Журнальный клуб Интелрос » Политический журнал » №34, 2007
«Меня волновали те, кто пошел в Добровольческую армию с гимназической, со студенческой скамьи»
– Елена, 2008 год – 90-летие разгона Учредительного собрания и одновременно начало Белого движения, сбор сил антибольшевистского сопротивления на Юге России. Романтике этого времени и посвящен ваш роман о Белом движении «Держатель знака»…
– Этот роман вырос из наших с друзьями отроческих игр. Это очень юная вещь, без полутонов, и тем сильная. По-хорошему я тогда из-за нее чудом не села, на дворе стояли 1983–1984 годы.
Наша юность рубежа 1980-х была очень белогвардейской. Еще существовал Советский Союз, и казалось, что вот этот бетон, которым все залито, настолько крепок и настолько неподвижен, что так будет всегда. Мы – поколение внуков тех людей, о которых писала Марина Цветаева: «И в словаре задумчивые внуки за словом долг напишут слово Дон». Как внуки с предначертанной миссией мы выросли белогвардейцами. Мы в это играли, мы старались понять, почувствовать – для чего мы здесь? Мы не пытались понять, что было там, мы это чувствовали. Были еще живы многие пожилые люди, которые помнили то время, и у меня была своего рода игра. Ко мне все эти пожилые дамы относились хорошо, а я про себя думала: но ведь мы же сверстницы. Мы же росли в одинаковых детских, читали одинаковые книги. И то, что вы меня целуете и называете Леночкой, – это потому, что вы узнаете во мне, молодой, свою давнюю ровесницу. В «Держателе знака» меня больше всего волновало поколение моих тогдашних ровесников, и меня волновали те, кто пошел в Добровольческую армию с гимназической, со студенческой скамьи. Кто не успел в мирной жизни стать кем-либо.
– Иные юноши оказывались в рядах участников Белого движения в 12–13 лет.
– Так называемые баклажки. Но я тогда этого не знала. Я думала, что самыми молодыми были мои сверстники. Это прекрасные страницы нашей истории. И группа героев делится на несколько частей. Кадровое офицерство, люди недосягаемого возраста, около 30 лет, видевшие еще германскую, умудренные и седые. И дети, которые оказались в этом кровавом ужасе вопреки всем законам, божеским и человеческим. Сюжетная линия романа связана с продвижением северо-западной армии Юденича – Родзянко на Петроград.
Тогда я еще мало знала о причинах неуспеха этой кампании, в частности, я не знала о подлости и предательстве эстонцев, которые фактически воткнули нам в спину нож.
– Как и другие западные страны. Была бы реальная помощь – красную гидру наверняка удалось бы одолеть. А так белогвардейцы в лаптях ходили. Все армейские склады остались в Москве и Питере. Знаменитые буденовки были взяты красными со складов Русской императорской армии.
– Безусловно. Нас разграбили в тылу. Вагоны с провиантом, с боеприпасами, с личными вещами свободолюбивые эстонцы конфисковывали. И пока мы проливали за них кровь, они в Дерпте сговаривались с большевиками, причем чем мужественнее было наше сопротивление, тем больше земель, золота отторговывали они у большевиков вместе со своей «незалежностью». Но, слава богу, что именно этого я тогда не знала. Ведь главное не в исторически подлых и до сих пор не раскаявшихся эстонцах, а в том, сколь прекрасны были эти люди, которых я нежно люблю.
– А откуда вы брали фактуру? Ведь не секрет, что даже мемуары белых, выходившие в России в 20-е годы, лежали в спецхранах?
– Был самиздат. Хотя я помню, как меня за шиворот вытряхивали из спецхрана, где я переписывала обращение патриарха Тихона. Были старики. Многое было мною взято из частных архивов семейства Альбрехт. Интернета не было, но находить информацию мы умели.
