нургалиевым, главным санитарным врачом Онищенко и главой Ростехнадзора Пуликовским? Когда Дума вытащит из-под сукна соответствующие поправки к законам?

Такой «неформальный» подход к делу, конечно, завораживает искусством ручного управления: оказывается, обо всем можно спокойно, по-товарищески договориться. Но достаточно ли будет этих «инструментов» для решения задач, озвученных двумя президентами? Ведь они объявили не просто об исправлении ошибок, о каком-то «ускорении» и «перестройке», а о попытке модернизации России. Видимо, самой последней попытке. Если страна не сможет провести те качественные преобразования в экономике, политике и культуре, которые в общих чертах обозначены в «Стратегии-2020», то она навсегда останется только огромной сырьевой территорией. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Говоря словами Путина, «в действительности выбора у нас никакого нет».

Тупики модернизации

«Почему в России модернизации не получаются? Кто-то подсчитал, что их всего было шестнадцать, начиная с Василия III, и все они захлебывались, прерывались в начале или на полпути, вызывали смуту или «великие потрясения», а конечный результат оказывался ничтожным. За исключением разве что реформ Петра или модернизации Сталина, достаточно внушительных и результативных, хотя их общий итог, увы, тоже оказался плачевным. Что это – роковое стечение обстоятельств, невезение или результат незадачливых действий реформаторов? На какую «матрицу» опирается или натыкается Россия всякий раз, когда она берется за очередную модернизацию?» Эти слова, сказанные в апреле 2001 г. в дискуссионном клубе «Свободное слово», принадлежат российскому философу Валентину Толстых.

Участники той дискуссии отметили, что повторяемость коллизий российских модернизаций на протяжении последних пяти веков – наглядное свидетельство постоянства осознанных государственных потребностей, непреодоленных исторических тенденций и неразрешенных российских проблем. Все модернизации были запоздалыми, поэтому проводились в ускоренной форме. Все осуществлялись через политическое принуждение с огромной материально-ресурсной и человеческой расточительностью. Все они срывались либо в контрреформу (в форме реакции), либо в революцию (в облике смуты). При этом движущими силами реакций и революций неизменно выступали неконкурентные группы населения. Главным, а иногда и единственным субъектом российских модернизаций являлось политическое руководство страны. Оно использовало политические элиты в качестве недобровольных правительственных инструментов, но социальная база модернизаций при этом неизменно оставалась узкой. Наконец, все модернизации осуществлялись в мобилизационном варианте.

Ретроспективный взгляд понадобился для оценки современного момента, ведь обсуждалось исключительно важное событие – выбор пути развития России и план ее модернизации. Так были восприняты интеллектуалами новая власть в лице президента Путина и разработанная ЦСР («Центром Грефа») «Стратегия социально-экономического развития РФ на период до 2010 года». Главный вопрос дискуссии стоял так: будет ли очередная попытка преобразования страны прорывом или она повторит судьбу всех российских модернизаций?

Прорыва никто не увидел. Единственный выход для России, утверждали ученые, – развитие новых технологий, использование интеллектуального ресурса. Потому что только инновационная модернизация не зависит от количества населения страны. Однако задачам такой модернизации не соответствуют ни российская экономика, ни государство, ни социокультурная среда. Миллионы людей по-прежнему хотят гарантированно «клевать» с теплой государственной ладони, и все сводится к единственной форме существования: газовой и нефтяной трубе.

Программа, подготовленная ЦСР, заслуживала внимания хотя бы потому, что ее начали разрабатывать по личному указанию Путина, когда он был еще премьером (продукт заказа политического руководства). По сути, разрабатывался план пошаговых реформ будущего президента. Причем таких масштабных и комплексных, что продолжать их в любом случае пришлось бы и следующему главе государства. Говоря современным языком, готовили «план Путина».

