Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Pro et Contra » №4-5, 2012

Борис Макаренко
Рамки развития политической системы

Прогнозировать российскую политику на основе опыта сравнительной политологии — все равно что «измерять общим аршином» ее «особенную стать», против чего предостерегал еще Фёдор Тютчев. «Особенная стать» России обычно связана с определением страны как «застрявшей в транзите» или «находящейся на распутье». То есть причины неопределенности вектора развития — не в сегодняшнем дне, а во всей парадигме происходившего в стране после падения коммунистического режима. Методом «от противного» — анализируя принятые политические решения и выбранные пути, которые отличаются от путей и решений в других странах, находящихся на сопоставимой стадии развития, — можно сформулировать особенности политического развития России.

 

Рамки для такого анализа появляются после третьей волны демократизации и включения опыта посткоммунистического пространства в сравнительно-политологическое знание о политических системах и их эволюции. Транзиты посткоммунистических стран существенно отличаются от классических моделей. В общепризнанном «тройном переходе» этих стран (от тоталитаризма, от командно-плановой экономики, от статуса провинций коммунистической империи) главная специфическая черта — полностью нерыночная экономика на старте транзита, поскольку во всех остальных транзитах рынок в каком-то виде присутствовал. К концу 1980-х годов прошлого века в этих обществах уже были решены (хотя и в разной степени) начальные проблемы классической модернизации — перехода от аграрного общества к индустриальному, повышения уровня урбанизации и образованности. Вместе с тем в них полностью отсутствовали институты как экономической, так и политической конкуренции. Важнейшее следствие из этой посылки — существенно бóльшая роль субъективных, процедурных факторов (agency) политического развития в сравнении с объективными, структурными (structure). Если последние относительно благоприятны (как было в посткоммунистических странах, хотя в разной степени и не без исключений), сценарий развития зависит от того, как ведут себя политические элиты и общество. Это означает, что удачи и неудачи развития на старте не очевидны.

 

«Европейский вектор», последовательно реализуемый политическими элитами при поддержке общества, помогал странам Центральной и Юго-Восточной Европы преодолевать слабость структурных предпосылок, таких как более низкий уровень развития (в Юго-Восточной Европе, Молдове и Монголии) или последствия этнических конфликтов и даже гражданских войн (республики бывшей Югославии). По всем общепризнанным рейтингам и иным критериям (например, членству в Евросоюзе), большинство этих стран сегодня считаются как минимум электоральными демократиями — что, правда, не отменяет справедливого скепсиса относительно качества этих демократий и их отдельных попятных движений.

 

Там, где акторы сознательно «мастерили демократию», сознательным был и выбор моделей политической и избирательной системы. Все 16 государств к западу от границ СССР 1939 года установили парламентский (7 казусов) или премьер-президентский (9 казусов) строй; пропорциональную (12 казусов) или смешанную (4 казуса) избирательную систему. В полном соответствии с постулатами сравнительной политологии, такие институты ограничивали авторитарные тенденции, создавали механизмы урегулирования конфликтов, способствовали формированию партийных систем и политического класса, в конечном счете — консолидации демократии. Да и в тех государствах СНГ, чей режим ближе к электоральной демократии, чем к авторитаризму (Молдова, Украина, Киргизия), государственный строй неоднократно менялся, но ни разу не принимал форму абсолютно доминирующей президентской власти. В этом анализе важно установить направление причинно-следственной связи: и выбор государственного строя, и следование диктуемым им «правилам игры» — это либо следствие политической воли к демократизации, либо (как в случаях упомянутых стран СНГ) вынужденное признание политической элитой необходимости раздела власти и выбора модели, которая позволяет такой раздел осуществить. Не будем подробно останавливаться на опыте центральноазиатских стран: там задачи создания национального государства в сочетании с менее благоприятными структурными предпосылками повернули вектор политического развития в сторону почти классического авторитаризма разной степени жесткости. Было бы интересно оценить, почему Казахстан оказался менее плюралистичным, чем Киргизия (очевидно, главный фактор — описанное ниже «ресурсное проклятье»), хотя объективные предпосылки, казалось, предполагали обратное. Не менее интересен для анализа казус Беларуси, где — скорее вопреки объективным условиям — рыночные реформы минимальны, а политический режим авторитарен. Отметим, что во всех этих случаях избрана чисто президентская или президентско-парламентская (при слабых или очень слабых парламентах) модель и часто применяется мажоритарная модель выборов; здесь элиты избирают государственное устройство, максимально укрепляющее президентскую власть. Что касается Киргизии, то после двух государственных переворотов она, напротив, пошла на создание премьер-президентского устройства. …



Другие статьи автора: Макаренко Борис

Архив журнала
№3-4, 2014№1-2, 2014№5, 2013№6, 2013№3-4, 2013№1-2, 2013№6, 2013№4-5, 2012Специальный выпуск. 2012№3, 2012№1-2, 2012№5, 2011№3-4, 2011№1-2, 2011№4-5, 2010№3, 2010№1-2, 2010№5-6, 2009№3, 2007
Поддержите нас
Журналы клуба