Евразийство, начало которому положил в 1921 г. в Софии сборник «Исход к Востоку», распространялось вширь, находя сторонников в среде русской эмиграции, рассеянной по многим городам Европы и даже за её пределами (группа евразийцев сложилась, например, в Харбине). Бывало, что на семинарах, организованных евразийцами, присутствовали сотни участников. Все же суть этого общественного движения определяла сравнительно небольшая группа лиц. Они совмещали философский подход к действительности с конкретным исследованием её; философия у них дополнялась другими профессиями. Так, П.Н. Савицкий являлся также экономистом и географом, Л.П. Карсавин – историком, С.Н. Трубецкой – лингвистом… Широкий спектр знаний позволял евразийцам-теоретикам осветить образовавшуюся в 20-30-х гг. ХХ столетия обстановку с разных сторон, оценить её, дать прогноз будущего.

Способствовал этому и способ их мышления. В евразийстве практиковались не только индивидуальные, но и групповые, скоординированные выступления, декларации, публиковавшиеся анонимно, как документы движения, выработанные совместно. Евразийцы опирались на труды предшественников, ориентировавшихся, как они сами, на самобытность страны.

Евразийство представляло левый фланг русской эмиграции и даже претендовало одно время на то, чтобы заменить собой марксизм. Вышло иначе: евразийство само испытало его воздействие. Критики его из кругов русской эмиграции стали находить, что кое в чём оно «повторяет марксизм». Евразийцы признают, что из всех мыслителей Запада К. Маркс является для них «самым близким». Воспринимавшие на первых порах В.И. Ленина как фанатика, они говорили позже о его гениальности.

Подлинным же антиподом своим, евразийство считало широко трактуемое западничество с его «слепым европоклонством», восприятием чуждых идеалов и образцов. Россия, по мнению евразийцев, дважды уже подпадало под иго, навязанное ей извне, – сначала это было монгольское, а затем романо-германское, европейское. Последнее для судеб страны, её культуры, оказалась вредоносней, чем первое. Только теперь, считали евразийцы, Россия избавляется от него – в своём обновлённом виде, «в виде СССР». И ей не мешает остерегаться того, чтобы не оказаться под прежним игом.

В евразийстве ставился вопрос о том, что представляет собой современный Запад и обращалось внимание на то, что «лицемерное исповедание» благородных принципов является здесь всего лишь прикрытием для «эксплуататорского капитализма», что тот строй, который прославляют либералы, переживает стадию «обветшания и разложения». Он породнён с плутократией – властью богачей. Свобода производства, науки, искусства в западном мире – мнимая, кажущаяся.

Октябрьскую революцию евразийство принимало как историческое явление, с которым не считаться невозможно. Ею начат исторический процесс, глубокий и существенный. Она кладёт грань между прошлым и будущим.

Евразийцы предостерегали от попыток вернуть Россию на тот путь, которым следовала она до 1917 г., и критически воспринимали представления западничества о помощи, которую в этом деле окажут западные державы. Да, вмешательство Запада при этом вполне вероятно, соглашались евразийцы, но оно не будет бескорыстным, и те, кто воспользуется им, расплатятся за это интересами страны.

Н.С. Трубецкой, организатор евразийского движения, его идеолог, лидер, писал о том, что исторические события нового времени смыли «белила и румяна» с западных стран и последние обнаружили перед всеми свой настоящий лик – лик жадно лязгающего зубами «хищного зверя». Он-то и является «реальным политиком», для которого Россия – территория, имеющая полезные ископаемые, а её население, туземцы, – рабочая сила. Можно ли представить себе, что выполнив свою миссию по водворению прошлого, эти страны отвесят поклон и отойдут в сторону? Делать своё дело будут они, разумеется, не из филантропических побуждений. Они смотрят на Россию как на возможную колонию и постараются заполучить её в свои руки. Реставрация прошлого будет сопровождаться утратой былой самостоятельности.

Откуда же возьмутся кадры, готовые обслуживать это новое иго? С.Н. Трубецкой давал ответ и на этот вопрос. Кадры поставит всё та же часть русской интеллигенции, которая «раболепно» преклоняется перед Западом, мечтает о том, чтобы Россия, для них –отсталая страна, уподобилась ему. В «освобождённой» России не будет оскудевать власть, с виду настоящая русская, фактически – проводник иных влияний. Кому «может улыбнуться» попадание в такую власть? Честолюбцам, стремящимся во власть, какова бы она не была. Тем, кто желает обеспечить личное благополучие, поживиться, не взирая на собственный позор и упадок родины. Могут оказаться во власти и те, кто хоть чем-то захочет послужить своему народу. Впрочем, деятельность их вряд ли будет продуктивна, скорее всего обречена она «на полную неудачу».

Предсказывая негативные последствия для России возможной реставрации, её несоответствие русским интересам, евразийцы считали, что она, как и всякая реставрация вообще, способна явиться в истории всё же лишь случайным и временным эпизодом.