– Один известный кинорежиссер, потомок постельничих Великих князей, призывает всех всем простить и устроить пантеон русской славы, где рядом будут мирно соседствовать Буденный с Врангелем…
– Мое отношение известно. Я твердо уверена в том, что гражданская война не кончилась. И она не кончится до тех пор, пока одна из сторон не победит окончательно. Это не то поле битвы, где возможен какой-либо консенсус. Мы застряли на полпути с этим нашим Петербургом в Ленинградской области (!) или Екатеринбургом в Свердловской, с этой омерзительной мумией, вокруг которой, видите ли, не стоит почетный караул. А мумия все равно лежит на самом главном святом месте.
– И мистически влияет на все, что у нас происходит.
– Думаю, что так. Пока мы не начнем двигаться дальше, никаких новых праздников не привьется, потому что все это искусственно и фальшиво. Должна победить одна идеология – выверенная, четкая и последовательная. И, разумеется, простая чистая логика говорит, что это не должна быть идеология тех, кто рушил наши храмы и убивал наших священников.
– Елена, у вас есть книги, в которых вы пытаетесь вскрыть корни Октябрьского переворота. А предпосылки вы пытаетесь найти в движении декабристов.
– До декабристов я добралась только сейчас. Но еще раньше была тема Вандеи, Французская революция. У меня написана трилогия «Ларец» – «Лилея» – «Декабрь без Рождества». В «Ларце» три очень необычные девочки – дворянка, крестьянка и цыганка – все три 12 лет от роду, путешествуют по России конца XVIII века. В «Лилее» они же – но на 10 лет повзрослевшие – попадают в революционную Францию, в Бретань, где встречаются с очень положительными белогвардейцами-шуанами.
А в «Декабре» уже их дети и младшие братья сражаются с декабристами и защищают престол и Романовых. Третья часть – это роман против декабристов, работу над которым я сейчас заканчиваю. По сути все три книги – моя попытка в беллетристической форме переставить знаки «плюс» и «минус» в истории. Хорошие шуаны – этого даже у французов нет, плохие декабристы – этого нет даже у нас. Когда я начала работу над трилогией, меня поразило, до какой же степени все в истории повторяется. Вплоть до каких-то пустяков, наподобие очередей за хлебом и номеров, которые писали на руках…
Все мои персонажи – это довольно замшелые мракобесы-теократы, как и я сама. И со своей церковной колокольни они смотрят на эти безумные XVIII и XIX века.
Когда читаешь о декабристах, то не устаешь поражаться. Моя племянница была с классом в Русском музее. И экскурсовод сказала, что декабристы были люди святые, все такие верующие, не то что мы, грешники. На это моя племянница расхохоталась. И 12-летняя девочка им сказала, что декабристы были не то что атеисты, но форменные сатанисты.
– И к тому же масоны…
– Да, безусловно. Хотя у меня свое отношение к масонам. Большинство ведь рассматривает масонство как экспансию с Запада, как более раннего «Ленина в пломбированном вагоне». Жили мы прекрасно за занавесом в своей Московии, а потом негодяй Петр I прорубил окно в Европу, и хлынуло масонство. Я так не считаю. Поскольку я европоцентрист, то у меня во всех моих работах проходит убеждение в святости крошечного Христова континента, единственного, на котором Христос стал обеими ногами. И я убеждена, что масонство – это вирус в крови всего континента, который неизбежно должен был попасть и к нам, потому что был болен весь европейский организм.
Изоляционизм не мог продолжаться вечно, не Петр, так Софья с Голицыным все равно открыли бы ворота в Европу, которые были нам абсолютно необходимы, чтобы быть в родственных связях с другими императорскими домами.
Чтобы быть полноправными и сильными членами Священного союза, о котором радели наши императоры.
– Выступление декабристов во многом идейно подготовило катастрофу Октября. Как вы их оцениваете с этой точки зрения?
– Мне иногда страшно, боюсь увязнуть в материале, которого очень много. Хотя с Божьей помощью я как-то вылезла из Французской революции, надеюсь вылезти и здесь. Конечно, взаимосвязь между Французской революцией и декабристами очевидна. Так же, как и взаимосвязь между декабристами и Октябрьским переворотом. Почему я так люблю XVIII век и так много пишу о нем? Да, там были все масоны, это было как членство в партии в застой.