Он был очень либеральный, направленный на создание сильной экономики (максимум предпринимательской инициативы, минимум вмешательства государства); независимого суда и правоохранительной системы; развитой демократии (принцип разделения властей, политическая конкуренция, выборность власти, федерализм, активность гражданского общества и неукоснительное соблюдение норм Конституции), эффективной социальной поддержки (помощь незащищенным слоям населения без поощрения инждивенчества). Однако главное внимание в этой программе уделялось экономическим реформам. Образование, здравоохранение, культура – дело вторичное.

Сам Путин в работу ЦСР не вмешивался. Но, по словам Грефа, когда ему предложили из нескольких сценариев развития экономики выбрать оптимальный, он остановился на «прорывном». Это воодушевляло разработчиков «Стратегии-2010». Они говорили: «Есть интересы различных групп, есть пожелания олигархов, но есть и политическая воля Путина». Наверное, самая большая ошибка всех сторонников преобразования страны и состоит в том, что главным и единственным фактором модернизации России они считают волю лидера.

Программа стратегического развития разрабатывалась открыто и с максимальным привлечением специалистов: в общей сложности было задействовано более 500 ведущих российских экспертов и ученых. Высшие чиновники, пользующиеся особым доверием Путина, курировали основные направления реформ. Но опять же по традиции работа шла в режиме цейтнота: перед ЦСР поставили задачу сдать «Стратегию» к моменту формирования нового кабинета министров. То есть в декабре 1999-го начали авральную работу, а в мае 2000-го уже поставили последнюю точку в 400-страничном документе, состоящем из трех крупных разделов: реформа власти, модернизация экономики и социальная политика.

Правительство Касьянова приняло лишь приложение к тексту программы – это стало планом социально-экономических действий на два года, а саму «Стратегию-2010» не утвердило. Она была протокольно «принята к сведению», оставшись только проектом без официального статуса. Более того, раздел о реформе власти полностью забраковали по причине «несвоевременности». Путин против всего этого не возражал. Вместо «программы Грефа» решено было подготовить среднесрочную, на три года, программу правительства (которая затем каждые два года обновлялась), и на этом практика «стратегического планирования» и модернизации была закончена. Позже под модернизацией стали понимать реформу армии и удвоение ВВП к 2010 г.

Пошутили – и хватит

Трудно сказать, нуждался ли на самом деле главный заказчик в аналитическом центре и в просчитанном по издержкам и выгодам, но «опасно либеральном» долгосрочном плане. Но то, что правительственным бюрократам он был абсолютно не нужен, это очевидно. Да и не только им. О ЦСР и «Стратегии-2010», которую мало кто и в глаза-то видел, многие политики говорили: «Гора родила мышь». Это считалось хорошим тоном.

В элите и в общественном мнении утверждалась мысль, что для нормального развития России вполне достаточно политических решений Путина, которые он будет принимать в закрытом режиме. Как заявил в феврале 2005 г. в интервью нашему журналу научный руководитель ЦСР Михаил Дмитриев, «ресурс политической поддержки комплексных радикальных преобразований в стране весьма ограничен, да и «пропускная способность» правительства как административного механизма катастрофически низка». Потому, выходит, что к реформам ни власть, ни общество опять не готовы, и их надо немедленно сворачивать.

С одной стороны, несостоявшуюся попытку комплексной модернизации можно считать трудным, но реальным выбором, который сделал Путин. Все заявленные реформы (проведенные и отложенные) были предопределены тем модернизационным проектом, который осуществила команда Гайдара в начале 90-х. В его основу был положен принцип «вестернизации»: капитал как основной двигатель прогресса, копирование западных образцов демократии и социальных ценностей, экономическая помощь из-за рубежа.

В российских условиях, где все, как говорил Толстых, упирается в некую «матрицу», это «догоняющее развитие» быстро превратилось в коррумпированную систему, разорвавшую общество на сотню миллиардеров и десятки миллионов живущих за чертой бедности. Модернизация страны без жестких репрессий стала в принципе невозможна, потому что огромный аппарат госчиновников в центре и на местах уже работал в режиме «статусной ренты», то есть взяток и откатов. И яростно, всеми доступными средствами отстаивал такой способ существования.

