Журнальный клуб Интелрос » Pro et Contra » №1-2, 2014
«В странах исхода уехавшие считаются либо предателями нации, либо жертвами, либо добытчиками дохода. В странах прихода их рассматривают как несущих угрозу чужаков или опять же жертв. Акцент, часто культурный и расовый, на том, что они уехали или приехали, становится важнее, чем социальная суть движения. Но в действительности мобильность носит классовый характер. Специфика состоит лишь в том, что система, в которой происходит классовое взаимодействие, имеет наднациональный масштаб».
Перемещение большого количества людей из Центральной Азии в Россию стало неожиданностью для экспертов и политиков. Я помню еще советские дискуссии 1980-х годов о том, почему жители «южных республик» неохотно выезжают за пределы своего региона. Невысокая, даже по советским меркам, тяга узбеков, таджиков и киргизов к добровольной мобильности была объявлена их врожденной и неисправимой культурной привязанностью к семье, общине и жаркому климату. Однако все эти объяснения оказались опровергнуты спустя всего лишь пару десятилетий, когда миллионы выходцев из региона вдруг оказались в российских городах. Современная дискуссия о движении из Центральной Азии в Россию разворачивается в основном вокруг темы, хорошо ли это и нужно ли — или плохо и не нужно. Чрезмерная политизация этих обсуждений не позволяет в достаточной мере отстраниться от идеологических предпочтений и взглянуть на происходящее в более широкой временной и пространственной перспективе. Поэтому в данной статье я хочу выполнить простую задачу — поместить наблюдаемые процессы в некоторую историческую последовательность, увидеть их этапы, классифицировать обстоятельства и создаваемые ими практики и идентичности.