И невзирая на вирус масонства в крови нашей думающей части общества, это было время, когда гражданин еще не противопоставлял себя государству. Прошел некий рубеж, и в XIX веке началось это омерзительное противостояние, приведшее к предательству Государя Императора почти всей думающей частью общества в 1917 году. Все взаимосвязано. Но люди в XVIII веке весь свой ум, все свое рачение направляли на государственную службу. Это было нормально и естественно. Жаль, период был недолгим. Но очень, очень приятным.
– Елена, два года назад вышла ваша «Мечеть Парижской Богоматери», которая сразу вызвала очень большой общественный резонанс. Она прозвучала мрачным предостережением: в близком будущем Евросоюз объявляет ислам государственной религией, собор Парижской Богоматери превращается в мечеть, христиане сосланы в гетто... А что изменилось в вашей жизни с выходом этого романа?
– Мой голос стал слышнее. Он звучит еще не так громко, как мне хотелось бы, но достаточно громко, чтобы меня слышали очень многие. В наше время очень редко имя делает одна книга. И еще реже бывает, чтобы художественное произведение стало бы политическим и общественным событием. Что же касается той стороны, пока еще не истцов, но уже близких к этому – меня их реакция не очень интересует. Я писала для нас, для христиан. Это внутрихристианская книга. Книга о том, что крест может истаять в наших руках и на нашей груди. Когда придет полумесяц или любой другой знак, не являющийся знаком Истины, то виновны в этом будем только мы, христиане.
– А местонахождением Еврабии вместо Парижа не хотелось выбрать Москву, где сегодня, как известно, живет несколько миллионов мусульман?
– Эта книга для всех христиан. Это к вопросу о моем европоцентризме. О том, что мы владеем более истинной, более незамутненной верой, – это другой разговор.
Но когда мы, христиане, отстоим себя от внешнего врага, вот тогда мы будем разбираться во внутренних христианских проблемах. И будем думать о том, насколько Православие более право, чем католицизм. Но сейчас, извините, любой крест свят, потому что скоро не будет ни одного креста.
– А что вас подтолкнуло к написанию этой книги?
– Вы знаете, первотолчка не было, просто эта книга не могла не появиться, потому что она была мне как бы навязана. Я очень люблю понятие «ноосфера», введенное Вернадским. Эта книга витала в ноосфере и искала, кого выбрать, через кого прийти. Если бы попался кто-то другой, то книга, возможно, иначе бы называлась, иначе было бы все подано, но не быть ее не могло.
Она индивидуально моя, но она и не моя. Я помню, как странно она пришла.
Я писала «Лилею», вся была во французской истории, в которой я значительно больше люблю находиться, нежели в современности. И вдруг в мою работу вклинилась эта «Мечеть». И на несколько месяцев совершенно сумасшедшей работы все другое было отложено. Так бывает только тогда, когда какая-то вещь очень хочет прийти. И хватает, берет первый попавшийся ей инструмент, в данном случае вашу покорную слугу.
– А легко ли издатели, «Лепта-Пресс», пошли на публикацию, ведь реакция была предсказуема?
– Вы знаете, пошли. И достаточно легко. Ведь «Лепта-Пресс» – православное издательство.
– Есть ли уже переводы и какие?
– Как ни странно, в России сравнительно с Европой полная свобода слова и демократии. Там довольно жесткая политическая цензура. Так что не знаю, когда книга выйдет во Франции. Она издана в Сербии, в Белграде, и мне очень приятно, что первый перевод был сербский. Почти завершен перевод на норвежский.
«С восстания декабристов началось омерзительное противостояние, приведшее к предательству Государя Императора в 1917 году» |
Нужна была вещь общеевропейская, об общих проблемах, а не только о русских, надо было показать европейцам, что проблемы-то у нас одни и те же.
– В «Мечети» много говорится о католиках-традиционалистах и реформаторском крыле католицизма. Вы хорошо знаете эту проблему?