Путин не стал воевать с чиновниками. Наоборот, он увеличил их количество в полтора раза. Он начал войну с олигархами и проиграл ее (правда, некоторые здорово пострадали). Единственное, что удалось сделать президенту, – провести «спецоперацию» по замене гражданских олигархов на олигархов-силовиков. Возможно, он считал, что со «своими» легче будет договориться. Возможно, надеялся, что это изменит саму суть системы. Но такая система вообще не в состоянии меняться. Она может только воспроизводить себя до тех пор, пока в трубе не кончится нефть.

С другой стороны, уход от структурных реформ, постепенное свертывание демократии и установление режима мягкого авторитаризма можно рассматривать как классический пример реакции, «мягкость» которой обусловлена лишь тем, что на дворе уже XXI век и закрывать Россию железным занавесом слишком хлопотно и затратно.

Отказ «от чужих советов, помощи и кредитов» и ставка «на собственные силы», о чем президент заявил в своем первом послании Федеральному собранию 8 июля 2000 г., были интерпретированы как официальный возврат к советскому прошлому не только с точки зрения символов, но и менталитета.

Второй президентский срок Путина показал, какого прогресса можно достичь, опираясь на бесценный опыт советского прошлого. В экономике государство уверенно занялось бизнесом, подавляя конкуренцию и фактически уничтожая и без того не развитый институт частной собственности. В жизни гражданского общества оно опять стало все контролировать и подавлять, насаждая атмосферу несвободы, неуверенности и страха. Власть до сих пор считает это «политической стабильностью», которая с точки зрения консервативной идеологии является главным показателем развития.

И теперь, когда Путин объявил о насущной необходимости инновационной модернизации, начать которую предложено не только с радикальных экономических и социальных мер, но и с изменения базовых ценностей, преобразовывать Россию будет намного сложнее. Консервативная «матрица» уже успела хорошо закрепиться в сознании.

Готовиться к мобилизации

У избранного президента тоже недавно появилась «своя» экспертно-аналитическая структура – Институт современного развития. Основной его задачей является обеспечение открытой экспертной дискуссии по политическим и экономическим вопросам стратегического развития государства. Как сказал сам Медведев, «власть сегодня не нуждается ни в комплиментах, ни в каком-то «облизывании» со стороны экспертного сообщества, напротив – власть нуждается в открытом, полноценном, публичном обсуждении всех тех проблем, которые копятся в обществе». Судя по всему, никакого «облизывания» и не будет. На сегодняшний день это, пожалуй, самая серьезная с точки зрения интеллектуального потенциала организация.

Медведев возглавляет ее попечительский совет, куда входят также Набиуллина, Рейман, Дворкович, Олег Морозов. Основой института стал Экспертный совет по национальным проектам и созданный в 2003 г. министром связи РИО-центр, который занимался разработкой программы развития информационного общества в России. В феврале 2006 г. главой центра стал Игорь Юргенс, а на должность его заместителя был приглашен Алексей Волин. Именно тогда началась работа над сценариями будущего России, которыми, по замыслу авторов, мог воспользоваться «любой преемник».

Формально ИСР Медведева–Юргенса можно сравнить с ЦСР Путина–Грефа. Но поскольку институт создавался не по приказу президента и работает он не над программой для Медведева, а лишь разрабатывает сценарные планы и возможные пути развития, то говорить об ангажированности пока не приходится. Лучшим доказательством тому служит тот факт, что оценки аналитиков часто довольно критичны по отношению к действиям власти. Так, на одном из первых семинаров эксперты пришли к «неожиданному» выводу, что государственная модель управления при Ельцине была более дееспособной, чем при Путине. И если случится катаклизм, подобный дефолту 1998 г., то власть не сможет его пережить.

