В полузабытой пьесе Шекспира Король Иоанн (III, 4 строка 108)2, переводе Одиссеи, выполненном Уильямом Брумом в восемнадцатом веке (XII.538)3, а также в названии первого опубликованного сборника рассказов Натаниела Готорна, эта фраза («история, рассказанная дважды») обозначает нечто скучное. Напротив, для тех из нас, кто изучает религию, дважды рассказанное или дважды исполненное понимается как важнейшая характеристика ключевых элементов религии: мифа и ритуала. Сам факт повторения указывает на значимость. Мы даже претендуем на большее. Согласно определению Джейн Харрисон, миф (или ритуал) - это «повторенная репрезентация»4, удваивающая рассказанное дважды или исполненное дважды. Формулировка Харрисон напоминает нам о природе нашей науки. Как и в науках о человеке в целом, в религиоведении небольшой префикс «ре-», возможно, является качественным определением нашей работы. Этот префикс свидетельствует, что мы понимаем вторичный характер нашей работы и социальную природу объектов нашего исследования. Мы вос-производим эти повторяемые, существующие в культурах, ре-презентации, которые и составляют предмет нашего исследования. Я говорю об этом в начале статьи, дабы сделать очевидным допущение, которое ляжет в основание моих наблюдений. Историю «истории религий» не следует понимать как освобождение от гегемонии теологии - нашей бледной версии обтрепанной легенды о происхождении науки, совершившемся в Афинах V в. д.н.э. или в Европе XVI столетия, легенды, которая описывает науку, сбрасывающую оковы господствующего религиозного мировоззрения