– Да. Я хорошо знаю представителей традиционного католического мира, совсем не знакома с представителями неокатолического мира и не хочу быть с ними знакома, потому что это профанация католицизма. И спуск по тем ступеням, в то подземелье, которое называется отречением от всех своих духовных ценностей. Может быть, вы знаете, что Католическая церковь извинилась и за Крестовые походы перед мусульманами, и от части святых политкорректно отказалась. Такая Церковь устоять не может. И об этом, в том числе, моя книга.
– Книгу критика назвала сразу же антиутопией. А мне она показалась вполне зримой реальностью.
– Все же это антиутопия. Хотя она опирается на факты, и действительно кажется, что мы почти в этом живем, какая уж тут фантастика! Но ведь не случайно подзаголовок книги – «2048 год». Это же перекличка с Оруэллом. А когда Оруэлл писал свой «1984», то страшное дыхание красного монстра тоталитаризма, который подмял всю Россию, оно тоже слышалось. И то, что он описывал Англию, а не Россию, – это было всего лишь художественной игрой. Проблема-то была очевидна. А то, что он не оказался пророком, ничуть не снижает значения его антиутопии. Дай-то мне Господь не оказаться пророком в той же мере.
– Насколько Россия может оказаться и оказалась уже в подобной ситуации? Ведь новая кавказская война, теракты и т.п. имеют под собой в том числе и религиозную подкладку.
– Меня датские журналисты упрекнули: а почему ж это я пишу книгу для всех, а в России 2048 года у меня все так прекрасно? И Христа-то мы отстояли, и ислам-то у нас не победил, в отличие от наших западных соседей. Я им сказала: «Если бы я писала о сегодняшнем дне, то разговоры о том, что у нас все прекрасно, были бы ложью». Но я пишу о дне завтрашнем. Это мои душевные упования, это всего лишь предмет моей веры. Конечно, мы сидим в той же омерзительной луже, где находятся и другие страны христианского генезиса. Может быть, мы не так глубоко в ней сидим. Во Франции «Мечеть» официально вряд ли скоро выйдет. Сейчас начался профессиональный перевод на французский язык. И мы думаем, что с ним делать. Может, разместим на сайтах, может, сделаем тираж здесь и будем ввозить во Францию. Помните, какие были скандалы, когда требовали убрать христианскую государственную символику?
Они бросают пробные шары и, ссылаясь на толерантность, на политкорректность, внедряют свою идеологию. В Европе наработанный опыт у них уже есть. Еще немного, и такие книги, как «Мечеть Парижской Богоматери», если мы не будем мудры и тверды, не будут выходить и у нас.
– Но у вас же были с ней проблемы и здесь! Судьбу Салмана Рушди повторить не боитесь?
– Я более всего боялась не того, что прибегут какие-то злые дяди с ножами, от этого меня Господь, если сочтет нужным, сохранит. А больше всего я боялась, что эту книгу удастся замолчать. Но это не удалось. Конечно, о ней говорят значительно меньше, чем того требует ее актуальность, но тем не менее она уже заняла свое определенное место, и с этого места ее не сдвинешь. А когда уже она пойдет на Запад и потом вернется к нам сюда, то не с Еленой Чудиновой, не с книгой как таковой, а с поднятыми ею проблемами придется считаться.
В этом у меня никаких сомнений нет.
Беседовал Евгений ДАНИЛОВ
ДОСЬЕ
Елена ЧУДИНОВА родилась в Москве в 1959 г. в семье известных палеонтологов П.К. Чудинова и И.И. Чудиновой. В патриотическом лагере Чудинова – единственная заметная фигура, противостоящая на теоретическом уровне евразийцам и изоляционистам. Самая знаменитая книга – бестселлер «Мечеть Парижской Богоматери», недавно вышедшая в Белграде на сербском языке, готовятся также издания на норвежском, английском и французском языках. Последовательная антикоммунистка. Ее юношеский роман-трилогия «Держатель Знака» посвящен белым героям Гражданской войны. В конце 2006 г. увидела свет книга Чудиновой «Лилея», посвященная уже не русским, а французским белогвардейцам–шуанам. Сейчас она заканчивает новую книгу, посвященную нетрадиционной оценке роли декабристов в русской истории.