Еще один неутешительный вердикт: в стране создана командно- административная модель управления, когда государство жестко определяет правила игры как для бизнеса, так и для обычных граждан. Она не способна быстро реагировать на изменения, которые могут происходить как внутри страны, так и за рубежом, потому что нацелена исключительно на самосохранение. А оно невозможно без закрытости. И чем непрозрачнее административная система, тем более развита в ней коррупция. Сегодня обсуждение стратегии развития России до 2020 г. в экспертном сообществе идет вокруг четырех сценариев: «рантье», «мобилизация», «инерция», «модернизация».

Стратегия «рантье» означает возможность выполнения масштабных социальных программ за счет нефтегазовых доходов. То есть опять та самая «труба», с которой мы никак не можем слезть. Даже при том, что специалисты (в частности, ректор Санкт-Петербургского горного института Владимир Литвиненко) открыто предупреждают: обеспеченность России запасами нефти, добыча которой является рентабельной, составляет максимум 10 лет, запасы газа – 20 лет. Но на чей-то век, может, и хватит.

Стратегия «мобилизации» предусматривает жестко контролируемые и инициируемые государством преобразования в сфере экономики. При этом предпочтение отдается «оборонке». Она – локомотив развития внутри страны и главный поставщик конкурентоспособного товара на внешнем рынке.

Стратегия «инерции» – это по сути то, что делал Путин с 2003 г.: сохранение статус-кво путем политического маневрирования между интересами различных групп. Поскольку интересы госкорпораций и крупного капитала всегда в таком случае преобладают, можно предположить, кому конкретно будет на Руси жить хорошо.

Стратегия «модернизации» предполагает качественное развитие всех секторов экономики при предпочтительном усилении частного сектора. В принципе, это то, о чем говорили с высоких трибун два наших президента. Когда мелкий и средний бизнес процветает, и средний класс растет, как на дрожжах, и продолжительность жизни увеличивается, потому что деньги есть не только у олигархов, и большинство может втягиваться в потребительскую гонку.

Последний вариант, конечно, самый предпочтительный, но именно ему эксперты дают меньше всего шансов на реализацию. Возможно, потому, что, несмотря на все победные реляции власти, Россия относится к числу наименее развитых стран мира. Во многих отраслях производительность труда у нас составляет менее 10% от уровня США. Наш ВВП на душу населения около 28% американского, он в 2,5 – 3 раза меньше, чем у ведущих европейских стран. Сравнивать же политическую культуру, образование и науку вообще невозможно.

Делать ставку на нанотехнологии при такой ситуации чревато неверным выбором средств развития. Надо сначала разобраться: или Россия повторяет «Византийский урок», или она идет на модернизацию. Но у подавляющего числа людей нет мотивации к переменам. У власти такая мотивация появилась, однако главная задача, которую предстоит решить, касается не столько экономики, сколько политики. Как провести модернизацию страны, не скатившись к диктатуре? Должна ли власть заняться теми реформами, от которых отказались восемь лет назад, или нужно дождаться кризиса?

Эти темы еще будут не раз подробно обсуждаться на различных дискуссионных площадках, но уже сейчас эксперты ИСР предупреждают: человеческий капитал, сложившийся в России, таков, что страна просто не в состоянии выполнить сценарий модернизации. Вклад человеческого потенциала в создание общественного богатства в нашей стране составляет примерно 15% – это ниже, чем в беднейших странах мира. К тому же ежегодно численность трудоспособного населения снижается почти на 1 млн. До 2020 г. Россия может потерять 15 млн человек.

Год назад наиболее вероятным вариантом развития ученые считали «инерцию». Но сейчас, после выступлений Путина и Медведева и изучения предлагаемой концепции долгосрочного развития, они приходят к выводу, что в стране готовится вариант «мобилизационной модернизации». Напомним, что такой сценарий нуждается в определенной идеологии и в поиске врагов – внутренних и внешних. Не исключено, что именно эта политическая «необходимость» может стать серьезной причиной идеологической несовместимости внутри властного тандема Путина и Медведева. И тогда один из них вынужден будет уйти в отставку.